Вниз, вниз, в погребальном костре, в бесконечном лавовом потоке толпы, к окну на краю времени и пространства, откуда не на что смотреть, шел я между стенами вечно горящими, никогда не сгорающими, в одном из тел моих шел я на звук голоса, читающего из Книги Змея, Висящего На Древе Жизни, и – наконец вошел в грот, чьей дальней стеной была тьма; концентрические полукружья плакальщиков, одетых в красное, стояли лицом к огромному катафалку и к читающему возле него, а там, на ложе, был ясно виден Савалл, полузасыпанный красными цветами, которые бросали плакальщики, тонкие красные свечи мигали на фоне Преисподней, в нескольких шагах от Ее края; затем по задам бесконечного грота, прислушиваясь к Бансесу из Иноходных Путей, Высшему Жрецу Змея, к его словам, звучащим, как будто он произносил их рядом со мной, ибо акустика Хаоса хороша; отыскивая сидение в противоположной пустой арке, где любой оглянувшийся меня бы обязательно заметил; поискав знакомые лица, нашел Дару, Таббла и Мандора, сидящих в первых рядах, из чего следовало, что они, когда придет время, будут помогать Бансесу сталкивать гроб за край вечности; и в растрепанных чувствах я вспомнил последние похороны, на которых присутствовал ранее: погребение Каина, там, в Эмбере, возле моря, и я снова подумал о Букете и путях, где в таких случаях блуждает память.
Я поискал взглядом вокруг. Юрта нигде не было видно. Гилва Драконий Птенец сидела всего на пару рядов ниже меня. Я перевел взгляд в глубь тьмы за пределами Обода. Это было почти так же, как если бы я смотрел вниз, а не вдаль… если разница в этих словах имеет значение здесь. Время от времени я отмечал мелькающие точки света или перекатывающиеся массы. Это напоминало мне тесты Роршаха, и я наполовину задремал перед водоворотом темных бабочек, облаков, сдвоенных лиц…
Слегка вздрогнув, я выпрямился, высматривая, что разбило мою задумчивость.
Тишина, вот что. Бансес прекратил читать.
Я уже собрался наклониться вперед и прошептать кое-что Гилве, когда Бансес начал Отправление. Я стал подпевать и был поражен тем, что вспомнил все требуемые отклики.
Лишь только пение наросло и покатилось эхом, я увидел, как Мандор поднялся на ноги и Дара и Таббл – следом. Они двинулись вперед, присоединившись к Бансесу возле гроба: Дара и Мандор – у изножья, Таббл и Бансес – у изголовья. Помогающие служители поднялись из своих секторов и принялись задувать свечи, пока не осталась гореть всего одна большая, на Ободе, перед Бансесом. В этот миг все встали.
Мрачно-вечное пламя расцвечивало по стенам пятна огненной мозаики, дарило немного света – достаточно, чтобы, когда пение стихло, я смог заметить движение внизу.
Четыре фигуры чуть сгорбились, взявшись за ручки гроба. Затем выпрямились и двинулись в сторону Обода. Приблизился помощник и встал возле свечи, едва они миновали ее – готовый задуть последнее пламя, как только останки Савалла препоручат Хаосу.
Осталось полдюжины шагов… Три. Два…
Бансес и Таббл преклонили колени на берме, размещая гроб в каменном желобе, пока Бансес под речитатив исполнял завершающую часть ритуала, Дара и Мандор оставались стоять.
Молитва закончилась, я услышал проклятие. Мандор словно дернулся вперед. Дару мотнуло в сторону. Я услышал гулкое "буммм!", когда гроб ударился об пол. Рука помощника уже начала движение, и в то же мгновение погасла свеча. Гроб двинулся вперед, раздался скрежет пробуксовки, еще больше проклятий, затененная фигура отступила от Обода…
Затем послышался вой. Грузный силуэт упал и исчез. Вой затихал, затихал, затихал…
Я поднял левый кулак, заставив спикарт выдуть шар белого света, как трубка для мыльных пузырей выдувает пузырь. Шар достиг примерно трех футов в диаметре, когда я освободил его, помогая всплыть над головами. Сразу же грот наполнился бормотанием. Повсюду и одновременно упражнялась в своих излюбленных световых заклинаниях прочая колдовская масса, теперь храм был сверхосвещен дюжинами точечных источников.
