В дверь постучали.
– Войдите.
Это был Лин.
Увидев Вулича, он не убрал улыбку с тонких губ, просто она стала чуть обязательней.
Вулич встал:
– Мне пора. Надеюсь, мы еще удивимся с вами, инспектор.
Я кивнул, отпуская его. Лин откровенно обрадовался.
– Есть новости, Отти, – сообщил он, проводив взглядом художника. Этот старик на Земле жив. Вы уже, наверное, знаете. Я об Уиллере. Там создана специальная комиссия, я посоветовал включить в нее вас. Я сразу увидел, что вы станете настоящим инспектором, Отти. Верный глаз, способность к анализу… "Церера" подойдет через три дня, Отти. Жаль, что нам придется расстаться. Я привык к вам.
Он говорил, он улыбался, он строил невероятные планы. Пора закидать камнями голову Лернейской гидры. Пусть Воронка крутится в тишине, во тьме, в одиночестве. Пусть крутится, пока мы не поумнеем. Тогда мы вновь обратимся к ней. А пока все надежды на комиссию и на ученых Земли. Ведь можно как-то восстановить утерянную память? Уиллер и Оргелл! – о таком материале можно только мечтать. А к Воронке мы оставим пару проходов. Вдруг понадобятся? Ты здорово нам помог, Отти, мы ее усмирим. Мы прищучим и гидру и Минотавра. Иначе и не может быть. Будь иначе, это означало бы, что ничто на свете не окупается – ни страдания, ни подвиги. А ведь окупается, должно окупаться, правда, Отти? Мы ведь встречаемся, преодолев несколько десятков световых лет, не для того, чтобы просто выпить по чашке кофе…
– И для того, Лин.
Он прищурился.
– Как тебя понять, Отти?
– Вы слишком откровенно выталкиваете меня с Несс, Лин.
– Разве не пора на Землю?
Ну да, подумал я с раздражением. На Европе меня тоже старались поскорее спровадить на Землю. Они, видите ли, ручались за гляциолога Бента С., они, видите ли, работали с ним, жили с ним, так давно жили, что знали его слабости. Они не хотели расставаться с человеком, к которому привыкли. И где им искать замену? Земля пришлет им замену? После гибели Уве Хорста на Европе осталось тридцать шесть человек. Зачем снимать с планеты Бента С.? Он нужный человек. Он не совершит такой трагической ошибки дважды. Его опыт сейчас особенно пригодится на ледяной Европе. Вот меня они сплавляли с удовольствием. Известно, где инспектор, там неприятности. Никому в голову не приходит, что афоризм этот вывернут наизнанку. Они все там, на Европе, верили Бенту С., ведь только я знал, что Бент С. почти три минуты разговаривал с Уве Хорстом, почти три минуты держал радиосвязь с практически _и_н_ы_м_ миром. Этот Бент С. мне сказал: "У вас каменное лицо. Так мне казалось… Но вблизи вы совсем другой. Вы ведь не снимете меня с Европы?.. Я не трус. Просто все произошло слишком неожиданно."
"Неожиданное всегда происходит неожиданно."
Бент С. хмуро промолчал.
"Скажите мне, Бент, честно, и только мне: где вы потеряли три минуты?"
Бент С. побледнел.
Мы сидели с ним в переходном коридоре Базы. Там было холодно, зато не было людей.
"Я просчитал каждый ваш шаг, Бент. Я трижды проводил с вами следственный эксперимент на месте трагедии. Думаю, вам нелегко было вновь и вновь толкать перед собой тележку Хансена, зная, что Уве Хорста больше нет и его не вернешь никакими экспериментами. Вы инстинктивно замедляли шаг, вы медлили. Вы имитировали случившееся, бежали к вертолету… Но всегда, во всех трех случаях получалось, что вы где-то теряете три почти минуты. Три минуты, Бент… При таких обстоятельствах это целая вечность."
"Я мог поскользнуться… Упасть… Не помню… Пока поднимался…"
"Вы не падали, Бент."
Он с мучительным выражением на лице уставился на меня.
"Кажется, я не падал."
"Вот именно, Бент. Скажите мне правду – и я оставлю вас на Европе. В принципе, это служебный проступок, но я оставлю вас на Европе, если буду знать, что вы способны говорить правду. Вы ведь хотите остаться на Европе?"
