Avitop.com
НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД

20

– Отлетающим на Марс, космопорт Мерритаун, пройти регистрацию у стойки номер пять. Закончив оформление, немедленно следовать в терминальный шлюз.

Рожа Кравца имела откровенно злодейский вид из-за нависших бровей и излишне улыбалась всем, создавая впечатление, что шериф только-только хорошо поел человечинки. Он первым дефилировал к стойке номер пять знаменитым маршрутом, который хотели бы изведать тысячи меркурианцев.

– Ваш билет, персон-карту и приложите пальчик вот сюда, проворковала служительница-киска в лучших традициях какого-нибудь земного космопорта. Впрочем, в непосредственной близи топтались, лениво пожевывая пузыристую жвачку, два бугая, выше наших метра девяноста на целую голову.

– Да пожалуйста, милая. – Кравец исполнил все, что требовалось, кажется, даже не соображая, какой ужас завис над ним.

– Порядок, счастливого пути, – киска пустила в Кравца интенсивную улыбку и он, сияя, как монетка в одну имперку, потопал вперед. Везет же балбесам.

Следующим был я. С билетом и персон-картой вроде все обошлось.

– Сударь, поставьте ваш багаж на конвейер сканера.

Чемодан неторопливо поплыл через просвечивающее устройство.

– Что там у вас? – голос девицы стал куда более режущим.

– Сударыня, это образцы белкового саморастущего корма, а я коммивояжер, хочу торгануть им на Марсе.

– Разумеется, но нам придется попросить вас открыть чемодан. Ваш корм слишком подвижен.

– Слушайте, девушка, какого хрена? Это не портфель, "открыл-закрыл". Там герметическая упаковка. Если я ее вскрою, груз пропадет. А зачем мне везти на Марс тухлятину? Там, что ли, своей мало? Я же в Мерритауне со светлым лицом пойду на квалифицированный биологический контроль, ну а вам-то что за радость ерундой заниматься?

– А если какая-нибудь протоплазма расползется по всему кораблю? Я настаиваю на том, чтобы вы открыли чемодан. В противном случае ваш билет будет аннулирован и вы даже не получите назад свои денежки.

– Ладно, ладно. – Я понял, что игра вчистую прокакана. Сейчас беру свой чемодан и улепетываю, теряя билет. Не исключено, что меня в нескольких метрах отсюда задержит полиция и отправит на тщательный досмотр. Тем более, бугаи уже оживились и стали посверкивать глазками-бусинками в мою сторону.

Но в тот гадкий момент, когда я удрученно потянулся к ручке чемодана, лампы по всему залу зарябили, сканер стал жалобно пищать и выдавать отказ.

– Вот зараза, – пришел черед занервничать служительнице ворот. Одурел аппарат, что ли? Ладно, проходите. Если чемодан и лопнет, то ваша гадость быстро околеет. Там, в багажном отсеке, температура будет немного отличаться от забортной. Но в следующий раз побеспокойтесь заморозить свой груз заранее.

– Конечно-конечно, рад услышать. До свиданьица.

Шошана поплыла вместе с чемоданом по магнитной дорожке – внутри соленоидной трубы, которая уводила прямо в багажный отсек взлетно-посадочного модуля корабля. А я вслед за счастливчиком Кравцем проследовал в пассажирский отсек второго класса того же модуля.

В первом классе – пассажиры посолиднее, в полукаютах. А во втором общий кубрик, только санузел отдельный, вдоль бортов кресла-коечки стоят. Кравец привольно расположился, протянув свои столбики-ноги, через одно место от меня.

И вот уже ускорение стало прижимать мои соки к спинке кресла. Модуль покинул шлюз и стартовал, как обычный планетолет. С единственным отличием, что сперва для экономии топлива его разгоняла катапульта по взлетно-посадочной эстакаде и потому трясло не очень, хотя ускорение было минимум четыре "же". Но потом, когда аппарат уже отделялся от эстакады, вовсю закряхтел жидкостно-реактивный двигатель и "живую массу" порядком забросало. Водила поддал газу, в моем желудке недовольно съежился завтрак, а в мочевом пузыре – стакан портвейна. Но все равно, как сладко было знать, что поганый шарик начинает мельчать и усыхать позади тебя. Хоть бы ты стал семечком арбуза, Меркурий. Ускорение вдавливает мысли куда-то в затылок, где самые древние центры мозга спят и видят мезозойскую эру.