Прищурившись, я увидел Бансеса, Мандора и Дару в беседе возле обода. Таббла и останков Савалла с нами больше не было.
Мои знакомые плакальщики зашевелились. Я – тоже, сообразив, что время моего пребывания здесь крайне ограничилось.
Я перешагнул через опустевший ряд, двинулся вправо, коснулся все еще человеческого плеча Гилвы.
– Мерлин! – сказала она, быстро поворачиваясь. – Таббл… переступил грань… правда?
– Похоже, что так, – сказал я.
– Что же теперь будет?
– Я хочу свалить отсюда, – сказал я, – и быстро!
– Почему?
– Может, кто-то и хочет думать о наследовании, а я хочу уйти в туман, – сказал я ей. – Мне трон ни к чему, тем более сейчас.
– Почему?
– Не до того. Но я бы хотел поговорить с тобой. Могу я тебя украсть?
Вокруг нас была толчея тел.
– Конечно… сэр, – сказала она, по-видимому, подумав о наследовании.
– Выходи из игры, – сказал я, и спикарт вскружил энергии, которые схватили нас и унесли прочь.
Я привел нас в лес железных деревьев, а Гилва оглядывалась по сторонам и продолжала держать меня за руку.
– Повелитель, что это за место? – спросила она.
– Я бы не стал говорить, – отозвался я, – просто потому, что через минуту все станет очевидным. Когда мы виделись в последний раз, у меня был к тебе всего лишь один вопрос. Но теперь у меня их два, и этот лесок один из них.
– Спрашивай, – сказала она, подходя, чтобы взглянуть мне в лицо. – Я постараюсь помочь. Хотя, если это очень важно, то я не тот человек…
– Да, это важно. Но у меня нет времени договариваться о встрече с Белиссой. Это касается моего отца, Корвина.
– Да?
– Это он убил Бореля из Птенцов Дракона в Войне с Лабиринтом.
– Так, я понимаю, – сказала она.
– После войны он присоединился к королевской миссии, которая явилась сюда, ко Дворам, чтобы заключить Договор.
– Да, – сказала она. – Я знаю это.
– Вскоре после этого он исчез, и никто вроде бы не знает, куда он мог отправиться. Вначале я думал, что он умер. Но позже до меня дошли слухи о том, что этого он не делал, а просто где-то заключен. Можешь мне рассказать хоть что-нибудь?
Внезапно Гилва отвернулась.
– Я оскорблена, – сказала она, – тем, что верю в твои намеки.
– Извини, – сказал я, – но мне пришлось спросить.
– Наш Дом – благороден, – сказала она. – Мы принимаем военную судьбу. И когда заканчивается бой, мы отрекаемся от всех обид.
– Приношу извинения, – сказал я. – Знаешь ли, мы даже родственники, по материнской линии.
– Да, я знаю, – сказала она, отворачиваясь. – Это все, принц Мерлин?
– Да, – ответил я. – Куда мне отправить тебя?
Мгновение Гилва молчала, затем:
– Ты сказал, есть два вопроса, – объявила она.
– Забудь. Я передумал.
Она опять повернулась ко мне.
– Почему? Почему мне надо забыть об этом? Потому что я отстаиваю фамильную честь?
– Нет, потому что я тебе верю.
– И?
– И этим вопросом я потревожу другого.
– Ты считаешь, что это опасно, и не расспрашиваешь меня?
– Я многого не понимаю, так что это может оказаться опасным.
– Ты снова хочешь меня оскорбить?
– Обод упаси!
– Задавай вопрос.
– Мне придется показать тебе.
– Показывай.
– Даже если это потребует взобраться на дерево?
– Что бы ни потребовалось.
– Следуй за мной.
Итак я подвел ее к дереву и взобрался на него – простенький подвиг в моей нынешней форме. Она двигалась следом за мной.
– Здесь есть путь наверх, – сказал я. – Я уже готов прыгнуть к нему в объятия. Дай мне несколько секунд на то, чтобы отойти от точки посадки.
Я двинулся чуть дальше вверх и был транспортирован. Шагнув в сторону, я бегло осмотрел часовню. Кажется, ничего не изменилось.
Затем рядом со мной оказалась Гилва. Я услышал резкий вдох.
– Ого! – сказала она.
