Мысли мои вернулись к нашей последней встрече, когда он помог мне бежать из моей камеры на Кабру. Мне пришло в голову, что он мог бы и раздумать насчет этого, ведь тогда он не знал, при каких обстоятельствах я попал туда.
– Поэтому ты и принял облик Корвина? – продолжал Дворкин. – Это какая-то форма упрека? Ты опять испытываешь меня?
– Он не в немилости и не пропал из вида. Хотя у него есть враги среди семьи, он постарается сделать все, что угодно, чтобы сохранить королевство. Каким тебе видятся его шансы?
– Его ведь долгое время не было поблизости?
– Да.
– Тогда он мог измениться. Не знаю.
– Я считаю, что он изменился. Я уверен, что он готов попытаться на что угодно.
Он снова пристально посмотрел на меня.
– Ты – не Оберон, – произнес, наконец, он.
– Нет.
– Ты тот, кого я вижу перед собой.
– Ни больше, ни меньше.
– Понятно. Я и не знал, что ты знаешь об этом месте.
– Я и не знал до недавнего времени. Когда я первый раз явился сюда, меня привел Единорог.
Его глаза расширились,
– Это чрезвычайно интересно. Это же было так давно…
– Так как насчет моего вопроса?
– Вопроса? Какого вопроса?
– Мои шансы. Ты думаешь, я смогу отремонтировать Лабиринт?
Он медленно подошел и, подняв руку, положил правую ладонь мне на плечо. Посох в другой руке накренился, когда он это сделал, его голубой свет вспыхнул в футе от моего лица, но я не ощутил никакого жара. Он посмотрел мне в глаза.
– Ты изменился, – произнес он через некоторое время.
– Достаточно, чтобы совершить это дело?
Он отвел взгляд.
– Наверное, достаточно, чтобы стоило попытаться, даже если мы заранее обречены на провал.
– Ты поможешь мне?
– Я не знаю, буду ли я в состоянии помочь. Это дело с моими настроениями и мыслями – они приходят и уходят. Даже сейчас я чувствую, что частично теряю контроль. Наверное, виновато волнение. Нам лучше возвратиться.
Я услышал за спиной лязг. Когда я обернулся, грифон был там, покачивая головой слева направо, а хвостом справа налево и выбрасывая язык. Он принялся огибать нас, остановившись, когда занял позицию между Дворкиным и Лабиринтом. Дворкин пояснил:
– Он знает, он чувствует, когда я начинаю меняться, и не позволит тогда мне приблизиться к Лабиринту. Молодец, Винсер! А теперь возвращаемся. Все в порядке. Идем, Корвин.
Мы направились обратно ко входу в пещеру, и Винсер последовал за нами, лязгая на каждом шагу. Я вспомнил:
– Камень Правосудия. Ты говоришь, он необходим для ремонта Лабиринта?
– Да. Его надо будет пронести через весь Лабиринт, вновь чертя первоначальный узор в местах, где он нарушен. Но сделать это может только тот, кто настроен на Камень.
– Я настроен на Камень…
– Как? – остановился Дворкин.
Винсер позади нас издал кудахтающий звук и мы пошли дальше.
– Я следовал твоим письменным инструкциям и устным Эрика. Я взял его с собой в центр Лабиринта и спроектировал себя через него.
– Понятно. Как ты получил его?
– У Эрика на смертном одре.
– Он сейчас у тебя?
– Я вынужден был спрятать его в Отражении.
– Его лучше держать поближе к центру событий.
– Это почему же?
– Он имеет тенденцию производить искажающий эффект на Отражениях, если достаточно долго пролежит среди них.
– Искажений? В каком смысле?
– Нельзя сказать заранее. Это целиком зависит от места.
Мы завернули за угол и продолжали возвращаться сквозь мрак.
– Что это означает? – спросил я. – Когда я носил Камень, все вокруг меня начинало замедляться? Фиона предупреждала меня, что это опасно, но не знала почему.
– Это означает, что ты достиг пределов своего собственного существования, что твоя энергия скоро иссякнет и что ты умрешь, если быстро чего-нибудь не предпримешь.
– Что именно?
– Начнешь черпать энергию из самого Лабиринта, первичного Лабиринта внутри Камня.
– Как этого достичь?
– Ты должен сдаться ему, освободить себя, зачеркнуть свою индивидуальность, стереть границы, отделяющие себя от всего остального.
– Это, кажется, легче сказать, чем сделать.
– Но это можно сделать, и это единственный способ продлить жизнь.
Я покачал головой. Мы двинулись дальше. Дойдя, наконец, до большой двери, Дворкин погасил посох и прислонил его к стене.
Мы вошли и он запер дверь. Винсер расположился прямо перед ней.
– А теперь ты должен скрыться, – заявил Дворкин.
– Но я должен еще о многом расспросить тебя и хотел бы кое-что рассказать сам.
– Мои мысли становятся бессвязными, и твои слова пропадут впустую. Завтра ночью или послезавтра, приходи. А сейчас торопись! Уходи!
– Зачем такая спешка?
– Я могу повредить тебе, когда со мной произойдет перемена. Я сейчас даже едва сдерживаю себя лишь силой воли. Отправляйся!
– Я не знаю, как. Я знаю, как попасть сюда, но…
– В соседней комнате в столе есть всевозможные Карты. Бери свет, уходи куда угодно! Вон отсюда!
Я хотел было возразить, что едва ли боюсь любого физического насилия, какое он мог применить, когда черты его лица начали таять, словно расплавленный воск, и он стал казаться каким-то намного более рослым и с куда более длинными конечностями, чем был.
Схватив свет, я выбежал из комнаты, ощутив неожиданный холодок.
Скорее к столу! Я рывком открыл ящик и выхватил несколько лежавших там вразброс Карт. Тут я услышал чьи-то шаги, чего-то, входившего в комнату за мной, пришедшего из только что покинутого мною помещения.
Они не казались похожими на человеческие шаги. Я не оглянулся. Вместо этого я поднял перед собой Карты и посмотрел на верхнюю. На ней была изображена незнакомая сцена, но я немедленно открыл свой мозг и потянулся к ней. Горная скала, за ней что-то неотчетливое, странно полосатое небо, разбросанные звезды слева. Карта при моем прикосновении попеременно становилась то горячей, то холодной и, казалось, когда я смотрел на нее, через нее задул сильный ветер, каким-то образом перекраивающий перспективу.
Тут справа от меня заговорил сильно изменившийся, но еще узнаваемый голос Дворкина:
– Дурак! Ты сам выбрал землю своей гибели!
Огромная когтистая рука – черная, кожаная, искривленная – потянулась через мое плечо, словно для того, чтобы выхватить Карту. Но видение казалось уже готовым, и я рванулся к нему, отвернув от себя Карту, как только понял, что я совершил свой побег. Затем я остановился и постоял, не двигаясь, чтобы дать своим чувствам приспособиться к новому месту.
И я знал. Из обрывков легенды, кусочков семейных сплетен и общего чувства, охватившего меня, я знал место, куда я прибыл.
С полной уверенностью в его тождестве, я поднял глаза посмотреть на Двор Хаоса…