Мелькор еще не восстановил силы после борьбы с Единым и Валар. За гранью мира ныне пребывал он, и на время Валар получили власть над Ардой.
И была ночь, но они не увидели ни Луны, ни звезд.
И был день, но они не увидели Солнца.
Казалось им – темнота окружает их; ибо до времени волей Единого были удержаны глаза их.
Тогда-то Ауле, Великий Кузнец, создал то, что назвали Валар Столпами Света. Золотые чаши поместили на них, и Не-Тьмой наполнила их Варда, и Манве благословил их. И поместили Валар Столпы Света: Иллуин – на севере и Ормал – на юге. Созданные из Пустоты и Не-Тьмы, в скорлупу Пустоты замкнули они частицу Эа – Арду.
В то время дали ростки все те семена, что посадила в Средиземье Валиэ Йаванна, и поднялось множество растений, великих и малых: мхи и лишайники, и травы, и огромные папоротники, и деревья – словно живые горы, чьи вершины достигали облаков, чье подножие окутывал зеленый сумрак; и яркие сочные цветы – сладким тягучим соком напоены были их мясистые лепестки.
И явились звери, и бродили они по долинам, заросшим травами, и населили реки и озера, и сумрак лесов.
И нигде не было такого множества растений и цветения столь бурного, как в землях, находившихся там, где встречался и смешивался свет Великих Светильников. И там, на острове Алмарен, что в Великом Озере, была первая обитель Валар – в те времена, когда мир был юным, и молодая зелень еще была отрадой для глаз творцов. И долгое время были весьма довольны они.
Радостно было Валар видеть плоды трудов своих; и назвали они время это – Весной Арды; и, дабы ничто не нарушило покой мира, не в силах повелевать пламенем Арды, попытались они усмирить его, и под землей заключили его.
Но открыли Валар путь в Арду тварям из Пустоты; и те поселились в непроходимых лесных чащах и в глубоких пещерах. Временами покидали они свои убежища, и в ужасе бежали от них звери, и увядали растения там, где проходили они – как клубится ползучий серый туман. Так Пустота вошла в мир.
…Он задыхался; каждый вздох причинял ему боль – острые мелкие горячие иглы кололи легкие изнутри. На лбу и висках его бисеринками выступил пот. Ему казалось – он дышит раскаленным, душным, влажным сладковатым туманом…
Что это?
Незачем было спрашивать. Он знал: Арта. Жизнь Арты была его жизнью, боль Арты – его болью.
Он снова вступил в Арту. Это было нелегко: словно какая-то упругая, пружинящая невидимая стена не пускала его; словно огромная ладонь упиралась ему в грудь, отталкивала настойчиво и тяжело. Он с трудом преодолел сопротивление.
И страшен был мир, встретивший его, ибо мир умирал; но даже в мучительной агонии своей был он прекрасен.
Вечный неизменный день пробудил к жизни семена и споры тысяч и тысяч растений. Огромные деревья тянулись к раскаленному куполу неба, и поднимались травы в человеческий рост на холмах. Но в лесах плющи и вьюны медленно упорно ползли вверх, впиваясь в бугристую шершавую кору, и ни один луч света не пробивался сквозь тяжелую листву. И под сенью исполинских деревьев кустарники, травы и побеги душили друг друга, рождались и умирали, едва успев расцвести. В душном жарком воздухе умершие травы, увядшие цветы, опавшие листья быстро начинали гнить, и запах тления смешивался с запахом раскрывающихся цветов. Пыльца – золотистое марево была повсюду; все было покрыто ее мягким теплым налетом, и медовый приторный привкус не сходил с языка, и губы были липкими и сладкими, и от густого тяжелого аромата цветов кружилась голова. Влажный теплый воздух наполнял легкие. Растения давили и пожирали друг друга, и в агонии распада цеплялись за жизнь; и хищные плющи высасывали жизнь из деревьев, и деревья упорно тянулись вверх, стремясь опередить друг друга…
Симметричный мир, где царит вечная Не-Тьма.
Симметричный мир, где нет ни гор, ни впадин.
Здесь некуда течь рекам, и озера становятся болотами, затянутыми тиной и ряской, и буйным цветом цветут они, и в них копошатся странные скользкие мелкие твари, и тяжелый золото-зеленый туман ползет с болот, стелется по земле: удушливый запах гниения и густой, почти физически ощутимый аромат болотных трав…
Растения сплетаются, движутся, ползут, стискивают друг друга в смертных объятиях; и в сумеречных чащах темные мхи разъедают стволы деревьев, как проказа; и пятна ядовито-желтой плесени на их скрюченных корнях похожи на золотые язвы, и деревья гниют заживо, становясь пищей для других, и животные сходят с ума…
Такой была Весна Арды.
Такой увидел Арту Мелькор.
Он стиснул виски руками.
Мир кричал: первый крик новорожденного переходил в яростный вопль – и в предсмертный хрип. Арта глухо стонала от боли, словно женщина, что не может разрешиться от бремени; огонь, ее жизнь, жег ее изнутри.
