Медленно освобождались Эльфы от оков сна. Слабые и беспомощные в этом огромном мире, они держались вместе. И проснулось в них желание говорить друг с другом, и давать имена всему, что окружало их. Казалось иногда, что эти подсказывает им неслышный голос. И называли они себя – Квенди, Те, Кто Говорит…
Пришло время, когда захотелось Эльфам покинуть долину Озера Пробуждения и взглянуть на мир за ее пределами. Но некоторые из ушедших во тьму не вернулись, и впервые в душах Эльфов проснулся страх, отныне неразрывно связанный для них с темнотой и тьмой. Говорили – Охотник увез их с собой, и никогда не вернуться им.
"Бешеный конь несет страшного всадника тьмы; стая чудовищ – свита его… Грому подобна поступь коня, вянет трава, где ступает он; адское пламя – всадника взгляд. Тот, кто встречает его, не вернется назад. Огненный ветер – дыханье его, ужас – оружье в руке его, смерть – его знамя, чертоги – ад… Тот, кто встретит его, не вернется назад".
"Но о несчастных, которых заманил в ловушку Мелькор, доподлинно не известно ничего. Ибо кто из живущих спускался в подземелья Утумно или постиг тьму замыслов Мелькора? Однако мудрые в Эрессеа почитают истиной, что все те из Квенди, которые попали в руки Мелькора прежде, чем пала крепость Утумно, были заключены там в темницу, и медленными жестокими пытками были они извращены и порабощены; и так вывел Мелькор отвратительное племя Орков – из зависти к Эльфам и в насмешку над ними; и не стало позднее более жестоких врагов Эльфам, чем они. Ибо Орки были живыми и умножались, подобно Детям Илуватара, но ничто, живущее собственной жизнью или имеющее видимость жизни никогда после своего мятежа в Предначальные времена Музыки Айнур не мог создать Мелькор: так говорят мудрые. И глубоко в сердцах своих Орки ненавидели Господина своего, которому служили из страха. Может статься, это деяние – самое низкое из свершенных Мелькором, и более прочих ненавистно Илуватару".
Так говорит "Квента Сильмариллион".
Но было так: те, что, устрашившись Тьмы, рассеялись по лесам, стали Эльфами Страха. Ужас неведомого сковал их души; отныне и Свет, и Тьма равно страшили их. Страх изменил не только облик, но и души их, ибо слабы сердцем были они. Страх гнал их в леса и горы, прочь от владений Черного Валы, чью мощь и величие чувствовали они, а потому страшились его; прочь от тех, кто был одной крови с ними. Из этого страха родилась ненависть ко всему живущему. Красота Эльфов, Детей Единого, изначально жила и в Эльфах Страха; но совершенная красота сходна с совершенным уродством. Так стало с Эльфами Страха. Все в облике их казалось преувеличенным: громадные удлиненные глаза с крохотными зрачками; слишком маленький и яркий рот, таивший почти звериные – мелкие и острые – зубы и небольшие клыки, слишком длинные цепкие паучьи пальцы… При взгляде на них в душе рождался неосознанный непреодолимый ужас, и ныне страшились они не только других, но и самих себя… И назвали их – Орками, что значит – Чудовища.
Меняли облик Орков и их темные скитания в лесах. Дикая жизнь сделала их сильными и яростными и научила их охотиться стаями, подобно хищным зверям. Привыкшие к вечному сумраку пещер и лесов, они возненавидели свет и стали бояться огня; даже мерцание далеких звезд было нестерпимо для их глаз. Получивших тяжелые раны на охоте добивали или бросали в лесу; иногда – когда было голодно – и поедали: жалость была неведома Оркам. Сильнейшие и беспощадные становились их вожаками: только Силе поклонялись они. Милосердие казалось им слабостью, сострадание – чувством чуждым и неведомым, и в муках живых существ находили они лучшую забаву для себя.
Был у Орков и свой язык, в котором – искаженные до неузнаваемости жили отзвуки Языка Тьмы. Ни песен, ни сказаний не было у них; грубыми стали голоса их, и хриплый вой был их боевым кличем.