– Я знаю, на что я смотрю, – сказал я, – но не знаю, что вижу, если ты понимаешь о чем речь.
– Это святыня, – сказала она, – духа одного из воинов королевского дома Эмбера.
– Да, это мой отец, Корвин, – согласился я. – Это ясно. Но что все-таки ясно? Зачем это, здесь, во Дворах?
Она медленно двинулась вперед, изучая папин алтарь.
– Я мог бы рассказать тебе, – добавил я, – что это не единственное святилище, которые я увидел по возвращении.
Она протянула руку и коснулась рукояти Грейсвандир. Поискав за алтарем, она нашла запас свечей. Выбрав серебряную и ввинтив ее в гнездо одного из многих подсвечников, она зажгла свечу от соседней и водрузила возле Грейсвандир. Она что-то бормотала, пока совершала это, но я не расслышал ни слова.
Когда Гилва повернулась ко мне, она вновь улыбалась.
– Мы оба выросли здесь, – сказал я. – Как же так, ты знаешь об этом все, а я – нет.
– Ответ волшебно прост, Повелитель, – сообщила она мне. – Сразу после войны ты ушел на поиски знаний в другие земли. А святилище – знак того, что возникло в твое отсутствие.
Гилва протянула руку, вложила ее мне в ладонь, подвела к скамье.
– Никто не думал, что мы проиграем ту войну, – сказала она, – хотя всегда оспаривали, что Эмбер может быть грозным противником.
Мы уселись.
– В конце концов, заварилась крутая смута, – продолжала она, – как следствие политики, которая привела к войне, и договора, что последовал за нею. Но ни один из домов в одиночку и никакая из группировок не могли и надеяться на свержение прокоролевской коалиции. Ты знаешь консерватизм Лордов Обода. Потребовалось бы много, очень много усилий, чтобы объединить большинство против Короны. Но недовольство приняло иную форму. Цвела оживленная торговля под сенью эмберской военной незабвенности. Народ был пленен завоевателями. Биографические штудии Эмберской королевской семьи были очень хорошо преподнесены. Сформировалось нечто вроде культа. Начали появляться персональные часовни – подобные этой, – посвященные прославленным детям Оберона – самым лучшим, что может Эмбер дать миру.
Гилва сделала паузу, изучая мое лицо.
– Это очень сильно отдавало религией, – продолжила она затем, – а с незапамятных времен единственной значительной религией во Дворах был Путь Змея. Так что Савалл объявил культ Эмбера вне закона как еретический, по явно политическим причинам. Что было ошибкой. Не делай он ничего, все быстро прошло бы само собой… Я, конечно, не знаю, может, и не прошло б. Но объявление вне закона увело культ в подполье, заставило людей принять его более серьезно, как нечто мятежное. Я понятия не имею, сколько культовых часовен существует среди Домов, и это – одна из них.
– Пленительный социологический феномен, – сказал я, – а объектом твоего поклонения является Бенедикт.
Гилва засмеялась.
– Не трудно было догадаться, – сказала она.
– На самом деле часовню описал мне мой брат Мандор. Он заявил, что забрел в нее на вечеринке у Птенцов Дракона, не зная, что это такое.
Гилва улыбнулась.
– Должно быть, он проверял тебя, – сказала она. – Долгое время культ был общедоступен. И мне случилось узнать, что он тоже был его приверженцем.
– Ну да? Откуда ты знаешь?
– В прежние дни он не делал из этого тайны – до оглашения проскрипций.
– И кто же мог быть его хранителем?
– Принцесса Фиона, – отозвалась она.
Все чудесатее и чудесатее…
– Ты действительно видела ее часовню? – спросил я.
– Да. Перед запретом было модно и оригинально приглашать друзей на обряд в часовню всякий раз, когда начинала раздражать королевская политика.
– А после запрета?
– Каждый публично заявил, что его святилище – разрушено. Многие, по-моему, просто перетащили их по тайным путям.
– А что друзья в часовне на обряде?
– Полагаю, это зависит от того, о насколько добром друге ты говоришь. Я не знаю, как организован культ Эмбера, – она повела рукой вдоль алтаря. – Хотя уголок, подобный этому, незаконен. И хорошо, что я не знаю, где мы находимся.