Все, мы уже на орбите. Двигатели-то фурычили всего секунд двадцать, и сейчас невесомость просит тошноты. Поэтому завтрак хочет выйти из моего живота и поздороваться с остальными пассажирами. Взлетно-посадочный космолет тем временем наплывает на основной модуль корабля, давно уже разгоняющийся, чтобы вскоре сняться с рейдовой околопланетной орбиты и лечь на траекторию, уносящую в глубины гостеприимного космоса. Меня чуток бросает вперед, и все слегка плывет перед глазами – от перепада скоростей при состыковке. Опять чувствуется ускорение – начинаем все мощнее раскручиваться, набухая витками в сторону Марса – вернее, его будущего места на околосолнечной орбите, где мы с ним и свидимся. Если он, конечно, не свалится под какой-нибудь откос.

В отсеке меркнет свет. Остаются только маленькие светильнички "лучинки" у изголовья кресла-койки, впрочем тепловидящему и так все видно, хотя в несколько размытом виде. Однако, дамы могут спокойно разоблачаться, не боясь, что кто-то разглядит у них подробности и детали. В тепловом диапазоне порнографии не дождешься. Сейчас большинство пассажиров накушается транквилизаторов и окунется на пару суток в здоровый сон, другие нырнут в мультяшный балдеж, изливаемый через экраны хайратника корабельной фильмотекой. Когда-то в салоне первого класса ставили сплошные переборки между пассажирами, но потом выяснилось, что двух-трехнедельное одиночное проживание в ящике нередкого человека превращает в клаустрофоба и шизофреника. Сейчас там от четырех стенок остались только разделительные бортики, вроде тех, что имелись полвека назад в плацкартных вагонах, катавшихся по Земле.

Скоро пора придет выковыривать Шошану из багажного отсека. Должен же быть у экипажа кибер для таких срочных дел. Я убедительным ноющим голосом скажу стюардессе, что забыл в багажном отсеке лекарство, важное для поддержания во мне слабой жизни.

Тут произошла какая-то перемена. Я все-таки немало полетал по космосу и знаю в этом деле толк. Кажется, мы начали терять ускорение. Меж тем оно обязано нарастать непрерывно всю первую четверть полета – ведь корабль будет подставляться под разгонные лучи новых и новых лазерных станций. А вот несколько раз пихнули в бок маневровые двигатели. Значит, меняется траектория – похоже мы снова перебираемся на околопланетную орбиту. Это мне уже не нравится. Я подозвал стюардессу.

– Милочка, зачем мы вдруг тормозить стали? Я ведь столько лет копил имперочки честным трудом и опустил их в кассу за прибытие точно в срок.

– Не беспокойтесь, – отвечала ласково "милочка". (Говорят, на межпланетных рейсах стюардесски дичают и охотно вступают в межполовые связи с пассажирами. Все-таки до Марса – две недели лету). – Сейчас я справлюсь у пилотов.

Она подвела микрофончик ко рту и о чем-то тихонько забормотала со своими дружками.

– Одна из разгонных станций забарахлила…

– Поэтому… – любезно вставил я.

– …Нам, чтобы серьезно не ошибиться со временем полета, придется пристыковаться ко спутнику "Меркурий-3", двигающемуся по экваториальной орбите. После необходимой навигационной подготовки, пересчета полетного плана и прочего, начнем разгон по другой траектории, – заобъясняла она.

Я почувствовал как опять, слегка толкнув мои внутренние органы, включились маневровые ионные двигатели, которые помогут произвести сближение и стыковку. Только зачем? Ведь насколько я в курсе этих дел, при отказе той или иной лазерной разгонной станции, корабль переходит в специальный режим полета на ионных двигателях. Их мощности вполне хватает, чтобы дотянуть до следующей "разгонки".

