Обсуждение и совет Майкла сделали угрозу раскрытия более близкой, чем я считал, когда до этого говорил с дядей Акселем. Приходилось осознавать, что рано или поздно мы встанем перед необходимостью действовать. Тревога не уляжется сама собой, а мы не сможем жить как прежде. Я знал, что беспокойство Майкла возросло на протяжении года, и сейчас я вполне разделял его чувства. Я даже решил сделать некоторые приготовления к побегу: перед сном положил поближе лук и колчан со стрелами, разыскал сумку и уложил туда несколько буханок хлеба и сыр. А на другой день я решил приготовить узел с одеждой, обувь и другие вещи, которые могут понадобиться, и спрятать их в каком-нибудь удобном месте вне дома. Кроме того, понадобится одежда для Петры, одеяла, что-нибудь для питьевой воды и надо не забыть трутницу…
Засыпая, я все еще обдумывал необходимые приготовления…
……….
Прошло не более трех часов, и я был разбужен щелканьем замка в двери. Луны не было, но света звезд было достаточно, чтобы различить у двери маленькую белую фигурку.
– Дэви, – сказала она, – Розалинда…
Но говорить уже не было надобности. Сама Розалинда возбужденно передавала:
– Дэви, мы должны уходить как можно скорее. Они взяли Салли и Кэтрин…
Вмешался Майкл:
– Поторопитесь вы оба, пока еще можно уйти. Они взяли Салли и Кэтрин одновременно, десять минут назад. Если бы они знали больше о нас, то послали бы отряд и за вами. Быстрее уходите.
– Встретимся у мельницы. Быстрее… – Добавила розалинда.
Я сказал Петре словами:
– Оденься побыстрее. Надень комбинезон. И тихо…
Вероятно, она не восприняла смысл наших мыслей в полном объеме, но уловила общую тревогу. Поэтому она кивнула и исчезла в темноте коридора. Я оделся и свернул одеяло с кровати в узел. Потом взял лук, стрелы и сумку с едой.
Петра уже была одета. Я собрал одеяло с ее постели и связал их со своими.
– Не надевай туфли, – прошептал я. – Возьми их в руки и пойдем тихонько на цыпочках как кошки.
Во дворе я положил сумку и узел, мы надели обувь. Петра начала говорить, но я приложил палец к губам и послал ей мысленный образ Чебы, черной кобылы. Она кивнула, и мы осторожно пересекли двор. Открывая дверь конюшни, я услышал отдаленный звук и замер, прислушиваясь.
– Лошади, – прошептала Петра.
Да, это были лошади. Стук копыт, и слабое позвякивание упряжи.
Искать седло и упряжь для Чебы не было времени. Мы вывели ее из стойла и взобрались на нее с колоды. Вещи я держал перед собой, а Петра сидела сзади, обхватив меня руками.
Мы тихо выехали со двора и двинулись по тропе вниз, к ручью, а топот копыт за нами приближался к дому.
– Ты уехала? – Спросил я Розалинду и дал ей понять, что случилось с нами.
– Десять минут назад. Я подготовила все заранее, – с осуждением сказала она мне. – Мы полностью выложились, чтобы связаться с тобой. К счастью проснулась Петра.
Петра послала свою возбужденную мысль. Она хотела знать, что случилось. Это было как фонтан искр.
– Тише, дорогая. Немного потише, – запротестовала Розалинда. – Скоро мы тебе все расскажем, – она немного помолчала, чтобы прийти в себя от ослепительного действия мысли Петры. – Салли? Кэтрин? – Спросила Розалинда.
Они ответили вместе.
– Нас отвезли к инспектору. Мы делаем вид, что ничего не понимаем. Правильно?
Майкл и Розалинда согласились с этим.
– Мы думаем, – продолжала Салли, – что нам следует закрыть для вас свой мозг. Нам будет легче выдавать себя за нормальных, если мы действительно не будем знать того, что происходит. Поэтому не пытайтесь связаться с нами.
