Я проскакал меньше тысячи метром к тому, что было когда-то югом, и все остановилось – земля, небо, горы. Я оказался лицом к лицу с листом белого цвета. Я тогда подумал о незнакомце в пещерах и его словах. Он чувствовал, что эта гроза зачеркивает мир, что она соответствует чему-то из местной апокалиптической легенды. Наверное, она и соответствовала. Наверное, это была волна Хаоса, о которой говорил Бранд, двигающаяся в эту сторону, проходящая, уничтожающая, разрывающая. Но этот конец долины был не затронут. Почему должен остаться он? Затем я вспомнил свои действия.
Я использовал Камень, заключенную в нем мощь Лабиринта, чтобы прекратить грозу над этим районом. А если это было больше, чем обыкновенная гроза? Если так, то как мне было продолжать свой путь?
Я посмотрел на восток, откуда светлел день. Но солнце стояло, вновь взойдя в небеса, даже, скорее, огромная ослепительная, ярко надраенная корона, с висящим, продетым сквозь ее сверкающим мечом. Я услышал откуда-то птичье пение, с нотами почти словно смех. Я нагнулся вперед и закрыл лицо руками. Безумие…
Нет! Я бывал прежде в ненормальных Отражениях. Чем дальше путешествуешь, тем более странными они иногда становятся. До тех пор, пока не… Что это я подумал той ночью в Тир-на Ног-те?
Ко мне вернулись две фразы из рассказа Айзека Динессона, фразы, достаточно обеспокоившие меня, чтобы заставить запомнить их, несмотря на то, что в то время я был Карлом Кори: "… Немногие люди могут сказать о себе, что они свободны от веры в то, что этот мир, который они видят, является в действительности плодом их воображения. Довольны ли мы им, гордимся ли им тогда?" Краткая философская сводка любимого времяпровождения нашей семьи. Создаем ли мы отраженные миры? или они есть там независимо от нас, дожидаются услышать звук наших шагов? Или есть несправедливо исключенная середина. Это дело, скорее, более-менее, чем или-или? В горле у меня вдруг поднялся сухой смешок, так как я понял, что могу никогда не узнать ответа наверняка. И все же, когда я подумал о той ночи, есть такое место, где приходит назад "Я", место где солипсизм не является более правдоподобным объяснением посещенных нами областей, найденных нами вещей. Существование этого места, этих вещей говорит, что здесь, по крайней мере, есть разница, а если здесь, то она наверняка тянется "назад через дали Отражения тоже информируя тех, что я не-я", двигая наши эго обратно к меньшей стадии. Потому что это, чувствовал я, было именно такое место, место, где "довольны ли мы им, гордимся ли мы им?" необязательно применимо, как могли быть применимы ближе к дому разорванная долина Гарната и мое проклятие. Во что бы там я, в конце концов, ни верил, я чувствовал, что вот вот вступлю в страну совершенного не-я. За этим пунктом моя власть над Отражениями вполне может потерять силу.
Я выпрямился в седле и прищурился от света пламени. Я сказал Звезде одно слово и тряхнул поводьями. Мы двинулись вперед.
Какой-то миг это было похоже на скачку в тумане. Только он был намного ярче и не было никаких звуков. Затем мы падали, падали или дрейфовали? После первоначального пока было трудно сказать. Сперва было ощущение спуска, наверное, усиленное тем фактом, что Звезда запаниковала, когда это началось.
Но лягать было нечего и, спустя некоторое время Звезда прекратила всякое движение, если не считать, что она дрожала и тяжело дышала.
Я держал поводья правой рукой и стискивал Камень левой. Не знаю, уж что я повелел, и как именно я это достиг, но мне хотелось пройти через это место яркого ничто, чтобы снова найти свой путь и двигаться дальше до конца путешествия.