Сейчас мне просить, чтобы кибер слазал в багажный отсек за чемоданом – могут заподозрить в нечистых намерениях или, по крайней мере, предложат обождать до стыковки. Дескать, перетопчешься, не сдохнешь.

– Как хороши, как свежи были розы, – отчетливо пропел я и это стало сигналом тревоги для Кравца. Он начал тревожиться и вспоминать план чрезвычайных действий, а я приступил к реализации первого пункта. Живая Мертвая Рука по-паучьи заторопилась на своих острых пальчиках в переднюю часть салона, туда, где имелся шлюз штурманской рубки. Я весьма наловчился управлять третьей конечностью, так что из-за мыслеусилий уже не ломило голову и не сводило корчами тело. В итоге, Рука заняла почетное место ровно над шлюзовым люком – похожая на талисман или средневековый герб. Теперь надо было срочно выманить из рубки хоть одного вахтенного. Я нажал кнопку вызова стюардесски. Через минуту она сунула не слишком любезное личико в мои крохотные владения.

– У меня, сударыня, вопрос деликатного характера, – прокряхтел я и закатил глаза.

– У вас что-то болит?

– Вот именно. Болит и просит. Наклонитесь еще пониже, я стесняюсь.

Не дождавшись, когда она склонит свой вырез пониже, тяпнул ее за шейку – до чего они щуплые эти марсианочки – и утянул в свою койку-кресло. И, как следствие, принялся старательно шуровать у нее под юбкой. Там у нее, кстати, поддеты были кружавчики, я чуть не прибалдел, но вовремя очухался. Она как раз взвизгнула в микрофон. В ответ люк рубки распахнулся, выбросив одного из вахтенных офицеров. Соответственно его трепетная шея была моментально ухвачена сноровистой Рукой. Вахтенный обернулся, полагая, что обидчик сзади, одновременно потянул плазмобой из кобуры. Кравец, в одном прыжке настигнув космонавта, рывком забрал оружие себе. И молниеносно вернулся в свое оплаченное кресло. Вахтенный, окончательно ополоумев, кинулся назад в рубку, неся на своей шее медальон в виде Мертвой Руки. Люки закрылись, однако уже за "закрытыми дверями", в рубке, Рука, повинуясь моей злой воле, сжала пальцы на сонной артерии и уложила бесчувственного космонавта на палубу. Зрительный датчик – перстень на пальце (вернее, Пальце) – показал, как над обмякшим товарищем склонилась озадаченная физия другого вахтенного. Незаметная дотоле Рука прыгнула ему на горло, когда он стал поворачивать напарника со спины на живот, высматривая увечья. Раз, и второй офицер примял своей тушей уже павшего товарища. Неутомимая Рука тем временем лезла уже по переборке к панели, которая заведовала шлюзом. И, достигнув цели, нажала две кнопки. "Отмена контроля допуска" и "Открыть".

Снова пшикнули, распахиваясь, шлюзовые люки. В свою очередь, Кравец и я, подхватив стюардесску – она поджала ноги, но это не помогло пронеслись мимо изумленных пассажиров в рубку. Только один сознательный гражданин – хвалю, я сам такой – попытался прыгнуть на нас, но шериф уложил его отвесным ударом в лоб. Само собой, что в салоне не было старателей или фемов, а лишь чиновники и купчики, командированные с Марса и возвращающиеся теперь назад. Иначе мы бы сразу проиграли матч, не помогли бы даже металлопластиковые рукавички.

Очутившись в рубке, пираты (в нашем лице) первым делом крепко-накрепко заперли мощные шлюзовые люки на аварийные замки. Затем сорвали с себя маски в прямом смысле этого слова. Я подобрал плазмобой второго вахтенного и поставил стюардесску личиком к борту, а круглой попкой к нам. Аппетитно, ничего не скажешь.

На вызволение Шошаны у нас оставалось не более получаса. Однако, нашлось и более срочное дело – менять курс, чтоб не уткнутся в спутник "Меркурий-3". Заметив такой маневр, орбитальная администрация могла, конечно, накликать на наши головы военный корабль Меркурианской эскадры с мощным атомным двигателем и тогда верный капец. Но теплилась надежда, что администрация не захочет связываться с вояками. Ведь в этом случае нас сперва станет допрашивать контрразведка Флота и мы ей порасскажем.

