Пирсон попытался закричать, но от ужаса лишился голоса, и у него вырвалось только сдавленное всхлипывание, как у человека, стонущего во сне. Он глубоко вздохнул, чтобы попробовать снова, но не успел открыть рот, как чьи-то пальцы крепко сжали его руку выше локтя.
– Вы неправы, – произнес чей-то голос. Он был чуть громче шепота и доносился Пирсону прямо в ухо. – Опасно не правы. Поверьте мне.
Пирсон оглянулся. То, что вызвало у него желание – нет, потребность – закричать, уже скрылось за дверью банка, совершенно беспрепятственно, и Пирсон понял, что может осмотреться. Его держал за руку красивый молодой негр в кремовом костюме. Пирсон не был с ним знаком, но знал в лицо: он узнавал почти все крохотное племя, которое привык называть про себя Людьми десятого часа… как, надо полагать, и они его.
Красивый молодой негр пристально смотрел на него.
– Вы это видели? – спросил Пирсон. У него выходил какой-то плаксивый визг вместо обычного уверенного тона.
Красивый молодой негр отпустил руку Пирсона, вполне уверившись, что тот не будет оглашать диким криком площадку перед зданием Первого коммерческого банка Бостона; Пирсон инстинктивно потянулся и сжал запястье молодого человека. Как будто еще не мог устоять, не хватаясь за чью-то руку. Красивый молодой негр не делал попыток отойти, только посмотрел на руку Пирсона прежде, чем заглянуть ему в глаза.
– Я хочу сказать, вы действительно это видели? Ужасно! Даже если это грим… или кто-то надел маску шутки ради…
Но это был не грим и не маска. Существо в темно-сером костюме от Андре Сира и в пятисотдолларовых туфлях прошло очень близко к Пирсону, чуть ли не коснувшись его (Господи помилуй, инстинктивно содрогнулся он), и он знал, что это не грим и не маска.
Потому что плоть на огромном выросте, где должна быть голова, шевелилась, разные ее части двигались в разные стороны, словно газовые потоки в атмосфере какой-то планеты-гиганта.
– Друг, – начал красивый молодой негр в кремовом костюме, – вам надо…
– Что это было? – прервал его Пирсон. – Я такого в жизни не видел! Такое, наверное, можно увидеть в кошмарном сне… или…
Голос его, казалось, исходил не из обычного места в голове. Он выплывал откуда-то сверху – будто он провалился в какую-то глубокую яму или трещину в земле, и этот плаксивый визг принадлежал кому-то другому, вещающему сверху.
– Послушайте, друг…
И что-то появилось еще. Когда несколько минут назад Пирсон вышел через вращающуюся дверь с незажженной "Мальборо" в руке, день был пасмурный – собирался дождь. Теперь все вокруг выглядело не просто ярким, а сверхъярким. Красная юбка на хорошенькой блондинке, стоявшей метрах в десяти от здания (она курила сигарету и читала детектив), пламенела, словно сигнал пожара; желтая рубашка пробегавшего мимо рассыльного напоминала осиное брюшко. Лица окружающих вырисовывались четко, как в любимой книжке комиксов его дочки Дженни.
А губы… своих губ он не чувствовал. Они онемели, как после введения огромной дозы новокаина.
Пирсон обернулся к красивому молодому человеку в кремовом костюме и произнес:
– Смешно, но я сейчас упаду в обморок.
– Нет, не упадете, – ответил молодой человек с такой уверенностью, что Пирсон поверил ему, хотя бы на какое-то время. Тот снова сжал ему руку выше локтя, но на этот раз мягче. – Пойдемте туда – вам нужно сесть.
На широкой площадке перед банком были расставлены круглые мраморные чаши, каждая со своей разновидностью цветов. По краям этих высоких клумб сидели Люди десятого часа – кто-то читал, кто-то болтал, кто-то рассматривал пешеходов на тротуарах Коммершл-стрит, но все делали то, что превращало их в Людей десятого часа, за чем и сам Пирсон спустился вниз. На ближайшей к Пирсону мраморной клумбе росли астры, пурпурный цвет которых казался Пирсону в его возбужденном состоянии таинственно ярким. На краю чаши уже никто не сидел, видимо, потому, что было уже десять минут одиннадцатого и люди начали собираться обратно.
