Вечером, когда все волнения улеглись и увеличенная до нормальных человеческих размеров рабыня Заури уже забыла о том, что ее кости не выдержат и треснут под тяжестью тела, а котенок Мордашкин, которого, ко всеобщей радости, бабушка Лукреция оживила, резвился на поляне, все сидели за столом на веранде и пили чай.
Алисе казалось, что она пробыла в лилипутском облике много дней, а чай в последний раз пила чуть ли не в прошлом году. Что же касается Заури, то ей сначала чай не понравился, и только после того как Пашка щедрой рукой всыпал ей в чашку семь ложек сахара, она признала, что чай – вполне сносный напиток, хоть и уступает марасанге, которую пьют на сиенде господина Панченги Мулити.
Спорить с ней никто не стал.
– Какая ты хорошенькая, – сказала бабушка Лукреция, любуясь рабыней Заури. И в самом деле – вымывшись и переодевшись из платья в Алисины брюки и Аркашину гавайскую рубашку, Заури оказалась настоящей красавицей. Лицо у нее было смуглым, глаза темно-карими, волосы иссиня-черными, блестящими и тяжелыми – казалось, что их потоки оттягивают голову назад, и шее трудно удерживать такой груз.
– Мне говорили об этом, – вежливо ответила Заури. – А на корабле капитан сказал, что готов на мне жениться.
– Еще чего не хватало! – воскликнул Пашка. – Сколько же тебе, прости, лет?
– Откуда мне знать? – удивилась Заури. – Мне никто об этом не рассказывал.
– А ты в школу ходила? – спросил Пашка.
– Конечно, ходила, – ответила девушка. – Всю зиму ходила.
– А ты хоть знаешь, как твоя планета называется?
– Я не знаю, как называется вся планета, – сказала Заури, – но наша сиенда называется "Розовые Водопады".
– И там есть розовые водопады? – спросил Пашка.
– Конечно, – удивилась девушка. – Три розовых водопада. И один красный.
– Почему?
– Потому что в них падает кровь с неба.
– Ничего себе, спасли на свою голову! – возмутился Пашка. – Это же совершенно темное существо.
И тут-то Заури ударилась в рев. Она рыдала минут пятнадцать, и никто не мог ее остановить и утешить. Сквозь потоки слез она говорила, что теперь ей уже никогда не найти своей сиенды, что ее превратили в урода и что ей теперь не отыскать себе мужа, потому что все настоящие мужчины стали меньше ее мизинца. А она попала к грубым и невежественным людям, которые не знают даже, что такое Розовые Водопады и сиенда господина Панченги.
– Хватит! – не выдержал наконец Пашка. – Сейчас я сам разревусь.
– А почему? – спросила Заури и тут же перестала рыдать.
– Не выношу женских слез.
– Тебе меня жалко?
– Конечно, жалко!
– Тогда я не буду плакать, потому что ты мне понравился с первого взгляда.
– А вот это лишнее! – вмешалась Алиса, которой слова рабыни совсем не понравились.
– Он тебе самой нравится, – сказала рабыня.
Алиса встала из-за стола и спустилась в сад.
– Алиска, не обращай внимания! – крикнул вслед Пашка.
А симферопольская бабушка заметила:
– Пускай Алиса погуляет, каждому человеку иногда хочется побыть одному.
"Спасибо тебе, бабуля, – сказала про себя Алиса. – Хоть ты и немолодая, но что-то еще в жизни понимаешь".
Алиса обошла кабину. Лес погрузился в сумерки, и небо стало бесцветным и бездонным. Заквакала лягушка в прудике. Алиса вдруг улыбнулась – ничего себе соседство было у Аркаши! Взрослая лягушка человечка одной левой с ног собьет!
Алисе было слышно, о чем шел разговор на веранде.
– А почему ты оказалась на том корабле? – спросила симферопольская бабушка.
Алиса остановилась у сосны и обернулась – отсюда было видно, как висевшая над столом лампа освещает лица и отражается в начищенном боку самовара.
– Потому что меня захватили, – ответила Заури.
– А давно?
– Может быть, давно, – сказала девушка.
Она поднялась из-за стола и спросила Пашку:
– Можно я возьму такой круглый фрукт?
Она показала на вазу с яблоками, что стояла на столе.
– Зачем? – спросил Аркаша.
– Мне надо тренироваться, – сказала девушка. – А то господин цирковой хозяин меня не возьмет.
– Сплошные тайны и недомолвки, – проворчал Пашка. – Вместо благодарности.
