Глава 10
Когда-то давным-давно на Новую Европу явился человек из Нормандии и построил себе до на морских утесах. от того места поверхность понижалась постепенно широкими уступами с золотистыми деревьями, с зарослями трав и диких цветов, волнуемых ветром, а потом вдруг резко падала вниз крутым склоном: страна гор, подпираемых плечами небо, которое звенело голосами птиц, эхом глубоких лещин, плеском воды в озерах и водопадах, а на востоке расстилалась безбрежная соленая синева, прерываемая лишь линией горизонта. в те времена материалом для строительных работ ему могла служить только местная древесина и камень; он выбрал их за красоту. Коньки на крыше дома, который он соорудил составлял как бы единое целое с окружающим горным ландшафтом. Внутри расположены были просторные комнаты, обшитые резными деревянными панелями, большие камины, а стропила были подтянуты так высоко, что за частую терялись в тенях под потолком. Из широких окон открывался вид на землю, с которой дом составлял единое целое. На славу удалась постройка этому человеку – как всем, кто считает себя всего лишь маленьким звеном в цепочке поколений.
Но из деревушки Бон Шанс превратилась в огромный город, протянувшийся на сотню километров к югу. Колонистов больше тянуло к долинам, чем к возвышенностям. Хотя при наличии воздушного транспорта добраться до этого места не составляло никакого труда, наследники человека ушли туда, где было богатство и люди. Дом долго стоял заброшенным диким.
Но не особенно страдал при этом. Сильный и терпеливый, он ждал. И, наконец, пришло время, когда его терпение было вознаграждено по заслугам.
Контр-адмирал Моше Петерс, командующий бласт-кораблем "Юпитер", принадлежащий к флоту Глубокого Космоса Всемирной Земной Федерации, опустил позаимствованный на время флайер на посадочную площадку и вышел наружу. Свежий ветер раскачивал ветви деревьев и в близлежащем саду, в небе бежали белые облака, а между ними просвечивали лучи солнца и, падая вниз, танцевали на волнующейся поверхности моря. Он шел медленно – человек небольшого роста, очень прямой в своей униформе, с орденскими планками на груди – и часто останавливался, чтобы полюбоваться открывающимся видом или каким-нибудь цветком.
Из дома, приветствуя его, вышел Гуннар Хейм, тоже в униформе. Но у него она была иной: серый китель с красным кантом вдоль брюк, с геральдическими лилиями на воротнике. Нависнув над гостем подобно готической колоне, он опустил вниз лицо, сильно загоревшее за последнее время, приветливо улыбнулся, и маленькая рука утонула в его огромной лапище.
– Хелло Моше, рад снова видеть тебя! Сколько лет, сколько зим?
– Хелло, – ответил Петерс.
Уязвленный такой холодностью гостя, Хейм выпустил руку гостя и озадаченно спросил:
– Э… что-нибудь не так?
– Со мной все в порядке, благодарю. Чудесный у тебя дом.
– Ну, с ним еще придется повозиться – столько лет в запустении… Но мне он тоже нравится. Хочешь, мы сперва осмотрим сад?
– Пожалуй.
Несколько мгновений Хейм постоял молча, потом вздохнул и сказал:
– О, кей, Моше. Видно, ты принял мое приглашение к обеду не ради того, чтобы просто поболтать со своим старым приятелем по Академии. Если у тебя есть какие-нибудь вопросы, может быть, лучше обсудить их сразу? Довольно скоро сюда приедет еще кое-кто.
Петерс пристально взглянул на него карими глазами, таящими в себе боль, и сказал:
– Да, чем раньше мы покончим с этим, тем лучше.
Они принялись прогуливаться по зеленой траве лужайки.
– Постарайся взглянуть на вещи с моей стороны, – сказал он. Благодаря тебе Земля начала действовать. Мы нанесли алеронам решительное поражение в пограничной зоне, и теперь они просят мира. Прекрасно. Я гордился тем, что знаю тебя. Я нажал на все кнопки, на какие только можно, чтобы добиться назначения на командование кораблем, официально посылаемым Землей с целью узнать, как идут дела на Новой Европе, какую помощь может оказать Земля в ее реконструкции, какой мемориал следует соорудить в память о погибших с обеих сторон – ибо победы достались недешево, Гуннар.
– И что – с твоими людьми недостаточно хорошо обошлись? – спросил Хейм.