– Присядьте, – предложил красивый молодой негр в кремовом костюме, и, как ни старался Пирсон, он скорее упал, чем сел. Вот только что он стоял рядом с коричневато-красной чашей, а потом будто кто-то дернул за ниточки в коленях, и он приземлился на задницу. Тяжело приземлился.
– Теперь откиньтесь назад, – сказал молодой человек, присаживаясь рядом. Лицо его оставалось приятным на протяжении всего эпизода, но в глазах ничего приятного не было: они простреливали площадку во всех нап равлениях.
– Зачем?
– Чтобы кровь прилила к голове, – пояснил молодой негр. – Но не принимайте слишком откровенную позу. Сделайте вид, что нюхаете цветы.
– Что делаю?
– Делайте то, что вам говорят, понятно? – В голосе молодого человека послышалась нотка нетерпения.
Пирсон нагнул голову и глубоко вдохнул. Оказалось, что цветы пахнут вовсе не так приятно, как выглядели, – они отдавали сорняками и собачьей мочой. Тем не менее в голове у него слегка просветлело.
– Начинайте перечислять штаты, – приказал негр. Он скрестил ноги, расправил ткань брюк так, чтобы сохранить складку, и достал пачку "Уинстона" из внутреннего кармана. Пирсон сообразил, что потерял свою сигарету: наверное, выронил в первый момент шока, когда увидел чудовище в костюме, шествующее по западной стороне площадки.
– Штаты, – механически повторил он. Молодой негр кивнул, достал зажигалку, которая была явно намного дешевле, чем казалась на первый взгляд, и закурил.
– Начинайте с этого и продвигайтесь на запад, – предложил он.
– Массачусетс… Нью-Йорк, наверное… или Вермонт, если начинать с севера… Нью-Джерси… – Теперь он немного распрямился и заговорил чуть увереннее: – Пенсильвания, Западная Вирджиния, Огайо, Иллинойс…
Негр приподнял брови:
– Западная Вирджиния, да? Вы уверены?
Пирсон чуть улыбнулся:
– Вполне уверен, да. Можно было, конечно, раньше назвать Огайо и Иллинойс.
Негр пожал плечами, показывая, что это не имеет значения, и улыбнулся:
– Не похоже, что вы собираетесь падать в обморок, хотя… нет, не собираетесь, я вижу… и это главное. Сигарету хотите?
– Спасибо, – с признательностью произнес Пирсон. Он не просто хотел сигарету: он нуждался в ней.
– У меня была, но я потерял. Как вас зовут?
Негр просунул сигарету между тубами Пирсона и поднес к ней зажигалку:
– Дадли Райнеман. Можете называть меня Дьюк.
Пирсон глубоко затянулся и взглянул на вращающуюся дверь, открывавшую доступ к мрачным глубинам и облачным высотам Первого коммерческого.
– Это не было галлюцинацией, правда? – спросил он. – То, что видел я, вы тоже видели?
Райнеман кивнул.
– Вы не хотели, чтобы он заметил, что я его вижу, – продолжал Пирсон. Он говорил медленно, пытаясь связать все это про себя. К нему вернулся нормальный тон – уже огромное облегчение.
– Вы видели, чтобы кто-нибудь еще здесь пытался устроить истерику подобно вам? – спросил Райнеман. – Чтобы кто-нибудь даже выглядел так, как вы? Я, например?
Пирсон медленно покачал головой. Он теперь чувствовал себя не просто перепуганным: он был совершенно растерян.
– Я встал между ним и вами, и я не думаю, что он вас заметил, но в какую-то секунду это вполне могло случиться. У вас был вид, словно у человека, который заметил, как мышка выскакивает из бифштекса, который он ест. Вы из ипотечного отдела, да?
– О да. Брэндон Пирсон. Извините.