– Хорошо, но мы будем слушать вас, – согласилась розалинда. Она направила свои мысли ко мне. – Быстрее, Дэви. На ферме зажглись огни.
– Мы едем, – ответил я. – Но потребуется немало времени, чтобы определить в темноте, куда мы уехали.
– Они поймут по теплу в конюшне, что вы не могли уехать далеко, – заметила она.
Я оглянулся. В окнах дома зажегся свет, по двору ктото шел с лампой. До нас слабо доносились звуки голосов. Мы добрались до берега ручья. Здесь уже можно было пустить Чебу рысью. Проехав полмили, мы добрались до брода, затем еще четверть – и мы уже оказались возле мельницы. Благоразумнее с нашей стороны было миновать ее осторожно, чтобы никто не проснулся. Во дворе мельницы на цепи была собака, но она не залаяла. Я уловил облегченный вздох Розалинды, идущий откуда-то спереди.
Мы поскакали туда, и через некоторое время я заметил какое-то движение под деревьями у тропы. Я повернул туда кобылу и обнаружил Розалинду вместе с двумя гигантскими лошадями ее отца. Огромные животные возвышались над нами. На спинах у них были две плетеные корзины. Розалинда стояла в одной из корзин с луком в руке.
Я подъехал, и она наклонилась, чтобы посмотреть, что я привез.
– Дай мне узел, – сказала она. – А что в сумке?
Я ответил.
– Это все, что ты взял? – Неодобрительно спросила она.
– Мы слишком торопились, – ответил я.
Она укрепила узел между корзинами, я же поднял Петру, и Розалинда, схватив ее за руки, усадила ее на сверток с одеялами.
– Нам лучше держаться вместе, – сказала она. – Для тебя найдется место во второй корзине. Оттуда ты сможешь стрелять налево, – и она выбросила из корзины маленькую веревочную лестницу.
Я слез со спины Чебы, повернул ее головой к дому и шлепнул по боку, затем взобрался во вторую корзину. Как только ноги мои коснулись спины гигантского животного, Розалинда дернула поводья, и мы двинулись. Вторая лошадь пошла за нами.
Некоторое время мы двигались рысью, пока не достигли берега ручья. Здесь от дороги ответвлялась тропа. Мы поехали по ней, а потом прямо по болотистой почве к другому ручью. Примерно четверть мили мы шли по дну этого ручья, затем прошли еще один участок неровной топкой земли. Вскоре почва стала тверже, потом копыта лошадей зазвенели о камни.
Мы замедлили ход. Животные с трудом пробирались среди камней. Я понял, что Розалинда пытается скрыться от преследователей так, чтобы они не нашли наши следы. Вероятно, я непроизвольно послал ей эту мысль, ибо она откликнулась довольно холодно:
– Жаль, что ты так мало думал, и так много спал.
– Я начал собираться, – возразил я, – но решил закончить сборы завтра. Мне казалось, что у нас еще есть время.
– А когда я хотела поторопить тебя, то ты по-свински спал. Моя мать и я целых два часа привязывали эти корзины и готовили все необходимое, а ты все спал.
– Твоя мать? – Недоуменно спросил я. – И она все знает?
– Она давно что-то подозревала. Не знаю, что именно, она об этом со мной не говорила. Видимо, она считала, что пока не выразит свои подозрения словами, все будет хорошо. Когда вчера вечером я сказала ей, что вероятно должна буду бежать, она заплакала, но не показалась слишком уж удивленной. Она не пыталась отговорить меня. Вероятно, она давно уже решила, что когда наступит необходимость, она поможет мне бежать. Так она и поступила.
Я задумался о ее словах. Я не мог себе представить, чтобы моя мать сделала что-нибудь подобное для Петры. И однако она плакала, отсылая тетю Гэррист. А тетя Гэррист была более чем готова нарушить законы чистоты. А мать Софи? Я подумал, что множество матерей готовы закрыть глаза на нарушителей правильного облика, и что многие делают это в тайне от инспектора. Я думал также, будет ли в глубине души моя мать радоваться, что я взял Петру с собой в побег.
