Строгая женщина в голубом халате скучно объясняла устройство скучных вещей: крана, койки, форточки.
– Все тут не по-людски: рычаги, педали. Нет, еще не скоро пойму, почему форточку надо закрывать ногой, – откликнулся я.
Строгая, строгая, а под халатом только трусики общей площадью в пять квадратных миллиметров.
– Я тут проигрыватель нашел, сестра. Хорошая музыка есть. Потанцуем вечерком? Я – прекрасный плясун.
– Пациент Малов, вы всем одно и то же говорите?
Очень нужно с тобой танцевать, хранительница мочи и кала. Ты же двигаешься, как машинка для стрижки газонов.
– По всем щекотливым вопросам к вам обращаться?
Игнорирует, попробуем острее.
– Сестра, а что здесь заменяет полноценную сексуальную жизнь?
– У вас ее будет заменять полноценная клизма.
Настоящая пила – ты к ней пристойно протягиваешь руку дружбы, а она по ней зубьями.
– Ваш любовник сделан в колбе?
– Еще один "умный" вопрос, я вызову санитаров и вкачу вам сульфазин.
– Спасибо за информацию.
Понятно – переборщил. Но она – или душегуб, или таким образом нынче отшивают. Если бы я приставал! Я окончательно понял – тому, кто не пристает, говорят: "Нет".
В процедурной солнце смотрелось в никелированные железки. Умнее ничего не могло придумать. Так же благостно оно сияло бы и на железку гильотины. Умнее ли наша любимая звезда моего тапка? Кто знает?
Вот светило уткнулось в кончик иглы. О, Ярила, освяти миллиграммы незнакомой падлы, которая сейчас из-за сестры Исидовой ворвется молнией в глубины зада.
– Больной, что вы кричите, будто вас режут?
– Так вы же меня и не гладите.