– Я тебя, Паша, не понимаю, – возразила Заури. – Разве я не благодарна всем вам и особенно тебе? Я очень благодарна. Я сказала спасибо! Но это было раньше. А теперь уже другая жизнь. Я не могу всю жизнь ходить за тобой и говорить: "Спасибо, Пашенька, спасибо, спаситель, спасибо, спаси меня снова!"
Девушка взяла из вазы четыре яблока и, отойдя от стола, начала их подкидывать в воздух. Это у нее получалось очень ловко.
– Осторожнее, – предупредил Аркаша, – чашки разобьешь.
– Я не уроню, – ответила Заури. И сделала несколько шагов к перилам веранды, не переставая подкидывать яблоки.
Алиса обратила внимание на то, как бабушка внимательно смотрит на Заури.
– Кто тебя учил? – спросила она наконец.
Заури, не прекращая жонглировать, сделала сальто назад.
– Оп-ляля! – воскликнула бабушка.
Еще сальто – Заури чудом не ударилась ногами о косяк двери, собралась в комочек, подлетела к самому потолку, и что удивительно, не уронила при том ни одного яблока. Под потолком распрямилась ласточкой и через мгновение уже сидела на перилах веранды, нога на ногу, и, как ни в чем не бывало, продолжала жонглировать яблоками.
Аркаша и Пашка захлопали в ладоши.
– Ты гений, Заури! – закричал Пашка. – Тебе в цирке выступать надо!
– Рано ей еще выступать, – ответила за рабыню симферопольская бабушка.
– Конечно, рано, – согласилась Заури.
– Садись за стол, – сказала бабушка, – положи яблоки на место и постарайся вспомнить.
– Я ничего не помню!
– Каждый человек что-то помнит. Где ты раньше жила?
Заури вернулась к столу, положила яблоки в вазу.
– Я жила на сиенде, – сказала она. – Наша сиенда лежит на берегу реки Врог в провинции Альела на нашей планете.
– На какой?
– Я не знаю, как вы ее называете, но у нас на сиенде ее никак не называли. Зачем называть свой дом домом?
– А что такое сиенда?
– Сиенда – это место, где живут, где сеют зерно и сажают деревья.
– Как здесь? – Аркаша обвел рукой вокруг себя.
– Нет, что ты! Сиенда – это очень большое место. Там живет тысяча человек, может, даже больше.
– А кто там начальник? – спросил Пашка.
– Как так начальник?
– Кто говорит – что делать, куда везти, куда ставить…
– Господин Панченга Мулити, кто же еще? – удивилась девушка. – Он и говорит, он награждает и наказывает.
– И твои родители тоже там живут?
– Не надо меня расстраивать, – Заури шмыгнула носом. – Я никогда не видела ни мамы, ни папы!
– Они умерли?
– Я не знаю, что с ними случилось. И нет ни одного человека, который захотел бы сказать мне правду! Сколько я себя помню – я всегда только презренная рабыня. Меня можно обидеть, избить, продать и даже убить.
– Так не бывает! – возмутился Пашка.
– Все бывает в нашей Галактике, – возразила бабушка. – Галактика большая, разные люди, разные обычаи…
– Неужели тебе никто не сказал, откуда ты появилась на этой самой сиенде? – спросила Алиса, подходя к веранде.
– А там много таких, как я. Нас так и зовут – найденыши. Только неизвестно, где нас нашли, кто нашел. Мне кажется, что я иногда вижу маму во сне. Но лица ее никак не могу разобрать.
– И больше ничего? – спросил Аркаша.
– Я помню, как ходила в поле собирать колоски, как пропалывала курпицу, как собирала ягоды выри, я помню, как стирала и гладила. Но все это – уже на сиенде.
– А почему ты не спросила у взрослых?
– У каких взрослых? – печально улыбнулась Заури.
– Ну там же есть воспитатели, учителя, врачи…
– Зачем воспитатели и врачи рабам? Если раб умрет, на его место придет другой. Вот и все.
– Позор! – произнес Пашка.
– А я к этому привыкла, – сказала Заури. – Я и не знаю другой жизни. Когда я была поменьше, я иногда спрашивала у надсмотрщика: "Кто я такая? Откуда я? Где мои отец и мать?"
– А он?
– А он бил меня за это. Такие вопросы задавать нельзя.
– И больше спросить было не у кого?
– Мы жили в большом доме, где была одна комната. В этой комнате стояло сто кроватей. Мы все там были одинаковыми – никто из нас не знал своих родителей. И мы были уверены, что родились в этой самой комнате. Там у нас был уголок для самых маленьких. Иногда утром мы просыпались, а на свободной кровати лежит новенький малыш. Мы думали, что он появился, пока мы спали.
