Послушай, разве тебе никогда не хотелось создать что-то свое, совсем новое?
Глаза Йаванны удивленно расширились:
– Зачем? Разве можно создать что-либо прекраснее задуманного Единым? И разве не высшее счастье – вершить Его волю, воплощать Его замыслы?
– Неужели не интересно создать крылатого зверя или существо, которое сможет жить и в воде, и на суше?
– Зачем? Ведь это значит – нарушить Замысел Творения.
– Но ведь и мы созданы Илуватаром; а значит, не можем сотворить ничего, противного его воле.
Йаванна заговорила наставительно, словно объясняла что-то непонятливому Майя-ученику:
– Звери должны жить на земле, быть четвероногими и покрытыми шерстью. В воздухе живут птицы, в воде – рыбы, покрытые чешуей. Таков был Замысел. Разве может быть иначе?
– Конечно! Идем, я покажу тебе!
"Разве это не красиво?" – спрашивал Мелькор. Йаванна неуверенно кивала, но все больше омрачалось ее чело, и, наконец, нахмурившись, она сказала:
– Это не должно существовать. Мы можем лишь исполнять волю Единого; такое же противоречит Его воле. Мы – орудие в руках Его, никто из нас не может постичь всю глубину Его замыслов.
– Видишь, ты и сама говоришь… Быть может, эта часть Видения неведома тебе.
– Нет. Все келвар и олвар должны стать моими творениями. Никому из нас не дано вмешиваться в то, что делают другие. Вот ты: тебе дана власть над огнем и льдом. Ты не должен творить живое. Делая это, ты нарушаешь волю Единого. Одумайся, – мягко сказала Йаванна. – Пойми, то, что ты делаешь – грех. Откажись. Нет ничего выше воли Единого.
– …Посмотри.
Ауле пожал плечами:
– Камни как камни, ничего особенного…
– Прислушайся, – Мелькор улыбнулся.
После недолгого молчания Ауле удивленно спросил:
– Что это? Песня… или музыка… не пойму. Откуда?
– Это Песнь Камня. Тебе нравится?
Кузнец как-то странно взглянул на Крылатого:
– Такого не было в Замысле Эру.
– Теперь будет. Разве тебе не хочется, чтобы так было? Разве это не красиво?
Что-то непонятное творилось с лицом Ауле. Оно застыло как маска, но временами по нему пробегала судорога, а голос звучал хрипло, когда он сказал:
– Никто не смеет менять Замысел Творения!
– Но ты ведь знаешь, что мы сами создавали Музыку…
– Нет! Она рождена мыслью Единого, и против воли Его никто не может изменить ее!
– Видишь, ты же сам говоришь. Ведь Эру хотел, чтобы этот мир стал прекрасным – разве не дано украсить его по мыслям нашим? И что в этом дурного, если мы…
– Замолчи! – с отчаяньем выкрикнул Ауле. – Неужели ты еще не понял: все должно быть по воле Единого, а не так, как хотим мы!..
Он осекся.
– Что? – потрясенно спросил Мелькор. – Что ты сказал?
Ауле в ужасе посмотрел на него.
– Ничего… – голос его дрожал. Он судорожно вздохнул и добавил отчетливо и резко:
– Ничего. Я. Не. Говорил. Тебе показалось.
– Повтори.
– Мне нечего повторять!
– Не бойся. Я понимаю. Я помогу тебе, обещаю.
Мелькор хотел взять Ауле за руку, но тот отшатнулся, заслоняясь словно от удара:
– Что ты понимаешь?
– Да, у Эру есть еще силы карать тех, кто не повинуется ему. Я знаю, что это. Переступи через страх. Я помогу тебе. Поверь, все вместе мы сильнее его. Мы свободны. Он увидит это. Он поймет – должен понять. Не бойся. Поверь себе. – Мелькор говорил мягко и успокаивающе, но в глазах Ауле были только ужас и отчаянье.
– Уходи, – выдохнул он, наконец.
– Идем со мной. Тогда Эру не сможет помешать тебе.
Лицо Ауле мучительно исказилось:
– Уходи, – хрипло выдохнул он. – Я прошу тебя. Я еще приду к тебе, приду, только уходи сейчас.
Мелькор покачал головой:
– Ты никогда не придешь. А когда мы снова встретимся…
Он отвернулся и повторил глухо:
– Когда мы снова встретимся…
– Уходи! – крикнул Ауле.
Теперь он сидел на земле, стиснув голову руками, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом поднялся, и, Мелькор увидел его пустые глаза. Голос Кузнеца был ровным и безжизненным:
– То, что противоречит Замыслам Единого, не должно существовать.
Он поднял руку.