Мы двигались, все время меняя направление, чтобы запутать следы. Здесь было множество каменистых участков и ручьев. Наконец, поднявшись по крутому склону, мы вступили в лес.
Вскоре мы обнаружили тропу, ведущую на юго-запад. Мы не рискнули оставить на ней следы гигантских лошадей и двинулись параллельно тропе, пока было темно. Когда небо начало сереть, мы свернули глубже в лес и нашли поляну, заросшую травой, годной для лошадей. Здесь мы стреножили их и пустили пастись.
После еды – хлеба с сыром – Розалинда сказала:
– Ты спал больше меня, поэтому твоя очередь дежурить первым.
Они с Петрой удобно завернулись в одеяла и скоро уснули.
Я сидел рядом с луком на коленях. Около меня, на земле, лежало с полдюжины стрел. Ничего не было слышно, кроме пения птиц. Изредка пробегало какое-нибудь маленькое животное. Доносились звуки жевания наших лошадей. Солнце встало и сквозь ветви бросило на нас свои лучи. Стало гораздо теплее. Время от времени я вставал и обходил по краю поляну с луком и стрелами. Я ничего не надеялся обнаружить, но это помогало бороться со сном. Потом я стал обдумывать последний мой разговор с дядей Акселем и прочтенное мной тогда. Ведь до сего момента у меня не было времени всерьез разобраться с этим. Только теперь я осознал, насколько своевременно дал мне дядя Аксель такую мощную идейную основу и поддержку. Как тщательно и долго он готовил меня к ее восприятию. Благодаря этому, сейчас я действовал вполне целеустремленно и, во вском случае, без паники, хотя даже не знал, куда двигаться дальше.
Под воздействием таких размышлений я поклялся всегда быть злейшим врагом всякого проявления тирании над человеческим разумом.
Через несколько часов до меня донеслись мысли Майкла.
– Где вы теперь? – Спросил он.
Я объяснил.
– Куда вы направляетесь?
– Пока на юго-запад, – ответил я. – Мы думаем двигаться по ночам, а днем отдыхать.
Он одобрил это решение, а потом добавил:
– К несчастью, из-за опасения новых набегов из окраин увеличилось число патрулей. Не думаю, что со стороны розалинды было разумно брать этих гигантских лошадей. Если их увидят, то известие об этом разнесется, как лесной пожар, даже одного следа будет достаточно.
– Обычные лошади не могут двигаться с такой скоростью, – ответил я. – У них и выносливость гораздо меньше.
– А скорость вам понадобится, Дэви. Тут настоящий ад. Они разузнали о нас гораздо больше, чем мы предполагали. Но о Марке, Рэчел и обо мне они не подозревают. Но они очень обеспокоены. За вами будут посланы поисковые группы. Я хочу записаться в одну из них добровольцем. Скажу, что заметил, как вы двигались на юго-восток. Если это не подействует, то Марк постарается увести их на северо-запад.
Если вас кто-нибудь увидит, постарайтесь помешать ему рассказать о вас любым способом. Но только не стреляйте из ружья. Имеется приказ не использовать ружей без крайней необходимости, только как сигнал. Все ружейные выстрелы будут расследоваться.
– У нас нет ружья, – сказал я.
– Тем лучше. У вас не будет соблазна пустить его в ход. Но они думают, что оно у вас есть.
Я заранее решил не брать с собой ружья, частично из-за шума от выстрела, частично потому, что его очень долго перезаряжать и тяжело нести, к тому же оно становится бесполезным, как только кончается порох. У стрел не такая дальность, но зато они совершенно бесшумны. И вы можете выпустить их дюжину, пока противник перезарядит ружье.
В разговор вмешался Марк:
– Я все слышал. Буду держать наготове слух про северозапад.
