Я обнаружил, что могу проникать сквозь стену кабины и определять на ощупь разрывы в электропроводке. В вакууме я мог смахивать пыль с внешней стороны гермошлема. В порту я показывал волшебные фокусы.
Я почти перестал чувствовать себя калекой, и все благодаря Оуэну. За шесть месяцев рудных разработок я оплатил больничные счета и заработал средства для возвращения на Землю, да еще и положил в банк кругленькую сумму.
– Ну и шутник! – взорвался Оуэн, когда я рассказал ему об этом. Почему же именно на Землю?
– Потому что если мне удастся восстановить гражданство Объединенных Наций, Земля заменит мне руку бесплатно!
– Да, это так… – задумчиво протянул Оуэн.
Ту же операцию мог провести и банк органов Пояса Астероидов. Но в этом учреждении всегда бывал острый дефицит. Поясовики – народ суровый. Подстать им и их правительство! Оно старалось держать цены на трансплантацию на самом высоком уровне. И поэтому отказывалось уравновесить спрос и предложение, или снизить пошлины на ввоз органов с Земли.
В Поясе Астероидов мне пришлось бы покупать себе руку. Но таких денег у меня не было. На Земле действовало социальное страхование и имелся достаточный запас трансплантантов.
То, чему, по словам Оуэна, никогда не случиться, случилось. Я нашел, кто может подарить мне руку.
Иногда я задумываюсь над тем, что, может быть, Оуэн утаил от меня эту возможность. Он никогда не говорил мне об этом, а сообщил, далеко не сразу, это мне Хомер Чандрасекар. Поясовик должен или заработать себе руку или он вынужден будет обходиться без нее. Он никогда не прибегнет к благотворительности.
Может быть, именно поэтому Оуэн даже не попытался позвонить мне?
Нет, в это я не мог поверить.
Пока хватит. Я прикончил третью порцию грога и заказал обед.
Еда несколько протрезвила меня и я приготовился к следующему кругу. Что меня как бы ошеломило, так это то, что я провел перед своим мысленным взором весь срок нашей с Оуэном Джеймисоном дружбы. Я знал его три года. Хотя казалось – я знаю его полжизни. Так оно и было на самом деле. Половину моей шестилетней жизни поясовика.
Я заказал кофейный пунш и стал наблюдать, как бармен последовательно наливает в стакан горячий кофе с молоком, корицей и другими специями, ликер и крепкий ром. То был один из особых напитков, которые подает человек и, пожалуй, только ради этого его здесь и держат. Начиналась вторая стадия торжественной тризны. Тут не грех прокутить и половину своего состояния, но уж чтоб все было грандиозно!
Однако прежде, чем притронуться к бокалу, я позвонил Ордацу.
– Да, мистер Гамильтон. Я как раз собирался домой, обедать.
– Я вас не буду долго задерживать. Вы нашли что-нибудь новое?
Ордац, казалось, пристально вглядывался в мое изображение. Неодобрение его было очевидным.
– Я вижу, вы выпили, сэр. Пожалуй, лучше бы вам было пойти домой и позвонить мне завтра.
Меня это ошеломило.
– Разве вы ничего не знаете об обычаях поясовиков?
– Не понимаю…
Я объяснил, что такое поминальная церемония.
– Понимаете, Ордац, раз вы так плохо знакомы с образом мышления поясовиков, то нам бы не помешало поговорить обстоятельней. И как можно скорее! Иначе, очень возможно, вы что-нибудь упустите!
– Может быть, вы и правы. Я мог бы встретиться с вами в полдень, после ленча.
– Прекрасно! А что же вы все-таки успели?
– Не так уж мало. Однако все это едва ли может нам помочь. Ваш друг прибыл на Землю два месяца назад на австралийском лайнере. Он носил прическу по земной моде. Оттуда…
– Забавно. Он должен был ждать два месяца, чтобы отросли волосы.