– Странно, – сказал Пашка. – В наши дни в цивилизованном обществе этого не бывает.
– А кто тебе сказал, что она жила в цивилизованном обществе? спросил Аркаша.
– Погодите, мальчики, – сказала Алиса. – Не мешайте Заури рассказывать. Ведь интересно!
– Я не знаю, что рассказывать. Я же другой жизни не знала, для меня это все было обыкновенно…
– Тогда рассказывай по порядку. Какой был у тебя день. Кто вас кормил, кто вас будил, как вы ели, что делали потом, – сказала бабушка.
– Будили нас колоколом, – сказала Заури. – Колокол начал бить скорей выскакивай. И беги мыться. Потому что умывальников мало, а умыться надо всем. Не успел первым к умывальнику, можешь остаться без завтрака. Утренний суп и кашу принесут, а потом унесут. Кто опоздал, тот голодный.
– Я бы лучше не мылся, – сказал Пашка.
– А госпожа Чистоль придет? Она у всех руки проверяет и ногти. У кого грязные – десять плетей, не хочешь? Настоящие плетки, не игрушечные.
– Что? Вас били? – сказал Пашка. – Детей били?
– И правильно делали, – сказала рабыня. – Если нас не бить, мы распустимся, вообще ничего делать не будем. Я это знаю. Человек только из-под палки и работает.
– А ты здесь яблоками жонглировала, – спросила Алиса, – тоже из-под палки?
– Если не тренироваться, – рассудительно сказала девушка, – то разучишься. А разучишься, никому не будешь нужна. Вот тебя и отправят в подземелье горную пряжу чесать. Там ты от кашля и помрешь. Там все помирают.
– Темная сила! – сказал Пашка. – Откуда только тебя привезли!
– Погоди, Пашка, не мешай человеку, – сказала Алиса.
– Я могу и не рассказывать, – заявила девушка. – Чего я буду рассказывать, все равно твой Паша не верит.
– Рассказывай, – смилостивился Пашка. – Только коротко и правдиво.
– А я по-другому и не умею.
Девушка хлопнула себя по щеке – убила комара. Потянулась, зевнула, прикрыв рот ладошкой – видно, хотела спать, но не могла признаться в этом, потому что остальным было интересно слушать ее рассказ.
– Потом нас всех, – продолжала Заури, – и сытых и голодных, гнали на работу. До обеда. Кого в поле, кого в мастерские – каждому работа найдется, даже самому немощному, даже самому маленькому.
– А какая работа?
– Обыкновенная. Тростник резать, грядки перекапывать, вредителей по листьям собирать, мешки с удобрениями носить – мало ли работы в поле?
– И за вами взрослые смотрели?
– Не дети же! – Заури даже рассмеялась. – Потом, как пообедали, кто обратно на работу, а кто в школу. Я в школу ходила, я умная, потому и живая, а которые глупые и в школу не ходили, они обязательно помирали – от усталости. А я в школу ходила, вот теперь считать умею и немного читаю.
– Значит, ты в школе училась читать и писать?
– Я в школе много чему училась, – сказала девушка. – В школе человека на все пробуют – вдруг в нем выгодная способность отыщется, и тогда его можно будет дорого продать. Нас и считать учили, и рисовать, и бегать, и прыгать – все пробовали.
– А ты хотела отличиться? – спросила бабушка.
– Конечно. Я хотела, чтобы меня продали.
– Зачем? – удивился Пашка. – Ведь это унизительно!
– А ты хотел, чтобы я на всю жизнь осталась на сиенде, чтобы каждый день до самой смерти гнула спину над грядками и рассадой? Чтобы меня бил кнутом надсмотрщик? У нас, у рабов, одна надежда – чтобы тебя выгодно продали. На другую планету. А я мечтала еще, что попаду в другой мир, что стану сама богатая и куплю билет на звездный корабль, буду на нем летать от планеты к планете и буду искать моих папу и маму. Они, наверное, и не знают, что я живая. Они, наверное, думают, что я давно уже умерла… – и Заури снова зарыдала.
Все ждали, пока она успокоится. "И это странно, – подумала Алиса. Такого быть не может! Сидит на веранде Аркашиной дачи девушка, очень красивая, худенькая, черноволосая и плачет, потому что она – рабыня и даже не знает, есть ли у нее родители".
– А как получилось, что ты стала жонглировать? – спросила бабушка Лукреция.
– Очень просто, – сказала Заури. – Мы проходили спортивные испытания. Прыгали, бегали, подтягивались, кидали разные предметы. Господин наставник развития тела приказал мне гнуться и прыгать. А потом дал шарики кидать. И потом говорит: "Очень интересно, в этой паршивке что-то есть". Он доложил моей комнатной госпоже, а комнатная госпожа самому Панченге Мулити, господину хозяину сиенды.
