Так говорят: во тьме Средиземья Ауле создал Гномов. Ибо столь желал он прихода Детей Единого, учеников, которым мог бы он передать свои знания, что не захотел ждать исполнения всех замыслов Илуватара. Но облик тех, что должны были прийти, помнил он смутно, потому и творил он по своим мыслям; дал он Гномам долгую жизнь, и телам, и душам их – твердость и стойкость камня. Ибо мыслились ему они не только учениками, но и соратниками в войнах с Мелькором, Властелином Тьмы.
И первым помощником его в исполнении замыслов был старший из учеников его – Артано Аулендил, по силе и знаниям своим равный самому Кузнецу.
Однако деяния Ауле не были сокрыты от Илуватара; и когда окончены были труды Валы, и начал он учить Гномов тому, что знал и умел сам, Илуватар заговорил с ним. И в молчании внимал Ауле словам его.
– Почему сотворил ты это? Почему пытаешься создать то, что за пределами твоего разумения? Ибо не давал Я тебе ни власти, ни права творить такое; только твое бытие дал Я в дар тебе, и создания твоих рук и мысли твоей связаны неразрывно с бытием твоим. Они повинуются тебе, но если ты подумаешь о другом, они застынут, как живые камни – без движенья, без мыслей. Этого ли ты хочешь?
Знал Майя Артано, что это не так; но, услышав голос Единого, смутился он и не решился сказать ни слова.
И ответил Ауле:
– Я не желал такой власти. Хотел я создать существ иных, чем я, любить и учить их, дабы познали они, сколь прекрасен Эа – мир, сотворенный Тобой. Ибо казалось мне, что довольно в Арде места для многих творений, которые увеличат красоту ее, и пустота Арды наполнила меня нетерпением. И в нетерпении моем впал я в неразумение. Но Ты, сотворивший меня, и в мое сердце вложил жажду творить; неразумное дитя, обращающее в игру деяния отца своего, делает это не в насмешку, а лишь потому, что он – сын своего отца. Но что делать мне ныне, дабы не навлечь на себя Твой вечный гнев? В Твои руки предаю я творения рук своих. Да будет воля Твоя. Но не лучше ли мне уничтожить их?
И со слезами взял Ауле великий молот, дабы сокрушить Гномов. Тогда крикнул Майя Артано:
– Что ты делаешь, учитель? Они ведь живые, они твои творения; останови руку свою!
– Я нарушил волю Единого, Творца Всего Сущего, – простонал Ауле и поднял молот; но Артано схватил его за руку, пытаясь предотвратить удар. И Гномы отшатнулись от Ауле в страхе, и взмолились о пощаде.
Тогда, видя смирение Ауле и его раскаяние, возымел Илуватар сочувствие к нему и его замыслу. И так сказал Илуватар:
– Я принимаю дар твой. Ныне видишь ты: они живут своей жизнью и говорят своими голосами…
И Ауле опустил молот свой и возрадовался, и возблагодарил Илуватара, говоря:
– Да благословит Единый творения мои!
И сказал на это Илуватар:
– Как дал Я суть и плоть мыслям Айнур, когда творился мир, так ныне дам Я твоим творениям место в мире. И будут они такими, как ты замыслил их; Я дал им жизнь, и более не изменю ничего в них. Но Я не потерплю, чтобы пришли они в мир раньше, чем Перворожденные, как было по мысли Моей; и не будет вознаграждено нетерпение твое. Станет так: будут они спать под скалами, пока не пробудятся Перворожденные, дети Мои, в Средиземье; и ты будешь ждать до той поры, пусть и покажется долгим ожидание. Но когда придет время, Моей волей будут пробуждены они; и будут они как дети тебе; и часто будут бороться они с Моими детьми: Мои приемные дети – с избранниками Моими.
И вновь на коленях благодарил Ауле Илуватара, и сделал по слову его; потому до пробуждения Эльфов под скалами Средиземья спали Семь Отцов Гномов.
Но гнев был в сердце Майя, ибо слышал он ложь Единого и видел непонятную ему покорность Ауле. И так сказал он:
– Я почитал тебя своим учителем, но ныне отрекаюсь от тебя. Только трус мог поднять руку на свои творения.
