НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД

Глава 3

Машина установила место своего назначения и устремилась вниз. Первоначально ее высота была такова, что сидящий в ней ездок успел различить дюжины точек, пляшущих на сверкающей поверхности воды. Но когда они оказались ближе, все это скрылось за горизонтом. Теперь ему был виден лишь неровный конус Сент-Ли.

Имея в диаметре 11308 километров, Авалон обладал пропорционально меньшим, чем у Земли, расплавленным ядром; масса в 0.6345 Не могла сохранить много тепла. Не хватало сил, чтобы удерживать землю в выгнутом состоянии. В то же время процесс эрозии значительно убыстрялся. Атмосферное давление на уровне моря равнялось, примерно, земному – а падало медленнее из-за гравитации, так что быстрое вращение создавало условия для неблагоприятной погоды. Благодаря всему этому поверхность земли была в основном ровной, самый высокий пик Андромеда поднимался не более чем на 4550 метров. Соответственно уменьшались массивы материков. Корона защищала едва ли восемь миллионов квадратных километров, то есть примерно территорию Австралии. В противоположном полушарии акватории Новая Африка и Новая Гейлана напоминали скорее большие острова, чем маленькие континенты. А кроме них существовало еще много мелких островков.

И все же один гигант здесь был!

В 2000 километрах западнее Грея начиналась гряда, чьи пики, прорезающие воздух, были известны под названием Орнезии. Она уходила к югу, перерезала тропическую зону и заканчивалась неподалеку от Атлантического кольца. Таким образом формировалась природная гидрологическая граница. Западная ее часть отделяла Средний океан за экватором.

Роль ее в экологических процессах была неизмеримо высока. Более того, после колонизации она стала социологическим феноменом: любое склонное к эксцентризму существо – человек ли, итрианин ли – могло уйти туда, расположиться на одном из островов и вести здесь свое собственное, независимое существование.

Чосы основных территорий отличались как размерами, так и организацией и традициями. Хотя они могли являться приблизительными аналогами кланов, племен, графств, религиозных общин, республик или чего-то еще, у всех у них была общая черта: их численность не опускалась ниже тысячи членов.

В Орнезии же были простые домашние кланы, носившие определенное имя.

Когда в таких семьях вырастали дети, то они могли найти себе новые независимые общества.

Естественно, подобные крайности являлись исключением. В основном кланы Высокого Неба были многочисленными и контролировали территории рыбной ловли у 30 градусов северной широты, занимая значительную часть архипелага. И внутренне они были безгранично убеждены в том, что слова "Высокое Небо" применимы к итрианам в прямом своем значении.

Воздушная машина опустилась на берег на специально огороженное место.

Шагнувшая к ней женщина была высокой, с рыжими волосами. Она была одета в сандалии, кильт и имела при себе оружие.

Табита Фалкайн видела, как опускалась машина, и теперь пошла навстречу прибывшему.

– Привет, Кристофер Холм, – сказала она на англике.

– Я прилетел как Аринниан, – ответил он на планхе. – Приятно очутиться рядом с тобой, Хилл!

Она улыбнулась:

– Извини, я не подготовилась к такой возможности. – Потом уже другим тоном она проговорила: – Ты дал мне знать, что хочешь увидеться со мной по общественным делам. Это, должно быть, имеет отношение к пограничному кризису. Я полагаю, твой круач решил, что Западная Корона и Северная Орнезия должны объединится в защите Гесцерианского моря.

Он робко кивнул и отвел глаза.

Впереди, насколько хватало глаз, солнце сверкало на выгибающейся к небу линии берега. Группа итрианских шуатов пролетела под контролем пастуха и его ухотов. Вокруг скопления рифов сновали местные птероплеуроны.

Море катило свои волны цвета индиго, завивающиеся наверху прозрачно-зелеными барашками, а пена, выбрасываемая ими на берег, была уже почти белой. Такая же пена вилась вокруг траулеров.

Верхние склоны еще носили на себе следы светло-изумрудного ковра сузина. Цепкие его корни давали возможность выживать лишь немногим из других растений. Но более низкие склоны были возделаны.

