Небольшой отряд Нолдор – и черные воины Пограничья… Силы были почти равны, но ненависть – плохой помощник в бою. Черный отряд потерял двоих, еще трое были ранены; из Эльфов остался в живых только один. От потери крови Эльфы быстро теряют сознание. Решено было довезти его до Твердыни.
Вскоре после того, как его перевязали, он пришел в себя.
Глаза его переполняла бешеная ненависть: боль от ран только разжигала ее. Он с проклятьями срывал с себя повязки:
– Мне не нужно вражьих милостей!..
Целитель беспомощно смотрел на раненого. Потом, видно, решившись на что-то, подозвал воина.
– Я ничего от вас не приму, – хрипел Эльф.
– И смерти? – мрачновато поинтересовался воин.
Раненый замолчал, настороженно оглядывая людей. Воин бесцеремонно разжал ему челюсти, а целитель влил в горло остро пахнущий травами теплый напиток. Раненый закашлялся, поперхнувшись зельем, глаза его затуманились.
– Яд… – прохрипел он; приподнялся: – Будь проклят Моргот! Нолдор отомстят…
И повалился навзничь на ложе.
Очнулся. Боли больше не чувствовал. Осторожно приподнял голову: нет, и не связан. Спиной к нему стоит какой-то человек в черном.
"Где я?.."
Ангамандо.
Враги.
Он пошевелился. Тело вроде бы слушалось его. Бесшумно поднялся и подкрался к человеку в черном.
Жаль, нет оружия. Но жизнь он продаст дорого. По крайней мере, этого-то с собой прихватит.
Его руки сомкнулись на шее врага.
– …Нинно, я…
Воин остановился на пороге; долю мгновения человек и Эльф смотрели друг на друга, потом человек молча бросился вперед.
– …Эй, ко мне! Нинно убит!
– Целителя… – глухо сказал кто-то. Светловолосый широкоплечий гигант, мертвея лицом, потянул из ножен меч.
– Не смей, Лайхэн! Это пленный! – отрывисто скомандовал тот, кто вошел первым.
– Лекаря, тварь! – взревел Лайхэн. – Он, почитай, месяц с тобой возился, ты, мразь! Первые дни вообще от тебя не отходил! Ты хуже Орка!
Один из пришедших опустился на колени рядом с неподвижным телом.
– Может, еще жив?..
– Нет, Кори. Нет, – ровно и тихо.
– Он же меня от смерти… когда я от чахотки подыхал… а его… Кори отвернулся.
– Что с ним делать? – угрюмо спросил Лайхэн. – Ты старший, Орро. Скажи, что с ним делать?
– Возьмите его, – Орро отпустил заломленные за спину руки Эльфа и с силой толкнул его вперед; потом нагнулся к мертвому и закрыл ему глаза. Когда выпрямился, лицо его было совершенно бесстрастным:
– Он – пленный, и мы не можем его убить, хотя трижды заслужил смерть поднявший руку на целителя. Пусть Учитель решит, что делать с ним.
И, тяжело посмотрев на безмолвствующего Эльфа, добавил:
– Ты, помнится, желал встречи с Владыкой Ангамандо? Ну так идем. Твое желание исполнится.
– Учитель. Он убил лекаря. Он убил Нинно.
Высокий человек – тоже в черном, как и все здесь, – резко обернулся. Эльф невольно вздрогнул – как и все, кто впервые видел – его, он был ошеломлен и растерян, – но быстро взял себя в руки, и на лице его появилась недобрая торжествующая усмешка:
– Славно тебя отметили, Моргот!
Лайхэн стиснул рукоять меча так, что пальцы побелели, но остался неподвижным.
– Закон Аст Ахэ гласит: поднявший руку на целителя достоин смерти, так же ровно и бесстрастно продолжил Орро. – Закон также гласит, что пленный неприкосновенен. Потому мы привели его на твой суд, Учитель.
– Как это произошло?
Орро рассказал – коротко и четко, очень спокойно. Слишком спокойно.
– Что скажешь ты, Нолдо? – обернулся к Эльфу тот, кого здесь называли Учителем.
– Скажу – рад, что сделал это! Скажу – жаль, что не было у меня оружия – не было бы такой роскошной свиты! Скажу, что рад видеть, каким ты стал, и жалею лишь об одном – не я сделал это с тобой! – он говорил с яростной радостью.
– Не обо мне речь. Но ты сказал довольно. Быть может, у твоего народа другие законы, но по закону этой земли ты заслуживаешь смерти, – лицо Валы было похоже на застывшую маску. – Уведите его.
– Я и не ждал, что ты дашь мне последнее слово, Моргот!
– Последнее слово? – что ж, говори.
…Никто из Эльфов не видел этого поединка, и не слагают песен о гибели короля Финголфина. Но сейчас Нолдо пел об этом – боль утраты и ненависть к убийце подсказывали ему слова.
…И летел по иссиня-черной равнине, по еще не остывшему пеплу белой молнией Рохаллор, и бился лазурный плащ за спиной Короля. Алмазной звездой в колдовском сумраке Севера был гордый всадник; и спешился он, и вострубил в серебряный рог, и в железо Черных Врат ударил рукоятью меча, и крикнул он: "Я вызываю тебя на бой, раб Валар, повелитель рабов!.." И вышел Враг…
…И ледяной молнией сверкнул Рингил, и темной кровью окрасился ясный клинок, и страшный крик издал Враг, отступив пред Королем Нолдор…
…И хотел Враг бросить тело Короля волкам, но молнией упал с неба Торондор, и ударил он Врага когтями в лицо; и унес он тело Короля, дабы упокоиться ему на горной вершине…
…Так пал Финголфин, прекраснейший из королей Элдар; но наступит час Битвы Битв, Дагор Дагорат, и восстанет Король, и поведет он в бой войско свое, и за все злодеяния свои заплатит Враг в тот час. И помнит об этом Враг, и страх живет в душе его, и знаком отмщения ему – раны его, что не исцелятся вовеки, и знаком гнева Валар и грядущей кары горит над твердыней его Серп Валар, Валакирка…
Эльф усмехался, глядя в лицо Врагу. Сейчас он чувствовал себя победителем. Эта улыбка так и не успела покинуть его лица, когда Лайхэн обрушил ему на голову тяжелый кулак.
– Падаль, – беззвучно проговорил светловолосый воин.
– Отпустите его, – сказал Вала, отвернувшись.
– Что?!
Спросили разом, ошеломленно глядя на Властелина.
– Получится – мы за песню его казнили.
– Плевать! – не сдержавшись, прорычал Лайхэн. – Он трижды заслужил смерть!
– Подожди, Лайхэн, – вмешался Орро. – Возможно, ты прав, Учитель. Мы не подумали об этом.
– А свое он получит. Я знаю. И пусть станет ему карой то, что его не примет народ его, что отвернутся от него все, что остаться ему в одиночестве.
Они задумались.
– Да, это тяжкая кара. Тяжелее смерти, – подал голос Орро.
– Оружие оставьте при нем.
Вала резко обернулся и с холодной яростью прибавил:
– Никто не поверит ему, что он бежал отсюда с оружием. А солгать он не сможет. Они говорят, я жесток? – что ж, по крайней мере, этот – не обманулся.
– Но, если встречу его… – придушенно начал Лайхэн.
– …он в твоей воле, – закончил за него Вала.
"Жестоко? несправедливо? – пусть; я понимаю его – но понять – не всегда есть простить. Пощадить убийцу – значит, дать ему свидетельство его правоты. Милосерднее убить – но я не хочу быть милосердным! Но кровью убийцы мертвого не вернуть. Не вернуть…"