Крик пульсировал в его мозгу в такт биению крови в висках, не умолкая, не умолкая, не умолкая ни на минуту.
Боль стиснула его сердце, словно чья-то равнодушная рука.
Не-Тьма враждебнее Тьме, чем Свет.
Не-Тьма царствовала в мире.
На мгновение Властелину Тьмы показалось – все кончено.
Ему показалось – это гибель.
Для Арты.
Для него.
И тогда он поднял руку.
И дрогнула земля под ногами Валар.
И рухнули Столпы Света: Тьма поглотила не-Тьму.
В трещинах земли показался огонь – словно пылающая кровь в открывшихся ранах.
По склонам вулканов ползла лава, выжигая язвы оставленные не-Тьмой на теле Арты, и с оглушительным грохотом столбы огня поднимались в небо.
Из глубин моря поднимались новые земли, рожденные из огня и воды, и белый пар клубился над неостывшей их поверхностью.
И была ночь.
…И над ночной пылающей землей на крыльях черного ветра летел он и смеялся свободно и радостно.
С грохотом рушились горы – и восставали вновь, выше прежних. И кто-то шепнул Мелькору: оставь свой след…
Он спустился вниз и ступил на землю. Он вдавил ладонь в незастывшую лаву, и огонь Арты не обжег руку его; он был – одно с этим миром.
И на черной ладье из остывшей лавы плыл он по пылающей реке, и огненным смехом смеялась Арта, освобождаясь от оков, и молодым, счастливым смехом вторил ей Мелькор, запрокинув лицо к небу, радуясь своей свободе и осознанной, наконец, силе.
…И был день. И в клубах раскаленного пара, в облаках медленно оседающего на землю черного пепла встало Солнце, и свет его был алым, багровым, кровавым.
И было затмение Солнца.
Оно обратилось в огненный, нестерпимо сияющий серп, а потом стало черным диском – пылающая тьма; и корона протуберанцев окружала его, и в их биении, в танце медленных хлопьев пепла слышался отголосок темной мятежной и грозной музыки; в нее вплетался печальный льдистый шорох и тихий звон звезд, как мучительная, болезненно нежная мелодия флейты; и стремительный ветер, ледяной и огненный, звучал как низкие голоса струнных; и приглушенный хор горных вершин – пение черного органа…
…Теперь он стоял на вершине горы. Он протянул руки к раскаленному черному диску, и темный меч с черной рукоятью из обсидиана лег на его ладони, и огненная вязь знаков змеиным узором текла по клинку: Меч Затменного Солнца.
Он шел по земле, вслушиваясь в прерывистое дыхание Арты. Он говорил, и музыкой были его слова. И произносил он Слова Силы, исцеляющие и изгоняющие боль – тогда ровно и уверенно стало биться огненное сердце Арты, и спокойным стало дыхание ее. Настала тишина в мире, и услышал Крылатый тихий шепот нерожденных растений, скрытых слоем пепла. И произносил он Слова Силы, обращающие смерть в сон, дабы в должный час пробудились в новом мире деревья и травы. Слова были Музыкой, что дарит жизнь, что творит живое из неживого.
Но пока говорил он, вновь рванулось в небо пламя вулкана, и расступилось, и вышли из него новые неведомые существа, пугающе-прекрасные. Пылающая тьма была плотью их, и глаза их – как озера огня. С изумлением смотрел на них Крылатый; и понял он, что не желая того, сам пробудил их к жизни, ибо были они рождены из пламени земли словом его. И увидел он, что живут они своей жизнью, и пришли они в мир, чтобы остаться в нем. Тогда подумал Крылатый: "Не по моей воле, но благодаря мне явились они, и я в ответе за них и не могу оставить их". И стали новые существа свитой его и войском его. Имя он нарек им – Ахэрэ, Пламя Тьмы. Были они иной природы, чем Майяр; огонь был их сущностью, и ни смирить, ни укротить их до конца не мог никто. Дети Илуватара, Перворожденные, назвали их Валараукар, и Балрогами – Могущественными Демонами. Жизнь их могла длиться вечно, но, если удавалось убить их, обращались они в пламя и возвращались в огонь земли, ибо не было им дано бессмертной души, но были они воплощением стихии огня, и огонь был сущностью их.
И было имя первому из Ахэрэ – Нээрэ, Огонь; но под другим именем узнали его Смертные и Эльфы. Стал он предводителем воинства Демонов Темного Пламени, когда пришло время войны, и Готмог, Воин-Ненависть, нарекли его Эльфы. Не знали бессмертные в земле Аман, как пришли в мир эти духи огня, и сочли их – Майяр. Потому так говорит "Валаквента":
"Многих из Майяр привлекло величие Мелькора во дни его могущества, и остались они верны ему, когда склонился он к тьме; прочих же сделал он слугами своими, прельстив их лживыми речами и дарами, таившими предательство. Ужаснейшими среди духов этих были Валараукар, огненное бедствие, пламенный бич в руке Врага, те, что зовутся в Средиземье Балрогами, Демонами Ужаса".