Второй вахтенный оказался крепче. Он уже начал помаргивать глазами, чтобы украдкой глядеть на нас и заодно притворяться обморочным.

Я дал ему по толстой марсианской щеке.

– Хватит там подмигивать. Ты пилот или бортмеханик? Поторопись с ответом, иначе я удовлетворю свое любопытство с помощью вашей девушки.

– Пилот, мать вашу, и капитан. Ну, скоты, – обиженно протянул толстяк.

– Ах, ты сравнил меня и моего товарища со жвачными животными! искренне возмутился я. – Не видал ты еще скотов, значит. И мамы у нас с товарищем разные. Ладно, сколько членов команды на борту и где они? Сколько пассажиров? Живей ворочай языком, кабан.

– Сам кабан. А то и просто свинья. Помимо нас еще четверо членов экипажа в своих каютах. Семь пассажиров в салоне первого класса, четырнадцать в салоне второго класса.

– Сколько остается до стыковки с "Меркурием-3"?

– Сорок минут.

– Отворачивай. Действуй аварийно-маневровыми двигателями, ложись на уходящий курс и разгоняйся до третьей космической скорости. Ионно-ртутной тяги вполне для этого хорошего дела хватит. И не вздумай дурить. Я, может, не слишком соображаю в вашей системе управления, но в навигации вполне петрю. Эта оранжевая точка на экране – "Меркурий-3" – должна смещаться влево. По дальномеру я стану проверять приближается ли миг свидания с ней, или наоборот – с соответствующими для тебя последствиями. Вот нашлись и курсовые показатели в полярных и прямых координатах, склонение – семь градусов. Так что, если ты не вырулишь в нужную нам сторону, я это заметить смогу. Тогда будешь наказан. А тот зеленый глаз – акселерометр даст знать, когда перестанешь "жать на газ". Тоже схлопочешь по чайнику. Ну, дергайся, пока я тебя не посадил голыми яйцами на кофеварку. Не сладко тебе будет гулять с вареными-то.

Кравец поднял капитана за шиворот и ткнул мордой в сторону пульта управления. Космонавт, злобным толстым хорьком озираясь на нас, все же взялся за дело. Пара пинков под ребра – и очнулся второй вахтенный – этот, оказавшись более покладистым, принялся резво наращивать мощность двигателей. Я же пристально, по-прокурорски, глядел на курсовые показатели и экраны локаторов, изредка упираясь глазами в стереоскоп – где изрядно огорчали меня серебристые очертания проклятого спутника.

– Это пиратство! Первый же корабль военно-космических сил вас настигнет, – тявкнул капитан.

– Что ты понимаешь в пиратстве, извозчик. А что касается взятия на абордаж, то у нас и заложники имеются, вроде тебя, пузатый. Мы тебе отрежем вначале карманы, потом пуговицы… потом, сам знаешь что.

Наконец, я "заложников" как следует застращал, заодно и корабль стал закладывать необходимую маневровую кривую.

– Как по-быстрому попасть в багажный отсек? Не темни, сука, обратился я к более вежливому бортмеханику. "Сука" выпалил на едином дыхании.

– У нас нет прохода внутри корпуса корабля. Только по внешнему мостику. Багажка за топливными баками, перед зеркалами-приемниками лучей. Туда быстрее всего на ранцах реактивных добраться.

Настолько ли космонавт передрейфил, чтоб не брехать? Кравец живенько уже вынимает из шкафчика два скафандра, один бросает бортмеханику, берет еще запасной кислородный баллон.

– Ты тоже одевайся, на поводке побежишь, – грубо рявкает шериф смирному космонавту (сейчас такое откровенное жлобство стоит лишь поприветствовать). – Где реактивные ранцы?

– Вы что – козлы? – вспучился капитан. – Да на ранце без подготовки лететь, это все равно, что идти и плясать "Лебединое озеро". А по мостику любой дурак пройдет… Впрочем, зачем мне какие-то предупреждения делать, усвистал бы этот "шкаф" в пространство, и то легче бы стало.