– Я из отдела обслуживания компьютеров. Все в порядке. Когда впервые видишь летучую мышь в человеческом облике, так бывает.
Дьюк Райнеман протянул руку, и Пирсон пожал ее, но думал он о другом. "Когда впервые видишь летучую мышь в человеческом облике, так бывает", – сказал молодой человек, и когда Пирсон вспомнил свое первое впечатление от Крестоносца в Капюшоне, шествующего между шпилями в стиле "ар-деко", он понял, что термин очень удачный. И еще одно он понял, вернее, припомнил: хорошо, когда есть название тому, что тебя напугало. Страх не уходит, но его можно держать в рамках.
Теперь он восстановил в памяти то, что видел, думая при этом: "Летучая мышь в человеческом облике – я это впервые увидел".
Он вышел через вращающуюся дверь, думая только об одном, о чем он всегда думал, когда близились десять часов, – как замечательно, когда вдыхаешь первую порцию никотина. Именно это делало его членом племени – как четки или татуировка на щеках.
Прежде всего он отметил, что стало еще пасмурнее с тех пор, как он явился на работу в восемь сорок пять, и подумал: "Днем мы будем сосать свои канцерогенные палочки под проливным дождем, вся наша братия". Конечно, дождик их не остановит: Люди десятого часа упрямы.
Он вспомнил, что окинул взглядом площадку, как бы проверяя, все ли в порядке, – почти бессознательно. Он заметил девушку в красной юбке (и снова подумал, как всегда, будет ли она выглядеть такой же красавицей, если ее одеть в мешковину), молодого, похожего на рок-музыканта уборщика с третьего этажа, который всегда надевал кепочку козырьком назад, когда мыл полы в туалете и закусочной, пожилого мужчину с прекрасной седой шевелюрой и красными пятнами на щеках, молодую женщину в очках с толстыми стеклами, продолговатым лицом и с длинными прямыми черными волосами. И нескольких других, которых видел реже. Одним из них, разумеется, был и красивый молодой негр в кремовом костюме.
Если бы там был Тимми Флэндерс, то Пирсон, скорее всего присоединился бы к нему, но того не было, и Пирсон направился к середине площадки, намереваясь присесть на край одной из клумб (той самой, на которой сидел сейчас). Оттуда он мог бы рассчитать длину и кривизну ног Мисс Красная Юбочка – грубо, разумеется, но какими уж есть подручными средствами. Он был женат, любил жену и обожал дочку, даже и не помышлял об измене, но, приближаясь к сорока, все чаще обнаруживал, что в его крови бродят некие порывы, подобные морским чудовищам. И он не представлял, как может любой мужчина удержаться от того, чтобы не смотреть на такую красную юбочку и не размышлять, есть ли под ней облегающее белье.
Он уже направлялся к клумбе, как кто-то, появившийся из-за угла здания, начал подниматься по ступеням. Пирсон заметил его краем глаза и в обычных обстоятельствах не обратил бы внимания – все его мысли поглощала красная юбочка – короткая, узкая и яркая, как борт пожарной машины. Но он взглянул, потому что, даже краем глаза и даже думая о другом, заметил, что что-то не так с лицом и головой приближавшейся фигуры. И он повернулся и посмотрел внимательнее, лишив себя тем самым сна на Бог знает сколько ночей.
С ботинками все в порядке; темно-серый костюм от Андре Сира, столь же солидный и надежный, сколь и дверь хранилища ценностей в подвале банка, если не более; красный галстук, предсказуемый, но не кричащий. Все прекрасно, все соответствует облику типичного высшего банковского руководителя в понедельник утром (а кто еще может являться на работу в десять часов, кроме высших руководителей?). Только дойдя до головы, ты понимаешь, что либо спятил, либо смотришь на нечто такое, о чем нет ни строчки во "Всемирной энциклопедии".
"Но почему они не побежали? – размышлял теперь Пирсон, когда одна капля дождя упала ему на руку, а другая – на чистую белую поверхность недокуренной сигареты. –Они же должны были с воплями разбежаться, как от гигантских жуков в фильмах пятидесятых годов. Потом подумал: –Но ведь и я не побежал".