Они были могучи и прекрасны. Но они не были Людьми.
…Когда утихла земля, и пепел укрыл ее, словно черный плащ, и развеялась тяжелая туманная мгла, Мелькор увидел новый мир.
Нарушена была симметрия вод и земель, и более не было в лике Арты сходства с застывшей маской. Горные цепи вставали на месте долин, море затопило холмы, и заливы остро врезались в сушу. Пенные бешеные неукрощенные реки, ревя на перекатах, несли воды к океану; и над водопадами в кисее мелких брызг из воды и лучей Солнца рождались радуги.
Так мир познал смерть; и вместе с Артой на грани смерти был Возлюбивший Мир.
Так мир возродился; и вместе с Артой обрел силы Возлюбивший Мир.
Мелькор вдохнул глубоко, всей грудью, воздух обновленного мира. И улыбался он, но рука его лежала на рукояти меча.
Бой был еще не окончен.
И, чтобы бороться с тварями Пустоты, новые существа были созданы Мелькором. Драконы – было имя их среди Людей.
Из огня и льда силой Музыки Творения, силой заклятий Тьмы и Света были созданы они. Арта дала силу и мощь телам их, Ночь наделила их разумом и речью. Велика была мудрость их, и с той поры говорили люди, что тот, кто убьет дракона и отведает от сердца его, станет мудрейшим из мудрых, и древние знания будут открыты ему, и будет он понимать речь всех живых существ, будь то даже зверь или птица, и речи богов будут внятны ему.
И Луна своими чарами наделила создания Властелина Тьмы, поэтому завораживал взгляд их.
Первыми явились в мир Драконы Земли. Тяжелой была поступь их, огнем было дыхание их, и глаза их горели яростным золотом, и гнев Мастера, создавшего их, пылал в их сердцах. Красной медью одело их восходящее Солнце, так что, когда шли они, казалось – пламя вырывается из-под пластин чешуи. И в создании их помогали Властелину демоны Темного Огня, Балроги. Из рода Драконов Земли был Глаурунг, которого называют еще Отцом Драконов.
И был полдень, и создал Мастер Драконов Огня. Золотой броней гибкой чешуи одело их тела Солнце, и золотыми были огромные крылья их, и глаза их были цвета бледного сапфира, цвета неба пустыни. Веянье крыльев их раскаленный ветер, и даже металл расплавится от жара дыхания их. Гибкие, изящные, стремительные, как крылатые стрелы, они прекрасны – и красота их смертоносна. В создании их помогал Властелину ученик его Гортхауэр, чье имя означает – "Владеющий Силой Пламени". Из рода Драконов Огня известно лишь имя одного из последних – Смауг, Золотой Дракон.
Вечером последней луны осени, когда льдистый шорох звезд только начинает вплетаться в медленную мелодию тумана, когда непрочное стекло первого льда сковывает воду и искристый иней покрывает тонкие ветви, явились в мир Драконы Воздуха. Таинственное мерцание болотных огней жило в глазах их; в сталь и черненое серебро были закованы они, и аспидными были крылья их, и когти их – тверже адаманта. Бесшумен и стремителен, быстрее ветра, был полет их; и дана была им холодная, беспощадная мудрость воинов. Немногим дано было видеть их медленный завораживающий танец в ночном небе, когда в темных бесчисленных зеркалах чешуи их отражались звезды, и лунный свет омывал их. И так говорят люди: видевший этот танец становится слугой Ночи, и свет дня более не приносит ему радости. И говорят еще, что в час небесного танца Драконов Воздуха странные травы и цветы прорастают из зерен, что десятилетия спали в земле, и тянутся к бледной Луне. Кто соберет их в Ночь Драконьего Танца, познает великую мудрость и обретет неодолимую силу; он станет большим, чем человек, но никогда более не вернется к людям. Но если злоба и жажда власти будут в сердце его, он погибнет, и дух его станет болотным огнем; и лишь в Драконью Ночь будет обретать он призрачный облик, сходный с человеческим. Таковы были Драконы Воздуха; и один творил их Мелькор. Из их рода происходил Анкалагон Черный, величайший из драконов.
Порождением Ночи были Драконы Вод. Медленная красота была в движениях их, и черной бронзой были одеты они, и свет бледно-золотой Луны жил в их глазах. Древняя мудрость Тьмы влекла их больше, чем битвы; темной и прекрасной была музыка, творившая их. Тишину – спутницу раздумий – ценили они превыше всего; и постижение сокрытых тайн мира было высшим наслаждением для них. Потому избрали они жилища для себя в глубинах темных озер, отражающих звезды, и в бездонных впадинах восточных морей, неведомых и недоступных Ульмо. Мало кто видел их, потому в преданиях Эльфов не говорится о них ничего; но легенды людей Востока часто рассказывают о мудрых Драконах, Повелителях Вод…
Черной нитью в парче золотых легенд,
Лунной руной на свитке прошедших лет
Мы – остались. Осталось у рухнувших стен
Черных маков поле – нас больше нет…