Насчет ранцев капитан прав, без тренировки можно быстренько стать метеоритом. Но и с мостиком рисковое дело. Бортмеханик, чего доброго, попробует словчить и по дороге как-нибудь спровадить "шкафа" Кравца вместе с Шошаной в открытый космос. Потом будет оправдываться: так уж получилось, мы же предупреждали…

– Слушай, ты, искрожопый, – пытаюсь облагородить я поведение механика, – ты идешь выручать человека, вдобавок женщину. И если что-нибудь случится, неважно по твоей вине или не по твоей, я всех превращу в пар и фарш. Ты станешь у меня вечным памятником крутиться вокруг планеты, то есть превратишься в "Меркурий-5"… А ты, Кравец, свой любимый страховочный конец не забудь.

Когда космонавт и шериф уже отправились через шлюз общаться с космическим пространством, в эфир влез со своими упреками спутник заметил все-таки наш отворот в сторону.

– Рейс тринадцать. Вызывает "Меркурий-3". Почему не выполняете команду диспетчера? Немедленно доложите причину отклонения от указанного курса.

Я прислонил микрофон к губе.

– "Меркурий-3". Вызывает рейс 13. Как слышишь? Хорошо, надеюсь. Так вот, иди в сраку и не оборачивайся. Повторяю, иди в сраку вместе со своим диспетчером. Курс ты знаешь. Славный рейс тринадцать зачисляется в Межзвездный флот.

– Кто вы? Назовите себя, – все еще не унимался "Меркурий-3".

– Адмирал Редькин. Прошу, обращаясь ко мне, не забывать слово "сэр".

Капитан корабля сжал руками виски, будто испугался, что его голова сейчас лопнет, как перезревшая груша.

– Кошмарнавтика какая-то. Сколько вас, кретинов таких, на Меркурии? Я всегда говорил, что жить на этой планете нельзя. Солнце слишком близко, баламутит голову.

– Кончай балаболить, шеф-повар, – остановил я мутный поток измышлений. Кажется, все космонавты были достаточно деморализованы мной и я по-хозяйски раскинулся в кресле около переборки. – Срочно выведи на ближайший экран ту часть борта, по которой топают мой и твой товарищи.

Видеокамеры выхватили Кравца и бортмеханика, которые плыли-плелись словно жуки в киселе по мостику где-то в районе пупырчатых топливных баков. Шериф для скорости тыкал неповоротливого борт-механика дулом плазмобоя в копчик. Заодно приходилось продевать страховочный конец сквозь скобы, приваренные к мостику.

Компьютер показал, что наш корабль сейчас подставляется всем бортом станции "Меркурий-3" (продольная ось смотрит на "пятнадцать часов").

– А порезвее нельзя ли развернуться, мастер? У меня ребра зудят от такой неудобной позы.

– Молодой человек, вы не в кровати. И вообще, вам раньше-то приходилось пилотировать космические корабли? – капитан вложил максимум ненависти и презрения в свой вопрос.

– Только меркурианские трактора.

– Ну так не гавкайте лишний раз. – При девушке-стюардессе капитан старался выглядеть бодрым, и я простил ему грубость.

– Я бы не зарычал ни разу, если бы вы учли наши общие теперь проблемы. Спутник угрожает нам, во-первых, крупнокалиберными плазмобоями, во-вторых, гамма-лазерными установками, в третьих, торпедными аппаратами. Если бы мы развернулись к "Меркурию-3" кормой, сделали какой-нибудь форсаж, да еще выбросили часть груза, который потянулся бы у нас в хвосте, первые две угрозы стали бы более жалкими.

– Они не станут стрелять по судну с пассажирами на борту, не дикари же, – с апломбом заявил капитан.

– Смешной ты, дядька, – оставалось сказать мне. – Срочно меняй продольную и поперечную ориентацию корпуса по отношению к курсу, чтобы площадь обстрела была минимальной.

Несколько бортовых толчков показали, что капитан все же послушался меня без зуботычин. И тут локатор отметил быструю точку, отделившуюся от пятна "Меркурия-3". Значит, именно торпедой и сунули нам.

– Вот суки, – капитан произнес, наконец-то, правильное слово.