Я потерял счет времени. Ощущение спуска исчезло. Двигался ли я или всего лишь парил? Невозможно сказать. Была ли к тому же яркость действительно яркостью? И это омерзительное безмолвие… Я содрогнулся. Здесь было даже большее сенсорное лишение, чем в дни моей слепоты в моей старой камере. Здесь ничего не было – ни звука прошмыгнувшей крысы, ни скрипа о дверь моей ложки, ни влажности, ни холода, ни структуры. Я продолжал тянуться…
Мерцание.
Оно казалось каким-то разрывом визуального поля, справа от меня, почти неуловимым в своей краткости. Я потянулся и ничего не почувствовал. Оно было таким кратким, что я не был уверен, произошло ли оно на самом деле. Оно легко могло быть галлюцинацией.
Но оно, казалось, произошло вновь, на этот раз слева от меня. Насколько долгим был интервал между ними, я не мог сказать.
Затем я услышал что-то вроде стона, лишенного направленности. Этот тоже был очень коротким.
Следующим – и я в первый раз был уверен – возник серо-белый ландшафт, похожий на лунную поверхность. Возник и пропал, наверное, всего за секунду в малом районе моего поля зрения, влево от меня. Звезда захрипела.
Справа от меня появился лес – серо-белый – кувыркающийся, как будто мы миновали друг друга под какими-то невозможными углами. Осколок малого экрана, меньше чем в две секунды.
Затем куски горящего здания подо мной… Бесцветность… Обрывки воя над головой…
Призрачная гора, процессия с факелами восходящая на нее, по то подымающейся, по то опускающейся тропе на ближайшем склоне…
Женщина, висящая на суку дерева, тугая веревка вокруг ее шеи, голова скривилась набок, руки связаны за спиной.
Горы, перевернутые вверх ногами, белые, черные тучи над ними…
Щелчок.
Крошечная дрожь вибрации, словно мы на миг коснулись чего-то твердого. Затем пропало…
Мерцание.
Головы – катящиеся, истекающие черной кровью… Смешок из ниоткуда… Снова белый свет… Снова белый свет…
Щелчок. Мерцание…
На время одного удара пульса мы скачем по тропе под полосатым небом. В тот миг, когда она пропадает, я снова тянусь к ней через Камень.
Щелчок. Мерцание. Щелчок. Громыхание.
Каменистая тропа, приближающаяся к высокому горному перевалу… Мир все еще одноцветен… За моей спиной грохочет вроде грома…
Я завертел Камень словно ручку фокусировки, когда мир начал таять. Он снова вернулся… Два. Три. Четыре… Я считал удары копыт… удары сердца, перекрывая воющий фон… Семь, восемь, девять… мир стал ярче. Я сделал глубокий вдох и тяжело выдохнул. Воздух был холодным.
Между громом и его эхом я услышал шум дождя. Но на меня не упало ни капли.
Я быстро оглянулся.
Огромная стена дождя стояла метров в ста позади. Я мог различить сквозь нее лишь самые смутные очертания горы. Я причмокнул языком Звезде, и мы двинулись немного побыстрее, поднимаясь по почти ровному участку, ведшему меж двух, похожих на башни пиков. Мир впереди все еще был этюдом в черных, белых и серых тонах, небо передо мной разделялось сменяющимися полосами тьмы и света. Мы вышли на перевал.
Я начал дрожать. Мне хотелось натянуть поводья, отдохнуть, поесть, покурить, пройтись пешком. И все же я был близко от грозы, чтобы потворствовать себе.
Стук копыт Звезды эхом отдавался по перевалу, где каменные стены круто поднимались вверх с обеих сторон под этим зебровым небом. Я надеялся, что эти горы прорвут этот грозовой фронт, хотя я чувствовал, что они не смогут. Это была не обыкновенная гроза и меня возникло тошнотворное чувство, что она тянулась всю дорогу назад, до самого Эмбера, и что я попал бы в силки и заблудился в ней навек, если бы не Камень.