– Хорошо. Но не распускай его, пока я не скажу. Я думаю, что Розалинда сейчас спит. Скажи ей, пусть свяжется со мной, когда проснется.
Я пообещал, и они на время отключились. Я продолжал нести свою вахту еще в продолжении нескольких часов, а потом разбудил Розалинду. Я лег на ее место, передал ей просьбу Майкла и через минуту или две уснул.
……….
Возможно, я спал некрепко, а может, это было простым совпадением, но я проснулся и тут же уловил полную боли мысль Розалинды:
– Я убила его, Майкл… Он мертв…
Затем она начала посылать хаотические, панические образы.
Твердо и уверенно прозвучали мысли Майкла и Марка:
– Не пугайся, Розалинда. У тебя не было другого выхода. Это война. Война между нами и ними. Не мы начали ее, но мы имеем столько же прав на существование, сколько и они. Не бойся, Розалинда, ты должна была это сделать.
– Что случилось? – Спросил я, садясь.
Они не обратили внимания на мой вопрос, или были слишком заняты, чтобы заметить мое пробуждение.
Я осмотрел полянку. Петра спала рядом со мной, гигантские лошади спокойно паслись и щипали траву. Вновь послышалась мысль Майкла:
– Спрячь его, Розалинда. Постарайся найти яму и присыпь его листьями.
Пауза. Потом Розалинда уже не такой отчаянной, но все же окрашенной горечью мыслью, согласилась. Я встал, взял лук и пошел в том направлении, где находилась Розалинда. Дойдя до края поляны, я сообразил, что оставил Петру беззащитной, и дальше не пошел.
Вдруг среди ветвей появилась Розалинда. Она медленно шла, вытирая стрелу об охапку листьев.
– Что случилось? – Повторил я.
Но она, казалось, утратила контроль над своими мыслями, они были смяты и разорваны чувством отчаяния. Подойдя ближе, она сказала словами:
– Это был мужчина. Он нашел следы лошадей. Я видела, как он шел по ним. Майкл сказал… О, я не хотела этого, Дэвид, но что я могла сделать?
Глаза ее были полны слез. Я обнял ее, и она заплакала, положив голову мне на плечо. Я ничем не мог ее успокоить. Ничем, кроме того, что повторить слова, сказанные Майклом о том, что сделанное ею было абсолютно необходимым.
Через некоторое время мы медленно пошли обратно. Она села рядом со все еще спящей Петрой. Я спросил:
– Как насчет его лошади? Она убежала?
Она покачала головой.
– Не знаю. Наверное, у него была лошадь, но когда я его увидела, он шел по нашим следам пешком.
Я подумал, что стоит вернуться по его следам и найти привязанную лошадь. Пройдя с полмили, я не нашел лошади, а также каких-либо следов, кроме тех, что оставили наши гигантские лошади. Когда я вернулся, Петра уже проснулась и разговаривала с Розалиндой. День продолжался. Не было слышно ни Майкла, ни остальных. Несмотря на случившееся, казалось, что лучше оставаться на месте, чем двигаться днем с риском быть обнаруженными. Поэтому мы решили ждать.
Вдруг, вскоре после полудня, что-то донеслось до нас.
Это не было мысленным образом, это не имело формы, это был взрыв отчаяния, подобно крику агонии. Петра вскрикнула и с плачем кинулась в руки Розалинды. Удар был такой, что причинил боль всем нам. Розалинда и я смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Руки мои дрожали. Но мысль была так бесформенна, что мы не могли даже сказать, от кого она принята.
Затем была боль и стыд, смесь, перекрываемая безнадежным отчаянием, характер которого свидетельствовал, что послала его Кэтрин. Розалинда взяла меня за руку и крепко сжала. Мы терпели, пока не ослабела острота мысли.
Внезапно вступила Салли, отрывисто и с чувством любви и сострадания к Кэтрин, а потом с болью, к нам, остальным.