– Ты… – Ауле задохнулся от возмущения. – Как смеешь ты, слепое орудие в моих руках, слуга, раб, так говорить со мной!
– Смею. Я не слуга тебе более. И я повторяю: ты трус, как и все те, кто бежал в Валинор!
– Ты… ты… – Кузнец не находил слов; и, наконец, выдохнул – Видно, слишком многое дал тебе Мелькор!
Ауле била дрожь.
– А-а, значит, не ты создал меня.
– Да! И убирайся к нему! И будь ты проклят! Ты еще вернешься, еще будешь вымаливать прощение! – в голосе Кузнеца сквозило отчаянье.
Артано смерил Ауле презрительным взглядом.
– Трус.
И, плюнув под ноги Ауле, он повернулся и пошел прочь – во тьму. Ауле не посмел идти следом, не посмел даже окликнуть Майя. Он вернулся в Валинор.
…Майя шел быстро и уверенно, сжимая кулаки.
"Трус, ничтожество. Илуватар, видно, не терпит соперников: одного проклял, другого – запугал. Ну, ничего. "Убирайся к Мелькору", говоришь? И уйду. Он, по крайней мере, ничего не боится. Даже гнева Единого…"
Он остановился. Говорили ведь: Властелин Тьмы. Враг.
"А я иду к нему… Что он сделает со мной?.. Вернуться? Покаяться, валяться в ногах? У этого труса?! Ну, уж нет! Нет мне пути назад. Скажу: я пришел, прими меня к себе. Пусть делает, что хочет – все лучше, чем унижение…"
У черных врат Хэлгор он остановился в нерешительности. Но тут перед ним предстала фигура – очерком багрового пламени во тьме: Ахэро. Он сделал знак: следуй за мной. И Майя повиновался. Черные врата открылись.
…По длинным крутым лестницам – словно в сердце Арды, по бесконечным анфиладам подземных залов шли они, и Майя изумленно оглядывался по сторонам. Но последний зал поразил его больше, чем все уже виденное. Черный каменный пол; но стены и своды светятся ровным мягким светом. Словно застывшие струи воды – сталактиты; кажется – тронь, и отзовутся легким звенящим звуком…
Майя стоял перед тем, кого называли в Валиноре Владыкой тьмы; его проводник незаметно исчез куда-то: он был один. Он поднял глаза – и замер.
Это лицо – гордое, величественное и прекрасное – было первым, что увидел он при пробуждении. И теперь видел – снова.
"Мелькор… Значит, Мелькор. Ауле проговорился".
– Приветствую тебя, Вала Мелькор.
Мелькор пристально посмотрел на Майя; в его глазах промелькнула тень насмешки:
– Привет и тебе, Майя Ауле, Артано-Аулендил.
Майя передернуло.
– У меня больше нет имени. И более я не слуга Ауле!
– Почему?
Майя стал рассказывать, сжимая кулаки от гнева. Мелькор слушал молча и, наконец, сказал:
– Значит, так ты ушел. Ты смел и дерзок, Майя. И чего же ты хочешь от меня?
– Я хочу стать твоим учеником. У меня ничего нет – кроме этого, Майя снял с пояса кинжал и протянул его Мелькору. – Возьми. Только прими к себе!
Мелькор, не глядя, взял оружие и усмехнулся:
– Ученичество не покупают дарами. Разве ты не знаешь этого?
Но, когда взглянул на кинжал, лицо его изменилось. Две стальных змеи сплетались в рукояти, и глаза их горели живым огнем.
– Откуда тебе известен этот знак?
– Не знаю… Может, сказал кто-то, а может, я знал всегда… Мне показалось – Мудрость Бытия…
– Ты прав; только это идет из Тьмы. А камни? Я никогда не видел таких; что это?
…Клинок был первым, что сделал он без помощи Ауле. Но когда, радостный, принес он свое творение Кузнецу, тот как-то странно посмотрел на рукоять кинжала и сказал с показным равнодушием:
– Что можешь ты создать такого, что не было бы ведомо мне? Ты порождение мысли моей, и ни в замыслах, ни в деяниях твоих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала во мне.