Когда я наблюдал за этим странным небом, вокруг меня, делая мой путь ярким, начал выпадать буран из бледных цветов. Воздух наполнился приятным ароматом. Гром у меня за спиной смягчился.
Мир был охвачен сумеречным ощущением, под стать освещению, и когда я выбрался с перевала, я посмотрел вниз в долину причудливой перспективы, с расстояниями, не поддающимися измерениям, наполненную шпилями и минаретами, отражавшими лунообразный свет полосатого неба, напоминание о ночи в Тир-на Ног-те, усеянную похожими на зеркала озерами, пересекаемую проплывающими духами, местами казавшейся почти террасированной, в других естественной и волнистой, лишенную всяких признаков обитания.
Я не колебался, а начал свой спуск. Почва здесь, подо мной, была меловая и бледная, как кость. И не была ли это самая неотчетливая линия Черной Дороги далеко слева от меня? Я просто не мог разобрать.
Теперь я не спешил, так как видел, что Звезда уставала. Если гроза надвинется не слишком быстро, я чувствовал, что мы можем отдохнуть рядом с одним из озер в долине внизу. Я и сам устал и проголодался.
По пути вниз я продолжал осматриваться, но не увидел никаких людей, никаких животных. Ветер издал тихий, похожий на вздох звук. Белые цветы зашевелились на побегах рядом с тропой, когда я добрался до нижних уровней, где начиналась постоянная листва. Оглядываясь, я увидел, что грозовой фронт все еще не перевалил через горный хребет, хотя тучи за ним продолжали накапливаться.
Я продолжал свой путь вниз, в это странное место, цветы вокруг меня давно перестали выпадать, но в воздухе висел тонкий аромат. Не было никаких звуков, кроме издаваемых мной самим, и постоянным ветерком, справа от меня. Повсюду вокруг меня вырастали странного вида скальные формации, казавшиеся почти изваянными в своей чистоте линий. Все еще дрейфовали туманы. Влажно искрились бледные травы.
Когда я следовал по тропе к заросшему лесом центру долины, перспективы вокруг меня продолжали смещаться, перекашивая расстояния, искривляя виды. Фактически я свернул с тропы налево, чтобы приблизиться к тому, что походило на ближайшее озеро, и когда я подъезжал оно, казалось, удалялось. Однако, когда я, наконец, добрался до него, спешился и обмакнул палец в воду, чтобы попробовать на вкус, вода оказалась ледяной, но сладкой.
Уставший, я напился до отвала, растянулся, глядя, как пасется Звезда, в то время, как я принялся за холодную закуску из своей сумки. Гроза все еще старалась перебраться через горы. Я долго наблюдал за ней, гадая. Если отец потерпел неудачу, то это было рычаньем Армагеддона и все это путешествие было бессмысленным. Думать так не приносило мне никакой пользы, потому что я знал, мне придется продолжать путь, что бы там ни было. Но я ничего не мог с собой поделать. Я мог прибыть к своей цели, я мог увидеть, как выиграна битва, а потом увидеть, как все будет сметено. Бессмысленным… Нет. Не бессмысленным. Я же сделаю попытку и буду продолжать пытаться до конца. Этого будет достаточно, даже если все будет потеряно. Все равно, черт бы побрал Бранда! За то, что посеял во мне.
Звук шагов.
Я оказался в стойке, пригнувшись и повернувшись в том направлении, с рукой, в один миг оказавшейся на рукояти меча.
Я оказался лицом к лицу с женщиной – маленькой, одетой в белое. У нее были длинные темные волосы и дикие томные глаза, и она улыбалась. Она принесла плетенную корзину, которую поставила между нами.
– Вы, должно быть, проголодались, Рыцарь, – сказала она на тари со странным акцентом. – Я увидела ваш приезд и принесла вам это.
Я улыбнулся и принял более нормальную стойку, сказав:
– Благодарю вас. Да, меня зовут Корвин, а вас?