– Есть на борту пассивные или активные системы защиты? – вопросил я. Капитан замялся.

– Ну, давай же быстрее. Видишь, они не стали вызывать корабль военно-космических сил. Им надо побыстрее уничтожить нас, потому они не пожалели и вас, невинных. Ну что, похожи мы разве на обыкновенных уркаганов?.. Мне хоть девушку стало бы жалко, старый ты козел. Вон у нее какая попка. А ножки – поэзия…

– Скажите ему, Василий Лукич, – пискнула от борта стюардесска, сделайте хоть что-нибудь.

Капитан сплюнул, он сплюнул дважды.

– Ну, есть, есть у любого гражданского судна кое-что оборонное согласно мобилизационному плану! – выкрикнул своей доброй душой капитан Лукич и набрал код на какой-то панели, которая с немелодичным писком откинулась и открыла тумблер – эту штуку бывший руководитель судна немедленно дернул. Из ниши выехал ящичек с кнопками, которыми капитан и стал орудовать.

Торпеда была уже видна без увеличения – похожая на огонек спички. В стереоскопе эта штука являлась черной безглазой колобашкой. Тут четыре искорки выскочили из нашего борта и, немного вихляя, понеслись по спиралевидной траектории навстречу вражескому фугасу. На какое-то мгновение мне показалось, что защитники пронеслись мимо него. Однако, что-то рвануло и полетело в разные стороны светящимися космами, которые опять-таки взорвались, там и сям, и совсем рядышком. Корпус тряхнуло. Интересно, задели нас заряды из кассетной боеголовки торпеды или нет? Впрочем, через секунду на экране все угомонилось – корабль вроде остался целеньким, бортовые системы не стращали нас чрезвычайными сведениями и предсмертными уведомлениями.

– Для гразерного луча у нас приличный отражатель припасен, – не удержался от хвастовства капитан, разворачивая паруса дефлектора. И тут я, отойдя от азартной игры в "промах-попадание", заметил, чем закончилась для шерифа первая прогулка в космос. Он, борт-механик и Шошана свалились с покореженного мостка и беспризорно улетали в пространство. Наверное, каким-то шальным осколком перерезало и страховочный конец. Причем, если мужики елозили конечностями, то фемка после транквилизатора и кислородного голодания – возможно после контузии или ранения – вовсе не шевелилась. Единственное, в чем я был уверен – что она жива – хоть и не мог услышать через борт слабенькие сигналы ее Анимы.

– Если тебе и не жалко своего механика – я понимаю, много таких – то у меня народ ценный. Мне требуется аварийный робот! – зарычал я на капитана.

– Да не могу я заниматься одновременно и маневрированием, и ловлей "блох", – как всегда засопротивлялся капитан Лукич. – Вон какое сложное управление у аварийщика.

Космонавт злобно ткнул пальцем в панель с множеством рычажков.

– Обойдемся без твоих занятий, ты, главное, рули.

И я взялся руководить аварийным роботом. Монитор показывал, как, слушаясь неловких моих команд, спасатель, выбирается из бортовой ниши, где стоял до поры-времени на манер статуи Аполлона. Где вы человекообразные роботы, про которых столько понапачкано фантастами? Красавчик этот оказался по внешности чем-то вроде радиолярии, с двигателями, толкающими в шести направлениях. Но и при достаточно удобном управлении отловить три одновременно разлетающихся объекта, казалось делом безнадежным. Одним глазом я пялился на экран общего обзора с координатной сеткой, другим через окуляры самого робота, а ухом, наверное, приглядывал за капитаном и стюардесской, чтоб не стали самовольничать.

Вначале мало что получалось, я уж собирался переключиться на одну лишь Шошану. Но тут, как встарь, проклюнулся во мне пространственный полюс, который своими вихрями-вихрами быстренько обшарил окрестности. Должно быть, осознал я нужные симметрии, которые охватывали меня, этих трех беспризорников, парящих в ночи, робота, корабль, даже капитана и стюардессу.

