С точки зрения роскоши их камера казалась весьма комфортабельной. Стены были отделаны благоуханными породами дерева, увешаны удивительно красивыми вышивками из шелка, изображавшими аллегорические фигуры, повсюду были разбросаны большие, богато изукрашенные подушки и черные низенькие табуретки из полированного дерева, инструктированного яркими пластинками даженовой работы.
Здесь в изобилии было спелых сочных фруктов в медных чашах, подносов с хрустящим печеньем и маленькими, острыми на вкус пирожками с мясом, тщательно приготовленных сладких конфет с кремовой начинкой.
В большом разнообразии были представлены крепкие вина лимонно-зеленого, пурпурного, огненно-красного и совершенно белого цвета. Уж если и сидеть в тюрьме, то только в такой, усмехнулся про себя Амалрик. Не во всех дворцах его так встречали даже в качестве гостя!
Их Восприемник объяснял такое обращение следующей аналогией для оолимарцев эта тюрьма была подобна госпиталю для инфекционных больных и была намного лучше их общинной тюрьмы. И, считаясь ущербным, узник тут не испытывал жестокости и неприятия со стороны окружающих.
Восприемника, который исполнял двойную обязанность, сначала как наставник в религии Оолимара, а затем, после того, как их поведут на суд, как помощник адвоката, звали Ллу Нам Пак. Он оказался пожилым, болтливым, не в меру набожным, а в общем, неплохим человеком. Как и у всех его земляков, у него были длинные челюсти и нос, и мрачные водянистые глаза коричневого цвета на бледном пористом лице.
Обычно на нем была пышная мантия, полная всяких кармашков, оборочек, складок и развивающихся шаров и лент. По своим манерам он был точной копией суетливого маленького чиновника, который пытался арестовать их на площади зиггурата.
Ллу Нам Пак навещал их трижды в день, и каждый визит длился по два часа – по крайней мере так считали Амалрик с Убенидусом, которые не могли определять время по движению солнца, так как в их обители не было никаких окон.
Он учил их основам религии Оолимара, не влезая в дебри, а давая лишь основные понятия Единственно Верной Всеобъемлющей Религии, как он сам определил ее. В основном она состояла из открытий, сделанных ими на данный момент. Тут, конечно, наши путники задали серию вопросов, каждый из которых обычно повергал их наставника в непреодолимый ужас. Оолимарцы верили, что все другие народы являются не более, чем случайной ошибкой бога и способны только отстаивать упорную приверженность к своей вере, а не к само собой разумеющейся Святой Правде из-за извращенности своих мыслей.
Первые два или три дня он посвящал свои визиты перечислению невероятных и особо опасных святотатственных заблуждений, вызванных удивительными заблуждениями Квам Нам Чи. То был потенциальный источник духовной заразы, и Ллу Нам Пак даже не отважился перечислять их вслух, а только показал пергамент, испещренный поспешно написанными каракулями. Передав его через стол дрожащей рукой, Ллу Нам Пак поспешно омыл ее святой водой и энергично вытер, в страхе, как бы что не осквернило его безупречную душу.
По его мнению удивительные заблуждения должны были произвести страшное впечатление. Он дал им прочесть зловещий свиток, а потом поднял костлявый палец и сказал:
– Ну? – и объяснил, что если они почувствовали отвращение и презрение к указанному святотатству, то должны похлопать себя по лбу оолимарским жестом, означающим "да", или коснуться носа, что будет означать "нет".
Этот Квам Нам Чи, объяснили им, был самым отъявленным архиеретиком, который выискивал, кому бы всучить и навязать свои ненавистные, абсурдные и дьявольские доктрины, направленные против основ веры. Жил он лишь поколение назад.
О его конце, несомненно чудовищным и кровавом, Ллу Нам Пак ничего не сказал, только насупил брови, надул тонкие губы, и выразительно покивал головой. На основании этого они заключили, что автор Удивительных Заблуждений кончил так скверно, что их разборчивый Восприемник не стал даже рассказывать.
Что же касается самих Удивительных Заблуждений, то они состояли из довольно коротких и простых положений, содержащих одиннадцать утверждений и гипотез, рассказывающих о форме Зураны. Квам Нам Чи считал ее сферической. Так же в пергаменте были вопросы и рассуждения – вращается ли Куликс, светило Зураны, вокруг планеты, или верно обратное, были затронуты и другие темы, совершенно обычные, естественные и безобидные.