Им незачем было оттачивать разум, но развивались в них чувства, свойственные ночным хищникам: острый слух и обоняние, умение видеть в темноте, неутомимость в охоте и жажда крови. И не было спасения от них, порождений страха и темноты…
И было так: старшие из Эльфов, охваченные изумленной радостью при виде нового, юного мира и жаждой познать его, ушли далеко за пределы Долины Эльфов и странствовали при свете звезд – ибо Солнце и Луну не дано было еще видеть им – в сумрачных лесах. И однажды встретился им всадник на вороном коне. Эльфы изумились, ибо не знали, что есть в мире и иные живые существа, подобные им. Но не было во всаднике ничего угрожающего, бледное лицо его было прекрасным и мудрым: в Эльфах не возникло страха перед ним.
Всадник спешился. Он не был огромен ростом: просто очень высок, выше любого из Эльфов. Одеяния его казались сотканными из тьмы, и плащ летел за его плечами, как черные крылья, а глаза его были – звезды.
Эльфы рассматривали его с удивлением, и он улыбался уголком губ, невольно представив их – в Валиноре. Таких, какими они были сейчас: в одеждах из шкур, в руках – копья с кремневыми наконечниками; лишь у немногих на ногах – сандалии на деревянной подошве, с переплетением кожаных ремешков до колен…
А им было странно в незнакомце все: и весь его облик, и его одежда ("Каким же огромным должен быть зверь, чтобы из его шкуры сшить такой плащ!"), и охватывающий его тонкую талию наборный пояс из стальных пластин – Эльфы не знали металлов; и его вороной скакун – Эльфы никогда не видели коней…
Коснувшись правой рукой груди, незнакомец затем протянул ее одному из Эльфов раскрытой ладонью вверх – в знак мира. Эльф повторил его жест и улыбнулся:
– Кто ты? Как зовут тебя?
– Мое имя Мелькор, – ответил незнакомец.
– Мелькор… Любовь к миру? Прекрасное имя… Меня зовут Гэлеон.
– У тебя тоже прекрасное имя: Сын Звезд.
– Ты – из Эллери Кэнно?
Мелькор про себя отметил, что их язык отличается от языка других Эльфов: на том языке имя народа звучало бы Элдар Квенди.
– Нет, я не из вашего народа.
– Но ты похож на нас, хотя и другой…
– Я из Творцов Мира. Мы приняли облик, подобный вашему.
– Значит, ты можешь изменять облик?
– Да; только зачем? – Мелькор улыбнулся, но в тот же миг произошло странное: огромные черные крылья, осыпанные звездной пылью, взметнулись за его плечами, звезда вспыхнула на его челе, и в длинных черных волосах, казалось, запутались звезды.
– Ох… – восхищенно выдохнул Гэлеон, – неужели все Творцы Мира такие… такие…
В это время мальчонка лет пяти появился из-за спины отца, стоявшего чуть поодаль: глаза горят, рот приоткрыт от удивления:
– Это что за зверь у тебя?
– Конь.
– А его можно погладить?.. Какой красивый… Он не укусит?
Мелькор рассмеялся:
– Нет… хочешь посидеть на нем?
Малыш восхищенно закивал. Мелькор взял его на руки, посадил в седло; мальчик осторожно погладил густую длинную гриву коня, поднял голову:
– Отец! Смотри!..
Мелькор заметил девочку, жмущуюся к ногам матери:
– А ты что же, маленькая? Иди сюда.
Девочка обхватила руками колени матери, искоса поглядывая на Крылатого. Мать закрыла лицо руками.
– Она не говорит, Мелькор, – после недолгого молчания сказал Гэлеон. – У нее отнялся язык. Понимаешь, мы сидели у костра, она гуляла неподалеку, и вдруг – крик… Смотрим она бежит к костру, а за ней… Тварь какая-то жуткая на поляну выскочила – в лохмотьях шкуры, сутулая, лапы длинные… и не лапы – руки, пальцы скрючены, скалится страшно, а глаза – красноватые, светятся, показалось – без зрачков… Самое страшное – это не зверь был. Это было больше похоже на нас. С тех пор…
Мелькор посерьезнел:
– Понимаю. Как ее зовут?
– Аэни.
– Светлячок… Не бойся меня, маленькая. Иди сюда.
Девочка помедлила несколько мгновений, потом с опаской пошла вперед. Остановилась, глядя на Валу снизу вверх. Тот присел на траву:
– Дай мне руку, Аэни.
Ручонка девочки доверчиво легла в ладонь Мелькора. Вала внимательно посмотрел ей в глаза, погладил ее мягкие светлые волосы.