Я стал работать на пределе. Без споры Плазмонта и Шошаниной подмоги. Однако, от страха возбудилось еще несколько полей. Разметавшись косматыми вихрями, они заставляли резонировать родственные энергии в трех летучих голландцах. Пульсации устойчивости, притяжения, отталкивания, пространственного искривления и всякий такой кал стали взаимодействующими кусками одного целого. Я даже попросил стюардессу пересесть в другое кресло, а как всегда вредничающего капитана несколько изменить продольную ориентацию корабля. В этих танцах участвовали все. А в итоге удалось так разветвить каналы-пульсации, что сложилась структура-ловушка.

Три живых предмета перестали разлетаться и даже потянулись друг к другу, словно были кучками мусора, которые я веником сметал в одну большую кучу. Первого, как ни противно, но пришлось цеплять бортмеханика. Стюардесска по моему приказу поманипулировала конечностями робота и довольно ловко зацепила своего товарища.

Потом еще более элегантно уловила Шошану и, наконец, бомбу-Кравца. Шериф даже вскинул руку, празднуя победу. Ну, можно отвлечься, робот на автопилоте дотащит этих трех везунчиков до бортового шлюза.

Теперь пора космическому зайцу проверить работу космического волка. Капитан вроде полностью отвернул от спутника, и мы летели прочь от "Меркурия-3", только неизвестно куда.

– Ну, кэп, мы продемонстрировали друг другу обоюдное мастерство, так что будем взаимно вежливы и предупредительны.

– Мне, по крайней мере, ясно, что ты хитрая бестия – здорово заловил этих летучих мышей, – отозвался капитан, – но что тебе толку в моей вежливости. Все равно тебя распылят за пиратство.

– Если меня распылят, я попаду в Валгаллу. А вас всех сожрут живые нитеплазменные сопли. Еще узнаешь, что это такое.

Тут в рубке показались бортмеханик и Кравец с Шошаной на руках. Оба мужика выглядели неважнецки. Я выхватил фемку из рук шерифа, скинул шлем, расстегнул застежку скафандра.

Лицо у Шошаны белое, ни кровиночки. "Фем", – ахает капитан, а стюардесса просто изумляется донельзя. Тут я понимаю, что не дышит подружка, и тело холодное, и зрачки на свет не реагируют. А ее Анима сообщает, что отсутствуют сердечные и мозговые ритмы. Я ведь все перекрушу, если Шошану оживить не удастся!

Стал делать искусственное дыхание, но от каждого примыкания к ее губам ужас продирает. От того, что ледышки они, и от мысли, чего Шошка натерпелась в багажном отсеке, когда и кислорода под завязку, и нормальный обогрев скафандра закончился, и даже не пошевелиться ей никак. Она же заживо похороненная была… пока я тут борова-капитана разгонял и ускорял.

Стюардесска человеком оказалась, мигом наладила кибердоктора, который, вколов реанимал, стал кровь через себя прокачивать, вводя в Шошану питание и кислород. Потом электроды прилепил. Только после второго удара током Шошанкина жизнь дала о себе знать. Была она похожа на несколько пульсов, которые уже порядком от ее тела удалились, словно паутинка, уносимая ветром. А я ухватился за них своими щупальцами-пульсациями, стал назад тянуть и укреплять, будто это рвущиеся ниточки. Наконец, сердце ее встрепенулось. Еще электростимуляция, укол реанимала. Возвращается жизнь в Шошанкино бренное – как это сейчас понимаешь – тело. Жизнь вышибает пробки из синапсов, впрыскивает горючее, АТФку, в ионные насосики мускульных волоконцев.

Сужаются зрачки у Шошаны, и вот уже расправляется гармошка легких, делая первый судорожный вдох и выдох с раскатистым кашлем.

– Есть тут одеяло с вибромассажем и подогревом? – окликаю я членов экипажа.