Майя стоял в растерянности. Ауле, наконец, перевел взгляд на самого Майя:
– И что это за одежды у тебя? Почему черное?
– Мне так нравится. Неужели ты не видишь: это красиво?
Ответ был дерзок. Ауле нахмурился и проворчал:
– Красиво, красиво… Сказано: слуги Валар должны носить их цвета. Почему ты считаешь себя исключением? Красиво… Кто только тебе это в голову вбил?
– Ты же сам сказал: я – порождение мысли твоей, и ни в замыслах, ни в деяниях моих нет ничего, что не имело бы своего абсолютного начала в тебе!
И, глядя на Кузнеца своими пронзительно-светлыми глазами, Майя усмехнулся. Ауле не нашелся с ответом.
…Впервые хоть кто-то заинтересовался творениями Майя Артано. Потому с мальчишеской радостью начал он рассказывать, как задумал сделать камень, похожий на каплю крови Арды; как взял он частицу пламени Арды и заключил ее в кристалл; как украсил этими камнями созданное им…
Мелькор слушал внимательно, изредка задавал вопросы, потом сказал:
– Тебе ведь дано создавать. Почему же ты пришел ко мне – ведь у вас говорят, что, кроме как разрушать, я не способен ни на что?
Майя взглянул на руки Мелькора, спокойно лежащие на подлокотниках трона. Узкие, сильные. Тонкие длинные пальцы. Удивительно красивые руки.
– У тебя руки творца, – тихо сказал Майя. – Только я никогда не видел твоих творений…
Вала улыбнулся – чуть заметно, уголком губ – прикрыл глаза и медленно провел рукой по клинку кинжала. И клинок загорелся льдистым бледным пламенем под его пальцами.
Майя ошеломленно смотрел на Мелькора.
– Как ты это сделал? Никто из них не умеет такого…
– Они отвергли Тьму, что древнее мира; отвергли и знания Тьмы. А заклятия Тьмы сильнее заклятий Света. Все просто.
Мелькор протянул Майя кинжал:
– Возьми.
– Ты… отвергаешь мой дар?
– Это по праву твое. И я уже сказал тебе: нельзя купить ученичество дарами, – Мелькор усмехнулся, на этот раз грустно. – Возьми.
Майя принял из рук Мелькора холодно мерцающий клинок.
"Я не нужен ему, – тяжело думал Майя, – и мне некуда идти. Зачем я ему? Слишком мало знаю. Слишком мало могу. Все кончено".
Мелькор внимательно посмотрел на молодого Майя и, поднявшись с трона, коротко сказал:
– Идем.
Майя, стиснув зубы, медленно пошел следом.
"Сейчас скажет – уходи. И что я буду делать? Не вернусь. Ни за что не вернусь. На коленях умолять буду – пусть у себя оставит. Все, что угодно, сделаю. Только – с ним", – ожесточенно думал Майя.
Они стояли теперь на вершине горы. И Мелькор сказал молодому Майя:
– Смотри.
Сначала тот не видел ничего, кроме привычной темноты. А потом рванулось над головой ослепительным светом – сияющее, огненное, раскаленное… Майя тихо вскрикнул и прикрыл глаза рукой:
– Свет… откуда? Что это?
– Солнце.
– Это сотворил – ты?
– Нет. Оно было раньше, прежде Арды. Смотри.
И Майя смотрел, и видел, как огненный шар, темнея – словно остывал кипящий металл, – скрылся за горизонтом. И наступила тьма, но теперь Майя видел в ней свет – искры, мерцающие холодным светом капли.
– Что это?
– Звезды. Такие же солнца, как то, что видел ты. Только они очень далеко. Там – иные миры…
– Их тоже создал Единый? Как и Арду?
– Нет. Они были и до Эру; и он – не единственный творец, хотя всеми силами пытается забыть об этом. Его имя – Эру – изначально "Пламя"; но он называет себя Единым и пытается заставить остальных верить в это.