– Остановись! Если ты сделаешь это, тебе больше никогда не услышать голос Арты… Выслушай меня, я умоляю!
"Силой ничего не сделать, нельзя… Насилие рождает зло. Он должен понять!.."
– Не нужно бояться, слышишь? Поверь мне, никто не может запретить творить. Но если ты начнешь разрушать, оправдывая это тем, что – так велел Эру, грань добра и зла исчезнет для тебя. Останется только воля Эру, и ты воистину станешь слепым орудием в руке его… И ты перестанешь быть Творцом! – яростно выдохнул Мелькор.
– Замолчи… я не должен слушать тебя! Уходи! Слышишь, уходи!
…Огонь рванулся из трещин в земле, и через несколько минут на месте долины было только озеро пламени – как воспаленная рана. И показалось Ауле – то ли вздох, то ли стон самой земли услышал он.
А потом наступила оглушительная тишина.
И Кузнец спрятал лицо в ладонях, не в силах вынести взгляда Мелькора, потому что в глазах Крылатого не было ничего, кроме боли и жалости.
…И все же где-то есть она – долина Поющего Камня. Люди Востока рассказывают о ней, и были Эльфы, видевшие ее и слышавшие Песнь Камня. Впрочем, предания Эльфов не говорят об этом. Но отголосок памяти живет в имени эльфийского королевства Гондолин – Земля Поющих Камней…
…И все-таки еще один раз Мелькор пришел к Валар. К Валиэ Йаванне. Она встретила его настороженно.
– Выслушай меня, – попросил Мелькор. – Вы хотите создать мир, не знающий смерти?
– Да. Волей Единого будет этот мир цветущим садом, и прекрасные животные будут бродить под сенью деревьев… – мечтательно улыбнулась Кементари.
– Допустим. Не знающие смерти, звери будут плодиться и размножаться, и очень скоро, поверь мне, им перестанет хватать пищи. И что тогда?
Йаванна вздохнула:
– На это есть Великий Охотник Ороме…
– Верно. Охота – отрада и забава для него, он не знает усталости… И все же – вряд ли ему удастся управиться со всем зверьем. А потом – вон, видишь двух оленей? Как ты думаешь, которого из них убьет Ороме?
– Не знаю.
– Я тебе отвечу. Того, кто сильнее и быстрее: какая же радость в том, чтобы затравить слабого и больного зверя? Слабый – оставит потомство; выживут – слабейшие из слабых, а это вырождение.
– Да… – растерянно протянула Йаванна.
– А если попробовать по-другому?
– Это – как?
Существо, вышедшее из-за деревьев по неприметному знаку Мелькора, двигалось мягко и бесшумно, плыло над землей; только мышцы перекатывались под мягкой серебристо-серой в темных мраморных разводах шкурой. Зеленые глаза, казалось, мерцали собственным светом: снежный барс.
– Красив?
– Да… какое чудо… – восхищенно вздохнула Валиэ.
Мелькор усмехнулся:
– Только ведь он не травкой питается. Ему нужно мясо, чтобы выжить. Смотри, какие клыки!
– Какой ужас, – Йаванна отшатнулась.
– Не более, чем забавы Ороме. Только этот убивать будет не ради забавы. Столько, сколько нужно, чтобы выжить самому. И в первую очередь слабых и больных. Выживет тот, чьи ноги крепче, а дыхание чище, чье сердце бьется ровнее – чтобы уйти от погони. Выживет тот, чье зрение острее, а слух тоньше – он вовремя заметит врага. Выживет тот, чьи рога острее, а копыта тверже – он сумеет защитить себя. И хищник, что не сумеет подкрасться к добыче или догнать ее, не сможет существовать. Равновесие.
– Но… это жестоко!
– Снова говорю тебе: не более, чем забавы Ороме.
– И ты хочешь, чтобы такие жили везде?
– Нет. Такие – в горах; в лесах и на равнинах – совсем иные.
– Ты… ты жесток! Да, да, жесток! Ты хочешь привести в мир смерть!
– Смерть и жизнь – две стороны бытия. Смерть сама придет в мир. Впрочем, уже пришла. Ни вины, ни заслуги моей в этом нет. Неужели ты не видишь?
Йаванна резко поднялась:
– Замолчи. Уходи отсюда. Я не хочу тебя слушать.
Мелькор тоже встал:
– Я прошу тебя, подумай. Выслушай…
– Я жалею, что позволила тебе говорить. Уходи прочь! Верно говорят о тебе: ты – враг, безжалостное слепое зло!
– Ты увидишь сама, что я говорил правду, – глухо ответил Мелькор.
– Я не желаю ничего видеть! Уходи! Уходи, слышишь?!