– Это даже мне бросилось в глаза. Насколько мне известно, поясовики бреют всю голову наголо, за исключением полоски шириною в два дюйма, идущей от затылка через весь череп ко лбу.
– Правильно. Все началось, по-видимому, с того момента, когда кто-то решил, что проживет подольше, если волосы не будут ему мешать, падая на глаза, во время сложных маневров. Но Оуэн мог отрастить волосы за время рейса одиночного корабля, когда некому было на него смотреть.
– И все же это выглядит весьма странно. Вам известно, что у мистера Джеймисона есть на Земле двоюродный брат? Некто Харви Пил, заведующий сетью супермаркетов.
– Значит, я даже на Земле не являюсь его ближайшим родственником.
– Мистер Джеймисон не пробовал с ним связаться.
– Что еще?
– Я говорил с человеком, который продал мистеру Джеймисону дроуд и штекер. Кеннет Грэхем, владелец врачебного кабинета и операционной в Гэйли, Западный Лос-Анжелес. Грэхем утверждает, что это стандартная модель и что ваш друг, должно быть, сам ее переделал.
– И вы ему верите?
– Пока. Разрешение и делопроизводство у него в полном порядке. Этот дроуд был переделан по-любительски, с помощью обычного паяльника.
– Так-так…
– Насколько это касается полиции, дело будет, вероятно, закрыто, как только мы найдем инструменты, которыми воспользовался мистер Джеймисон.
– Вот что я вам скажу. Завтра я дам телеграмму Хомеру Чандрасекару. Возможно, он многое прояснит – почему Оуэн изменил прическу, зачем он вообще прибыл на Землю.
Ордац поблагодарил меня, пожал плечами и отключился.
Кофейный пунш был еще горячим. Я с наслаждением сделал глоток, смакуя сладкую горечь напитка и пытаясь забыть, что Оуэн мертв и вспомнить его таким, каков он был в жизни.
Он всегда был несколько полноват, насколько мне помнится, но никогда не прибавлял в весе ни фунта и никогда не терял. А когда приходилось, он мог быть проворен, как гончая.
А теперь он стал потрясающе худ и зубы его обнажились в смертном оскале последним взрывом непристойного веселья.
Я заказал еще один кофейный пунш.
Полночь застала меня в Марсобаре, где я принимал виски с содовой. Перед этим я нигде, после "Луана", не задерживался надолго. Ирландский кофе у Бергина, холодные и горячие закуски в "Лунной заводи", виски и дикая музыка в "Бездне". Я все не пьянел и никак не мог придти в подобающее расположение духа. Стоило мне попытаться воссоздать всю картину происшедшего, как сразу появлялся какой-то барьер.
То было воспоминание о мертвом Оуэне, ухмыляющемся из глубины кресла, в мозге которого сидел миниатюрный проводок.
Этот Оуэн был мне незнаком. И я не хотел бы с ним знакомиться. Этот образ всюду преследовал меня – в барах, в ночном клубе, в ресторане – я все ждал, надеясь, что алкоголь сломает барьер между прошлым и настоящим.
И вот я сижу в углу, окруженный трехмерной панорамой невообразимого Марса, каким он никогда не был. Хрустальные башни и длинные, до самого горизонта, голубые каналы, шестиногие твари и красивые, немыслимо стройные мужчины и женщины. Как отнесся бы к этому Оуэн?
Опечалило бы это его или же только позабавило? Он видел настоящий Марс, и тот не произвел на него особенного впечатления.
Я дошел до того состояния, когда время теряет свою непрерывность, когда между событиями, которые ты потом вспоминаешь, появляются пробелы, секундные и минутные. Примерно в это время я обнаружил, что пристально смотрю на сигарету. Должно быть, я только что зажег ее, так как она почти не потеряла в своих первоначальных 200-миллиметровых размерах. Может быть, официант протянул мне из-за спины зажигалку и я прикурил. Во всяком случае, она горела у меня между указательным и средним пальцами.
Я смотрел на уголек и на меня снизошло то особое настроение, когда ты спокоен, кажется, что плывешь, потерявшись в потоке времени.