Убенидус прочел тут многое из того, что открыто обсуждалось в философских школах его юности и лишь слабо улыбнулся, видя с каким ужасом и ненавистью относятся гиперфанатики Оолимара к этим учениям. Наверное, Квам Нам Чи относился к тому типу философов, которые интересуются основополагающими космическими теориями мироздания.
Было и смешно, и грустно, что он родился среди такой своры рьяных сверхфанатиков.
Верный Шамазиантству, старый колдун безоговорочно верил, что Зурана плоская, как лепешка, и такой же формы, поэтому он не сочувствовал гонимому учению Квам Нам Чи. Подобное отношение к Первому Заблуждению вызвало нескрываемый восторг Ллу и Убенидус, оказавшись на высоте, решил усомниться и в остальных заблуждениях. Ллу порозовел от удовольствия.
Что касается Амалрика, то, будучи человекобогом, он, конечно же знал истинную Природу Мира и управляющих им сил (ясно, не тех, о которых думаем ты или я). Однако он не был неумолимо-принципиальным фанатичным сторонником правды, а детский пыл оолимарцев, веривших в непорочность их религии, просто очаровывал. Поэтому он, как и Убениду, отверг все одиннадцать заблуждений. Это принесло Ллу глубочайшее чувство облегчения. Очевидно, ему не улыбалось перспектива доказывать вздорность всех этих утверждений, о которых он даже был не в силах говорить вслух.
После этого все их встречи посвящались изучению догм религии Оолимара. Это была жуткая мешанина абстракций, символики и туманных теорий обо всем, что существует под солнцем, от священного предназначения цветов до применения каждого пальца на руке. Среди цветов, например, оолимарская орхидея отличалась розовато-лиловой, желтой и салатной расцветкой, каковая была "гнусной" и "порочащей священное писание". Последние два цвета никогда не применялись художниками, не использовались архитекторами, их никогда не носили, о них даже никогда не упоминали.
Предназначение же пальцев объяснялось стройной астрологической доктриной. Указательный палец левой руки, к примеру, предназначался для самосовершенствования и отучения от пороков. Для этого надо было ковырять пальцем в носу в течение определенных часов днем и при этом молиться святым планеты Зао. Но если вас застанут за этим занятием в другое время, то приговорят к девятой степени. И так далее.
Убенидус думал, что сразу все это постичь невозможно, а Амалрик забавлялся, даже и не пытаясь заучивать.
В отчаянии Ллу оставлял их наедине с огромными тяжелыми томами, испещренными очень мелким шрифтом. Это был некий ключ, словарь, или скорее, краткое изложение Священных Писаний. Манускрипты, начиненные ужасными пророчествами, представляли из себя девяносто девять Свитков Откровений. Убенидусу, попытавшемуся изучить их, не пришлось знакомиться с входящими в них канонами, одно их перечисление выглядело внушительно, а на их прочтение ушло бы несколько месяцев. Краткое же изложение оказалось сущим мраком.
Оолимарская теология состояла наполовину из философии и наполовину из высшей математики и пользовалась непонятной, удивительной и противоречивой терминологией. Каждое слово имело скрытый смысл, у каждого слова было с полсотни синонимов и почти никогда нельзя было сказать, что имел ввиду автор на той или иной странице.
После трехдневного обучения под неусыпным оком Ллу Нам Пака Убенидус все еще не знал, в каких богов верят оолимарцы и есть ли у них вообще боги. Священные Писания говорили в основном о таких туманных концепциях как "Мера самосозерцания", "Аримаз Света Правды", "Величайшее Божество", "Уруван – бесконечное время", "Жизненный путь", "Всеобщее единение души", "Галакта – прямая дорога", "Астральное знание" и о чем-то совершенно бессмысленном "Геунроз – Обращение Правды".
Невозможно даже было сказать, персонифицированные ли это божества или просто концепции.
Убенидус после истощившего его мозг часового плавания в метафизических пучинах вынырнул на поверхность, чтобы отдышаться и снова набраться сил. Он стал испытывать чувство вины перед Квам Нам Чи, который когда-то попытался внести во все это хоть каплю здравого смысла.
