В ряды мобилизованных он попал осенью 1941-го после роспуска родного педагогического института в Ростове-на-Дону. А услышать впервые леденящий душу голос войны студенту-второкурснику и его товарищам довелось еще летом этого года. Они возвращались с практики через донские станицы, и над каждой из них стоял тяжелый женский плач: матери, жены и дочери провожали дорогих кормильцев на военную страду.

Путь Ивана Криничного на передовую был неблизким. Вместе с другими новобранцами он прошел пешком почти до Сталинграда, а дальше их отправили на пароходе по Волге до Урала. В башкирском Белорецке Ивана зачислили курсантом во 2-е Ленинградское артиллерийское училище, откуда летом 42-го он вышел уже лейтенантом. Это, как оказалось впоследствии, стало первым и большим везением будущего воина-артиллериста: у пехотинцев было куда меньше шансов выжить на той войне.

Вместе с еще одиннадцатью молодыми офицерами Криничного отправили под окольцованный блокадой Ленинград, на Волховский фронт. Поскольку на передовой не оказалось свободной орудийной механической тяги, равно как и гужевой, Иван был назначен командиром огнеметного взвода. Однако не хватало и огнеметов. Поэтому лейтенант в ожидании вакансии некоторое время служил в армейском штабе, нередко бывая с поручениями на передовой, где, то ли по неопытности, то ли от юношеского бесшабашного неверия в смерть, никак не мог заставить себя падать на землю при артобстрелах. Страх за жизнь пришел позднее, и как каждому, наверное, участнику боев, Ивану приходилось преодолевать его едва ли не каждый бесконечный день той долгой войны.

В ноябре 1942 года он становится командиром огневого двухорудийного взвода в составе одной из батарей полка тяжелой артиллерии, и с двумя боевыми расчетами 152-миллиметровых гаубиц участвует в знаменитом январском прорыве блокадного кольца. Сквозь оглушительную орудийную канонаду "катюш", минометов, гаубиц нельзя было докричаться друг до друга на расстоянии нескольких метров - штабные приказы от телефониста до командира приходилось передавать, бегая от одного к другому. Дорого было заплачено за "коридор" шириной в несколько километров, связавший наконец осажденный город с Большой землей. После почти недельного кровавого сражения у Синявинских высот окрестные поля были почти сплошь покрыты телами фашистов и наших воинов.

После прорыва в образовавшемся проходе немедленно стала восстанавливаться железная дорога. Враг постоянно обстреливал пути, и бойцы Криничного воевали там, обеспечивая прикрытие.

Зимой 1943-1944 года, во время боев под Нарвой, Ивана Захаровича перевели на должность командира взвода 76-миллиметровых орудий. Наши войска несли тяжелые потери. В течение боя на смену павшим вставали по очереди младшие по званию бойцы, и подразделение, которым в начале дня командовал майор, к вечеру подчинялось ефрейтору. Тяжело было слушать во время ночного затишья стоны и крики раненых - часто их невозможно было вынести с поля боя ни днем, ни ночью. Там, под Нарвой, молодому комвзвода довелось воочию наблюдать гибельную панику отступления. Оказавшись в такой момент без тягловой силы, артиллеристы оказывались перед непростым выбором: спасаться, бросая пушку, либо погибать вместе с ней. Согласно инструкции, потеря орудия грозила в лучшем случае переводом в пехоту, в худшем же - расстрелом.

За эту войну Ивану посчастливилось выйти почти невредимым из многих переделок, порой, казалось, - безнадежных. К примеру, когда в 44-м, уже в составе минометной батареи, он командовал взводом на Карельском перешейке, преследуя фашистов и белофиннов на территории Финляндии, бойцы попали под плотный обстрел вражеских снайперов-"кукушек". Задело и Криничного, хотя и не тяжело: через месяц с небольшим нога зажила. После его направили в Эстонию, назначив командиром взвода противотанковых "сорокопяток" в составе пехотного полка, а оттуда - на переформирование в северный тыл, в Архангельск.