– Так я и думал, – сказал я. – А что о связи между объектом поклонения и реальным объектом? Я бы сказал, что Мандор действительно что-то имел к Фионе. Он встретил ее, а я при этом присутствовал и видел. Я знаю, украдено нечто, принадлежащее его… покровителю?.. и хранится в его святилище. И вот это… – Я поднялся, прошел к алтарю и взял в руки меч Корвина…. – настоящее. Я близко видел Грейсвандир, трогал ее, держал ее. Это она. Но вот что я выяснил: мой отец считается пропавшим без вести, а в последний раз, когда я видел его, он носил этот клинок. Согласуется ли с догматами культа содержание в заключении его покровителя?
– Никогда не слышала о подобном, – сказала она. – Но почему бы нет? Благоговеют на самом деле перед духом личности. И нет причин, по которым саму личность нельзя держать в заключении.
– Или убить?
– Или убить, – согласилась она.
– Тогда это так же мило, как и все остальное, – сказал я, отворачиваясь от алтаря, – но никак не поможет мне найти отца.
Я опять подошел к ней, наступив на то, что олицетворяло Эмбер стилизованное изображение, как узор на кавказском ковре, – в темных и светлых плитках пола; мозаика Хаоса осталась далеко справа.
– Тебе надо было спросить особу, ответственную за то, что клинок твоего отца находится здесь, – сказала Гилва, поднимаясь.
– Особу я уже спросил, ту, о которой предполагал, что она ответственна за это. Ответ был неудовлетворителен.
Я взял ее за руку и повел к выходу на дерево, и вдруг она оказалась совсем близко ко мне.
– Любым путем мне бы хотелось послужить будущему королю, – сказала она. – Хотя я не могу отвечать за наш Дом, я уверена, что Птенцы Дракона помогут тебе разговорить виновника этих дел.
– Спасибо, – сказал я, пока мы обнимались.
Чешуя ее была холодной. Клыки мгновенно измочалили бы мое человеческое ухо, но лишь слегка покусывали демонический аналог.
– Я обращусь к тебе, если понадобится помощь.
– В любом случае обратись ко мне снова.
Хорошо было обнимать, и хорошо, когда обнимают тебя, этим мы и занимались, пока я не увидел тень, двигающуюся в окрестностях.
– Массстер Мерлин.
– Глайт!
– Да-а. Я вижшшу, ты пришшшел сссюда. В человеческой форме, в демонической форме, выросссшим или маленьким, я узсснаю тебя.
– Мерлин, что это? – спросила Гилва.
– Старый друг, – сообщил я ей. – Глайт, познакомься с Гилвой. И vice versa.
– Радуюсссь. Я пришла предупредить тебя, что приближаетссся…
– Кто?
– Принцессса Дара.
– Срань драконья! – заметила Гилва.
– Ты догадалась, где мы, – сказал я ей. – Держи это при себе.
– Я ценю свою голову, Повелитель. Что нам теперь делать?
– Глайт, ко мне, – сказал я, вставая на колено и протягивая руку.
Она перетекла на нее и устроилась поудобнее. Я поднялся и подхватил Гилву другой рукой. Послал свою волю в спикарт.
Потом я заколебался.
Я не знал, где, черт возьми, мы были – по-настоящему, физически, в терминах географии. Путь может доставить к соседней двери или на расстояния тысяч миль от изначальной точки, или куда-нибудь в Отражения. Можно дать спикарту рассчитать, где мы находимся, и смастерить обратный путь, если мы намерены обойтись без парадного входа, но это займет какое-то время. Слишком долго.
Я мог просто использовать его, чтобы сделать нас невидимыми. Но я боялся, что маминых колдовского нюха будет достаточно, чтобы засечь наше присутствие на уровнях вне пределов видимости.
Я обратился лицом к ближайшей стене и протянулся сквозь нее по линии силы спикарта. Мы были не под водой и не дрейфовали по морю лавы или зыбучего песка. Кажется, мы были в лесу.
Так что я подошел к стене и провел нас сквозь нее.
Через несколько шагов посреди затененной поляны я оглянулся и увидел поросший травой склон холма без единого признака выхода. Мы стояли под синим небом, оранжевое солнце подбиралось к зениту. Вокруг нас был слышен птичий и "насекомий" гам.
– Коссстный мозссг! – воскликнула Глайт, отплелась от моей руки и исчезла в траве.