Вспомнив о Квам Нам Чи он решил задать своему Восприемнику деликатный вопрос. Существовала некая связь между собственными именами оолимарцев и названием их города. "Оолимар" был довольно распространенным термином среди беднейших слоев паргонеса и означал что-то вроде "город в верховьях реки". Но имена в Оолимаре больше заставляли вспомнить язык патушт, чем жаргон паргонеса. К тому же последнего Архи-Пентира Правой Веры, временного их духовного повелителя звали Зенд Джемд Вут, и Джемд Вут могло означать только патуштское происхождение. А начальник Ллу, согбенный холодноглазый старый Пикша, который время от времени в течение всего следствия заглядывал к ним в комнату, сопя носом и бросая подозрительные взгляды, носил имя и вовсе на чистейшем патушт – Ис Мак Джерб. Убенидус попросил, чтобы Ллу объяснил все это.
Ответы Восприемника оказались уклончивыми, неохотными и путаными. Но сложив воедино все факты, Убенидус выяснил, что случилось на самом деле. Когда-то единственной и основополагающей силой в Оолимаре были паргонес. Они завоевывали, пленяли покупали и угнетали рабов, большей частью крестьян патушт. Те, надо полагать, как-то совершили переворот, что-то вроде революции – о которой, правда, Убенидус не нашел никакого упоминания – и, скинув своих хозяев, низвели их до своего прежнего положения рабов.
Вот тогда-то, скорее всего, кто-то из победителей, воодушевленный триумфом, "открыл" "великую истину", а новоявленные властители окружили ее ореолом религии. На самом же деле созданная им Новая Теология являлась чистой воды маразмом и была неудачным плагиатом из старой религии ненавистных паргонес, которая называлась сахвахизмом.
Вскоре до узников дошло: полет на глагоците был не единственным их преступлением.
Их обвинили в том, что они всему миру продемонстрировали обыкновенность и заурядность оолимарцев.
Скуластый, маленький и желтокожий с раскосыми глазами Убенидус и семифутовый белокурый сероглазый колосс, его компаньон, разительно отличались от длиннолицых, кареглазых хлипких оолимарцев. Они пошатнули и развенчали мысль об особом высоком положении оолимарцев и божественном предназначении их нации среди других народов Зураны, а их различие в росте, цвете глаз и тому подобном являлось прямой насмешкой над Пророчествами Веры и форменным богохульством!
Но и это было еще не все! Пока они блуждали в дебрях чужих теософий, мироощущений и откровений, то, будучи иностранцами, не принадлежащими к Единой Вере, оказались повинны:
1) во внебрачном происхождении, так как их родители не были обвенчаны с соблюдением надлежащего Обряда;
2) в несовершеннолетии, ибо по достижении половой зрелости над ними не был проведен ритуал Конформации и потому их детство автоматически считалось пустым и бесплодным, и выглядело в глазах оолимарцев периодом религиозных заблуждений и удовлетворения низменных желаний;
3) в служении дьяволу, так как в пору зрелости они потратили изрядно времени, исповедуя чужие религии, казавшиеся оолимарцам мерзостными и дьявольскими.
Краткое изложение их прегрешений оказалось щедрым на описание кар, ожидающих грешников за совершенные ими ошибки.
В сущности даже после обращения в Праведную Веру им по завязку хватило бы всех перечисленных наказаний любой степени и тяжести.
Я вообще опущу завесу молчания над ожидавшими их интенсивными пытками и издевательствами. Скажу только, что сбившись со счета, Убенидус почувствовал подкатывающую к горлу омерзительную тошноту.
В этот миг он почувствовал, что они должны любой ценой избежать такой перспективы и жизни во дворце дураков среди заплывших жиром собратьев Ллу, развалившегося на надушенных кушетках и блаженно улыбавшегося своим идиотским шуткам.
Для них приближалось время зажать уши, повесить нос, прикусить язык и присев на корточки, принять тяжкое наказание, называемое илустидацией, подробности которого я раскрывать не буду из опасения травмировать психику моего читателя.
Убенидус решился и поделился своими страхами со своим веселым компаньоном, и тот стал как-то менее весел. Без особых раздумий они решились сматывать удочки. Но как?
Надо отметить, что оба были по-хамски прикованы превосходными цепями углеродистой стали к разукрашенным орнаментами железным столбам в южном конце комнаты, а общий интерьер дополняла массивная, окованная стальными полосами дверь черного дерева, более подходящая для парадного подъезда или банковского сейфа, и находилась та дверь в северном конце комнаты.