Здесь краснел итрианский властергрейн, защищавший землю и шедший на корм шуатам, в то время как плоды кокосовых пальм, манго, цитрусовых предназначались для людей Высокого Неба.

Дул ветер, теплый, но свежий, насыщенный запахами соли и воды.

– Я думала, было решено, что конференция "Птица с птицей" была бы полезна, – продолжала Табита. – Горным достаточно трудно понять морских, и наоборот. Но без помощи друг друга тяжело. Орнитоиды будут встречаться подобным образом, а? – Она подумала. – Тебе, конечно, следовало прилететь с делегацией. На твоей территории не много тебе подобных. Зачем было прилетать в одиночестве? Но из этого вовсе не следует, что ты не будешь радушно принят. И все же телефонный вызов.

– Мы. Наш разговор мог бы затянуться, – сказал он. – Он мог бы длиться дни. – То, что ему было оказано гостеприимство, он принял как само собой разумеющееся: гость для всех чосов был делом священным.

– Но почему именно я? Я только местная власть.

– Ты – потомок Дэвида Фалкайна.

– Это немного значит.

– Там, где живу я, много. Кроме того. В общем, нам приходилось встречаться и раньше, на больших круачах, в домах. И. Мы немного знаем друг друга. Если бы мне пришлось иметь дело с совершенно незнакомым, я бы просто не знал, с чего начинать. Если не останется ничего другого, то ты. Ты сможешь мне посоветовать, к кому обратиться за консультацией, и представишь меня. Ведь так?

– Конечно! – Табита взяла обе его руки в свои. – А вообще, я рада тебя видеть, Крис!

Его сердце учащенно забилось. Он едва удержался от протяжного вздоха. "Почему я так робею в ее присутствии? Видит Бог, она привлекательна. Старше меня на несколько лет, высокая, сильная, с полной грудью и длинными ногами, отнюдь не скрываемыми короткой туникой. Нос слегка вздернут, большой рот, широко расставленные зеленые глаза под широкими бровями. Она никогда не открывала белый шрам на правой скуле. Волосы, подстриженные ниже ушей, были светлыми, как лен. Ветер развевал их, как знамя, над коричневой, слегка обветренной кожей".

Он подумал: "Смотрит ли она на сближение также легко, как девушки-птицы Короны? Или же все еще остается девственницей? Такое казалось маловероятным! Как человек, постоянно находящийся в любовном периоде низшего порядка, мог состязаться в чистоте с Айат?"

Он молчал.

"Но Высокое Небо – это не Врата Бури и не Горное Озеро. Впрочем, здесь, где живет Табита, у нее много соратников, подобных ей по рождению. Она часто путешествует и бывает в разных местах." – Он отогнал от себя эти мысли.

– Эгей, да ты покраснел, – рассмеялась она. – Я тебя чем-нибудь смутила? – Она отпустила его руку. – Если так, то прошу меня извинить. Но ты всегда слишком серьезно относишься к подобным вещам; поверь, общественный ритуал, необходимый набор фраз – дело не смертельное!

"Ей, конечно, легко, – подумал он. – Ее предки были приняты в этот чос. Ее родители и их дети выросли в нем. Четверть его членов должна быть сейчас людьми. И они обладают влиянием – вспомнить только общество по торговле рыбой, которому дали начало она и Драун."

– Боюсь, для веселья у нас нет времени, – сказала она. – Впереди тяжелые времена.

– Вот как?

– Империя собирается выступить против нас. Идем в дом. – Табита взяла его за руку и повела к участку.

Местные строения с тростниковыми крышами были ниже, чем большинство итрианских домов, и крепче, чем казались с виду, ибо их пуританство служило защитой от авалонских ураганов.

– О, – сказала она, – империя основательно выросла со времен Мануэля Первого. Но я читала историю. Как территория попала под контроль? Часть путем обычного партнерства: цивилизованные негуманоиды, подобно синтианам, находили в этом преимущество для себя. Некоторые делали это ради торговли или обмена. У некоторых цели были завоевательными, это так, но всегда примитивные, во всяком случае, так было с большинством из тех, чья сила в космосе смехотворно меньше, чем сила Великой Земли. Ветерок против бури!