– Дама, – ответила она.
Я вскинул бровь.
– Благодарю вас, Дама. Вы сделали это место своим домом?
Она кивнула и опустилась на колени раскрыть корзину.
– Да, мой павильон находится дальше по берегу озера, – она показала головой на восток, в направлении Черной Дороги.
– Понятно, – сказал я.
Еда и вино в корзине выглядели настоящими, свежими, аппетитными, лучше, чем мой стол путешественника. Подозрение, конечно, было при мне.
– Вы разделите ее со мной? – спросил я.
– Если желаете.
– Желаю. Она расстелила ткань, уселась напротив меня, достала еду из корзинки и разложила ее между нами. Затем она сервировала ее, и быстро опробовала каждое блюдо. Я чувствовал себя при этом чуточку подлецом, но только чуточку. Это было странное место проживания для женщины, явно одинокой, просто ожидающей придти на помощь первому же незнакомцу, которому случалось подвернуться. Дара тоже накормила меня при первой нашей встрече, а так как я приближался к концу путешествия, я был ближе к местам, где враг был силен. Черная Дорога была слишком близко под рукой, и я несколько раз уловил, как Дама поглядывала на Камень.
Но это было очень приятное время и, обедая, мы лучше познакомились. Она была идеальной аудиторией, смеялась всем моим шуткам, заставляла меня болтать о себе. Она большую часть времени сохраняла глазной контакт, и наши пальцы встречались как-то всякий раз, когда что-то проходило. Если меня каким-то образом обманывали, то она делала это очень любезно.
Когда мы обедали и болтали, я так же продолжал посматривать за продвижением этого кажущегося непреклонным грозового фронта. Наконец, он пошел грудью на горный хребет и перевалил его. Он начал медленный спуск по горному склону.
Очищая скатерть, Дама увидела направление моего взгляда и кивнула.
– Да, она надвигается, – сказала она, укладывая в корзину последние столовые приборы и усаживаясь рядом со мной, припася бутылку и наши чашки. – Выпьем за это?
– Я выпью с вами, но не за это.
Она налила.
– Это не имеет значения, – сказала она. – Не сейчас.
И положила ладонь на мою руку, когда резко передавала мне мою чашку.
Я взял чашку и посмотрел на нее. Она улыбнулась. Коснулась края моей чашки своей. Мы выпили.
– Пойдемте теперь в мой павильон, – предложила она, беря меня за руку, – где мы приятно проведем оставшиеся часы.
– Спасибо, – отказался я. – В другое время это прекрасное времяпровождение было бы прекрасным десертом к великолепному обеду. К несчастью, я должен продолжать свой путь. Долг не дает покоя. Время летит, а у меня задание.
– Ладно, – сказала она, – это не так уж и важно. И мне отлично все известно о вашем задании. Что теперь тоже не так уж и важно.
– О? Должен признаться, что я вполне ожидал, что вы пригласите меня на какую-нибудь вечеринку наедине, и если я приму приглашение, то буду потом какое-то время, бледный и одинокий, шататься по холодному склону какой-нибудь горы.
Она рассмеялась.
– А я должна признаться, именно так и собиралась использовать вас, Корвин. Больше, однако, не намерена.
– Почему это?
Она показала на наступающую линию искажения.
– Теперь нет нужды задерживать вас. По этому признаку я вижу, что Двор победил. Никто и ничто не сможет сделать, чтобы остановить наступление Хаоса.
Я коротко содрогнулся и она вновь наполнила чашки.
– Но я предпочла бы, чтобы вы не ждали меня в это время, – продолжала она. – Она доберется к нам сюда за какие-то часы. Какой лучший способ провести это последнее время в обществе друг друга? Нет никакой нужды ехать даже столь недалеко, как до моего павильона.