Убенидусу не терпелось добраться до своего имущества. Он жаждал опутывающей ноги паутины, перценной пыльцы и землетрясущего семени, которое сейчас уже достаточно перезрело, а ведь еще недавно, во второй половине Иглаздрюенина было в самом соку. Но увы, все их принадлежности находились в северном конце комнаты, в шкафу из неразрушаемого кристалла. Они лежали там прямо на глазах у узников не с целью их помучить и подразнить, а просто потому, что оолимарцы смертельно боялись духовной заразы, ведь зло жило для них не только в противозаконных цветах, запахах, вкусах, словах, идеях, времени дня и тому подобном, но так же и в физических объектах. Для сверхпривередливых оолимарцев имущество богохульников было высшей мерзостью, носителем заразы, неизвестной и отвратительной болезни. Ни один человек в городе не был настолько богат, чтобы подвергнуться риску заразить свое имущество, а потом уничтожить необходимые ему самому вещи. Не могли же они обеззаразить весь мир.
Выделенный для них слуга-паргонес принес их вещи в камеру и положив в неразрушимый кристалл, поспешил удалиться, не проявив, стоит заметить, ни зависти, ни сожаления.
Однако невинные и вовсе не садистские мотивы тюремщиков, положивших вещи так, что они были видны, но недосягаемы, послужили причиной тяжких страданий бедного Убенидуса. Ведь тут, постоянно на виду лежали пакетики с волшебными средствами, а также маленькая, пухлая и засаленная книга заклинаний и молитв.
Однажды глубокой темной ночью, в отчаянии ковыряя указательным пальцем в носу, не особо беспокоясь, был ли то подходящий час для астрологических упражнений – Убенидус уронил маленькую каплю крови на полированную поверхность соседней табуретки и помянул всех своих предков. И вдруг воздух прорезала маленькая розовая вспышка света, запахло серой, а на табуретке появилась крохотная зеленая птичка. Она подпрыгнула, слизнула человеческую кровь и вопрошающе уставилась на Убенидуса своим черным глазом.
– Что тебе надо, зачем звал меня? – спросила птичка надтреснутым человеческим голосом.
– Никогда бы не подумал! – прошептал ошарашенный Убенидус. Если ты не против, вызволи нас отсюда! Слышишь меня, Рекват?
Не так часто он вызывал духов своих предков из ультракосмического царства теней, внепространственного преддверия ада, служившего им обителью. Дело в том, что ладить с ними было ох, как непросто.
Рекват был дотошным, не в меру любопытным и, как сказал бы Убенидус, будь на то его воля – обладал злобным чувством юмора. Поняв, какую работу подкинул ему Убенидус – так называемое обычное Волшебство, он решил позабавиться.
Рекват малость поиздевался над своим старым господином и взлетел, чтобы повнимательнее рассмотреть ухмылявшегося Амалрика. Он скосил на него сначала один глаз, потом другой, сосредоточив на молодом гиганте все свое внимание. Некоторое время, он изучал странные узоры ауры Амалрика. Потом он плотно сжал два своих черных глаза и открыл третий, скрытый до того на макушке. Этим органом, который действовал в Астральной Плоскости, он стал внимательно рассматривать астрального двойника Амалрика. Окончив свое занятие, он вздыбил оперение в резком коротком приветствии.
– Привет, полубог! – чирикнул он.
– Привет, маленькая пташка, – хмыкнул Амалрик.
Убенидус, глубоко изумленный, уставился на них.
Рекват вдруг прыгнул в центр стола и внимательно осмотрелся. Поверь, он видел сквозь стены, через стражу и темноту пыточные камеры, зажатые пальцы, дыбы и все другие прелести священной оолимарской цивилизации. Закончив свои всепространственные наблюдения, он направил дерзкий глаз на рассерженного хозяина и прочирикал:
– Ладно, вам, видно хочется оказаться в более приятном месте, верно?
– Довольно дурить, – взорвался Убенидус. – Что ты сделаешь, чтобы вызволить нас отсюда?
– Не ерепенься, – ехидно посоветовала птичка. – Вежливость залог успеха.
– Рекват, бессовестная, вшивая курица, заклинаю тебя! Вспомни наш договор!
