Двенадцать

– Почему? – закричал я. – Что, черт возьми, так притягательно в убийстве себе подобного, что никто за всю историю мира так и не нашел более умного решения проблем, чем убить каждого, кто с ним не согласен? Неужели человеческий разум так ограничен? Неужели мы – все еще неандертальцы? «Зог испуган, Зог убивает!» Неужели это... Я не могу поверить, что все всегда были такими... идиотами! Что никто никогда...

Я захлебнулся от бессилия и посмотрел на Лесли. По ее щекам текли слезы. То, что вызвало у меня бешеную ярость, ее повергло в глубокую печаль. – Татьяна... – всхлипнула она, в ее голосе звучала такая боль и обреченность, словно это на нас вот-вот должны были упасть бомбы. – Иван... Какие родные, светлые, веселые... и Петрушка... О, Боже! – Она разрыдалась.

Не выпуская ее руки из своей, я взял управление самолетом на себя. Как я хотел, чтобы здесь была Пай! Что бы она сказала, увидев наш гнев и наши слезы?

Черт возьми, подумал я, неужели, несмотря на все то прекрасное, чего мы можем достичь, невзирая на все то великолепное, чего многие уже достигли, все обязательно должно закончиться тем, что какой-то последний кретин нажмет на кнопку и всему наступит конец? Неужели во всем узоре не найдется никого, кто смог бы предложить что-нибудь лучше, чем...

Я это услышал, или мне показалось? Поверни влево. Лети прямо, пока узор внизу не приобретет янтарную окрасу.

Лесли не спросила, почему мы повернули и куда мы направляемся. Ее глаза были закрыты, но из них по-прежнему катились слезы.

Я крепче сжал ее руку, чувствуя охватившее ее отчаяние. – Держись, малыш, – сказал я. – Мне кажется, на этот раз мы увидим, на что похож мир без войн.

Это было недалеко. Я сбросил газ, поплавки коснулись воды, мир обратился в брызги и...