– Я могу ее вылечить.
Мать Аэни вспыхнула:
– Это… правда?
– Да. Только… для этого мне нужно взять ее с собой. Если ты отпустишь ее, прекрасная госпожа. Поверь, я не причиню ей зла.
Женщина задумалась, потом ответила:
– Я почему-то верю тебе. Но мне тяжело расставаться с Аэни. Она у меня одна… Это надолго?
– Несколько дней.
– Прости… как ты сказал? День… что это?
– Ах да… Какой же я недогадливый! Вы же не видите… Видишь звезду? Когда в седьмой раз она встанет в зените, девочка вернется. И я обещаю: твоя дочь будет здорова.
– Благодарю тебя, Крылатый.
– Поедешь со мной, маленькая?
Девочка обернулась к матери, словно прося разрешения, потом кивнула.
– Мама! Мамочка!
Женщина подхватила Аэни на руки:
– Ты… говоришь, девочка моя? Он вылечил тебя?
– Мамочка, смотри, что он мне подарил! – Аэни разжала кулачок.
– Пойдем к костру, малышка, я посмотрю…
– Зачем? – удивилась девочка. – Ведь так светло…
– Светло?.. Пойдем к костру.
На ладони девочки лежал маленький кленовый листок в золотых прожилках со сверкающей каплей росы. Мать осторожно взяла его в руку, боясь, что капля скатится с листка…
Он был из камня.
– Какое чудо… – тихо промолвил Гэлеон. – Как бы мне хотелось создавать такое же…
– Научишься, – ответил бесшумно подошедший Мелькор.
– А почему Аэни говорит, что – светло?
– Может быть, скоро вы поймете…
– Неужели ты не видишь, мама? Вон там, наверху – огонь, такой яркий, ярче костра… Видишь? Он говорит – это Солнце, Саэрэ, – девочка очень тщательно выговорила последнее слово.
– Саэрэ?
– Да, да! Он говорит – это звезда, только очень близко, поэтому так ярко светит…
Девочка весело щебетала, рассказывая, что было там, куда она ездила. Ей не хватало слов, и она озабоченно морщила нос, пытаясь объяснить, как это – дворец из камня, мерцающие стены пещер, высокие черные горы… Какой там был странный зверь – пушистый, черный, с глазами – как светящиеся зеленые листья, ласковый… Потом, утомленная, свернулась калачиком у костра и задремала, крепко сжимая в кулачке кленовый листок. По лицу вертевшегося тут же мальчишки было заметно, что он жгуче завидует Аэни; однако справился с собой и, присев рядом, начал жадно прислушиваться к разговору взрослых.
– Ты говорил – один из Творивших Мир… Кто они? Как был создан мир? – допытывался Гэлеон. Мелькор прислонился к стволу дерева, скрестил руки на груди и начал:
– Был Эру, назвавший себя – Единым, которого в Арте стали именовать Илуватаром, Отцом Всего Сущего…
Когда рассказ был окончен, некоторое время все молчали. Потом снова заговорил Гэлеон:
– Значит, мы – Дети Единого?
– Да, так…
– Скажи, а где же другие Бессмертные? Почему мы никогда не видели их? Ты говоришь: вы пришли в Арту, чтобы приготовить этот мир к приходу Эльфов и Людей: почему же только ты пришел к нам? Разве другие не знают того, что знаешь ты?
– Знают. Но они покинули эту землю и ныне пребывают в Земле Бессмертных, Валиноре. Здесь я один.
– Почему же ты не среди них?
– Мой путь иной, чем у них. Не зная Тьмы, они изначально отвергли ее и могут жить только в Свете. Теперь Тьма и темнота равно страшат их.
– Разве Бессмертным ведом страх?
Мелькор промолчал.
– Тебе известны судьбы мира. Скажи, какова судьба Эльфов?
– Вам предопределено бессмертие – таков дар Единого. Вам суждено уйти в землю Бессмертных.
– Но мы не хотим уходить! – горячо воскликнул тот, кому предстояло стать Художником.
– А я хотел бы взглянуть на Валинор, – задумчиво промолвил кто-то. Увидеть и вернуться…
– Вы не сможете вернуться. Такова воля Единого.
– Но если нам суждено уйти, зачем же ты говоришь с нами? – спросил Гэлеон.