Я опустил голову и она придвинулась ко мне. Какого черта! Женщина и бутылка (вот как я по-моим словам хотел кончить свои дни). Я пригубил вино. Она, вероятно, была права. И все же я подумал о той женщине в маске, заманившей меня в западню на Черной Дороге по пути в Авалон.
Сперва я пришел ей на помощь, быстро поддался ее неестественным чарам – а потом, когда маска ее была снята, увидел, что за ней вообще ничего не было. Чертовски напугался в то время. Но чтобы не становиться слишком философским, у каждого есть целый набор масок для различных случаев. Я слышал, как поп-психологи годами яростно нападали на них. И все-таки я встречал людей, которые сперва производили на меня благоприятное впечатление, людей, которых я впоследствии ненавидел, когда узнавал, какие они под маской. Иногда они были, как та женщина – без чего-либо приметного там. Я обнаружил, что маска иногда намного приемлемей, чем ее альтернатива. Та что… Эта девушка, которую я прижимал к себе, могла действительно быть внутри чудовищем. Вероятно и была. А разве большинство из нас нет? Я мог придумать худшие способы уйти из жизни, если б захотел сдаться на этом этапе. Она мне нравилась.
Я прикончил свое вино. Она двинулась налить мне еще, и я остановил ее руку. Она подняла на меня взгляд. Я улыбнулся, сказав:
– Вы почти убедили меня, – затем я закрыл ей глаза четырьмя поцелуями, чтобы не нарушить очарования, отошел и сел на Звезду.
Камыш не засох, но насчет отсутствия птиц он был прав. Дьявольский, однако, этот способ управлять железной дорогой.
– Прощайте, Дама.
Я направился на юг, когда гроза, бушуя, сползла в долину. Передо мной были новые горы и тропа вела к ним. Небо все еще было в полоску – черную и белую – и эти линии, казалось, немного двигались. Общим эффектом был по-прежнему эффект сумерек, хотя в темных участках не светило никаких звезд. По-прежнему ветерок, по-прежнему ароматы вокруг меня и безмолвие, и искривленные монолиты, и серебристая листва, по-прежнему влажная от росы и блестящая. Передо мной выплывали рваные клочья тумана. Я попытался работать с сутью Отражения, но это было трудно и я подустал. Ничего не произошло. Я зачерпнул силы у Камня, пытаясь передать также какую-то часть его силы Звезде. Мы двигались ровным шагом, пока, наконец, земля перед нами не пошла на подъем, и мы двигались к еще одному перевалу, более ровному чем тот, на который мы вступили ранее. Я остановился, оглянулся назад и, наверное, треть долины находилась под мерцающей завесой этой псевдогрозы. Я подумал о Даме, о ее озере и ее павильоне. Покачал головой и продолжил путь.
Дорога становилась все круче, когда мы приближались к перевалу, и мы замедлили ход. Над головой белые реки в небе приняли красноватый оттенок, ставший, пока мы ехали, еще темнее.
К тому времени, когда я добрался до самого перевала, весь мир казался окрашенным кровью. Когда я проезжал по этому широкому каменистому пути, меня ударил сильный ветер. Когда мы пробивались против него, почва под ногами стала более ровной, хотя мы все еще продолжали подыматься и я все еще не видел, что за перевалом.
Когда я скакал, что-то загремело по скалам, слева от меня. Я быстро поглядел в ту сторону, но ничего не увидел. Я сбросил это со счетов, сочтя за упавший камень. Звезда вдруг резко дернулась подо мной, испустила страшное ржание, резко повернула вправо, а затем начала валиться с ног влево.
Я спрыгнул, очистив седло, и когда мы оба упали, я увидел в правом плече Звезды стрелу. Я покатился, ударившись о землю, и когда я остановился, то посмотрел в направлении, откуда она должна была прилететь.
На вершине гребня, в десяти метрах справа от меня стояла фигура с арбалетом. Он снова взводил оружие, готовясь к следующему выстрелу.