Мы два месяца находились среди скал. Это был наш первый рейс после несчастного случая. Мы вернулись на Цереру, нагруженные рудой, содержащей пятьдесят процентов золота, что гарантировало ее пригодность для изготовления не боящихся сырости проводников и печатных плат. К вечеру мы были готовы отметить свой успех.
Мы брели по крохотному городку, справа зазывно мигали неоновые вывески, слева виднелась оплавленная скалистая круча, над головой сквозь купол светили звезды. Лучшее, что есть в любом путешествии – возвращение домой!
– Около полуночи мы, наверное, захотим разойтись, – заметил Хомер Чандрасекар. Об этом не стоило особо распространяться. Компания из трех мужчин вполне может состоять из трех пилотов одноместных кораблей, но скорее всего это экипаж одного корабля. У них нет еще права на одиночный корабль. Они еще слишком глупы или слишком неопытны. Если мы вечером захотим обзавестись подружками…
– Ты, наверное, сказал, не подумав, – засмеялся Оуэн. Я перехватил быстрый взгляд Хомера на мое плечо и мне стало стыдно. Мне не нужны были товарищи, чтобы держать меня за ручку, но я в таком состоянии был бы для них только помехой.
Прежде, чем я успел открыть рот для протестов, Оуэн продолжал:
– Подумай получше, Хомер. Здесь при нас такое богатство, что мы будем идиотами, если от него избавимся. Джил, возьми-ка сигарету. Нет, не левой рукой…
Я был пьян, восхитительно пьян и чувствовал себя бессмертным. Стройные марсиане, казалось, двигаются в стенах; стены казались панорамными иллюминаторами на никогда не существовавший Марс. Впервые за этот вечер я поднял бокал и произнес тост:
– За Оуэна, от Джила Ловкая Рука. Спасибо!
Я переложил сигарету в воображаемую руку.
Ну, можно было подумать, что я и раньше держал ее в воображаемых пальцах. У большинства было такое впечатление, но на самом деле это не так. Я держал ее, хитро зажав в кулаке. Уголек, разумеется, не мог меня обжечь, но по весу она мне казалась свинцовой болванкой.
Я поставил воображаемый локоть на стол – и мне показалось, что держать стало легче. Очень любопытно, но тем не менее, так оно и было. По правде говоря, я ожидал, что моя воображаемая рука исчезнет, как только мне сделают трансплантацию. Однако я обнаружил, что в состоянии отрешиться от новой руки и держать в воображаемой небольшие предметы; воспринимать осязательные ощущения от невидимых кончиков пальцев.
В ту ночь на Церере я заработал титул Джил Ловкая Рука. Началось с парившей в воздухе сигареты. Оуэн был прав. Скоро все присутствующие стали следить за плавающей в воздухе сигаретой, которую курил однорукий. Все, что мне оставалось сделать – найти боковым зрением самую красивую девушку и привлечь ее внимание.
В тот вечер мы были центром самого грандиозного кутежа, какой когда-либо устраивали на Церере. Все было абсолютно импровизированно. Я проделал фокус с сигаретой трижды, так что каждый из нас мог договориться о свидании. Но у третьей девушки уже был провожатый, и он тоже что-то отмечал. Кажется, продажу какого-то патента одной из Земных фирм. Он швырялся деньгами, словно конфетти. Но ему пришлось все же остаться одному, ведь мои фокусы были интереснее. Я запускал экстрасенсорные пальцы в закрытую коробку и говорил, что там внутри. Когда я кончил, все столы были сдвинуты вместе и мы с Оуэном, Хомером и тремя девушками оказались в самом центре веселья. Потом мы начали петь старинные песни, к нам присоединились официанты и вдруг всем поставили выпивку за счет заведения.
На другом конце Марсобара девушка в золотистом платье следила за мной, подперши кулачком подбородок. Я встал и направился к ней.
Голова у меня была ясная, как стеклышко. Это первое, что я проверил, когда проснулся. По-видимому, я не забыл принять таблетки от похмелья.