Да, конечно, но это не одно и то же. Он не побежал, потому что застыл на месте. Впрочем, он пытался бежать; просто новый знакомый остановил его прежде, чем у него включились голосовые связки.
"Летучая мышь в человеческом облике. Ты впервые это увидел".
Над широкими плечами Самого Элегантного в Текущем Году Делового Костюма и над безупречно вывязанным красным галстуком возвышалась огромная серовато-коричневая голова, но не круглая, а бесформенная, словно бейсбольный мяч, который усиленно пинали целый сезон. Прямо под сводом черепа пульсировали черные линии – вероятно, вены, – образуя бессмысленное подобие дорожной карты, а там, где полагалось быть лицу, но его не было (во всяком случае, по человеческим понятиям), торчали и вздрагивали какие-то выросты, каждый из которых жил собственной ужасной жизнью. Зачатки черт лица были сведены вместе – плоские черные глаза, абсолютно круглые, алчно взирали из середины "лица", словно глаза акулы или какого-то обрюзгшего насекомого; бесформенные уши без мочек и раковин. Носа – во всяком случае, насколько мог рассмотреть Пирсон, – не было; правда, два подобия клыков торчали из густой щетины под глазами. Большую часть лица занимал рот – громадный темный полумесяц с треугольными зубами. Существу с таким ртом, подумал Пирсон, разжевывать пищу незачем.
Первой его мыслью, когда он уставился на это ужасное видение видение, которое держало изящный дипломат в безукоризненно наманикюренной руке, – было: "Это Человек-слон". Но теперь он понимал, что это создание не имело ничего общего с бесформенным, но, по существу, человеческим персонажем старого фильма. Дьюк Райнеман был ближе к истине: эти черные глаза и словно нарисованный рот гораздо больше подходили мохнатым, пискливым существам, которые по ночам ловили мух, а днем висели головой вниз в темных местах.
Но не это побудило его закричать: такая потребность появилась, когда существо в костюме от Андре Сира проходило мимо него, уже уставившись темными, словно у насекомого, глазами на вращающуюся дверь. Ближе всего оно находилось в те секунду-другую, и именно тогда Пирсон увидел, что это бородавчатое подобие лица скрывается под зарослями щетины, произраставшей прямо из него. Он не знал, как это может быть, но так было – он видел, как плоть расползается вокруг массивных изгибов черепа и струится вдоль мощной, как у собаки, челюсти волна за волной. А в промежутках виднелась какая-то отвратительная сырая розовая масса, о которой не хотелось и думать… но теперь, когда он вспомнил, оказалось, что он не в силах перестать думать о ней.
Все новые капли дождя падали ему на лицо и руки. Рядом с ним на закругленном краю клумбы Райнеман в последний раз затянулся сигаретой, отшвырнул ее и встал.
– Пойдемте, – сказал он. – Дождь начинается.
Пирсон взглянул на него широко раскрытыми глазами, затем осмотрелся вокруг. Блондинка в красной юбке как раз входила в здание с книгой под мышкой. Сразу за ней шел пожилой волокита с прекрасной седой шевелюрой.
Пирсон, сверкнув глазами в сторону Райнемана, переспросил:
– Заходить туда? Вы серьезно? Туда же вошло это чудовище!
– Я знаю.
– Хотите услышать абсолютный бред? – спросил Пирсон, выбрасывая окурок. Он не знал, куда он сейчас пойдет, – наверное, домой, но точно знал, куда не пойдет ни за что – обратно в Первый коммерческий банк Бостона.
– Конечно, – согласился Райнеман. – Почему бы и нет?
– Эта тварь выглядела точь-в-точь как наш почтенный управляющий, Дуглас Кифер… кроме головы, я хочу сказать. У него именно такие костюмы и портфели.
– Вот удивили, – произнес Райнеман.
Пирсон изумленно смерил его взглядом:
– Что вы имеете в виду?