– Да, вот именно, – Петерс сделал резкий жест рукой, словно срубая кому-то голову. – Все члены экипажа, получавшие краткосрочный отпуск с корабля, едва добирались до грузового катера, так щедро поили и кормили. Но… я дал разрешение на эти отпуска с величайшей неохотой – лишь потому, что мне не хотелось делать плохую ситуацию еще хуже. В конце концов… когда мы подлетели к этой планете, опоясанной защитными установками которые не собираются демонтировать – и нашему кораблю, кораблю Всемирного флота указали на какое расстояние он может подойти… Как ты думаешь, какие мысли могли возникнуть у человека, не один год прослужившего в Военном флоте?
Хейм закусил губу.
– Да. Этот приказ вашему кораблю был ошибкой. Я выступил в совете против этого, но голосование решило иначе. Могу поклясться, что ни у кого и в мыслях не было нанести вам оскорбление. Просто большинство считает, что мы должны продемонстрировать свой суверенитет с самого начала. После того, как данный прецедент будет воспринят как надо, мы успокоимся.
– Но почему?
Ярость окончательно ушла, не оставив Петерсу ничего, кроме боли и изумления.
– Эта фантастическая декларация независимости… какие виды вооруженных сил имеются в вашем распоряжении? Ваш флот не может насчитывать больше боевых единиц, чем твой старый капер, да может быть еще несколько трофейный кораблей. Ну, плюс еще полиция. Какую силу могут противопоставить, нам полмиллиона людей?
– Уж не угрожаешь ли ты нам, Моше? – мягко спросил Хейм.
– Что? – взвизгнул Петерс и остановился, хватая ртом воздух. – Что ты имеешь в виду.
– Может быть, Земля собирается завоевать нас по примеру алеронов? Вам, конечно, это удалось бы. Пришлось бы потратить немало кораблей и денег, но в конечном счете это удалось бы.
– Нет… нет… Вы что – все здесь за время оккупации превратились в шизофреников?
Хейм покачал головой.
– Напротив, мы полагаемся на добрую волю и здравый смысл Земли. Мы ожидали, что вы будете протестовать, но в то же время, мы знаем, что вы не станете применять силу. Тем более теперь, когда и ваша и наша планета совместно пролили столько крови.
– Но… послушай. Если вы хотите получить национальный статус – что ж, это касается главный образом французского правительства. Но судя по твоим словам, получается, что вы вообще покидаете Федерацию!
– Именно так, – подтвердил Хейм. – По крайней мере, юридически. Мы надеемся установить взаимоотношения с Землей в целом и всегда будем находиться в родстве, если можно так выразиться, с Францией. Фактически, Президент считает, что Франция будет только "за" и отпустит нас с миром.
– М-м… Я боюсь, что он прав, – как-то угрюмо сказал Петерс. Он снова принялся ходить туда-сюда, двигаясь все еще весьма механически. Франция все еще весьма холодно относится к Федерации. Она не станет выходить из нее сама, но будет рада, если вы сделаете это за нее, тем более, если ее интересы при этом не пострадают.
– Она больше не станет точить зуб на Федерацию, – предсказал Хейм.
– Да, в свое время ты вырвался на свободу с той же целью?
Хейм пожал плечами.
– В определенной мере это без сомнения так. Конференция в Шато Сант Джеквес была не что иное, как одна чудовищная эмоциональная сцена, поверь мне. Плебисцит выявил подавляющее большинство в пользу независимости. Но причиной тому была не только обида новоевропейцев на то, что Земля не пришла им на помощь в трудную минуту. Корни основных причин уходят в будущее.
– Де Виньи тоже пытался убедить меня в этом, – фыркнул Петерс.
– Что ж, давай теперь я попробую; только боюсь, мой язык не столь элегантен. Что такое Федерация? Нечто святое или просто орудие для достижения цели? На ваш взгляд, как раз последнее, причем служить своей цели здесь она не может.
– Гуннар, Гуннар, неужели ты напрочь забыл всю историю? Известно ли тебе, что означал бы распад Федерации.
– Войну, – кивнул Хейм. – Но Федерация пока еще не собирается умирать. Несмотря на все свои недостатки, она имеет столь неоспоримые заслуги перед Землей, что отказ от нее невозможен – по крайней мере, в ближайшем будущем. И все Земля – это всего лишь одна планета. Ее можно облететь по орбите за девятнадцать минут. Нации живут в тесноте, словно сельди в бочке. Они вынуждены объединяться чтобы не перебить друг друга. Взгляд Хейма устремился куда-то вдаль. – Здесь у нас места побольше.