Молодой Майя, наверно, испугался бы, скажи это кто-то другой, не Мелькор. Но сейчас страха не было: он верил Мелькору и восхищался им.
"Он воистину бесстрашен. И воистину – могущественнейший из Айнур. Недаром Валар так боятся его".
– Но почему же я раньше не видел этого? – спросил Майя.
– Не только ты. Другие тоже – до времени. Только смотрят, не видя. Воля Эру. Я рад, что тебе они не смогли закрыть глаза.
И, положив руку на плечо Майя, так сказал Мелькор:
– Ты будешь моим учеником. Я давно решил. Еще когда увидел творение твоих рук.
Он вздохнул и прибавил с непонятной грустью:
– И все-таки первым ты сделал – клинок…
– Учитель… – выдохнул Майя.
– Отныне имя тебе – Ортхэннэр, Владеющий Силой Пламени.
И улыбнулся светло и спокойно:
– Многому еще придется учить тебя, Майя Ортхэннэр…
– …А чему хочешь научиться ты?
– Всему. Всему, что не знает Ауле.
– Зачем ты хочешь знать это?
– Как это – зачем? – Майя недоуменно воззрился на Мелькора. – Чтобы создавать новое. Чтобы знать. Почему ты спрашиваешь?
– Я не хочу, чтобы ты торопился. Сначала разберись в себе. Убедись, что не употребишь знания во зло.
– Но разве знание может быть злом?
– Конечно. Вот, смотри.
Мелькор поднял руку, и Ортхэннэр увидел на его запястье странный черно-золотой браслет. Нет, не браслет – гибкое, прекрасное существо обвивало руку Учителя.
– Что это?
– Локиэ – Змея.
– Я не знал, что такое бывает…
– Рукоять твоего клинка – помнишь?
– Да… Но мне казалось – я просто придумал, а тут живое…
– Протяни руку.
Ортхэннэр повиновался, и чешуйчатое холодное тело змеи обвилось вокруг его запястья.
– Какая красивая… Это ты сделал?
– Я… Ты говоришь – красивая? Но она смертельна опасна.
– Разве такое может быть опасным?
– Да. Ее яд таит смерть. Но в умеющих и знающих руках этот же яд может приносить исцеление. Двойственность. Потому во многих мирах змея символ знания: ведь знание также может нести и жизнь, и смерть. И также опасно оно в неопытных руках, ибо может обернуться злом. Помнишь, я сказал – первым твоим творением был клинок. Потому и спросил.
– Но и у тебя – меч, Учитель…
– И меч не всегда служит смерти.
Они остановились.
– Прислушайся. Что ты слышишь?
– Песню волка. Шорох крыльев совы.
– Слушай.
– Я слышу, как ветер поет в ветвях, как шелестит трава.
– Слушай сердцем, Ученик.
Ортхэннэр молчал долго. Потом сказал, словно сам удивляясь своим словам:
– Знаешь, Учитель… мне кажется: что-то бьется – живое, хочет вырваться… и почему-то не может…
– Ты умеешь слышать. Смотри.
Мечом очертил Мелькор в воздухе странный знак, на мгновение вспыхнувший, но почти в тот же миг рассыпавшийся голубоватыми искрами, и коснулся клинком земли. И почудилось Майя – тихо вздрогнула земля. И там, где коснулся ее черный меч, забил родник. Опустившись на колени, Ученик зачерпнул ладонью ледяную воду и поднял сияющие глаза на Учителя:
– Как ты сделал это?
– Узнаешь, – Мелькор улыбнулся в ответ.
– …Знаешь… иногда почему-то кажется – мир так хрупок…
– Потому я и хочу, чтобы ты был осторожен. Великая сила те знания, что я даю тебе; одно неверное движение, шаг с пути – и ты начнешь разрушать.
– Я понимаю, – Майя обернулся к Мелькору – и замер.
"Крылья?!"
Вала смотрел на ночное небо, тихо улыбаясь – то ли своим мыслям, то ли чему-то неслышимому пока для Ортхэннэра.
Огромные черные крылья за спиной.
"Конечно… если Валар могут принимать любой облик, кому же и быть крылатым, как не ему?.."