– А мы? Мой отец говорит.

– Да. Сфера Земли достигает четырехсот световых лет в поперечнике, наша – около восьмидесяти. Из всех систем одна Империя обладает прямыми контактами с несколькими тысячами планет, наши же насчитывают не более двухсот шестидесяти. Но не считаешь ли ты, Крис, что мы знаем наши планеты лучше? Мы более компетентны. В целом наши ресурсы меньше, но наша технология хороша во всех ее проявлениях. И потом, мы лишь оговариваем свое право на границах. Если речь идет о расширении государства, они могут найти солнца и гораздо ближе к дому, которые никогда не посещали. Эти территории будет легче взять, чем гордый, хорошо вооруженный доминион.

– Мой отец говорит, что мы слабы и не готовы.

– Ты думаешь, мы проиграли бы войну?

Крис не ответил.

Стало так тихо, что им было слышно, как скрипит песок у них под ногами.

Наконец он сказал:

– Я думаю, никто не вступает в войну с мыслями о поражении.

– Я не верю в то, что на нас нападут, – сказала она. – Я более высокого мнения о здравом смысле Империи.

– Все равно, нам лучше принять меры предосторожности. Одной из них является домашняя защита.

– Да. Но будет нелегко организовать ее среди сотен и более чосов.

– Может быть, в этом сможем помочь и мы, птицы, – заметил он, Особенно давно обосновавшиеся, как твоя семья.

– Я сочту за честь помочь, – сказала она ему. – И, собственно говоря, я не считаю, что сотрудничество чосов будет чересчур уж плохим, – Она гордо вздернула подбородок, – когда речь идет о том, чтобы показать Империи, кто летает выше!

Айат и Водан летели вместе. Они были красивой парой: у обоих золотистые глаза и волосы, но он – желтовато-коричневый, а она темно-бронзовая.

Под ними простирались земли Врат Бури: поросшие темным лесом долины, утесы и ущелья, пики, которые сверкали снежной белизной, голубизной водопадов, чьи воды походили на лезвие ножа, серебром ледников.

Ветер тянул свою песню и уносил прочь облака, позолоченные Лаурой, а воздух был свежим и острым.

Неслышными тенями неслись они по миру. Итриане пьянеют от свежего воздуха. Он наполняет их уверенностью и силой. Он заставляет расправлять их крылья до отказа, так, что ощущается напряжение мышц.

Он сказал:

– Если бы я принадлежал к роду Аринниана, я бы непременно обвенчался с тобой теперь же, до того, как взойду на корабль. Но ты месяцами не будешь в любовном периоде, а к тому времени меня, может быть, не будет в живых. Я не хочу приносить тебе горе.

– Ты думаешь, я буду меньше скорбить, если не стану носить титул "вдовы"? – Ответила она. – Я хотела бы иметь право на то, чтобы возглавлять твой памятный танец. Ибо именно я знаю, какую часть этих небес ты любишь больше всего!

– И все же могут возникнуть всякие нежелательные вопросы: обязательства по отношению к моему роду и тому подобное. Нет! Станет ли наша дружба менее крепкой от того, что какое-то время ты не будешь считаться моей женой?

– Дружба. – Пробормотала она. Потом с жаром проговорила: – Той ночью я мечтала о том, чтобы мы были людьми.

– Как? Вечно внизу?

– Вечно связанные узами любви!

– Кх-Хъянг! Я питаю глубокое уважение к Аринниану, но иногда я сомневаюсь: не слишком ли много времени он проводит с тобой с самого детства. Если бы Литран не взял тебя с собой, когда у него было дело в Грее. – Увидев, как поднялся ее хохолок, Водан не договорил фразу и закончил уже другим тоном: – Да, он твой преданный друг. Это делает его и моим другом. Я лишь хочу предупредить тебя. Не пытайся быть человеком.