Я знал, что не смогу вовремя добраться до него. Так что я принялся искать камень, размером с кулак, нашел такой у подножья откоса, и постарался не дать своей ярости помешать точности броска. Она не помешала, но даже придала броску некоторую добавочную силу.
Камень попал ему в левую руку, и он, издав крик, выронил арбалет. Оружие лязгнуло по камням и приземлилось на другой стороне тропы, почти напротив меня.
– Сукин ты сын! – заорал я. – Ты убил моего коня! Я тебе голову за это оторву!
Пересекая тропу, я искал самый быстрый путь к нему и увидел его слева от себя. Я поспешил к нему и начал подыматься. Миг спустя освещение и угол зрения стали что надо, и я разглядел человека, согнувшегося чуть ли не пополам, массировавшего себе руку. Это был Бранд. Волосы его казались более рыжими в этом румяном свете.
– Ну, все, Бранд, – сказал я. – Я только желал бы, чтобы кто-нибудь сделал это давным давно.
Он выпрямился и миг смотрел, как я поднимаюсь. Он не потянулся за мечом. Как раз, когда я оказался наверху, примерно в метрах семи от него, он скрестил руки на груди и опустил голову.
Я вытащил Грейсвандир и двинулся на него. Признаться, я был готов убить его в этой или любой другой позе. Красный свет потемнел, пока мы, казалось, не купались в крови. Ветер выл вокруг нас, а из долины донесся раскат грома. Он просто растаял передо мной, как раз тогда, когда я добрался до него.
С миг я постоял, ругаясь, вспоминая рассказы о том, что он как-то раз превратился в живую Карту, способную куда угодно переправляться в самое короткое время.
Я услышал внизу шум.
Я бросился к краю и посмотрел вниз. Звезда все еще брыкалась и истекала кровью, и при виде этого у меня сердце разрывалось. Но это было не единственное огорчительное зрелище.
Внизу был Бранд. Он поднял арбалет и снова начал готовить его. Я огляделся вокруг в поисках другого камня, но под рукой ничего не было, а потом я заметил один, подальше сзади, в направлении, с которого я прибыл. Я поспешил к нему, снова бросив меч в ножны, и поднял его. Он был размером с арбуз. Я вернулся с ним к краю и поискал глазами Бранда. Его нигде не было видно.
Я вдруг почувствовал себя очень открытым. Он мог переместиться в любую удобную точку и целиться в меня в эту минуту. Я рухнул на землю, упав на свой камень. Миг спустя я услышал, как стрела ударила справа от меня. За этим звуком последовал смешок Бранда.
Я снова встал, зная, что ему потребуется некоторое время, чтобы снова взвести свое оружие. Посмотрев в направлении смеха, я увидел его, на карнизе, по другую сторону прохода от меня – примерно на пять метров повыше, чем я, и примерно в двадцати метрах от меня.
– Сожалею насчет коня, – сказал он. – Я целился в тебя. Но эти проклятые ветры…
К этому времени я заметил нишу и направился к ней, взяв с собой камень в качестве щита. Из этой клинообразной трещины я смотрел, как он вставляет стрелу.
– Трудный выстрел, – сказал он, поднимая оружие. – Вызов моему искусству снайпера. Но, разумеется, стоящий усилий. У меня еще много стрел.
Он засмеялся, прицелился и выстрелил.
Я нагнулся пониже, держа перед собой камень, но стрела ударила на полметра вправо.
– Я в некотором роде догадался, что может случиться, – заметил он, снова готовя свое оружие. – Надо было, однако, изучить ветры.