На моем колене лежала нога. Это было очень приятно, хотя под действием непривычного веса моя нога слегка затекла. Под самым моим носом рассыпались ароматные темные волосы. Я старался не шевелиться, так как мне не хотелось, чтобы она знала, что я проснулся. Дьявольски неловкое чувство, когда просыпаешься рядом с девушкой и не можешь припомнить, как ее зовут.
Что ж, поглядим. Золотистое платье аккуратно свисало с дверной ручки…
Я вспомнил многое из своих похождений прошлым вечером. Девушку из Марсобара. Кукольный театр. Очень много разной музыки. Я рассказывал ей об Оуэне, а она заставляла меня сменить тему разговора, потому что это портило ей настроение. Потом…
Ага! Таффи. А фамилию все-таки забыл!
– Доброе утро! – произнес я.
– Доброе, – ответила она. – Не пытайся шевелиться. Мы спутались ногами.
Светлым, трезвым утром она была прелестна. Длинные черные волосы, карие глаза, кремовая кожа без загара. Красота, сохраняющаяся по утрам очень редкая штука! Я сказал ей это и она улыбнулась.
Пока мы одевались, Таффи болтала без умолку.
– Эта третья рука такая необыкновенная. Я помню, как ты меня держал двумя сильными руками, а третьей щекотал мне затылок. Это было очень приятно. И сколько всего девушек ты подцепил этим фокусом с сигаретой?
– Красивее тебя – ни одной.
– А скольким девушкам ты говорил эти слова?
– Не припоминаю. Раньше это всегда срабатывало. А может быть, на сей раз это правда?
Мы обменялись улыбками.
Минуту спустя я перехватил ее хмурый, задумчивый взгляд, направленный мне в затылок.
– Что-нибудь не так?
– Просто задумалась. Прошлым вечером ты на самом деле гулял напропалую. Надеюсь, обычно ты не пьешь так много.
– С чего это ты обо мне так беспокоишься?
Она покраснела.
– Мне следовало бы сразу тебе сказать. В сущности, мне кажется, я вчера это уже сделал. Дело в том, что вчера я справлял ритуальную тризну. Когда умирает друг, нужно обязательно напиться до чертиков.
Таффи облегченно вздохнула.
– Я совсем не имела в виду…
– Обидеть меня? Ничего страшного. Ты права. И кроме того, мне нравятся… – мне не хотелось говорить, что мне нравятся женщины, по-матерински о мне заботящиеся, – мне нравятся люди, которые обо мне беспокоятся.
Таффи прикоснулась к волосам чем-то вроде сложной гребенки. Несколько прядей тотчас легли на свое место. Статическое электричество, что ли?
– Попойка была хорошая, – сказал я. – Оуэн был бы доволен. Но больше я не буду его оплакивать. – Я развел руками. – Все!
– Это не такой уж плохой способ уйти из жизни, – задумчиво произнесла девушка. – Электрическое стимулирование, вот я о чем говорю. Я имею в виду, что если уж понадобилось распрощаться с жизнью…
– Не смей так говорить! – не знаю, почему это я так быстро распалился. Передо мной вдруг возник иссохший, словно призрак, улыбающийся труп Оуэна в кресле. Слишком долго пытался я отогнать от себя этот образ. – Разве недостаточно просто броситься с моста? Умирать целый месяц, пока ток полностью не выжжет мозг – что может быть отвратительнее?
Таффи, похоже, смутилась.
– Но твой друг пошел на это, не так ли? Судя по твоим рассказам, он совсем не был слабаком.
– Нисколько. Он этого не делал. Его…
Я вдруг осекся. Да, именно так. Меня охватило чувство уверенности в этом. Должно быть, я осознал все, покуда был пьян или во сне. Конечно же, он вовсе не убивал себя. Это не походило на Оуэна. Так же, как совершенно не вязалось с его образом то, что он стал электронаркоманом.