– Думаю, вы уже догадались, но у вас было очень тяжелое утро, поэтому я скажу вслух за вас. Это и был Кифер.
Пирсон неуверенно улыбнулся. Райнеман не улыбался. Он встал, взял Пирсона за руки и потянул на себя, пока они чуть не столкнулись лицами.
– Я вам сейчас спас жизнь. Вы этому верите, мистер Пирсон?
Пирсон подумал и решил, что верит. Это чужое, похожее на летучую мышь лицо с черными глазами и множеством зубов темным пятном давило на него.
– Да. Видимо, да.
– Ладно. Тогда сделайте мне честь и выслушайте внимательно три вещи, которые я вам скажу, – обещаете?
– Я… да, конечно.
– Первое: это был Дуглас Кифер, управляющий Первым коммерческим банком Бостона, близкий друг мэра и, кстати, почетный председатель нынешней кампании по сбору средств на нужды детской больницы. Второе: в банке работают еще не менее трех летучих мышей, причем одна – на вашем этаже. Третье: вы сейчас пойдете туда. Если вам, конечно, хочется жить.
Пирсон остолбенело уставился на него – если бы он сейчас заговорил, то смог бы издать только бессвязный хрип.
Райнеман взял его за локоть и подтолкнул к вращающейся двери.
– Пойдем, дядя, – сказал он странно дружелюбным тоном. – Дождь начинается всерьез. Если мы останемся здесь, то будем привлекать внимание, а этого в нашем положении нельзя себе позволить.
Пирсон, покорно следуя за Райнеманом, вдруг подумал о том, как пульсировали и переливались сплетения черных линий на голове этой твари. Внезапно, похолодев, он остановился перед самой дверью.. Гладкая поверхность, площадки уже стала достаточно мокрой, чтобы он мог увидеть под ногами второго Брэндона Пирсона, мерцающее отражение, напоминавшее летучую мышь другого цвета.
– Я… я вряд ли смогу, – отрывисто пробормотал он.
– Сможете, – возразил Райнеман. Он искоса взглянул на левую руку Пирсона. – Женаты, я вижу, – дети есть?
– Одна. Дочка. – Пирсон заглянул в вестибюль банка. Стеклянные створки дверей были поляризованы, поэтому огромное помещение за ними казалось очень темным. "Как пещера, – подумал он. –Пещера летучих мышей, где полно слепых разносчиков заразы".
– Вы хотите, чтобы ваша жена и дочка завтра прочли в газетах, что полиция извлекла папочку со дна Бостонской бухты с перерезанным горлом?
Пирсон испуганно посмотрел на Райнемана. Дождь хлестал его по щекам, по лбу.
– Они устроят так, чтобы это выглядело делом рук шпаны, продолжал Райнеман, – и все поверят. Им всегда верят. Потому что они хитрые, и у них полно приятелей в верхах. Именно верхи их интересуют.
– Я вас не понимаю, – промямлил Пирсон. –Ничего не понимаю.
– Знаю, что не понимаете, – ответил Райнеман. – Для вас настало опасное время, так что просто делайте то, что я вам говорю. А я вам говорю – вернитесь за стол прежде, чем вас хватятся, и вкалывайте до конца дня с улыбкой на лице. Не забывайте об улыбке, дружище, чего бы она вам ни стоила. – Он задумался, потом добавил: – Если вы сорветесь, вас, вероятнее всего, убьют.
Дождь рисовал блестящие полосы на гладком темнокожем лице молодого человека, и Пирсон вдруг осознал то, что было очевидно и чего он не замечал только из-за собственного ужаса: этот человек сам боится и многим рискует, не давая Пирсону попасть в какую-то ужасную ловушку.
– Мне действительно нельзя больше оставаться, – заметил Райнеман. – Это опасно.
– Ладно, – произнес Пирсон, слегка удивленный, что слышит собственный обычный, ровный голос. – Тогда вернемся к работе.
Райнеман облегченно посмотрел на него:
– Замечательно. И что бы вы ни увидели до конца дня, не выказывайте удивления. Понятно?