Я огляделся кругом, ища камни помельче, чтобы можно было как прежде использовать их в качестве боеприпасов. Поблизости никаких не было. Тогда я подумал о Камне. Предполагалось, что он будет действовать, спасая меня в присутствии непосредственной опасности. Но у меня было странное ощущение, что для этого требовалась близость и что Бранд знал это и воспользовался этим явлением. И все же не мог бы я еще что-нибудь с ним сделать, чтобы помешать Бранду. Он казался слишком далеким для фокуса с параличом, но я его однажды побил, управляя погодой. Я гадал, насколько далеко была гроза. Я потянулся к ней. Я увидел, что для установления условий необходимых для того, чтобы притянуть на него молнию, потребуются минуты, которыми я не обладал. Но ветры – это другое дело. Я потянулся за ними, почувствовал их…
Бранд был почти готов снова выстрелить. В проходе начал визжать ветер.
Не знаю, где приземлилась его следующая стрела. Но нигде поблизости от меня. Он снова принялся готовить оружие. Я начал устанавливать факторы для удара молнией…
Когда он приготовился и снова поднял оружие, я опять поднял ветры. Я увидел, как он целится, как он сделал вдох и задержал его. Затем он опустил арбалет и пристально посмотрел на меня.
– Мне только что пришло в голову. У тебя этот ветер в кармане, так ведь? Это нечестно, Корвин, – он огляделся кругом. – По идее, я должен найти опору, где это не будет иметь значения… Ага!
Я продолжал работать, устанавливая факторы, чтобы спалить его, но условия еще не были готовы. Я посмотрел на небо, в эту красно-черную полоску, над нами сформировалось что-то вроде тучи. Скоро. Но пока еще нет…
Бранд снова растаял и исчез. Я лихорадочно искал его повсюду.
Затем он оказался передо мной. Он перебрался на мою сторону прохода. Он стоял метрах в десяти к югу от меня, с ветром в спину. Я знал, что не смогу вовремя спалить его. Я подумывал, не бросить ли свой камень. Он, вероятно, пригнется, а я выброшу свой щит. С другой стороны…
Он поднял оружие к плечу.
– Увертку! – крикнул у меня в уме мой собственный голос, пока я продолжал возиться с небесами.
– Прежде, чем ты выстрелишь, Бранд, скажи мне одну вещь. Ладно?
Он поколебался, затем опустил оружие на несколько дюймов.
– Какую?
– Ты правду мне говорил о том, что случилось – с отцом, Лабиринтом, приходом Хаоса?
Он откинул голову и рассмеялся серией коротких, лающих смешков.
– Корвин, – заявил он затем, – даже сказать не могу, как мне приятно видеть, что ты умрешь не зная чего-то, что для тебя так много значит.
Он снова рассмеялся и начал поднимать оружие. Я как раз двинулся, чтобы швырнуть свой камень и броситься на него. Но ни один из нас не завершил обоих действий.
Над головой раздался громкий пронзительный крик и кусок неба, казалось, отделился и упал на голову Бранда. Он завизжал и выронил арбалет. Он поднял руки оторвать напавшую на него вещь. Красная птица, рожденная от моей крови и от отцовской руки, вернулась защитить меня.
Я бросил камень и двинулся на него, выхватывая на ходу меч. Бранд ударил птицу и она улетела прочь, набирая высоту, кружа над ним для нового броска. Он поднял обе руки, прикрывая лицо и голову, но не раньше, чем я увидел вытекавшую из его левой глазницы кровь.
Он снова начал таять, даже когда я бросился к нему. Но птица опустилась, как бомба, и ее когти снова ударили Бранда по голове. Затем птица тоже стала таять. Бранд тянул руку к своей красной нападающей, и был дран ей, когда они оба исчезли.
Когда я добрался до места действия, единственное, что осталось, это брошенный арбалет, и я вдребезги разбил его сапогом.
"Еще нет, еще не конец, черт побери! Сколько еще ты будешь мне досаждать, брат? Как далеко я должен буду зайти, чтобы довести это до конца между нами?"
Я спустился обратно на тропу. Звезда еще не умерла, и я должен был закончить работу. Иногда я думаю, что занимаюсь не тем делом.