– Они ее сломали. Они сломали Кэтрин. Кэтрин, дорогая… Они пытали ее. Вы не смеете осуждать. Это могло случиться с каждым из нас. Она не может сейчас нас слышать… О, Кэтрин, дорогая… – Ее мысли растаяли в остром отчаянии.
Майкл, сначала неуверенно, а потом все тверже и тверже сказал:
– Это война. Когда-нибудь и я убью за то, что они сделали с Кэтрин.
После этого около часа ничего не было слышно… Мы неубедительно пытались успокоить Петру. Она мало поняла из того, что произошло, но она уловила интенсивность нашей тревоги и испугалась.
Потом вновь послышалась мысль Салли, очень тихая, слабая, как если бы Салли заставляла себя посылать ее.
– Кэтрин созналась, я подтвердила, что она говорила. Они заставили бы меня тоже, в конце концов. Я… – Она заколебалась. – Я не смогу этого выдержать. Только не раскаленное железо… Простите меня все… Простите нас обеих… – Она оборвала свою мысль.
Майкл с беспокойством сказал:
– Салли, дорогая, конечно мы не осуждаем вас…Никто из нас. Мы понимаем. Но мы должны знать, что вы сказали им. Как много они знают?
– О мысленных образах… И о Дэвиде, и о Розалинде. Они были почти уверены в этом, но им нужно было подтверждение.
– О Петре тоже?
– Да… О! О!.. – Донеслась волна угрызения совести и раскаяния. – Мы вынуждены были… Бедная маленькая Петра… но они и без нас знали. Это была единственная причина, по которой Дэвид и Розалинда могли взять ее с собой. Наша ложь не спасла бы ее.
– О ком еще?
– Ни о ком. Мы сказали, что больше никого не было. Я думаю, они верят в это. Они все еще задают вопросы. Хотят узнать побольше. Они хотят знать, как мы создаем мысленные образы, и как далеко они ощущаются. Я солгала им. Сказала, что не дальше пяти миль. К тому же, сказала я, на таком расстоянии они едва различимы… Кэтрин почти без сознания. Она не может говорить с вами. Но они продолжают задавать вопросы снова и снова и снова… Ее ноги, Майкл, ее бедные, бедные ноги…
Мысль Салли окрасилась болью и исчезла.
Все молчали. Я подумал, что мы слишком поражены и изранены. Слова можно было произнести, а затем истолковать, но мысленные образы были внутри нас, и они причиняли боль…
……….
Солнце уже было низко, и мы начали собираться, когда в контакт с нами вновь вступил Майкл.
– Слушайте, – сказал он, – они восприняли все это очень серьезно. Они очень встревожены. Обычно отклонения в районе легко обнаруживались. Никто не может появиться где-нибудь без удостоверения, всех вновь рожденных осматривает инспектор. Их особенно встревожило то, что у вас нет никаких внешних признаков. Мы жили около них примерно двадцать лет, и они ничего не подозревали. Мы ничем не отличаемся от нормальных. Разослано описание вас троих, в нем вы официально признаны мутантами… Это значит, что вы не люди и лишены всех прав, какие дает человеку общество… Всякий, кто помогает вам, совершает уголовное преступление. Всякое утаивание сведений о вас также будет караться.
Следовательно, вы вне закона. Любой может выстрелить в вас без предупреждения и не будет наказан. Назначена большая награда, если вас доставят мертвыми, но еще большая за живых.
Последовала пауза. Мы обдумывали услышанное.
– Не понимаю, – сказала Розалинда. – Если бы нам позволили уйти и не возвращаться…
– Они боятся нас. Они хотят захватить нас и узнать о нас побольше, поэтому и назначена большая награда. Это уже не вопрос о правильности облика, хотя говорят они об этом. Они увидели в нас реальную опасность. Представьте себе, что нас много, что мы способны улавливать мысли друг друга и координировать свои действия без необходимых им слов и посланий, тогда они не смогут контролировать нас и охранять свою власть. Мы всегда сумеем перехитрить их. Они считают это очень опасным, поэтому и хотят узнать о нас побольше, пока нас еще немного. Они считают это вопросом выживания и они совершенно правы, вы знаете.