– Да, – ответил Пирсон. Он ничего не понимал. – Вы можете закончить дела пораньше и уйти около трех?
Пирсон поразмыслил и кивнул:
– Да. Думаю, что смогу.
– Договорились.
– Вы молодец, – сказал Райнеман. – С вами все будет в порядке. Встретимся в три.
Он толкнул вращающуюся дверь. Пирсон шагнул вслед за ним, чувствуя, что его разум остался там, на площадке… почти весь, кроме малой части, которая требовала еще сигарету.
День тянулся как обычно до того момента, пока он не возвратился в банк после ленча (и еще двух сигарет) с Тимом Флэндерсом. Они вышли из лифта на третьем этаже, и первое, что бросилось в глаза Пирсону, был другой человек-летучая мышь – вернее, женщина-летучая мышь в черных туфлях на высоком каблуке, черных нейлоновых чулках и в прекрасном шелковом деловом костюме – скорее всего, от Сэмюэля Блю. Великолепное начальственное одеяние… если не смотреть поверх этого костюма на голову, болтавшуюся, словно какой-то странный подсолнечник.
– Привет, ребята. – Мягкое контральто донеслось из какой-то дыры с заячьей губой, заменявшей, видимо, рот.
"Это Сюзанна Холдинг, – подумал Пирсон. –Невероятно, но это так".
– Привет, дорогая, – услышал он собственный голос и подумал: "Если она подойдет ко мне… тронет меня… я закричу. Я не смогу удержаться, что бы мне ни говорил тот паренек".
– С тобой все в порядке, Брэнд? Что-то ты бледный.
– Видимо, то, что ходит кругом, грипп, что ли, – произнес он, снова поражаясь естественной легкости своего тона. – Думаю, прехожу.
– Ладно, – голос Сюзанны доносился из этого жуткого подобия головы летучей мыши и странно шевелившегося мяса. – Толька не целуй меня, пока не поправишься, и дышать на меня не надо. Я не могу позволить себе болеть, когда в среду приезжают японцы.
"Нет проблем, дорогая, – не буду тебя целовать, можешь мне поверить".
– Постараюсь удержаться.
– Спасибо. Тим, зайди, пожалуйста, ко мне в кабинет и посмотри парочку сводок по опционам, ладно?
Тимми Флэндерс обвил рукой талию привлекательной начальницы и на глазах пораженного Пирсона нагнулся и запечатлел поцелуй на бородавчатой, волосатой роже этой твари. "Ему это кажется щечкой, подумал Пирсон, чувствуя, что разум мгновенно покидает его, словно смазанный трос сматывается с барабана лебедки. –Ее гладкая, надушенная щечка – вот что он видит, и это целует. О Господи. Боже мой".
– Конечно! – воскликнул Тимми, галантно расшаркиваясь. – Один поцелуй – и я ваш вечный слуга, милая леди!
Он подмигнул Пирсону и направился с чудовищем в ее кабинет. Когда они проходили мимо питьевого фонтанчика, он снова обнял ее за талию. Короткий и бессмысленный танец петушка вокруг курочки – ритуал, сложившийся за последние лет десять в бизнесе, если начальница женщина, а подчиненный мужчина, – был исполнен, и они исчезли из виду уже как сексуально нейтральные сотрудники банка, обсуждая только сухие цифры.
"Отличный анализ, Брэнд, – отстраненно подумал Пирсон, отвернувшись от них. –Тебе бы быть социологом". Он им почти и был в колледже это была его вторая специализация.
Войдя в комнату, он почувствовал, что весь покрылся потом, словно вязкой слизью. Пирсон забыл о социологии и стал нетерпеливо дожидаться трех часов.
В два сорок пять он заглянул в кабинет Сюзанны Холдинг. Чужеродный астероид на месте головы, склоненный к серовато-синему экрану компьютера, повернулся к нему, когда он произнес: "Тук-тук", отдельные части этого странного лица неустанно двигались туда-сюда, а черные глаза рассматривали его с холодным любопытством акулы, примеряющейся к ноге пловца.