– Не уходи надолго! – прошипел я, пытаясь сдержать голос; и увел Гилву от холма.
– Мерлин, – сказала она, – я напугана тем, что узнала.
– Я не скажу никому, если ты не скажешь, – сказал я. – Если хочешь, я могу даже удалить эти воспоминания прежде, чем отошлю тебя обратно на похороны.
– Нет, позволь сохранить их. Я могу даже пожелать, чтобы их было больше.
– Я вычислю наше положение и пошлю тебя назад раньше, чем тебя хватятся.
– Нет, я подожду, пока охотится твоя подруга.
Я уже ждал, что она продолжит: на тот случай, если мы никогда больше не увидимся, что стало достаточно вероятным в связи с отбытием Тмера и Таббла на скейтах по вечной спирали смерти. Но нет, она была сдержанной и хорошо воспитанной девой битв – с более чем тридцатью зарубками на рукояти широкого меча, как я узнал позже, – и она была выше изъявлений безвкусных трюизмов в присутствии будущего правителя.
Когда Глайт вернулась, я сказал:
– Спасибо, Гилва. Теперь я намерен отправить тебя обратно на похороны. Если кто-либо видел нас вместе и хочет знать, где я, скажи, что я рванул в бега.
– Если тебе нужно место, куда рвануть…
– Давай поговорим позже, – сказал я и послал ее обратно в храм на край всего.
– Ссславный грызсун, – заметила Глайт, как только я начал трансформацию в человека. (Этот путь мне всегда удается легче, чем трансформация в демона).
– Мне бы хотелось послать тебя обратно в скульптурный сад Всевидящих, – сказал я.
– Почему туда, массстер Мерлин?
– Покарауль там, посмотри, не появиться ли где разумный круг света. И если увидишь, обратись к нему как к Колесу-Призраку и попроси его придти ко мне.
– Где ему иссскать тебя?
– Не знаю, но он хорош в делах подобного рода.
– Тогда посссылай меня. И есссли тебя не пожшшрет что-нибудь большшее, как-нибудь приходи к ночи расссказать сссвои иссстории.
– Приду.
Повесить змею на дерево – работа минутная. Я никогда не знал, когда она шутит: юмор рептилий более чем странен.
Я вызвал свежее одеяние и облачился в серое и лиловое. Заодно выудил клинки, длинный и короткий.
Стало интересно, как там мамочка в своей часовне, но решил не шпионить за ней. Я разбудил спикарт и минуту смотрел на него, затем успокоил. Кажется, он может напортачить, перенося меня в Кашеру, а я не уверен, сколько прошло времени, и действительно ли Люк еще находится там. Я вытащил Козыри, которые сопровождали меня вместе с траурным одеянием, вынул их из коробки.
Отсек Козырь Люка, сфокусировался на нем. Довольно нескоро Козырь похолодел, и я почувствовал присутствие Люка.
– Да? – сказал он, когда его изображение поплыло и сменилось, и я увидел его едущим верхом по отчасти проклятой, отчасти нормальной местности. – Это ты, Мерль?
– Ага, – ответил я. – Я делаю вывод, что в Кашере тебя нет.
– Правильно, – сказал он. – А ты где?
– Где-то в Отражениях. А что у вас?
– Будь я проклят, если я знаю наверняка, – отозвался он. – Мы несколько дней следуем по Черной Дороге… и единственное, что я могу сказать, это тоже – где-то в Отражениях.
– О, так ты обнаружил Дорогу?
– Найда. Я ничего не видел, но она провела нас безошибочно. Со временем след стал ясен и мне. Адский буксир эта деваха.
– Она сейчас с тобой?
– Конечно. Она говорит, скоро мы их прихватим.
– Тогда лучше проведи меня.
– Шагай.
Он протянул руку. Я тоже вытянул свою, сжал ладонь Люка, сделал шаг, освободил ладонь, уже шагая с его лошадью.
– Привет, Найда! – воззвал я туда.
Она ехала верхом по правую руку от Люка. Впереди, справа от Найды, в седле черного коня маячила мрачная фигура.
Найда улыбнулась.
– Мерлин, – сказала она. – Привет.
– Как насчет Мерль? – спросил я.
– Как хочешь.