– Но…
– Вселенная слишком велика для каких-бы то ни было шаблонов. Ни один человек не в состоянии постичь или проконтролировать ее, не говоря уже о правительстве. За доказательствами не надо далеко ходить. Нам пришлось пойти на обман, пришлось терзать и запугивать Федерацию, чтобы заставить ее сделать то, что – мы ясно видели это собственными глазами – было необходимо сделать. Потому что она этой необходимости не видела. Не в состоянии была увидеть. Если человек собирается освоить всю галактику, ему необходима свобода и выбор своих собственных путей – тех, которые, как подсказывает ему его прямой опыт, наиболее соответствуют его обстоятельствам. И разве раса при этом не осознает всего своего потенциала? И разве есть иной путь, кроме как пробовать все и повсюду?
Хейм хлопнул Петерса по спине.
– Я знаю. Ты опасаешься, что в будущем могут возникнуть межзвездные войны, если планеты станут суверенными. Не беспокойся. Это же абсурд. За что будут бороться цельные, не зависимые в экономическом отношении, изолированные миры?
– Одна межзвездная война только что закончилась, – напомнил Петерс.
– Угу. Что или кто ее вызвал? Некто, не желавший человеческой расе развиваться так, как ей хочется. Моше, вместо того, чтобы ставить себя в точку замерзания, вместо того, чтобы превращаться в какое-то ничтожество и мелюзгу только из-за страха утратить контроль давай изберем тактику, которая приведет к совершенно противоположным результатам. Давай выясним, сколько видов общества – человеческих и нечеловеческих – смогли бы обойтись без нацеленного на них полицейского ружья. Мне кажется, здесь вряд ли может быть какой-то предел.
– Ну… – Петерс покачал головой. – Может быть. Я надеюсь, что ты прав. Потому что связал нас по рукам и ногам, чтоб тебе пусто было.
Адмирал говорил без всякой злобы. Помолчав минуту, он добавил:
– Должен признаться, у меня немного отлегло от сердца, когда Президент де Виньи принес официальное извинение за то, что наш корабль держали на приличной дистанции.
– Я ведь тоже извинился – от себя лично, – низким голосом сказал Хейм.
– Хорошо! – Петерс протянул руку и коротко рассмеялся. – Принято и забыто, проклятый ты старый скандинав.
Хейм тоже облегченно улыбнулся.
– Отлично! – воскликнул он. – Пошли в дом и займемся подготовкой к пьянке. Боже, сколько нас ждет всевозможных историй и анекдотов!
Они вошли в гостиную и сели. Появилась служанка, сделала реверанс и встала, ожидая.
– Чем тебя угощать? – спросил Хейм. – Кое-какие деликатесы у нас здесь пока еще в дефиците и, разумеется, не хватает автоматов, так что приходится держать большой штат прислуги. Но что касается винных запасов, то в это французам, как всегда, нет равных.
– Пожалуй, я бы выпил бренди с содой, – сказал Петерс.
– Я тоже. Здесь, на Новой Европе, мы и впрямь отвыкли от виски. Э… с Земли скоро прибудут караваны с грузами?
Петерс кивнул.
– Некоторые уже в пути. Парламент будет вне себя, когда я доложу о сделанном вами, и неизбежно возникнут разговоры об эмбарго, но ты ведь знаешь – это ни к чему не приведет. Если мы не станем начинать военных действий, чтобы удержать вас против вашей воли, будет бессмысленно враждовать с вами путем мелких досаждений.
– Что еще раз подтверждает сказанное мной. – Хейм по-французски произнес для служанки распоряжения относительно напитков.
– Пожалуйста, только не надо больше разговаривать на эту тему. Я ведь уже сказал, что принимаю это как свершившийся факт. – Петерс наклонился вперед. – Но могу я задать тебе один вопрос, Гуннар? Я понимаю причины, заставившие Новую Европу сделать то, что она сделала. Но ты лично… Ты мог бы вернуться домой, стать всемирно известным героем и биллиордером со своими трофейными богатствами. Вместо этого ты принял здешнее гражданств о… нет, ради бога они чудесные люди, но это не твой народ!
– Теперь мой, – спокойно ответил Хейм.