– Формы четыре по компаниям я отдал Баззу Карстерсу, – сказал Пирсон. – Я возьму формы девять по индивидуальным закладным домой, если не возражаешь. У меня там скопированы диски.
– Это ты так объявляешь, что сачкуешь, дорогой? – спросила Сюзанна. Черные вены неописуемым образом вздулись на ее лысом черепе; наросты вокруг рта вибрировали, и Пирсон заметил, что один из них лопнул и из него вытекает густая розоватая масса, похожая на окровавленный крем для бритья. Он заставил себя улыбнуться:
– Точно.
– Ладно, – сказала Сюзанна, – значит, наша оргия в четыре часа обойдется без тебя, надо полагать.
– Спасибо, Сьюзи. – Он повернулся.
– Брэнд?
Он вздрогнул; ужас и отвращение вот-вот могли заставить его выдать себя, он вдруг ощутил уверенность, что эти зловещие черные глаза видят его насквозь и что эта тварь, маскирующаяся под Сюзанну Холдинг, сейчас скажет:
"Хватит играться, дорогуша. А ну-ка закрой дверь. Проверим, так ли ты хорош на вкус, как на вид".
Райнеман подождет немного, а потом пойдет по своим делам. "Вероятно, – думал Пирсон, –он поймет, что случилось. Может, он это уже видел".
– Да? – спросил он с вымученной улыбкой. Она уставилась на него долгим оценивающим взглядом – это гротескное подобие головы на привлекательной фигуре начальственной дамы, а потом сказала:
– Сейчас ты выглядишь немного лучше. – Рот еще зиял, черные глаза еще пялились на него с выражением поломанной куклы, забытой под кроватью, но Пирсон понимал, что всякий на его месте видел бы только Сюзанну Холдинг, ласково улыбающуюся подчиненному и демонстрирующую модель поведения "А" в нужной степени. Не совсем Матушка Кураж, но все же заботливая и доброжелательная.
– Хорошо, – произнес он, но тут же сообразил, что этого недостаточно. – Замечательно!
– Вот если бы ты еще бросил курить.
– Я пытаюсь, – ответил он с коротким смешком. Смазанный трос опять срывался с лебедки.
"Отпусти меня, – думал он. –Отпусти меня, страшная сука, отпусти, пока я не сделал чего-то непоправимого".
– Ты же знаешь, тебе автоматически увеличат сумму страховки, сказало чудовище. Теперь другой нарост лопнул с тихим чмоканьем, и снова поползла та самая розовая масса.
– Да, я знаю, – подтвердил он. – И я серьезно подумаю, Сюзанна. Правда.
– Подумай, – сказала она и отвернулась к светящемуся экрану компьютера. С минуту он стоял неподвижно, пораженный тем, как ему повезло. Допрос закончился.
Когда Пирсон вышел из банка, дождь лил как из ведра, однако Люди десятого часа – теперь это были Люди третьего часа, но, конечно, никакой разницы тут не было – все равно стояли на улице, сбившись в кучу подобно овцам, и делали то же самое. Мисс Красная Юбочка и уборщик, носивший кепочку козырьком назад, прятались под вывеской газеты "Бостон глоб". Они явно промокли, но Пирсон все равно завидовал уборщику. Мисс Красная Юбочка пользовалась дезодорантом "Джордже": он несколько раз уловил этот запах в лифте. А проходя, конечно, шуршала шелком белья.
"О чем ты думаешь, черт побери?" – спросил он сам себя и тут же ответил: "Пытаюсь не дать себе спятить, благодарю покорно. Ты доволен?"
Дьюк Райнеман стоял под навесом цветочного магазина за углом, съежившись, с сигаретой во рту. Пирсон подошел к нему, глянул на часы и решил, что можно было и не спешить. Он склонил голову, вдыхая аромат сигареты Райнемана. Он сделал это бессознательно.
– Моя начальница тоже из них, – сообщил он Дьюку. – Если, конечно, Дуглас Кифер не устраивает маскарад с переодеванием.
Райнеман мрачно усмехнулся и ничего не ответил.