– Вы не испугались Тьмы, а значит, способны понять ее, и тогда вам откроется суть Равновесия Миров. Вы сможете освободиться от оков Предопределенности, и вам будет дано право выбора.
– Ты говорил – выбор дан только Людям… Значит, мы станем Людьми?.. Бессмертие… А что такое смерть?
– Только Смертные могут уйти из этого мира, найти свой путь в Эа.
– Это тоже дар Илуватара?
– Нет. Это мой дар тем, кто разорвет замкнутый круг Предопределенности.
– Я не все еще понимаю в твоих словах. Нужно думать. Ты останешься с нами?
– Мне нужно покинуть вас ненадолго. Но я вернусь.
– Мы будем ждать тебя, Крылатый.
…Когда Черный Всадник скрылся в сумраке леса, глядя ему вслед, Гэлеон тихо сказал:
– Кажется, я понял его… Если бы не было Тьмы, мы никогда не увидели бы звезд…
Он вернулся к ним, Крылатый Вала. И снова говорил с ними, объяснял, отвечал… Дети привязались к нему, а он рассказывал им прекрасные истории о травах и звездах, о зверях и камнях… Первые дети в этом юном мире, они были удивительными существами – доверчивые, открытые, восхищенные, удивительно нежные, как хрупкие цветы. Наивные, чудесные создания, которых невозможно было не любить. И казалось Мелькору – все, что творит он сейчас – творит для них. Так появились в мире удивительные существа: огромные черные бабочки с крыльями, отливающими зеленью и золотом; летучие рыбы; морские раки, строившие себе прекрасные раковины-дома; единороги и дельфины; стрекозы с огромными глазами, похожими на драгоценные камни; водяные паучки-серебрянки и морские змеи… И не было для Валы радости большей, чем видеть изумленные глаза детей и слышать: "Что это? Какое чудо…" И теперь, глядя на Учителя, Ортхэннэр с трудом мог удержаться от улыбки. Как все переменила маленькая гостья Хэлгор! И правда удивительные существа…
Эльфы полюбили Крылатого. И однажды Гэлеон сказал ему:
– Чем дольше говорю с тобой, Мелькор, тем яснее понимаю, сколь многого мы еще не знаем… Но так скажу я: довольно нам скитаться по земле без цели. Если позволишь, пойдем с тобой.
– Идите. Я покажу вам путь.
…Они удивлялись, как дети, всему, что видели вокруг – да, по сути, они ведь и были детьми. Они любили давать имена новому: они видели Солнце и Луну, но больше любили ночь и звезды – Свет-во-Тьме. Не сознавая этого, они уже шли путем Людей, и Мелькор не удивился, когда Гэлеон сказал:
– Мы понимаем, какой выбор ты предлагаешь нам. И принимаем твой путь.
– Все ли вы обдумали? Не торопитесь с ответом; дар смерти – великий и страшный дар. Не проклянете ли вы меня за этот выбор?
– Нет. Мы сами выбрали путь; другого ныне для нас нет.
– Загляните в себя. Нет ли в вас страха и сомнений?
– Нет, Мелькор. Мы с открытыми глазами выбираем дорогу, и никто из нас никогда не скажет, что лживыми словами ты привлек нас на свою сторону. Я знаю сердцем, что ты говоришь правду. Мы сделали свой выбор, Крылатый.
Он называл их Эльфами Тьмы, Эллери Ахэ, и своими учениками. Для них он был Учитель, и Аэанто – Дарящий Свет. На Севере, в Долине Гэлломэ там, где была обитель Мелькора, – построили они свой деревянный город, и Мелькор часто покидал свой черный замок и жил среди них. Для Майя Ортхэннэра они стали друзьями и братьями; ему радостно было ощущать себя одним из них. На своем языке они произносили его имя, как Гортхауэр, и сам он вскоре стал считать это своим именем. Гортхауэром начал называть его и Учитель; только иногда в минуты задумчивости он называл своего Ученика по-прежнему – Ортхэннэр.
И пришло время, когда в своих владениях собрал Мелькор Орков, дрожавших от ужаса перед неведомым, слепых и для Тьмы и для Света. Он надеялся с помощью своих учеников вернуть им то, что утратили они, поддавшись страху. Но темнота сковывала их разум, и страх вытеснил из их душ все. Мелькор был бессилен что-либо изменить. У Эльфов Страха остался лишь дар Единого – бессмертие.