– А потом?
– Давайте перенесем разговор на завтра, – сказала симферопольская бабушка. – Уже совсем поздно, а у вас был такой длинный и трудный день.
– Нет, бабушка, пожалуйста! – взмолилась Алиса. – Еще совсем немножко осталось. А завтра некогда будет.
Бабушка развела руками.
– Давай, рассказывай! – велел Пашка рабыне.
– Мне сразу лучше стало жить, – сказала девушка. Она даже закрыла глаза, так ей приятно было вспоминать те дни, что последовали за открытием ее таланта. – Меня стали кормить лучше других. Мне мясо стали давать и сахар, представляете?
– Представляю, – сказал Пашка.
– От сахара только вред один, – сказал Аркаша. – Многие врачи советуют не есть сахара.
– Плохие врачи, – сказала Заури. – Вы их не слушайте.
– Значит, тебя отделили от остальных детей? – спросила бабушка.
– Да. Так всегда делают. Если видят, что рабыня выгодная, что ее можно будет хорошо продать, ее обязательно отделяют.
– А куда можно человека продать? – спросил Аркаша.
– У нас на планете много желающих. И даже с других планет на сиенду приезжали. Мало ли кому люди нужны.
– Сумасшедший дом, – сказал Пашка. – Сколько живу, столько удивляюсь и возмущаюсь. Человечество уже освоило половину Вселенной, наука ушла так далеко, что не видит собственного хвоста. А где-то в уголках таятся дикие нравы, рабские планеты и какие-то страшные разбойники. Нет, я решил твердо – иду в Патрульное училище! Буду патрульным разведчиком! Посвящу жизнь борьбе со всякими подонками и мучителями.
– А пока лучше кончи школу, – сказала Алиса. – Светлана очень тобой недовольна. И знаешь почему?
– И знать не хочу. В конце концов не все ли равно, где ставить запятые. Я их совсем скоро отменю – и людям удобнее, и учителям.
– Кто же тебя учил, девочка? – спросила симферопольская бабушка у рабыни.
– Сначала наставник с нашей сиенды, а потом господин Панченга Мулити призвал из города наставника Трибуци. Он меня учил. И еще меня стали учить космолингве.
– Расскажи, пожалуйста, подробнее, – попросила симферопольская бабушка, – чему же тебя учил наставник из города?
– Как чему? Все тому же. Он учил меня кидать круглые вещи – яблоки, шары, а потом палки, булавы и даже горящие факелы. Три, четыре и так далее. Я могу кидать девять яблок – только небольших.
Все смотрела на бабушку и ждали, что она еще скажет. Но бабушка ничего больше не сказала. Она сидела за столом и смотрела перед собой, глубоко задумавшись.
– Досказывать? – спросила, наконец, Заури.
– Расскажи, как ты попала на тот корабль, – попросил Аркаша.
– Господин наставник из города не заставлял меня работать в поле и бил меня очень редко, только когда я теряла предметы, которыми жонглировала. Хороший наставник.
– Ничего себе хороший, – проворчал Пашка. – Дай срок, я до него доберусь!
– Нет, хороший! Ты не знаешь, какие бывают плохие, – сказала Заури. Он меня все учил и учил. А потом позвал к себе, а там стоит совсем незнакомый господин. Такой странный господин, что я даже сначала испугалась. У него очень черные и густые брови, глаза светлые-светлые, а нос…
– А нос вот такой! – неожиданно вмешалась бабушка и показала двумя загнутыми пальцами, какой горбатый нос у того человека.
– Ты что-то знаешь, бабушка? – спросила Алиса.
– Нет, только подозреваю, – ответила та.
– Господин показался мне страшным, – продолжала Заури. – Он велел показать, что я умею делать. Я очень старалась и от страха уронила одну булаву. Мой наставник хотел меня побить, а тот, с черными бровями и сломанным носом, приказал меня не трогать. И вообще пальцем до меня не дотронулся. Он сказал, что я ему подхожу. И улетел к себе. А мне дал конфету, честное слово! Я до сих пор фантик храню…
Девушка провела пальцами по груди, но тут вспомнила, что она уже совсем не та, что была вчера, и если ее фантик и сохранился, то в тех лохмотьях, которые она оставила у кабины.
Заури сразу опечалилась. Алиса сказала:
– Ничего страшного. Завтра утром ты найдешь свое бывшее платье, оно никому не нужно и лежит возле кабины. И возьмешь оттуда свой фантик. Если, конечно, найдешь его.