– Нет, нет! – Айат почувствовала, что теряет высоту. Помогая себе, она взмахнула крыльями и рванулась к сверкающему за деревьями пику, так что свежий ветер заиграл и загудел вокруг нее.

Она мчалась вперед, чувствуя, как напрягается и наливается силой каждый ее мускул, наполняя тело невыразимой радостью, а небеса раскрывают ей свои объятия.

Она радостно рассмеялась.

Водан нагнал ее.

– Разве я бы смогла отказаться от этого? – Весело воскликнула она. Или ты?

Экрэм Саракоглу, имперский губернатор сектора Пакис, уже некоторое время намекал на то, что хотел бы встретиться с дочерью адмирала флота Хуана де Иесуса Кайал и Поломарес.

Она прибыла из Нью-Мексико для того, чтобы стать официальной хозяйкой и домоправительницей своего овдовевшего отца после того, как он уехал из штаб-квартиры на Эсперансу и снял дом во Флервиле.

Назначенная дата была отклонена.

Дело было не в том, что адмирал не любил губернатора – они хорошо ладили между собой – или не одобрял его намерений, несмотря на его черезвычайную гордость и пристрастие к женскому полу.

Сама Луиза принадлежала к числу тех людей, которые в случае крайней необходимости пустят в ход все, чтобы защитить свою гордость и честь. Дело было просто в том, что оба мужчины были совершенно завалены работой.

Наконец их помощники оказались настолько хорошо подготовлеными, что могли, казалось, справиться с делами сами, вот тогда Кайал и пригласил Саракоглу к обеду.

Однако в последнюю минуту возникло еще одно препятствие. Адмирал позвонил домой, сказав, что вынужден задержаться в офисе на пару часов.

Губернатор уже находился в пути.

– Ваше общество давно не может идти ни в какое сравнение даже с самым чудесным обедом, – вкрадчиво проговорил Сарокоглу, целуя Луизе руку. Уверяю вас, что это не имеет никакого значения.

Миниатюрная, она обладала прелестной фигурой и хорошеньким смуглым личиком. А вскоре он узнал, что, несмотря на всю свою гордость, она умела слушать мужчину и – качество еще более редкое – задавать ему поощряющие вопросы.

К этому времени они бродили по саду.

Такие кусты роз и вишневые деревья вполне могли бы расти на Земле: Эсперанса была настоящим кладом среди других планет-колоний.

Солнце Пано все еще стояло над горизонтом, находясь в периоде середины лета, лучи его падали через старую кирпичную стену. Воздух был теплым, пронизанным птичьим пением, сладким от наполняющих сад ароматов.

Высоко в воздухе проплыли одна-две машины. Но Флервиль был достаточно мал, чтобы шум его транспорта не мог докучать в таком удаленном от центра месте.

Саракоглу и Луиза неторопливо шли по выложенной гравием дорожке и беседовали. За ними следили, вернее, их тайно рассматривали пожилые дамы-гувернантки. Однако на некотором расстоянии за ними следовали не дуэньи, а полностью вооруженный горпурианский наемник, от которого не могли бы укрыться даже самые незначительные проявления флирта.

"Беда в том, – думал губернатор, – что она начинает брать курс на искренность".

Сначала это было приятно. Она побуждала говорить о себе. "Да, именно так, я являюсь графом Анатолии. Честно говоря, даже на Земле малое пэрство. Бюрократическая карьера. Может быть, я смог бы стать художником: я баловался кистью и красками. Возможно, вы пожелали бы посмотреть. Увы, вы не знаете, как получается в таких делах. От Имперской знати ждут, что она будет служить Империи. Родиться бы мне в эпоху декадентства! А? К несчастью, Империя живет настоящим."

Внутренне он смеялся над им же устроенным представлением. Он, чей возраст равен пятидесяти трем стандартным годам, коренастый, начинающий полнеть, абсолютно лысый, с маленькими глазками, посаженными близко к гигантскому носу, он, в чьем дворце живут две высокооплачиваемые любовницы, играет роль мальчика, играет роль "светского человека": когда-то это его забавляло, как забавляет изысканная одежда или драгоценности. То была возможность отдохнуть от реалий будней, так и не позволивших ему улучшить свою внешность с помощью биоскальпа.