Догоняли фронт в декабре. При отправке Криничного ждало очередное испытание: во время переправы к железнодорожной станции через реку Белую вдруг угрожающе затрещал под ногами с виду надежный, толстый речной лед. Своевременный приказ молодого командира немедленно рассредоточиться спас бойцов и орудия. Переправа завершилась удачно, но страху натерпелись не меньше, чем под обстрелом.

По железной дороге в сторону уходящего фронта ехали в "телячьих" вагонах 20 суток. Во время этой вынужденной передышки, словно бы в ответ на раздумья о предстоящих испытаниях передовой, Ивану приснился вещий сон. Снилось, что принимают его в своем доме как дорогого гостя незнакомые старик и девушка. А тем временем мимо вдруг стали проносить убитых - одного, другого. Гость, решивший, что его обманом заманили в гибельное место, в панике стал искать выход. Хозяева куда-то исчезли, но появившаяся служанка указала нужную дверь. Открылся выход не сразу, за ним Ивана ждал еще целый ряд таких же запертых дверей, которые с усилиями все же удавалось отворить. А за последней была она - прекрасная и долгожданная жизнь без войны.

Добравшись поездом до границы с Польшей, дальше двигались быстрым пешим маршем, привыкая сутками подряд спать то на ходу, с открытыми глазами, то на снегу - под открытым небом. Шли на запад по следам передовой, оставляющей за собой разоренные селения и неубранные трупы. Наступление меняло настроение людей, но тем больше всем хотелось остаться в живых. А война продолжалась...

В Польше Иван Захарович был ранен во второй раз и снова - легко. Хотя случай был действительно тяжелый: прямо в центре группы отдыхающих бойцов упала и разорвалась мина. Еще несколько раз судьба буквально уводила его от гибельных ситуаций, а иногда вдруг самые безнадежные из них разрешались благополучно.

По словам Криничного, он за многое благодарен своей фронтовой фортуне. За то, что не был в плену, в окружении, не попал в штрафбат, не пережил горечи долгого отступления. Вдоволь наглядевшись на послевоенные испытания искалеченных солдат, он хорошо понимает, какое везение - остаться не только живым, но и целым в этой мясорубке. "Мать молилась за нас", - добавляет Иван Захарович, рассказав, что смерть не коснулась ни братьев, ни сестры в их семье. Все они воевали на разных фронтах, но перед победой оказались неподалеку друг от друга - на территории Чехословакии, хотя там и не встретились.

Весть о капитуляции Германии настигла Ивана под Бреслау; окончательно же война завершилась для него и товарищей по дороге к охваченной фашистским мятежом Праге. Поучаствовать в освобождении чешской столицы им не пришлось.

Пережив все отпущенные войной испытания, открыв все предназначенные ему "двери", Иван Криничный возвратился в новую, мирную жизнь, чтобы еще многое успеть в ней сделать. Окончательно демобилизовавшись из армии в 1955 году, он через некоторое время осуществил свою мечту: завершил педагогическое образование на факультете иностранных языков Казанского пединститута, а по окончании учебы работал там в течение 12 лет. Правда, еще будучи студентом, офицер запаса Криничный успел потрудиться на педагогической ниве в условиях, сильно напоминающих боевые - в школе подростковой колонии для преступников. Но эта "война", вторая на его счету, заслуживает собственной, отдельной истории...

Сегодня, когда давно стали взрослыми дети и подрастают внуки, Иван Захарович продолжает оставаться человеком, ценящим и любящим жизнь. Ветеран не сдается неумолимым годам - ведь науку побеждать, сохранять бодрость духа и крепость тела он начал осваивать еще там, на фронте. Подобно своему знаменитому луганскому земляку Порфирию Иванову, Иван Криничный уже тогда начал прибегать к целебной силе воды и холода, а после войны вместе с женой вот уже 29 лет выращивает лекарственные травы. Иван Захарович дружит с нашим известным фитотерапевтом Карпом Абрамовичем Трескуновым и по сей день занимается китайской гимнастикой. Хочется верить, что бойцовские качества и жизненный оптимизм воина будут еще долгие годы вдохновлять земляков, и он в добром здравии обязательно примет наши поздравления с очередным, шестидесятилетним юбилеем Великой Победы.

Т. Кондракова

http://uspp.narod.ru/fito/.