– Его убили, – сказал я. – Точно, убили. Почему я сразу этого не понял?
Быстро набрав телефонный номер, я говорил уже через секунду:
– Мне нужен Ордац.
Девушка на видеоэкране кивнула и попросила подождать.
– Доброе утро, мистер Гамильтон! – На этот раз инспектор-детектив Ордац выглядел очень свежим и аккуратным. Я сразу вспомнил, что сам еще не побрился. – Я вижу, – продолжал полицейский, – вы не забываете принимать пилюли против похмелья.
– Не забываю. А вам, Ордац, не приходила в голову мысль, что Оуэна, возможно, убили?
– Приходила. Но это невозможно!
– А я думаю, что возможно. Предположим, он…
– Мистер Гамильтон!
– Да?
– У нас с вами встреча в обед. Давайте, тогда же обсудим и этот вопрос. Встречайте меня возле вашей конторы в 12.00.
– Добро. Об одном я хотел бы сказать – чтобы вы заблаговременно побеспокоились узнать, не запрашивал ли Оуэн лицензию на нудизм.
– Вы полагаете, он бы мог обратиться с подобной просьбой?
– Да. А почему – это я вам расскажу за ленчем.
– Очень хорошо.
– Не отключайтесь. Вы говорили, что нашли того, кто продал Оуэну дроуд и штекер. Как его зовут?
– Кеннет Грэхем.
– Я так и думал, – сказал я и выключил видеофон.
Таффи дотронулась до моего плеча.
– Ты… ты на самом деле считаешь, что его могли… убить?
– Да. Все было рассчитано на то, что он не сможет…
– Не надо. Я ничего не хочу об этом слышать.
Я повернулся к ней. Она действительно ничего не хотела об этом знать. Сама тема – говорить о смерти абсолютно незнакомого ей человека была девушке неприятна.
– Так и быть. Я немного не в своей тарелке, это точно. До сих пор не предложить девушке позавтракать! Но ты должна понимать, что я должен сейчас же приняться за дело Оуэна. Позволь, я вызову такси?
Когда появилось такси, я бросил монету в прорезь и помог ей сесть. Прежде, чем она уехала, я взял ее адрес.
В конторе РУК, как и каждое утро, все говорило об обычной бурной деятельности. Я машинально обменивался приветствиями, не останавливаясь для разговоров. Все равно что-либо важное через некоторое время просочится ко мне.
Проходя мимо клетушки Джули, я заглянул внутрь. Она вся углубилась в работу, расслабившись на своем диване и делая время от времени с закрытыми глазами какие-то пометки.
Кеннет Грэхем. Устройство для обмена информацией с подвальным компьютером занимало большую часть моего письменного стола. Чтобы научиться им пользоваться, у меня ушло несколько месяцев. Я отпечатал заказ на печенье и кофе, а мгновение спустя добавил:
ПОИСК ИНФОРМАЦИИ. КЕННЕТ ГРЭХЕМ.
ОГРАНИЧЕННАЯ ЛИЦЕНЗИЯ: ХИРУРГИЧЕСКИЕ ОПЕРАЦИИ.
ОСНОВНАЯ ЛИЦЕНЗИЯ: ПРОДАЖА ЭЛЕКТРОСТИМУЛИРУЮЩЕЙ АППАРАТУРЫ.
АДРЕС: ЗАПАДНЫЙ ЛОС-АНДЖЕЛЕС.
Из приемной щели тотчас поползла лента, виток за витком опускаясь на мой стол. Мне не нужно было ее читать, чтобы удостовериться, что я прав.
Новые технические средства порождают новое законодательство, новую этику, новые преступления. Добрая половина деятельности полиции ООН и РУК направлена на преступления, которых еще столетие назад не существовало. Преступная торговля человеческими органами – органлеггерство – была результатом тысячелетнего развития медицины, итогом миллионов жизней, бескорыстно отданных идеалам лечения больных. Прогресс сделал эти идеалы реальностью и породил, как обычно, новые проблемы.