Но тут она спросила:

– Мы действительно собираемся напасть на итриан?

– А? – Страдание в ее голосе заставило его резко повернуть голову и посмотреть на нее. – Видите ли, торговля приостановлена, но.

– Кто ее приостановил? – Сама она, не отрываясь, смотрела куда-то вперед. Голос ее слегка повысился, а легкий испанский акцент стал более заметен.

– А кто начал большую часть неприятных инцидентов? – Оборонялся он. Итриане. Поймите, речь идет не о том, что они чудовища, но по натуре они первобытны. У них нет сильной власти, нет настоящего правительства, которое могло бы сдерживать импульсы отдельных группировок. Это и явилось главным препятствием на пути достижения взаимопонимания.

– А сильны ли были усилия достичь его. С вашей стороны? Требовательно спросила она, по-прежнему не глядя на него. – Долго ли вы пытались их достичь? Мой отец ничего мне не говорит, но все и так ясно, стало ясным с тех пор, как мы сюда переехали: разве часто штаб-квартиры флота и гражданских служб сосредотачиваются на одной и той же планете? Ясно, что что-то готовится.

– Донна, – серьезно сказал Саракоглу, – когда флот космических кораблей может превратить весь мир в одну большую могилу, следует готовиться к худшему и принимать все возможные меры предосторожности. – Он помолчал. – Кроме того, обнаружено, что было бы неразумным оставаться в том состоянии взаимного игнорирования, в каком находятся Империя и Доминион. Вынужден сказать вам, что вы, такая юная, не представляете себе, что такое две совершенно изолированные системы. Мне очень жаль, но я вижу, что вы одержимы мыслью, будто Империя провоцирует войну с целью поглотить весь Итрианский доминион. Это неправда!

– А в чем же правда? – С горечью подхватила она.

– В том, что имели место кровавые инциденты, возникшие в результате споров о территории в различных областях.

– Да. Наши торговцы теряют прибыли.

– Это лишь деталь! Коммерческие споры – явление неизбежное. Гораздо серьезнее обстоит дело со спорами политическими и военными. Например, кто из нас проглотит Анторанито-Кроакоакский комплекс вокруг Бета Центавра. Обе системы к этому склонны, а ресурсы его очень бы укрепили Землю. Итриане уже получили большое подкрепление, подчинив себе Датину, и мы не хотим заполучить еще одну потенциально враждебную расу. Более того, ратифицировав эту неприятную границу, мы можем вооружаться против возможного нападения на мерсейском фланге. – Саракоглу поднял руку, предупреждая возможный протест. – Конечно, донна, Рондхунати далек и не слишком велик. Но он растет, и вооружение его тоже растет, да и идеология его неразрывно связана с агрессивными намерениями. Обязанность Империи заботиться о своих прапраправнучках.

– Почему мы не можем просто подписать договор, дать каждому возможность поделить все честно и благоразумно? – Спросила Луиза.

Саракоглу вздохнул:

– Население планеты стало бы возражать против того, что с ним обращаются как с движимым имуществом. Ни одно правительство, предпринявшее подобную попытку, не выжило бы долго. – Он махнул рукой. – Но что более важно, так это то, что вселенная хранит в себе слишком много неведомого. Мы путешествовали сотни – в ранние времена, – а затем тысячи световых лет к особо интересным звездам. Но сколько мириад из них остаются вне поля нашего зрения? Что может случиться, когда мы обратимся к ним? Ни одно разумное правительство, человеческое ли, итрианское ли, не станет слепо протягивать руку неведомому. Нет, донна, эту проблему невозможно решить чистенько и аккуратно. Мы лишь должны как можно лучше справиться со своим незнанием. Что вовсе не означает полное подчинение Итри. Я первым выступаю за то, чтобы Итри получила право на существование, шла собственным путем, даже сохранила свои внепланетные владения. Но граница эта должна быть стабилизирована.