Фигура на темном коне повернулась в мою сторону. Я еле сдержал смертельный удар, что рефлекторно рванул через спикарт, да так быстро, что даже испугал меня. Воздух между нами взвился грязным дымом и наполнился визгом, как от машины, впивающейся в асфальт, чтобы предотвратить столкновение.
Это был большой светловолосый сукин сын, и он носил желтую рубашку и черные штаны, черные сапоги и множество ножевых изделий. Медальон со Львом, разрывающим Единорога, подпрыгивал на его широкой груди. Всякий раз, когда я видел или слышал дела этого человека, он готовил что-то мерзкое, и всегда чертовски близко от Люка. Он был наемником, Робин Гудом из Эрегнора, заклятым врагом всех, кто поддерживал Эмбер – незаконным сыном прежнего ее правителя Оберона. Я был уверен, что в Золотом Кольце за его голову была назначена награда. С другой стороны, многие годы они с Люком были приятелями, и Люк клялся, что он вовсе не так уж плох. Это был мой дядя Далт, и я чувствовал, что если он двинется слишком быстро, гибкие жгуты его мускулов разорвут в клочья желтую рубашку….
– Ты помнишь Далта – моего военного советника, – сказал Люк.
– Помню, – мрачно сказал я.
Далт пристально смотрел на черные полосы в воздухе между нами, тающие, словно дым. Затем он действительно улыбнулся, самую малость.
– Мерлин, – сказал он, – сын Эмбера, Принц Хаоса, человек, который копал мне могилу.
– Что? – спросил Люк.
– Маленький разговорный гамбит, – отозвался я. – У тебя хорошая память, Далт… на лица.
Он усмехнулся.
– Трудно забыть самооткрывающуюся могилу, – сказал он. – Но с тобой я не в ссоре, Мерлин.
– И я… теперь, – сказал я.
Тогда он хрюкнул, я хрюкнул в ответ и стал считать, что нас друг другу представили. Я повернулся к Люку.
– Были неприятности с дорогой? – спросил я.
– Нет, – отозвался он. – Вообще ничего похожего на истории, что я слышал о Черной Дороге. Временами выглядит немного мрачно, но реально нам не угрожало ничего, – он посмотрел вниз и усмехнулся. – Конечно, шириной она всего несколько ярдов, – добавил он, – и здесь самое широкое место.
– Однако, – сказал я, открывая каналы чувств и изучая эманации тропы Логрусовым зрением. – Кое-что, по-моему, могло и угрожать.
– Полагаю, нам везло, – сказал он.
И снова засмеялась Найда, а я почувствовал себя дураком. Присутствие ти'га, как и мое собственное, сглаживало страшные воздействия дороги Хаоса в царстве Порядка.
– Полагаю, компания у тебя везучая, – сказал я.
– Нет ли у тебя желания разжиться лошадью, Мерль? – сказал он затем.
– Полагаю, ты прав, – согласился я.
Я боялся пользовать магию Логруса и привлекать внимание к месту моего расположения. Но я уже узнал, что спикарт можно использовать на сходный манер, и я вошел в него своей волей, потянулся, подтянулся, свершил контакт, вызвал…
– Будет через минуту, – сказал я. – Ты говорил что-то о том, что мы их нагоняем?
– Мне об этом сказала Найда, – объяснил он. – Она изумительно держит контакт с сестрой… не говоря о высокой чувствительности к самой тропе.
– И много знает о демонах, – добавил он чуть спустя.
– О, мы, вероятно, наткнемся на кого-нибудь из них? – спросил я у нее.
– Это воины со Дворов, в демонической форме, что похитили Корал, сказала она. – Они там, впереди. Кажется, они направляются к башне.
– Насколько впереди?
– Трудно сказать – мы срезаем угол через Отражения, – ответила она.
След с черной травой – омертвляющий все деревья и кустарники, что так обильно нависали над ним, – вился теперь по холмистой местности; и я заметил, что каждый раз, когда я отрываю ногу, отпечаток моей ступни кажется теплее и ярче. Практически незаметная в окрестностях Кашеры яркость отпечатков возросла – знак того, насколько далеко мы зашли в царство Логруса.
Немного спустя, после следующего поворота тропы, я услышал ржание откуда-то справа.
– Извините, – сказал я. – Почта доставлена, – сошел с тропы и вошел в рощу деревьев с овальными листьями.