Бент С. кивнул.
"Ну так скажите правду."
"Зачем?" – негромко спросил он.
"Я хочу знать, на что вы способны, можно ли вам доверять?"
И Бент С. ответил:
"Я слышал Уве… Я разговаривал с Уве Хорстом. Почти три минуты его рация еще работала…"
"Что он сказал вам?"
Бент С. поднял на меня мрачные глаза.
"Я сказал вам больше, чем мог. Я ответил на ваши вопросы. Не требуйте от меня большего."
Он не заслуживал будущего, по крайней мере, на Европе. На него нельзя было полагаться. Я знал, какую вспышку раздражения вызовет мое решение на станции, но я списал Бента С. с Европы.
Что ж, каждый носит в себе собственную тайну. У одного это последние слова умирающего друга, которыми он никогда ни с кем не поделится, у другого Голос… И то, и другое требует всех сил.
Бетт Юрген…
Я понимал, почему Лин говорит все быстрее и вежливей. Большая База… Стиалитовый колпак… Грунтовая подушка… Тяжелые корабли класса "Церера" и "Пассад" будут садиться на Несс в нескольких милях от Деяниры… Приток людей, техники… Потрясающие, вдохновляющие перспективы!
Я сжал зубы.
Мне орать хотелось, когда я хотя бы на секунду представлял себе вечную мертвую тьму, царящую под стиалитовым колпаком. Я видел изуродованные пальцы Бетт с черными отбитыми ногтями. Я видел, как обнаженная, истерзанная, она карабкается на Губу, медленно бредет по ней, спотыкаясь, неуверенно вытянув перед собой руки.
Вечный мрак… Вечная жизнь… Вечное отсутствие выхода… А всего в полумиле над головой – мир радуг и красок, тяжелых кораблей, океанских ветров, людские голоса, судьбы…
– Нет.
– О чем ты?
– Я не могу завизировать документы.
– Ты с ума сошел… – Лин вкрадчиво улыбнулся. – А мы? А я? А те другие, из списка? Даже этот Вулич, к которому симпатий у меня меньше, чем к каламиту? Ты хочешь оставить нас беззащитными?.. А колонисты? Ты хочешь оставить нас на обочине, отнять у нас будущее? Не делай этого, Отти, тебя все проклянут. Тебя даже на Земле назовут предателем.
– Я не буду визировать документы, Лин. Считайте это моим официальным решением.
Он сморщился, как от внезапной зубной боли, и отступил на шаг. Потом еще на один. И так, задом, допятился до дверей, где, наконец, остановился.
– У вас впереди целая ночь, инспектор Аллофс, – негромко, незнакомым мне хриплым голосом сказал он. – Подумайте, как утром вас встретят колонисты. Ведь в любом случае вам придется выходить на балкон… А как могут встретить человека, отнимающего будущее у целой планеты?
И вежливо улыбнувшись, вышел.
Я встал, подошел к окну.
Ночь была темная. Я не видел прожекторов. Это меня несколько ободрило. Если на постах спокойно, значит, никто не пытается тайно пройти к Воронке.
Бетт…
Наверное, там, под колпаком, не будет настоящей тьмы… Но там не будет и настоящего света.
Я не был в обиде на Лина. Я его понимал.
Он ушел, но он оставил мне шанс.
В конце концов, еще целая ночь до того, как я выйду на балкон Совета, нависший над огромной, забитой людьми площадью Деяниры. В конце концов, еще от меня зависит, буду ли я встречен торжествующим ревом ликующих колонистов: "База!.. Большая База!" – или гнетущую тишину людского моря разорвет одиночный отчаянный выкрик: "Предатель!" – полностью уничтожающий меня в глазах колонистов Несс и еще неизвестно что несущий заблудившейся в вечности Бетт Юрген.
Многое еще зависело от меня.
Я усмехнулся.
Не стоит преувеличивать…
И вздрогнул, услышав нежный звонок рабочего вызова.
Повернувшись, медленно, предчувствуя вовсе не самые лучшие новости, я включил инфор. За окном, я знал это, все еще было тихо, ни лун, ни прожекторов, но на экране вспыхивала, пульсировала кровавая литера Т знак внимания и опасности. Почему-то именно она бросилась мне в глаза – и лишь после я увидел изображение.