Вытащив трубку, он набил ее. Его речь продолжалась, словно бы сама по себе:
– Как это обычно и бывает, мотивы здесь самые разные. Мне необходимо было оставаться здесь до конца войны. Сражаться пришлось много, а потом кто-то должен был налаживать космическую орбиту. И… видишь ли… на Земле я был одинок. А здесь я нашел общую цель с людьми – с людьми, в лучшем смысле этого слова. И в придачу – целый мир, просторный открывающий бесконечные перспективы. В один прекрасный день, когда я почувствовал тоску по дому, на меня вдруг словно нашло озарение – а почему, собственно, я тоскую по Конни? Но ее ведь уже нет на Земле и никогда больше не будет. Тогда зачем мне туда возвращаться? Чтобы покрываться плесенью среди своих долларов? Если моя дочь захочет сюда приехать, я буду рад. Не захочет – ее дело.
Итак, теперь я – министр космоса и военного флота Новой Европы. У нас не хватает рабочих рук, опыта, оборудования, буквально всего. Можешь назвать что угодно и почти наверняка окажется, что нам этого не хватает. Но я вижу, как мы постепенно растем, день за днем. И в этом есть доля моего труда.
Он разжег трубку и выпустил клуб дыма.
– Я вовсе не собираюсь занимать место в правительстве дольше, чем это будет необходимо, – продолжал он. – Я хочу начать серию экспериментов с океаническими культурами, и провести исследования других планет и астероидов этой системы, и основать свой торговый флот, и… черт побери, я просто не в состоянии перечислить все свои планы. Я не могу терять время, прежде чем снова стану лицом, не состоящим на государственной службе.
– Однако, ты все же его теряешь, – заметил Петерс.
Хейм посмотрел в окно на море, солнце и небо.
– Что ж, – сказал он. – это стоит того, чтобы принести некоторую жертву. Здесь затронуто больше, чем один только этот мир. Мы закладываем основу… – он сделал паузу в поисках подходящего слова – основу адмиралтейства. Или, иными словами, космического министерства. Которым будет управлять человек и которое будет охватывать всю вселенную.
Вошла служанка с подносом. Хейм был рад этому – не только потому, что мог освежиться, но и потому, что это давало возможность сменить тему. Он был не из тех, кто любит поговорить на серьезные темы. Человек делал то, что должен был делать, этого было достаточно.
Девушка наклонила голову.
– К вам еще гости, мсье, – сказала она по-французски.
– Хорошо, – отозвался Хейм. – Должно быть, это Андре Вадаж с женой. Тебе они понравятся. Именно благодаря ему мы и вылезли из всей этой каши. Теперь он имеет возможность полностью ублажить свою любовь к простору, доставшуюся ему в наследство вместе с генами цыгана, на ранчо в Долине Борде площадью в 10 000 гектаров – при этом он по-прежнему остается певцом, равных которому нет во всей Солнечной Системе.
– Я буду очень рад познакомиться, – сказал Петерс, проводив вышедшую служанку оценивающим взглядом. – Ты знаешь, Гуннар, – пробормотал он, мне кажется, я нашел весьма вескую причину, объясняющую твое решение остаться здесь. Количество красивых девушек на Новой Европе просто ошеломляющее, и все они, по-моему, смотрят на тебя как на идола.
На глаза Хейма набежало мимолетное облачко.
– Боюсь, они здесь несколько иные, чем на Земле. О, ну что ж, – он поднял свой бокал.
– Скэл.
– Шалом.
Хейм и его гость встали, когда в гостиную вошла чета Вадаж.
– Бьенвену, – сказал Хейм, дружески пожал руку своему другу и поцеловал руку Даниель. Теперь он уже научился делать это только уважительно.
– Удивительно, – думал он, глядя на девушку, – как быстро заживает нанесенная ею рана. Жизнь – это, к сожалению, далеко не волшебная сказка, и в ней рыцарь, победивший дракона, не всегда получает в награду принцессу. Ну и что из того? Разве нашелся бы человек, пожелавший жить в мире, менее богатом и разнообразном, чем настоящий? Ты распоряжался собой, как кораблем – с дисциплинированностью, благоразумием и мужеством – и в конце концов нашел свою гавань. К тому времени, когда он, выполняя данное ей обещание, станет крестным отцом ее первенца – тогда его чувства к ней, вероятно, ничем уже не будут отличаться от чувств дяди по отношению к своей племяннице.
– Нет, – вдруг понял он, ощутив, как сердце внезапно забилось быстрее, – это произойдет даже раньше. Война кончилась. Он мог послать за Лизой. И почти не сомневался, что вместе с ней или без нее к нему прилетит Джоселин.