Птичка пронзительно вскрикнула и совсем не по-птичьи насмешливо фыркнула:
– Договор! Только твой жир и помнит об этом глупом клочке бумаги! – каркнула она. – Когда в последний раз ты призывал меня отведать человеческой крови? А? Вспомни, насколько давно это было!
Несчастный Убенидус поник.
– Да…
– Однако…
Услыхав это, Убенидус даже подпрыгнул.
– Однако? Значит, ты поможешь?!
Птичка почистила клювик, ничего не ответила, и лишь выдавила беспокоившую ее капельку. Потом она резко сунула клюв под крыло и отшвырнула маленькое красное насекомое. Паразит, у которого оказалось две головы и неприятный запах, ударился о крышку стола и превратился в облако розового пара.
– Я только дам вам парочку советов, – нагло прочирикала птичка. – Первый – призовите Арангатура. Второй – подтверди верность Заблуждений. Прощай.
– Рекват, ты не смеешь… – но было уже поздно.
На том месте, где только что сидела птичка, возникло облачко пара и в ноздри ударил едкий запах серы. Убенидус, надутый и сердитый, сел на место.
– Чертова птица! Призовите Арангатура!.. Извольте. Только кто это или что это?
Амалрик смущенно прочистил горло. Он казался пристыженным и водил пальцем ноги по ворсу ковра, усердно избегая взгляда Убенидуса.
– Моя вина, – буркнул он. – Я как-то не подумал. Всегда полагаюсь больше на мускулы, чем на разум. А надо было подумать, предупреждали же меня Всемогущие Боги – надейся только на свой разум…
Внезапно он странно откинул голову и заревел так, что зевающий Убенидус подскочил на целый фут от пола.
– Харре, харре, Арангатур! Арангатур, харре, харре!
Через всю комнату к сейфу из неразрушимого кристалла пробежали складки света и осветили часть могучего бронзового жезла Амалрика. Жезл задрожал, словно гончая, услыхавшая зов своего хозяина, всплыл в воздух и с ужасающей силой ударил в стену кристаллического шкафа.
Кристалл зазвенел, как колокольчик и вдруг неразрушимый кристалл разбился вдребезги с гулким и довольно громким в тиши ночного дворца звуком.
Бронзовый же жезл, подобно уродливой ракете, пересек комнату и опустился в протянутую руку Амалрика.
Убенидус вытаращил глаза так, что чуть не потерял их. От изумления он даже онемел.
Амалрик попробовал улыбнуться, он все еще чувствовал себя ужасно глупо и не в силах был ничего сказать. Он был должником толстенькой зеленой птички.
– Что стоит наш полубог без такого очаровательного оружия, проворчал он иронически.
Убенидус ничего не ответил и пока его оцепеневший рассудок пережевывал эти слова, до его слуха из соседнего зала донесся звук шагов. Звон разбитого сейфа разбудил дремавших тюремщиков, они должны были быть здесь с минуты на минуту.
– Быстрее! – агонизирующе выдохнул он.
Амалрик вставил жезл в звено цепи, которой был прикован к массивному железному кольцу. На его плечах налились огромные бугры мускулов и с глухим треском звено лопнуло, а осколки стали зазвенели, ударяясь о стены.
В одно мгновение он освободил себя и наклонился, чтобы освободить Убенидуса.
Неожиданно дверь распахнулась и в комнату ворвались люди. Среди них был их Восприемник, Ллу Нам Пак, зевающий, с заспанным лицом, облаченный в поспешно наброшенную рубаху с широкими рукавами и вьющимися лентами. С ним был его начальник и, суровый аскетичного вида Ив Мак Джерб и испуганные стражи.
– Что здесь происходит? – закричал Ив Мак Джерб.
– Мы… Э-э-э-… – мямлил Убенидус, пока Убенидус рвал и распутывал его кандалы.
– Вы пытаетесь убежать, подлые еретики! – крикнул угрюмый теократ. – Если так, то лучше откажитесь от этой мысли, ни к чему хорошему она не приведет, ваши цепи сделаны из крепчайшей стали!
Амалрик разразился гулким смехом и поднялся на ноги, держа в руках сломанные цепи Убенидуса.
– Крепчайшая сталь! Чушь! Тяжела, прочна, но хрупка. Я разбил эти ваши знаменитые цепи. Могу пояснить, как. За двадцать девять тысяч и восемьсот четырнадцать лет служения Всемогущим Богам я совершал и не такое! Как-то мне пришлось спуститься в Северных Странах к проклятому Варвунду Демонов Смерти за душой принцессы Оллумуммо. Тогда они связали меня неразрушимыми цепями из прочнейшего металла. Вот это был металл, не то что ваш!
И странное дело – стражники, не ожидая нападения Амалрика, мифологической фигуры из чуждой им религии, отступили назад, спотыкаясь и натыкаясь друг на друга, в замешательстве и страхе побросав свое оружие.
Вдохновение снизошло на Убенидуса, как удар молнии. Мысли проносились в его голове с невообразимой скоростью. От оолимарцев исходил такой ужас перед ересью, что, казалось, он пахнул. Второй загадочный совет Реквета гласил: "Подтверди правильность Заблуждений, Удивительных Заблуждений. Признай их."
Его охватила радость. Предвкушение предстоящей битвы засверкало в его раскосых глазах. Он выступил вперед, под пристальный взгляд сурового старого Ив Мак Джерба.
…В один миг они выскочили из комнаты, спустились в разукрашенный витиеватыми росписями зал и сломя голову помчались по мраморным ступеням, оставив позади ошеломленных, обложенных ересью стражников.
К несчастью, на лестнице их ждала целая фаланга стражников, полных решимости изловить проклятых еретиков. Обменявшись улыбками, Амалрик и Убенидус встали в позу и в один голос громко продекламировали:
– В третьих, я утверждаю, что Зурана вращается вокруг своего светила Куликса, а не наоборот! – прокричав это они гордо посмотрели прямо в глаза подоспевших стражников, наполненные сейчас ужасом.
Стражники сломали строй, их охватила паника и они бросились сломя голову вниз по ступеням. Многие спотыкались, падали и катились дальше, полируя ступени своими задницами. Некоторые даже бросали щиты, копья и шлемы, чтобы единым прыжком перемахнуть балюстраду и оказаться на земле раньше своих обезумевших товарищей.
– В четвертых, я утверждаю, что Зурана не покоится на согбенных плечах Архангела Джада, а, скорее всего, удерживается центростремительными силами за счет скорости ее вращения вокруг светила Куликса! – проревели они на всякий случай вслед улепетывающим хозяевам.
Дальнейшее их продвижение не встретило упорного сопротивления, а отряды горожан разбегались при одном только их появлении.
На свое счастье, стреноженного глагоцита они нашли на том же месте, где и оставили. Взнузданный скакун, безусловно, был на столько мерзок и провонял ересью, что духовенство не осмелилось близко подойти к чудовищному насекомому.
Когда они как можно быстрее заняли свои места и приказали глагоциту взлететь, он рванулся вверх, как пьяный. Тут до Амалрика дошло, что он прикрепил бурдюк с сиропом к хоботам насекомого как раз перед их пленением. Сиропа в бурдюке глагоциту вполне хватило бы на все время их плена, так так там был месячный запас. Но обжорство чудовища не знало границ и от жадности он сожрал весь сироп, вместе с бурдюком и всем остальным, от чего остались лишь клочья кожи, свивавшие с его нижних челюстей.
Причина же дергающегося и неровного полета была не столь очевидна. И когда суть случившегося дошла до Амалрика, его охватило невообразимое веселье, и только после того, как схлынула первая волна безудержного смеха, Амалрик все объяснил испуганному колдуну.
Этот сироп был сильно концентрированным напитком, который употреблялся только в малых дозах. Вылакав полный запас, чудовищное насекомое быстро захмелело и теперь оно было смертельно пьяным!
Вам случалось ехать по дороге, состоящей из сплошных колдобин величиной с гору? Нет? Прокатитесь верхом на пьяным в стельку глагоците, и вы узнаете, что это такое за удовольствие.
К закату они были уже далеко от прелестей священного города Оолимара и летели где-то над пустынями Вадалра.
Убенидус старался утешиться мыслью, что Оолимар они миновали без особого ущерба.
Но его это не очень воодушевляло. Даже сейчас их поиски Юзентиса, города Покоривших Смерть были в самом начале и кто знает, какие испытания ждут их впереди.
О-о! Лучше бы оказаться среди гоблинов!
Они летели в полной темноте, но где-то впереди их ждала далекая цель и причудливый блеск новых приключений.