– Вы сказали, что их еще трое. Кто двое остальных?
– Дональд Фаин. Вы его, наверное, знаете – начальник службы безопасности. И Карл Гросбек.
– Карл… председатель правления? Боже мой!
– Я вам уже говорил, – заметил Райнеман. – Эти ребята гоняются за высокими постами… Эй, такси!
Он ринулся из-под навеса навстречу коричнево-белому такси, которое он высмотрел в пелене дождя. Машина подъехала, разбрызгивая воду из луж. Райнеман ловко увернулся, но Пирсону забрызгало туфли и низ брюк. В его нынешнем состоянии это не имело большого значения. Он открыл дверцу Райнеману, который быстро проскользнул на сиденье. Пирсон забрался вслед за ним и захлопнул дверцу.
– В таверну Галлахера, – сказал Райнеман. – Это прямо напротив…
– Я знаю таверну Галлахера, – перебил его водитель, – но мы никуда не поедем, пока ты не выкинешь свою канцерогенку, дружок. – Он указал на табличку над счетчиком: "В ЭТОМ ДИЛИЖАНСЕ КУРИТЬ ЗАПРЕЩАЕТСЯ".
Мужчины обменялись взглядами, Райнеман пожал плечами полусердито, полурастерянно – типичный жест племени Людей десятого часа примерно с 1990 года. Потом, не произнося ни слова, выбросил едва начатую сигарету под струи дождя.
Пирсон начал было рассказывать Райнеману, как он был потрясен, когда открылись двери лифта и он увидел свою начальницу Сюзанну Холдинг, но Райнеман, нахмурившись, едва заметно покачал головой и указал на водителя.
– Поговорим позже, – коротко бросил он. Пирсон послушно умолк и стал сосредоточенно смотреть на проносившиеся мимо дома в центре Бостона. Он поймал себя на том, что с любопытством наблюдает маленькие уличные сценки, разыгрывавшиеся за заляпанным грязью окном такси. Особенно его интересовали кучки Людей десятого часа, толпившихся перед каждым административным зданием. Там, где было какое-то укрытие, они забивались в него; если такового не было, они просто стояли с поднятыми воротниками и курили, прикрывая сигареты ладонями. Пирсон понял, что по крайней мере в девяноста процентах шикарных небоскребов в центре Бостона курение запрещено, как и в том, где работали они с Райнеманом. И еще он понял (это было словно озарение), что Люди десятого часа – это на самом деле не новое племя, а жалкие ошметки старого, ренегаты, в ужасе разбегающиеся перед новой метлой, которая намерена вымести эту плохую древнюю привычку из жизни американцев. Объединяло их нежелание или неспособность перестать убивать себя; они были маргиналами во все сужающейся сумеречной зоне, где их пока еще терпели. Необычная социальная группа, думал он, которой не суждено протянуть долго. По его прикидкам, где-то к 2020 году, ну к 2050-му от силы, Люди десятого часа станут чем-то вроде птицы додо.
"О черт, подожди минутку, – думал он. –Мы просто последние в этом мире упрямые оптимисты, вот и все – большинство из нас не заботится пристегивать ремни безопасности, и мы охотно сидели бы у края бейсбольного поля, куда со страшной скоростью летит мяч, совершенно не беспокоясь, есть ли там защитная сетка".
– Что там такого смешного, мистер Пирсон? – спросил Райнеман, и Пирсон вдруг почувствовал, что улыбается во весь рот.
– Ничего, – ответил он. – Ничего существенного.
– Ладно, только не обижайтесь на меня.
– Я обижусь, если вы не будете называть меня Брэндон.
– Вот как, – сказал Райнеман, видимо, обдумывая это предложение. – Ну хорошо, если вы будете называть меня Дьюк и мы не опустимся до Би-Би, или Буби, или чего-нибудь в этом роде.
– Об этом можете не беспокоиться. Хотите я вам кое-что скажу?
– Конечно.
– Это самый удивительный день в моей жизни.
Дьюк Райнеман кивнул без ответной улыбки:
– И он еще не закончился.