– Они убьют Салли и Кэтрин?
Этот неосторожный вопрос задала Розалинда. Мы ждали ответа двух девушек. Его не было. Что это значило, мы не знали. Они могли закрыть свой мозг для нас, могли спать от истощения, а может они были уже мертвы… Майкл был с этим не согласен.
– Нет причины убивать их, они и так в их руках. А убийство вызвало бы большое беспокойство и недовольство, пока вас не поймали. Объявить новорожденного ребенка нечеловеком из-за физического уродства – это одно дело, а здесь случай довольно деликатный – это тоже следует учесть. Людей, знавших их много лет, очень трудно будет заставить признать девушек нелюдьми. Если они будут убиты, это вызовет большие волнения и недовольство властями.
– Но нас могут убить безнаказанно? – С горечью спросила Розалинда.
– Вы не в плену и вы не находитесь среди людей, знающих вас. Для незнакомцев вы всего лишь нелюди, спасающиеся бегством.
Комментировать это было незачем. Майкл спросил:
– Куда вы отправитесь ночью?
– По-прежнему на юго-запад, – ответил я уверенно. – Мы думали остановиться где-нибудь в дикой стране, но теперь, когда каждый охотник может подстрелить нас, нам придется отправиться в окраины.
– Пожалуй, это верно. Если вы сумеете там спрятаться, хотя бы на время, мы подумаем над тем, как подделать вашу смерть. Я об этом подумаю. Завтра с поисковой партией я отправляюсь на юго-восток. Буду сообщать вам, что тут происходит. Помните, если вам кто-нибудь встретится, вы должны выстрелить первыми. Главное, не сдавайтесь. Помните, что было написано в книге, о которой рассказал Дэвид. "Человек тот, кто борется, преодолевая страх. Не ведают страха животные. Тогда что же такое мужество? Мужество – это способность подавлять в себе страх. Смерти боится каждый. Но трус робеет перед опасностью, а смелый берет себя в руки и борется. В этом разница между ними". Кроме того, мы знаем теперь, что перед нами великие задачи. И ради их решения мы должны преодолевать любые трудности.
На этом мы прервали разговор. Розалинда завершила сборы, мы удобнее устроили корзины, затем взобрались в них, я опять слева, Петра и Розалинда в правую корзину. Розалинда, наклонившись, шлепнула лошадь по боку, и мы отправились в путь. Петра, слишком занятая сборами, теперь разразилась слезами и излучала отчаяние.
"Она не хочет, – доносилось среди всхлипываний, – идти в окраины. Она боится старой Мэгги, Волосатого Джека и его семьи, и остальных персонажей детских сказок, прячущихся в тех местах."
Нам было бы легче успокоить ее, если бы мы сами не чувствовали подобных же опасений, воспитанных в детстве, если бы мы знали что-нибудь конкретное о земле, куда направляемся. Как и большинство людей, мы слишком мало знали об окраинах и поэтому частично разделяли страхи Петры. Результат наших усилий был скромным… Целых полчаса розалинда пыталась успокоить Петру. Когда ей это отчасти удалось, донеслись беспокойные мысли остальных. Майкл раздраженно спросил:
– Что у вас происходит?
Мы объяснили.
Майкл успокоился и обратился к Петре. Он начал объяснять ей медленными, ясными мыслями и образами, что в окраинах на самом деле нет привидений. Большинство мужчин и женщин, живущих там, просто очень несчастны. Их изгнали из домов, часто еще детьми, только зато, что они непохожи на других людей, и они живут в окраинах, так как им больше негде жить. Из них некоторые действительно выглядят довольно странно, но они в этом не виноваты. Об этом можно сожалеть, но бояться нечего. Если бы у нас по ошибке появились бы лишние пальцы или уши, нас бы тоже выслали в окраины хотя мы были бы теми же самыми людьми, что и сейчас. То, как выглядит человек, не имеет особого значения, и…
Но в этот момент Петра прервала его:
– Кто этот другой? – Спросила она.
– Какой другой? О ком ты говоришь? – Поинтересовался Майкл.
– Кто-то еще посылает мысленные картинки, смешивающиеся с твоими, – ответила Петра.
Наступило молчание.. Я полностью раскрыл свой мозг, но не смог уловить никаких мысленных образов. Затем одновременно донеслось от Майкла, Марка и Рэчел:
– Ничего не слышу!
Майкл добавил:
– Возможно, что…
Но тут исключительно сильный образ послала Петра. Выраженный в словах он означал бы нетерпеливое: "прекратите!" Мы умолкли в ожидании.
Я взглянул на другую корзину. Розалинда одной рукой обхватила Петру и внимательно смотрела на нее. У Петры глаза были закрыты, все свои силы она сосредоточила на приеме. Но вот это выражение немного оставило ее.
– Что это? – Спросила Розалинда.
Петра открыла глаза. Ее ответ был удивительным и выражен в весьма неярких образах.
– Кто-то задает вопросы. Она далеко, очень-очень далеко отсюда. Она говорит, что почувствовала мой испуг. Хочет знать, кто я и где. Рассказать ей?
Некоторое время мы молчали, потом Майкл возбужденно сказал:
– Ладно, Петра. Рассказывай.
– Я буду говорить очень громко. Она очень-очень далеко, – предупредила Петра.
Она хорошо сделала. Если бы она начала передавать свои мысли, когда мы были настроены на восприятие, то она совершенно оглушила бы нас. Я закрыл свой мозг и постарался сосредоточиться на наблюдении за дорогой. Это помогло, но защита была несовершенной. Образы, передаваемые Петрой, были просты, как и следовало ожидать в ее возрасте, но они доходили до меня с большой силой и яркостью, они оглушали и ослепляли.
Когда она закончила, Майкл передал что-то похожее на "фу-уу!". Пауза, и новая вспышка мыслей. Когда все прекратилось, Майкл спросил:
– Где она?
– Там, – ответила Петра.
– Ради бога…
– Она указывает на юго-запад, – пояснил я.
– Ты спрашивала ее про название того места, дорогая? Спросила Розалинда.
– Да. Но оно ничего не значит. Я поняла, что там есть две части суши, окруженные большим количеством воды, – словами ответила Петра и добавила. – Она тоже не понимает, где я.
Розалинда посоветовала:
– Скажи ей, пусть посылает изображения букв.
– Но я не умею читать буквы, – со слезами на глазах ответила Петра.
– О, дорогая, это очень неудобно, – согласилась розалинда. – Но мы можем тебе помочь. Я буду передавать тебе мысленные изображения букв одно за другим, а ты передашь их ей. Ну как?
Петра неуверенно согласилась попробовать.
– Хорошо, – сказала Розалинда. – Внимание все. Мы начинаем.
Она мысленно нарисовала букву "л". Петра передала ее с разрушительной силой. Розалинда передавала букву за буквой, пока не было закончено все слово. Петра сказала нам:
– Она поняла, но она не знает, где находится Лабродор. Она говорит, что постарается отыскать. Теперь она хочет передать нам свои буквы, но я ответила, что не сумею понять.
– Но ты сможешь, дорогая. Ты получишь их и передашь нам, только очень осторожно. И мы сумеем прочесть их.
И вот мы получили первую букву. Это была "ц". Мы были разочарованы.
– Что это такое? – В один голос спросили мы.
– Петра просто перепутала букву, – решил Майкл. – Должно быть, это "с".
– Это не "с", а "ц", – со слезами на глазах настаивала Петра.
– Ну ладно, продолжим, – сказала Розалинда.
Началась передача следующих букв слова.
– Что ж, остальные настоящие буквы, – сказал Майкл. Сейлон, должно быть.
– Не "с", а "ц", – настаивала Петра.
– Но дорогая, "ц" ничего не обозначает, такой буквы нет.
– Может, в этом что-то есть, – с сомнением сказал я. Дядя Аксель говорил, что на Земле есть много такого, что считается невозможным.
Но тут наши мысли были вновь смяты разговором Петры с неизвестной. Закончив, она с триумфом воскликнула:
– Это "ц"! Она говорит, что буква отличается от "с". И она из другого набора букв, не такого, как наш.
– Ладно, – примирительно сказал Майкл, – спроси, большое ли там море.
Петра вскоре ответила.
– Да, земля там состоит из двух частей. Одна из них меньше и окружена морем. Другая очень большая, но тоже почти окружена водой моря. С того места, где находится моя собеседница, можно видеть, как море освещает солнце, и оно на мили и мили вокруг голубое.
– Солнце в полночь? – Сказал Майкл. – Она сошла с ума.
– Но там, где она находится, сейчас не ночь. Она показала мне, – сказала Петра. – Там день. Это город со множеством домов, не таких, как в Вакнуке, они гораздо больше. По его улицам движутся коляски без лошадей. А в воздухе летают такие штуки с жужжащим устройством наверху.
Я с удивлением узнал картину из моих детских снов, которые уже забыл. Я прервал ее, описав эти летающие предметы более подробно, чем нам рассказала Петра – предметы разнообразной формы, белые и сверкающие.
– Да, похоже, – согласилась Петра.
– Во всем этом есть что-то очень странное, – заметил Майкл. – Дэвид, как ты мог узнать?
Я объяснил кратко.
– Пусть Петра еще поговорит и выяснит, что может, предложил я. – Потом мы попробуем разобраться.
Мы вновь отключились, а Петра с огромной силой начала посылать мысленные образы.
……….
Мы медленно продвигались через лес. Мы старались не оставлять следов на дороге, поэтому двигались очень медленно. В руках у нас наготове были луки, которые задевали за ветки, и нам приходилось нагибаться. Встреча с людьми была маловероятна, но можно было наткнуться на охотящихся хищников. К счастью, когда мы улавливали присутствие зверей, их пугали гигантские лошади. Если это действительно было так, то хоть одну выгоду, компенсирующую их ясные следы, мы получили. Летняя ночь коротка. Мы брели вперед, пока не начался рассвет, а затем мы нашли новую поляну для отдыха. Расседлывать лошадей было очень рискованно, тяжелые седла и корзины нужно было поднимать при помощи блока, а значит, в случае необходимости, мы не смогли бы быстро уехать. Поэтому мы просто стреножили лошадей.
За едой я говорил с Петрой о картинках, которые показывала ей незнакомка. Чем больше она рассказывала, тем в большее возбуждение я приходил. Все совпадало со снами моего детства. Радостно было узнать, что этот город действительно существует. Значит, мне снились не древние люди, а реальный город где-то в нашем мире… Однако Петра устала, и я не мог ее больше расспрашивать.
Они с Розалиндой легли спать. Вскоре после восхода донеслась возбужденная мысль Майкла:
– Они нашли след, Дэвид. Человек, которого убила розалинда, его нашла собака. Теперь они идут по следу гигантских лошадей. Наш отряд повернул на юго-запад, чтобы тоже участвовать в охоте. Вам лучше двигаться. Где вы теперь?
Я сказал ему, что предположительно мы в нескольких милях от дикой страны.
– Идите дальше, – сказал он. – Чем дольше вы задержитесь, тем быстрее вас поймают.
Это был хороший совет. Я разбудил Розалинду и все ей объяснил. Через десять минут мы снова были в пути. Петра все еще по-настоящему не проснулась. Скорость была сейчас важнее, чем скрытность, мы двинулись по первой же тропе, ведущей к югу.
Мы проехали около десяти миль без всяких беспокойств, но потом, огибая лесной выступ, столкнулись лицом к лицу с всадником, ехавшим рысью в пяти – десяти ярдах навстречу нам.