– А почему не найду?
– Потому что он очень маленький.
Заури вздохнула, видно, ей в самом деле жалко было фантик. Потом она закончила свой рассказ:
– Господин Панченга Мулити долго разговаривал с наставником, потом мой хозяин сказал, что меня посылают учиться в Галактическое цирковое училище. Чтобы я вела себя там хорошо и слушалась господина начальника. Потому что он вложил большие деньги в мое образование и надеется, что я верну ему этот долг. Я ему была так благодарна… я поцеловала его сапог…
– Что? – грозно возопил Пашка.
– Так полагается, – сказала Заури, – в этом нет ничего особенного. Другие рабыни, постарше, еще больше делают… Мне дали провожатых до космодрома, там посадили на лайнер, и я летела и летела… Это было очень интересно. Вы не представляете, что такое космический лайнер!
– Представляем, – сказал Пашка.
– Тогда тем более – вы понимаете. Меня кормили три раза в день. Так не бывает!
– Да, так не бывает, – согласился Пашка, который решил больше с этой девушкой не спорить.
– Мы летели и вдруг – звон! Что-то гремит, а капитан корабля велит всем оставаться в каютах, потому что на нас напали! Мы все испугались и попрятались по кабинам. А потом было совсем страшно, потому что какие-то чужие люди с пистолетами врывались в кабины, вытаскивали нас, обыскивали и все отнимали. А если кто-то сопротивлялся, они убивали его. Я сама видела!
– Может, не надо рассказывать, ты так волнуешься, деточка, – сказала бабушка.
– Нет, я расскажу. Мне лучше рассказать, чтобы вы тоже все знали. …Они многих убили, и там была кровь… А тех, кто остался живой, собрали в кают-компании – это такая столовая на корабле – и сказали, что мы теперь будем рабами. Все возмутились и плакали и просили этого не делать. Только я не просила, потому что для меня в том не было ничего удивительного. Я и без того всю жизнь была рабыней. Только жалко было" что я не попаду в цирковое училище.
Заури замолчала.
Все остальное тоже молчали. Через минуту, наверное, Алиса спросила:
– А что было дальше?
– Ничего, – сказала Заури. Она даже удивилась такому вопросу.
– Как так ничего?
– Я снова стала рабыней. Только не на сиенде, а на корабле, – сказала девушка. – Я мыла посуду, подметала пол, делала всякую неприятную работу. Только я не переживала и не сердилась. Я знала, что нужно терпеть. И если долго терпишь, будет лучше. А другие не умели терпеть. И тогда эти люди, которых вы называете бандитами, их наказывали – они их убивали, а некоторые сами умирали или убивались. И потом нас почти не осталось…
– И долго же вы так летели? – спросил Аркаша.
– Я не знаю, – сказала Заури. – Только могу сказать, что прошло много дней.
– Да, прошло много дней, – согласилась бабушка, глядя с печалью на Заури. – Мне нужно вас покинуть, – вдруг сказала она. – Мне надо срочно выяснить некоторые необъяснимые вещи, разрешить непонятные загадки. Как только я чего-нибудь пойму, я сразу же вам сообщу.
– Тебя проводить до стоянки флаеров? – спросила Алиса.
– Нет, – сказала бабушка, – не надо меня провожать. Я же не просто бабушка, а бывшая дрессировщица.
– Нет, я провожу, – сказал Пашка и стал подниматься из-за стола. Но пока он поднимался, Лукреция Ивановна исчезла, растворилась в воздухе.
– Не знаю, как вы, – сказал тогда Пашка, – но я немного посплю. Минут шестьсот. У меня выдался трудный день.
Все согласились, что уже пора спать. Алиса с Заури легли наверху, на диване, а мальчики внизу. Одеял не хватило, было прохладно. Девочки обнялись и накрылись одним одеялом.
Алисе не спалось – уж очень удивительным и волнующим оказался прошедший день.
И тут она услышала внизу на веранде чьи-то шаги. Она сразу узнала по шагам Аркашу.
Алиса спросила тихо:
– Аркаш, ты чего не спишь?
– Я думаю о великом открытии в истории Галактики.
Алиса ответила не сразу. Потом сказала:
– Я тебя понимаю. Это в самом деле великое открытие.
– Какое еще открытие? – услышали они сонный голос Пашки.
– А такое, что в Галактике есть две цивилизации – одна в пятьдесят раз меньше другой, и каждая из них населяет целые планеты, летает на космических кораблях и живут они бок о бок. Но до сегодняшнего дня – и это самое невероятное – они даже не подозревали о существовании друг дружки.