Фырканье и топот доносились спереди, и я следовал за звуками по тенистым дорожкам.
– Подожди! – крикнул Люк. – Нам нельзя разделяться.
Но лес был потрясающе густ, и вовсе не так легко было проехать по нему верхом, так что я завопил:
– Не беспокойтесь!
И нырнул внутрь….
И он был там.
Полностью оседланный и взнузданный, поводья запутаны в густой листве, он ругался на лошадином языке, мотая головой из стороны в сторону, взрыхляя землю копытами. Я остановился, любуясь им.
Может показаться, что с большим удовольствием я бы натянул пару "адидасов" и трусцой побежал через Отражения, чем водрузился бы на спину зверюги, полусвихнувшейся от изменений, творящихся вокруг. Или покрутил бы педали. Или попрыгал бы на палке "пого".
Но впечатление обманчиво. Не то чтобы я не умел управляться с подобными тварями – наездник я неплохой. Просто никогда особенно не испытывал к ним особой тяги. Признаюсь, я никогда не имел дела ни с одним из тех чудесных коней, таких, как джулиановский Моргенштерн, папина Звезда или Глемденнинг Бенедикта, которые превосходили смертных коней в длительности жизни, силе и выносливости, как жители Эмбера – обитателей большинства Отражений.
Я огляделся по сторонам, но не смог обнаружить сраженного всадника…
– Мерлин! – услышал я зов Люка, но объект моего внимания был уже близко, совсем под рукой. Я медленно приблизился, не желая волновать коня еще больше.
– У тебя все в порядке?
Я распорядился просто подать коня. Чтобы не отстать от моих компаньонов, сгодился бы любой старый пожиратель сена. Но я обнаружил, что разглядываю чертовски красивое животное – черно-оранжевое, полосатое, словно тигр. В этом он напоминал Глемденнинга с его красно-черной полосатостью. И при этом я вовсе не знал, откуда родом конь Бенедикта. Но был рад, что его родина останется загадкой.
Я медленно приближался.
– Мерль! Что-нибудь не так?
Я не хотел кричать в ответ и пугать бедного зверя. Я нежно положил ладонь ему на холку.
– О'кей, – сказал я. – Ты мне нравишься. Я отвяжу тебя, и мы будем друзьями, верно?
Я провозился, распутывая поводья и массируя ему шею и холку. Когда он освободился, то не отпрянул, но вроде как принялся изучать меня.
– Идем, – сказал я, подбирая поводья, – сюда.
Беседуя с конем, я провел его тем же путем, которым пришел. И вдруг сообразил, что конь мне и в самом деле нравится. Тут я напоролся на Люка с клинком в руках.
– Бог мой! – сказал он. – Неудивительно, что тебе понадобилось столько времени! Ты сделал привал, чтобы раскрасить его!
– Нравится, а?
– Если захочешь избавиться от него, я назначу самую высокую цену.
– Не думаю, что я захочу от него избавиться, – сказал я.
– Как его зовут?
– Тигр, – сказал я не задумываясь.
Мы направились обратно к тропе, где даже Далт воззрился на моего коня с чем-то похожим на удовольствие. Найда протянула руку и погладила черно-оранжевую гриву.
– Теперь у нас появилась возможность успеть вовремя, – сказала она, если поспешим.
Я сел верхом и вывел Тигра на тропу. Я ждал от нее любых гадостей, так как по отцовским рассказам помнил, что тропа пугает животных. Но Тигра вроде бы тропа не беспокоила, и я облегченно перевел дыхание.
– Вовремя для чего? – спросил я, когда мы установили порядок следования: Люк во главе, Далт позади него и справа, Найда слева от тропы, в тылу, я справа от нее и чуть сзади.
– Точно сказать не могу, – сказала она, – потому что Корал по-прежнему в дурмане. Тем не менее, я знаю, что больше ее никуда не везут; и у меня такое впечатление, что ее похитители нашли убежище в башне, у подножия которой след становится намного шире.
– Хм, – сказал я. – Тебе не случалось фиксировать скорость изменения ширины на единицу расстояния, пройденного по тропе, нет?
– Я изучала гуманитарные науки, – сказала она, улыбаясь. – Не помнишь?