– Мы. Устанавливали межпланетные связи. С другими. И никаких осложнений не возникало.

– Конечно. Для чего, например, нам сражаться с братьями по водороду? Они настолько экзотичны, что мы едва можем с ними общаться. Как гласит старая поговорка, две ловких, сильных расы всегда хотят заполучить одно и то же.

– Но мы можем с ними жить! Люди это делают. Делают поколениями!

– Вы имеете в виду Авалон?

Она кивнула.

Саракоглу усмотрел в этом шанс вернуть разговор в более спокойное русло.

– Да, здесь, конечно, есть интересные случаи, – улыбнулся он. – Как много вы об этом знаете?

– Очень мало, – неохотно призналась она. – Кое-что слышала здесь, кое-что – там, с тех пор, как приехала на Эсперансу. Галактика так огромна, и та ее крохотная частица, которую мы изучили.

– Вы могли бы получить возможность увидеть Авалон, – сказал он. – Он не так далеко, в десяти-двадцати световых годах. Я бы сам не отказался от этого. Общество там совершенно необычное, если не сказать уникальное!

– Неужели вы не понимаете? Если люди и итриане могут поделить одну и ту же планету.

– Это совсем другое дело. Позвольте мне снабдить вас кое-какими данными. Я тоже никогда там не бывал, но изучил много материала.

Саракоглу глубоко вздохнул.

– Авалон был открыт пятьсот лет назад одним из кораблей Великого Обзора, прилетевшего на Итри, – проговорил он. – Он был отмечен как потенциальная колония. Но он находился так далеко от Земли, что тогда им никто не заинтересовался. Само это название долго не упоминалось. Итри находился на сорок световых лет дальше, это так, но казался более привлекательным: богатая планета, населенная народом, с энтузиазмом шедшим навстречу новой эре и склонным к торговым связям.

Примерно три с половиной столетия тому назад человеческое общество сделало итрианам предложение. Лесотехнической лиге предстояло еще продержаться до краха не менее пятидесяти лет, но тот, у кого неплохо работали мозги, уже предвидел надвигающийся период раздора. Эти люди, под предводительством старого опытного исследователя, желали защитить будущее своих семей, перебравшись на Авалон, под протекцию Итри, которая не должна была распасться, как цивилизация техники. Итриане согласились и, естественно, некоторые люди присоединились к населению.

Потом пришли беспорядки, коснувшиеся и Итри. Результаты были неизбежны и везде одинаковы: Земля добилась мира, став Империей, Итри стал Доминионом. В то же время, держась вместе и так перенося ужас хаоса, авалонцы слились в одно целое. Именно это и требуется сегодня.

Они остановились у решетки, обвитой виноградными лозами.

Саракоглу сорвал кисть винограда и предложил Луизе. Она покачала головой. Он съел виноград сам.

Виноград был сладким и приятным на вкус, но немного странным: в конце концов, почва Эсперанса не была идентична почве Земли.

Солнце теперь скрылось, тени наполнили сад, ярким цветком расцвела на небе вечерняя звезда.

– Я понимаю, ваши планы "рекрификации" состоят в том, чтобы включить Авалон в состав Империи, – сказала Луиза.

– Да. Принимая во внимание его положение. – Саракоглу пожал плечами. – Кроме того, люди на нем образуют значительное большинство. Я готов предположить, что они, скорее, были бы рады присоединиться к нам, а Итри не возражала бы избавиться от них!

– Должны ли мы сражаться?

Саракоглу улыбнулся.

– Мир установить никогда не поздно, – сказал он.

Он взял ее за руку:

– Не пойти ли нам в дом? Думаю, ваш отец должен скоро вернуться. Мы можем приготовить для него шерри.

Он не стал портить ситуацию, которую можно было еще спасти, и говорить ей, что уже прошли недели с тех пор, как корабль-курьер привез то, что он ждал: имперский указ, объявляющий войну Итри, ко всенародному объявлению которой и готовились губернатор и адмирал.

НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД