Я медленно приходил в себя и долго находился в полубессознательном состоянии.
Розалинда звала меня, настоящая Розалинда, что скрывается внутри и показывается слишком редко… Другая розалинда – практичная, умная девушка – была лишь внешним воплощением, а не ее внутренней сутью. Я видел, как она создавала свою вторую натуру, еще будучи чувствительным, боязливым ребенком. Раньше, чем всем нам, инстинкт подсказал ей, что мы живем во враждебном мире, и побудил замаскироваться. Ее защита возникла медленно – деталь за деталью. Я был свидетелем, как она находила оружие и овладевала им, вырабатывая в себе решительный характер. Замечу, что это занятие сильно утомляло ее.
Я любил девушку, которую все могли видеть. Я любил ее высокую, стройную фигуру, посадку ее головы, ее маленькие сформировавшиеся груди, ее стройные длинные ноги и то, как она двигалась, и уверенность ее рук, и ее улыбающиеся губы. Я любил бронзово-золотистые волосы, которые, как золотистый шелк, собирались в один блестящий поток, любил атласную кожу ее плеч, запах ее дыхания.
Все это легко было любить, слишком легко – любой мог любить это.
И это нуждалось в защите, в броне независимости и равнодушия, в облике практической и решительной надежности, в равнодушных манерах – именно в такой защите. Эти качества не были способны внушить любовь, иногда они причиняли боль, но каждый, кто знал бы все "как" и "почему", восхитился бы этими качествами, как торжеством искуства над природой.
Но теперь вторая, внутренняя Розалинда мягко и жалобно звала меня. Розалинда с отброшенным оружием и обнаженным сердцем.
И ни одного слова опять не понадобилось. Слова, даже используемые поэтом, могут описать лишь тусклую одноцветность телесной любви, так они грубы и неуклюжи.
Моя любовь струилась к ней, ее возвращалась ко мне. Моя ласкала и успокаивала. Ее тревожилась и заботилась. Расстояние и различие характеров между нами уменьшались и исчезали. Мы встретились и слились. Больше никто из нас не существовало отдельно, и из нас двоих возникло единое целое. Это было бегство из камеры-одиночки, краткий симбиоз, охвативший весь мир.
Никто, кроме меня, не знал спрятанной Розалинды. Даже Майкл и остальные улавливали лишь отдельные черты ее. Никто не знал моей Розалинды, такой отзывчивой на нежность и любовь…
Но это счастливое состояние продолжалось недолго. Мы вновь были поврозь, и я стал с тревогой воспринимать земные предметы: тусклое, серое небо, неудобную позу и Майкла, с беспокойством спрашивающего, что со мной случилось.
– Не знаю, что-то ударило меня, – сказал я ему. – Но теперь, по-моему, я в порядке, если не считать ужасной головной боли и ужасно неудобную позу.
Только ответив, я понял, почему нахожусь в таком неудобном положении. Я все еще был в корзине, но находился в ней в связанном состоянии, и корзина двигалась.
Майкл решил, что мой ответ содержит очень уж мало сведений. Он обратился к Розалинде.
– Они спрыгнули на нас с нависших ветвей, четверо или пятеро. Один свалился прямо на Дэвида, – объяснила она.
– Кто они? – Спросил Майкл.
– Люди окраин.
Услышав это, я испытал облегчение. Гораздо хуже, если бы нас перехватили преследователи. Я уже хотел расспросить о подробностях, но услышал вопрос Майкла:
– В вас стреляли вчера вечером?
Я ответил, что в нас стреляли, но ведь могли стрелять и в других местах.
– Нет, только в одном, – с разочарованием сказал Майкл. – Я надеялся, что они допустили ошибку и идут по ложному следу. Нас всех собрали вместе. Они считают, что идти дальше в окраины маленькими группами слишком рисковано. Вероятно, что мы выступим часа через четыре. Всего будет около ста человек. Они решили, что если вы встретите людей окраин и спрячетесь у них, то потом все равно будете причинять беспокойство. Вам лучше всего было бы избавиться от гигантских лошадей – тогда они никогда не нашли бы ваш след.
– Совет немного опоздал, – сказала Розалинда. – Я в корзине на первой лошади, руки у меня связаны. Дэвид в корзине на второй лошади.
– Где Петра? – С беспокойством спросил Майкл.
– О, она в порядке. Она в другой корзине на той же лошади, что и я, и дружески беседует с охранником.
– Расскажи подробнее о том, что произошло, – попросил Майкл.
– Ну, в начале они прыгнули на нас, потом из-за деревьев вышло еще много людей. Они остановили лошадей, заставили нас сойти и спустили Дэвида. Затем, поговороив между собой, решили отправить нас дальше. Они вновь погрузили нас в корзины, посадили на каждую лошадь по человеку – и вот до сих пор мы в пути.
– Вы двигаетесь глубже в окраины?
– Да.
– Что ж, в конце концов, это для вас наилучшее направление, – заметил Майкл. – Как с вами обращаются? Грозят?
– О, нет. Они только заботятся, чтобы мы не убежали. Они как будто что-то о нас знают и теперь не уверены в том, что с нами делать. Они спорили об этом, но гораздо больше их интересуют сейчас гигантские лошади. Человек на моей лошади кажется совершенно безобидным. Он разговаривает с Петрой искренне, она и я считаем, что это простодушный человек.
– Можете вы узнать, что они собираются делать с вами?
– Я спросила, но она не знает. Ему просто велели доставить нас куда-то.
– Ну что ж, – заметил Майкл, – я думаю, что все, что мы можем делать в этой ситуации – это ждать.
Он отключился.
Я попытался повернуться. С большим трудом я опустился на ноги и встал в свисающей корзине. Человек на лошади дружелюбно взглянул на меня.
– Тпру! – Сказал он и натянул поводья.
Он снял с плеча кожанную бутылку на ремне и бросил ее мне. Я открыл ее, немного отпил и бросил обратно. Мы вновь тронулись.
Я снова огляделся. Местность была неровная, сплошной лес кончался, но попадалось много деревьев и кустарников. Один взгляд на них убедил меня, что отец был прав, говоря, что в этом районе смеются над нормой. Я не мог с уверенностью определить ни одного дерева. Здесь были знакомые стволы с совершенно необычными кронами, знакомые ветви с удивительной корой и странными листьями. В одном месте участок почвы выглядел как сухое речное дно, покрытое булыжниками, но это были не булыжники, а крупные грибы, сплошь покрывающие землю. У некоторых деревьев стволы были слишком мягкими, они извивались, петляли и лежали вдоль тропы. Тут и там виднелись островки миниатюрных деревьев, сморщенных и узловатых, наполовину столетнего возраста.
Я исподтишка вновь взглянул на человека на лошади. В нем не было ничего необычного, если не считать того, что он был грязен и одет в изодранную одежду. Он заметил мой взгляд.
– Никогда не бывал в окраинах, парень? – Спросил он.
– Нет, – ответил я. – Везде так же, как и тут?
Он нахмурился и покачал головой.
– Ни один участок не похож на другой. Поэтому окраины и есть окраины. Здесь ничто нормальное не растет, но потом будет расти.
– Потом? – Спросил я.
– Конечно. Дикая страна была окраиной, но теперь она гораздо устойчивей, точно так же, как и земля, из которой ты пришел, раньше была дикой страной, но потом все необычное там уничтожили. У бога достаточно терпения, я думаю, но когда-нибудь и оно кончится.
– У бога? – С сомнением спросил я. – Нам всегда говорили, что в окраинах правит дьявол.
Он отрицательно покачал головой.
– Это неверно, парень. Это в твоей земле бродит дьявол и следит за своим хозяйством. Как они высокомерны – ваши люди. Правильный облик и все такое… Хотят быть как древние люди. Наказание ничему не научило их.
– Древние люди тоже думали, что они достигли вершины. Они считали, что знают, каким путем идти к высшей власти над миром. Все что нужно, как считали они, это сохранить достигнутое и держать его крепче. Тогда все будет хорошо. Они считали свою жизнь более цивилизованной, чем может сотворить господь.
Он покачал головой.
– Их мир не был совершенным. Он не мог быть таким. Они не были последним словом бога, как они думали – у бога вообще не может быть последнего слова. Если он скажет свое последнее слово, то он умрет. Но он не умрет никогда. Он изменяется и растет, как все живое. И вот, когда они достигли наивысшего пункта и пытались закрепить его, превратив его в вечность, тогда они выполнили свою задачу. Бог послал Наказание, чтобы напомнить им, что жизнь изменчива. Он увидел, что жизнь идет не так, как он предначертал, и он перетасовал колоду, чтобы в следующий раз сделать более удачный расклад.
Он немного задумчиво помолчал, а потом продолжал:
– Может, он недостаточно тасовал. Те же самые результаты появляются во многих местах. Например, в той части, откуда вы пришли. Они остаются все теми же, и по-прежнему считают себя последним словом госопода, все также стараются закрепить норму и достичь того уровня, который вызвал Наказание. Однажды он устанет от них, поймет, что они не усвоили его урока, и пошлет новое Наказание.
– О! – Сказал я неопределенно.
"Просто удивительно, – подумал я, – как много людей имеют точные сведения о планах господа".
Человек не был удовлетворен сказанным. Он указал рукой на отклонившиеся ландшафты вокруг нас, и я вдруг увидел, в чем его ненормальность. На его правой руке не хватало трех пальцев.
– Однажды, – заявил он, – все здесь изменится. Все будет новым. Новые сорта растений, новые виды животных. Наказание было хорошим толчком новому пути.
– Но там, где вырастают обычные урожаи и животные, люди стремятся уничтожить отклонения, – заметил я.
– Они пытаются сделать это и думают, что это им удается, – согласился он. – Они стараются придерживаться нормы древних людей, но получается ли у них это? Может ли у них получиться?
– Откуда они знают, что их урожаи, фрукты и животные те же самые? Разве не бывает споров? Разве не бывает так, что измененное растение дает больший урожай? Разве гибридный сорт не более вынослив, гибридная порода не дает больше молока и мяса? Конечно, они могут уничтожать заметные отклонения, но уверен ли ты, что древние люди узнали бы теперешние породы? Я не уверен. Остановить это нельзя. Можно уничтожить отклонения, можно замедлить процесс, можно вообще искоренить отклонения в своем районе, но где-нибудь в другом месте они опять появятся. Только посмотри на этих лошадей.
– Они одобрены правительством, – сказал я.
– Конечно, об этом я и говорю, – сказал он.
– Но если это происходит везде, то я не понимаю, зачем новое Наказание?
– Для других форм жизни это все справедливо, но не для людей. Ваши люди мешают каждому изменению, они закрывают путь к совершенствованию, так как считают себя совершенными. Они так думают – они и только они имеют правильный облик, но если это так, если у них правильный облик, то они сами должны быть богами. А будучи богами, они считают себя вправе указывать: до сих пор, и не больше! Это их великий грех, они хотят подавить жизнь, ее развитие.
Он произнес это с таким выражением, что я понял – передо мной новая религия. Я решил перевести разговор в новое, более практичное русло, спросив, почему нас захватили в плен.
Он не очень был уверен в этом, но сказал, что так всегда поступают с незнакомцами в окраинах.
Я обдумал его слова и снова вступил в контакт с Майклом.
– Что мы должны рассказать им? – Спросил я. – Я думаю, что нас подвергнут допросу. Когда они увидят, что внешне мы нормальные, нам придется как-то объяснить свое бегство.
– Лучше рассказать им правду, только не всю. Говорить все то же, что говорили Салли и Кэтрин. Этого им будет достаточно, – предложил он.
– Хорошо, – согласился я. – Ты поняла нас? – Спросил я Петру. – Ты скажешь им, что можешь посылать мысленные картинки только Розалинде и мне. Ничего о Майкле, ничего о людях с Сейлон.
– Люди с Сейлон идут к нам на помощь, они уже не так далеко, как раньше, – ответила Петра мысленно.
Майкл принял это скептически.
– Звучит хорошо, если только они помогут. Но не упоминай их.
– Ладно, – согласилась Петра.
Мы обсудили, стоит ли говорить нашим стражникам о том, что может быть преследование, и решили, что это не повредит. Человек на второй лошади не проявил при этом удивления.
– Отлично, это нас устраивает, – сказал он. Но больше ничего не объяснил, и мы продолжали путь.
Петра вновь начала разговор со своей незнакомкой, и теперь не было сомнений, что расстояние между нами уменьшилось. Ей не нужно было использовать свою оглушающую силу, а я впервые, напрягая мозг, смог уловить чужую мысль. Розалинда тоже услышала ее. Она задала вопрос так громко, как только смогла. Незнакомка увеличила силу своей мысли, и мы ясно услышали ее. Она сказала, что рада установить контакт, и хочет знать больше, чем смогла рассказать Петра.
Розалинда объяснила как смогла наше положение, и сказала, что пока непосредственной опасности для нас нет
– Будьте осторожны, – ответила незнакомка. – Соглашайтесь со всем, что вам скажут, и выигрывайте время. Опасайтесь своих собственных соплеменников. Некоторые отклонившиеся племена ненавидят проявления нормальности. Вам не принесет вреда преувеличение ваших отклонений от соплеменников. Единственное важное дело – это охрана девочки. Обеспечьте ей безопасность любой ценой. Мы никогда не встречались с такой силой передачи в таком юном возрасте. Как ее зовут?
Розалинда передала мысленные образы букв имени Петры, потом спросила:
– Но кто вы? Что такое – Сейлон?
– Мы новые люди, как и вы. Люди, которые могут мыслить вместе. Мы строим новый мир, отличный от мира древних людей и от мира дикарей.
– Тот сорт людей, который угоден богу? – Спросил я, чувствуя себя на знакомой почве.
– Об этом я ничего не знаю. Да и кто может знать? Но мы знаем, что можно построить лучший мир, чем был у древних людей. Они были лишь изобретательными полулюдьми. Немного более развитыми, чем дикари, изолированными друг от друга, способными общаться лишь грубыми, неуклюжими словами. Часто они еще больше отделялись друг от друга разными языками, разными религиями. Чувства они иногда могли передать и ощутить, но мыслить коллективно никогда. Они были индивидуалистами. Пока они жили в примитивных условиях, все было в порядке, как у животных, но чем сложнее они организовывали свой мир, тем меньше могли им управлять. У них не было согласия. В небольших объединениях они могли достигнуть единодушия, но в больших – только враждебности. Часто единодушие в директивном порядке навязывалось высокопоставленными руководителями. Всюду трубилось о единодушии, и тем самым только уничтожались последние крохи единодушия и согласия. Древние люди жадно стремились к новому, но не могли справиться с тем, чего достигали. Они создавали сплошные проблемы и затуманивали себе голову ложной верой. У них не было подлинного общества. Не было подлинного взаимопонимания. Они в лучшем случае были высшими животными, не более.
Они никогда не добились бы успеха. Даже если бы они не обрушили на себя Наказание, то они все равно уничтожили бы себя, размножаясь беззаботно, как животные. Они обрушили бы на себя голод, нищету, варварство, развивая свои догматические программы преобразований и повышения благополучия. Так или иначе – они были обречены, как несовершенная порода.
Мы же, новые люди, живем по законам великих учителей Банева и Кандида. Сейчас время возрождения Земли. Проблем и неясностей у нас очень много. Но мы верим, что пророчества, принесенные Кандидом, сбудутся. А для их реализации необходимы люди с нашими способностями. Это главное условие кандида и Банева. Об этом я вам как-нибудь расскажу подробнее. В настоящее время наше общество разделилось на две больших группы – на "Общество братьев Банева" и "Общество братьев Кандида". Главная цель у обоих обществ одна – возродить могущество земной цивилизации, а вот способы достижения этой цели разные. Отсюда и деление. Но оба общества не только не конкурируют друг с другом, а помогают друг другу, хотя представители каждого твердо верят в правильность именно своего пути.
Общество братьев Банева готовит отлет людей с Земли в звездолете огромных размеров на поиск планеты, похожей на Землю, но которую еще не посещали странники. Члены этого общества считают, что нашу Землю уже не возродить, и, согласно учению Банева, необходимо создать в звездолете прообраз земных условий, найти новую Землю, освоить ее и ждать появления странников. А с их появлением действовать по основным заветам Банева, что позволит подчинить Странников и получить доступ к самым сокровенным тайнам вселенной. Иначе люди будут "издыхать от страха в ожидании бедствий, грядущих на вселенную".
Общество братьев Кандида стремится возродить старую Землю и построить общество согласно манускриптам Кандида. Это требует от нас, я вхожу в это общество, много усилий, а имеющиеся в нашем распоряжении ресурсы пока очень невелики, так как почти всю технику мы отдали последователям Банева. Но им без этого совершенно невозможно воплощать свою идею. В свою очередь они тоже много помогают нам, так что обделенными мы себя назвать не можем, да и первые результаты обнадеживают.
Однако постройка большого звездолета все же движется более успешно, чем возрождение Земли, но ведь "Обществу братьев Банева" предстоит еще полет и освоение новой планеты. Это выравнивает шансы обоих направлений.
В дальнейшем, о чем имеется твердая договоренность, то общество, которое первым достигнет поставленной цели, будет помогать отстающему, а отстающее, в свою очередь, примет помощь без ложной гордости. Если оба общества достигнут цели практически одновременно, произойдет воссоединение.
Что касается учений Кандида и Банева, то они единодушны только в одном положении. Для достижения цели, поставленной каждым учением, нужны люди с "проснувшимися способностями". Такие, как вы. Мы ищем их всюду, без них достижение цели невозможно. Именно им сейчас и потом, сознательно или неосознанно, суждено разрешить все критические ситуации, которые возникнут на пути возрождения.
Найденные нами люди с "проснувшимися способностями" сами решают, в какое общество им вступить. Представители обоих обществ говорят с ними, подробно разъясняя свои планы и идеи, но ни к чему не принуждают. А потом новые члены нашего общества сообщают о своем решении. Это предстоит и вам, поэтому я не буду рассказывать о наших идеях подробно, всему свое время.
Что касается людей без наших способностей, а также тех, кого вы называете мутантами, то они ни в чем не ограничены и также входят в какое-то наше общество. В основном они примыкают к "Обществу братьев Банева", потому что им тяжело видеть свою неполноценность, а путешествие к новым мирам может помочь им найти свое новое лицо.
В плане поиска новых людей, которые могут внести свою лепту в великое дело, "Общество братьев Кандида" проявляет повышенную активность. Например, мы соорудили памятники в дурных землях и около них, куда поместили копии давних преданий и другие вещи, которые должны помочь тем, кто их найдет, в выборе своего пути, и рассказать про историю и судьбу Земли.
Я тут же вспомнил о последней моей беседе с дядей Акселем и о его книгах. Теперь мне стало ясно, откуда это все бралось. Жалко только, что никто не подозревал об истинных хозяевах этих книг. Тогда многое бы могло пойти иначе. А может, кое-кто и знал? Может быть, именно это знание так тщательно уничтожалось и преследовалось церковью? Кроме того, я понял, что жители Сейлона не очень низкого мнения о себе. Человеку моего воспитания трудно было принять такую непочтительность к древним людям. Пока я осваивался с этим новым взглядом, Розалинда спросила:
– А вы? Как произошли вы? Откуда появились эти ваши идеи?
– Нашим предкам повезло. Они жили на острове. Они не избежали Наказания и его последствий, они ощущаются у нас даже теперь, но тем не менее Наказание в наших местах было меньше, чем в других районах. Однако наши предки были все же отброшены в варварство. Затем постепенно стала появляться порода людей, способных мыслить вместе. Со временем те, кто умел это делать лучше, разыскивали тех, кто мыслил хуже, и стали им помогать. Естественно, что люди, мыслившие вместе, переженились между собой, и порода все более и более совершенствовалась.
Позже они обнаружили производителей мысленных образов в других местах. Когда это произошло, наши предки поняли, что им повезло – даже в тех местах, где физические отклонения считались делом обычным, лица, посылавшие мысленные образы, преследовались.
Долгое время ничем нельзя было помочь этим людям. Некоторые из них пытались добраться до Сейлона и иногда им это удавалось, а потом, когда у нас вновь появились машины, мы стали обеспечивать таким людям безопасность. Что же касается развития наших идей, то об этом я уже немного рассказала чуть раньше, может быть еще расскажу, когда будет время, но основное вам сообщат, когда вы попадете к нам. Отмечу только, что нашим предкам повезло и в том, что истину о назначении человечества, пути к достижению цели и месте людей с "проснувшимися способностями" в борьбе за достижение цели они узнали очень давно и из верных рук, непосредственно от великих учителей. Это позволило нашим предкам правильно оценить обстановку, возникшую после Наказания, и не терять времени и силы на примитивные религиозные обряды и жизнеустройство. Поэтому мы, в отличие от всех остальных сообществ, возникших на Земле после Наказания, не преследовали производителей мысленных образов, а собирали и охраняли их, насколько позволяли силы. Мы и теперь пытаемся установить любой возможный контакт, но никогда это не удавалось сделать на таком большом расстоянии. Мне все еще трудно слышать вас. После будет легче, но сейчас я должна кончать. Смотрите за девочкой, она уникальна и очень важна. Защитите ее любыми средствами.
Мысль ее ослабела и совсем исчесзла.
Вступила Петра. Хотя она и не могла понять всего, но последнее она поняла хорошо.
– Это обо мне, – заявила она самодовольно и с совершенно излишней энергией.
Мы пошатнулись и закрыли мозги.
– Берегись, нехорошая и самонадеянная девчонка. Мы еще встретимся с Волосатым Джеком, – сказала ей Розалинда. Майкл, – добавила она, – ты все слышал?
– Да, – ответил Майкл. – Очень удивительно. Но я не вижу способа, при помощи которого им удастся добраться сюда вовремя.
Гигантские лошади продолжали свой нелегкий путь. Окружающий ландшафт по-прежнему тревожил и волновал меня, привыкшего к постоянству форм. Некотороые деревья были так же фантастичны, как и растения на юге, о которых говорил дядя Аксель. Кроме того, не встречалось практически ни одного знакомого растения. Сплошная путаница, когда все нелепо смешано, и непонятно, что возникло как отклонение, и что как гибрид. Было облегчением выехать на открытую местность, хотя и здесь кусты были незнакомы, а трава выглядела очень странной.
Мы остановились, чтобы поесть и попить, и через полчаса были снова в пути. Через два часа, миновав несколько заросших лесом участков, мы выехали к пересекавшей наш путь реке. С нашей стороны берег круто спускался к воде, а с противоположной возвышалась линия высоких красноватых скал.
Мы повернули выше по течению, двигаясь по верху берега. Через четверть мили показался перекат, пригодный для лошадей. Рядом стояло дерево, похожее на отклонившуюся грушу с ветвями собранными в пучок на вершине. Мы наискосок пересекли реку вброд, направляясь к щели в скалах на противоположном берегу. Добравшись до скал, мы въехали в расщелину, такую узкую, что местами корзины задевали за стены: мы едва протиснулись. Длина расщелины была не более ста ярдов, затем дорога распрямилась и стала подниматься в гору.
Там, где дорога поднялась почти до уровня окружающей местности, стояли семь или восемь человек с луками в руках. Они удивленно глядели на гигантских лошадей. Мы остановились рядом с ними.
Один из охранников повернулся ко мне.
– А ну, слезай, парень, – сказал он.
Петра и Розалинда тоже слезли с первой лошади. Когда я спустился, всадник дернул повод, и лошади двинулись дальше. Петра нервно схватила меня за руку, но все эти оборванные, несчастные люди больше интересовались нашими лошадьми, чем нами. В их внешности не было ничего страшного. Один держал лук шестью пальцами. У другого голова напоминала круглое коричневое яйцо – она была совершенно безволоса. У третьего были необычно большие ступни и ладони. Неправильности остальных, очевидно, были скрыты под лохмотьями.
Мы с Розалиндой испытывали чувство облегчения, не встретившись с чудовищными уродами, как ожидали. Петра также приободрилась, увидев, что никто из них не соответствует традиционному описанию Волосатого Джека. Когда лошади исчезли между деревьев, люди обратили свое внимание на нас. Потом несколько человек двинулись и велели следовать за ними, остальные остались стоять на месте.
Хорошая утоптанная дорога на протяжении нескольких ярдов шла через лес, а затем выходила на расчищенный участок. Справа шла стена из красноватых скал, не более сорока футов в высоту. Очевидно, это была обратная сторона скалистого берега, вся поверхность ее была испещрена отверстиями. К отверстиям вели грубые лестницы из ветвей.
Поверхность стен у основания была усеяна множеством примитивных хижин и навесов. Возле них горело множество костров. Несколько оборванных мужчин и значительно большее количество неряшливо выглядевших женщин двигались вокруг костров.
Наш путь пролегал среди навесов, мимо кучи мусора, пока мы, наконец, не подошли к самому большому навесу. Это было старое покрытие стога, захваченное, вероятно, в одном из набегов и привязанное к высоким столбам. В глубине под навесом сидел на табурете человек и смотрел, как мы приближаемся. Его лицо на мгновение повергло меня в панику – это было лицо отца. Но потом я вспомнил его – это был человекпаук. Я видел его пленником в Вакнуке, семь или восемь лет назад.
Охранники толкнули нас вперед, и мы оказались перед ним. Он посмотрел на нас троих. Его взгляд остановился на стройной фигуре Розалинды, и выражение его глаз мне не понравилось. Розалинде тоже. Затем он принялся разглядывать меня и кивнул головой, как будто был чем-то удовлетворен.
– Помнишь меня? – Спросил он.
– Да, – ответил я.
Он отвел взгляд от меня и взглянул на кучу хижин, и затем снова на меня:
– Не похоже на Вакнук, – сказал он.
– Не похоже, – согласился я.
Он помолчал, размышляя о чем-то, потом спросил:
– Ты знаешь, кто я?
– Думаю, что да.
Он вопросительно поднял брови.
– У моего отца был старший брат, – сказал я. – До трех или четырех лет он считался нормальным. Затем его удостоверение было уничтожено, а он куда-то сослан.
Он медленно кивнул.
– Но исчез не совсем обычно, – сказал он. – Мать любила его, и нянька тоже. Поэтому когда за ним пришли, то его уже не было. Об этом не стали говорить, историю замяли. Думали, что такое никогда не повторится.
Он опять замолчал, потом добавил:
– Старший сын. Наследник. Вакнук должен был принадлежать мне. Должен был, если бы не это. Он вытянул свои неправдоподобно длинные ноги и некоторое время рассматривал их. Затем подобрал их и взглянул на меня: – знаешь ли ты, какой должна быть человеческая нога?
– Нет.
– И я не знаю. Но кое-кто в Риго знает. Они считают себя экспертами по правильному облику. Итак, нет Вакнука, и я вынужден жить как дикарь, среди дикарей. Ты старший сын?
– Единственный, – ответил я. – Был младший, но…
– Не получил удостоверения?
Я кивнул.
– А теперь ты тоже лишился Вакнука?
– Это обстоятельство никогда меня не тревожило. Не думаю, чтобы я хотел унаследовать Вакнук. Во мне всегда жило ощущение опасности, предчувствие того, что однажды я вынужден буду бежать. Я слишком долго жил в этом ожидании, чтобы испытывать чувство возмущения, как вы. Наоборот, я был бы рад оказаться в безопасности.
Человеку-пауку это не понравилось. Он задумчиво посмотрел на меня.
– У тебя не хватает мужества бороться за свои права? Спросил он.
– Это ваше право, значит оно не может быть моим, сказал я. – По-моему, я достаточно пожил скрываясь.
– Мы все здесь живем скрываясь, – сказал он.
– Возможно, – сказал я. – Но вы можете оставаться сами собой. Вы не должны следить за собой все время, думать над каждым словом, прежде чем раскрыть рот.
Он медленно кивнул.
– Мы слышали о вас, – сказал он. – Но я не понимаю, почему они так встревожились из-за вас.
– Мы думаем, – ответил я, – что тревожим их больше, чем простые отклонения, потому что нас трудно обнаружить. Вероятно, они подозревают, что нас гораздо больше, чем они обнаружили, и хотят нас поймать, чтобы узнать об остальных.
– Более достаточная причина для погони есть? – Спросил он.
Мне показалось, что Майкл послал мысль Розалинде, но так как следить за двумя разговорами я не мог, то предоставил Майкла Розалинде.
– Итак, они явились в окраины за вами? – Не дождавшись моего ответа, спросил он. – Сколько их?
– Не знаю, – сказал я, обдумывая, как вести себя дальше.
– Из того, что я слышал, ясно, что вы должны каким-то путем узнавать об этом, – сказал он.
Я подумал, что же именно он знает о нас, знает ли он о Майкле. Впрочем, это казалось невероятным. Слегка сузив глаза, он сказал:
– Лучше не дурачить нас, парень. Они пришли за вами, значит это вы виновники наших беспокойств. Зачем нам думать, что случится с вами? Лучше выдать вас им.
Петра поняла угрозу и испугалась.
– Их больше ста человек, – сказала она.
Он повернул к ней голову.
– Значит, один из вас среди них, я так и думал, – отметил он и вновь кивнул. – Сто человек – это слишком много, чтобы ловить вас троих. Слишком много… Думаю… – Он вновь повернулся ко мне. – Ходили слухи о предстоящих набегах из окраин?
– Да, – ответил я.
Он ухмыльнулся.
– Вон оно что. Они решили перехватить инициативу и напасть на нас. Ну, а одновременно хотят захватить и вас, и они, естественно, пойдут по вашему следу. Как далеко они теперь?
Я на некоторое время отключился от беседы и узнал у Майкла, что вчерашний отряд отошел всего на несколько миль от того места, где к нему присоединилась та группа, что обстреляла нас и напугала гигантских лошадей. Трудно было точно обрисовать эту диспозицию человеку, сидящему передо мной, но он все выслушал спокойно и не казался встревоженным.
– Твой отец с ними? – Спросил он.
Этот вопрос я не хотел задавать Майклу, не задал раньше, не хотел задавать и теперь. Я просто помолчал немного, а потом ответил:
– Нет.
Углом глаза я заметил напряжение Петры и понял, что Розалинда ругает ее.
– Жаль, – сказал человек-паук. – Я надеялся, что когда-нибудь встречусь с твоим отцом в равных условиях. Из того, что я слышал о нем, я понял, что он должен быть в отряде. Может, он не такой уж фанатичный защитник правильного облика, как о нем говорят? – Он продолжал смотреть на меня также пронзительно.
Я почувствовал поддержку Розалинды. Она поняла, почему я не задал этого вопроса Майклу.
Затем, совершенно неожиданно, этот человек оставил меня и перенес свое внимание на Розалинду. Она молча смотрела на него. В течение долгих секунд она стояла выпрямившись и отвечала ему холодным равнодушным взглядом. Затем, к моему удивлению, она отступила и отвела свой взгляд, а потом покраснела. Он слегка улыбнулся… Но он ошибался. Это не было капитуляцией перед более сильным характером, как он считал. Это были отвращение и ужас, которые пробили защиту Розалинды. Я взглянул на него через мозг Розалинды. Он был отвратителен и ужасен. И чувства, которые испытывала Розалинда, не были страхом женщины перед мужчиной, это был ужас ребенка перед чудовищем. Петра тоже уловила этот ужас и вскрикнула.
Я прыгнул на него, опрокинул табуретку и бросил наземь человека-паука. Два человека, стоявшие за нами, бросились на меня, но прежде, чем они смогли схватить меня, я нанес ему страшный удар.
Однако человек-паук перенес его довольно легко. Он сел и некоторое время тер подбородок. Затем угрюмо улыбнулся мне, но без особого удивления.
– Тебе надо кое-что растолковать, – сказал он и поднялся на свои невероятно длинные ноги. – Ты видел здесь не так уж много женщин, не так ли? Взгляни на них внимательнее, тогда поймешь. Может, ты тогда лучше поймешь. Потому что только эта может иметь детей. А я уже давно хочу иметь детей, хотя бы для того, чтобы унаследовать то, чем владею, – он вновь угрюмо ухмыльнулся. – Лучше примирись с этим, парень. Будь разумным человеком. Второго шанса я тебе не дам.
Он перевел взгляд на держащих меня людей.
– Выведите его, – сказал он. – И если он не поймет, что значит остаться здесь, то научите его.
Двое вывели меня наружу. В конце расчищенной площадки один подтолкнул меня башмаком.
– Иди сюда, – сказал он.
Я остановился и повернулся к нему. Один из этих людей направил на меня лук со стрелой. Кивком головы он велел мне идти. Я прошел несколько ярдов, и нас скрыли деревья.
Этого они и ждали. Они не стали стрелять в меня, а просто избили и бросили на землю. Помню, что я летел по воздуху, но не помню, как приземлился…