Затем она вдруг повернула голову, глянула в направлении Люка. Тот ехал, опережая нас на корпус, взгляд устремлен вперед… хотя мгновением раньше он смотрел назад.
– Будь ты проклят! – сказала Найда тихо. – Встреча с вами обоими заставила меня вспомнить о школе. Я и говорить начала так же…
– По-английски, – сказал я.
– Я что, сказала это по-английски?
– Да.
– Вот дерьмо! Скажи мне, если поймаешь на этом, обещаешь?
– Конечно, – сказал я. – Но, значит, ты наслаждалась той жизнью, несмотря на то, что эта работа была наложена на тебя заклятием Дары. И ты, вероятно, единственная ти'га с ученой степенью Беркли.
– Да, я наслаждалась… запутавшись сверх меры, кто из вас кто. Это были самые счастливые дни в моей жизни, – с тобой и Люком, там, в школе. Годами я пыталась узнать имена ваших матерей, чтобы знать, кого же мне защищать. Однако вы оба так лихо увиливали.
– Полагаю, это сидит в генах, – заметил я. – Я наслаждался в твоей компании, когда ты была Винтой Бейль… ценя и твою защиту.
– Я страдала, – сказала Найда, – когда Люк начал ежегодные посягательства на твою жизнь. Если б он был сыном Дары, которого я была обязана защищать, то это не должно было иметь значения. Но имело. Я слишком любила вас обоих. Все, что я могла сказать, это то, что вы оба крови Эмбера. Я не хотела, чтобы был причинен вред ни одному из вас. Хуже всего стало, когда ты исчез, а я была уверена, что Люк заманил тебя в горы Нью-Мексико, чтобы убить. К тому времени я очень сильно подозревала, что ты – тот, нужный, но уверенности не было. Я была влюблена в Люка, я влезла в тело Дэна Мартинеса, и я таскала пистолет. Я следовала за вами повсюду, где могла, зная, что если Люк попытается навредить тебе, узы, под которыми я находилась, заставят пристрелить человека, которого я люблю.
– Тем не менее, ты выстрелила первой. Мы просто стояли, разговаривали на обочине дороги. Он стрелял, защищаясь.
– Я знаю. Но все, казалось, кричало, что ты – в опасности. Он заполучил тебя для проведения акции в идеальное время, в идеальном месте…
– Нет, – сказал я. – Твой выстрел прошел мимо, а ты подставилась.
– Не понимаю, о чем ты.
– Ты решила проблему выстрела в Люка, создав ситуацию, когда он застрелил тебя.
– Под узами я не смогла бы сделать этого.
– Может быть, неосознанно, – сказал я. – И нечто более сильное, чем узы, вырвалось на волю.
– Ты, правда, веришь в это?
– Да, и тебе лучше понять это сейчас. Ты освобождена от уз. Мне сказала мама. Ты говорила мне… по-моему.
Найда кивнула.
– Я не знаю точно, когда и как, но они распались, – сказала она. – Но хотя они исчезли… я все еще пытаюсь защищать тебя, если что-то угрожает. Хорошо, что вы с Люком действительно друзья, и…
– Так зачем же секреты? – прервал я. – Почему просто не сказать ему, что Гейл – это ты? Удиви его, черт побери… то-то будет весело.
– Ты не понимаешь, – сказала она. – Он порвал со мной, не помнишь? Теперь у меня есть еще один шанс. Как было – все заново. Я… ему очень нравлюсь. И я боюсь сказать: "Я – та девушка, с которой ты когда-то порвал". Это может заставить его задуматься: почему, и чего доброго, он может решить, что был прав в тот раз.
– Это глупо, – сказал я. – Я не знаю причин вашего разрыва. Он никогда не говорил мне об этом. Просто сказал, что повод – есть. Но я уверен, он был липовый. Я знаю, что ты ему нравилась. Я уверен, он порвал с тобой лишь потому, что был сыном Эмбера, собравшимся домой по одному очень гнусному делу, и на общей картинке мира не было места для той, кого он принимал за обычную девочку из Отражения. Ты слишком хорошо сыграла свою роль.
– И с Джулией ты порвал поэтому? – спросила она.
– Нет, – сказал я.
– Прости.
Я заметил, что с тех пор, как мы начали разговор, черная тропа расширилась примерно до фута. Спрос на решение математических проблем появился именно сейчас.