– Сейчас-сейчас, – с готовность отзывается стюардесска. Мы окончательно стаскиваем с Шошаны скафандр. Марсианочка заворачивает фема в теплую дрожащую ткань. Дивится она фемке, которая внешне как марсианская дамочка, показывающая модели, только выше на полголовы, стриженая, как зэка, и мышцы хоть и не бугрятся рельефами да барельефами, но зато туго накручены на тело. Впрочем, и стюардесска ничего оказалась девчонка, жалостливая – а какие у ней трусики с кружавчиками и гладкое пространство повыше чулок… Ну, в общем, понятно, о чем думаю я, о чем размышляет стюардесса; может, и в Кравце мысли вроде моих шевелятся. Бортмеханик ни о чем не размышляет, повалился на кресло, прижав шприц-пистолет к шее и зажмурив глаза. А капитан, скривившись, думает, наверное, что лучше бы мы передохли от дизентерийного поноса – столько ему боли головной устроили.

Я попытался разобраться с траекторией нашего удаления от Меркурия. Мы как раз выскочили на солнечную сторону планеты, обшивка разогрелась до нескольких сот градусов, и вовсю фурычила система охлаждения. Назойливый Ярило белым пятном загораживал большую часть экрана, дающего обзор с левого борта.

– Ты, капитан, по-моему, двигатели бережешь. Ты бы о себе побеспокоился, мы тебе больше неприятностей устроим, чем Солнце и все звезды вместе взятые, – стегнул я космонавта.

– Да какой с солнечной стороны разгон, световое давление мешает, вяло огрызнулся капитан и сплюнул прямо на панель управления. – Забыл что ли, разбойничек, нет у меня ядерной установки – покапай в мозги фосфором, он, говорят, помогает от амнезии. Хочешь, чтобы вдобавок ко всему и эмиссионная камера гикнулась?

– Есть же резервы. Твой груз нам не ахти как нужен.

– А ну, не бузи, – испуганно рыкнул капитан. – У меня материальная ответственность в отличие от тебя. Шутка ли, десять тонн гафния и сто тонн ванадиевого концентрата… Ладно, злодейчики, от чего вы собственно драпаете?

Наверное, решил перевести разговор на другую тему. Однако, я сразу включился и вкратце поведал правду, особенно выделив то, что относилось к удвоению тел, случившемуся в подвале производственного сектора "Дубков". Капитан выслушал с кислой физиономией и в качестве эпитафии сказал:

– И ты хочешь, чтобы я поверил в эту оглушительную чушь?

– Ну, а зачем нас хотели угробить вместе с твоей посудиной, даже не попытавшись вступить в переговоры-уговоры? Ты же видишь, с собой нет у нас каких-то ценных минералов, деталей сверхмощных компьютеров, пробирок с секретными растворами.

– Этого и не надо. Вы же путчисты-бунтовщики, анархисты, понимаешь. Ты же сам рассказал, чего там натворили ваши так называемые двойники – или это все-таки были вы сами?

– Это я-то анархист-путчист? Да я полжизни пробегал с электрошоковой дубинкой за всякими дуралеями…

И тут бортмеханик, имевший сейчас озадаченное, если не сказать глупое, лицо, что-то зашептал капитану:

– Объяснитесь, сударь, что происходит? Зачем вы шушукаетесь при посторонних, ведь это неприлично! – вклинился я в их бормотание.

– И этот наглый тип имеет дерзость рассуждать о приличиях… У нас неполадки с аварийно-маневровыми движками, которые из-за вашей очумелости использовались как маршевые ионные двигатели, – загундосил толстощекий капитан.

– Ну, что за неполадки, Лукич? Почему вас все время надо тянуть за язык? Я ведь могу и за нос дернуть.

– Вы же простой угонщик и ничего не понимаете в ионных двигателях. Их на тракторах не бывает… Ну, скажем так: падение тяги на сеточных электродах. А, значит, проблемы с формированием ионного пучка.

– Лукич, я надеюсь, что у вас действительно четыре двигателя, а не четыре сортира. Эти ионные электростатические – одни из самых надежных. Может, рабочее тело с примесями? И потому разрядная плазма фиговой получается? Ну, наморщите же лоб и лобные доли мозга заодно.

– Мы, товарищ пират, ртуть не на базаре покупали… В любом случае мы теряем ускорение.

Я тут, наконец, обратил внимание на акселерометр. Действительно, все сказанное капитаном – гнусная правда.

И вдруг впервые подала голос Шошана, завернутая в одеяло и распушившаяся трубками капельниц.

– Это ОН. Я чувствую его силу. Это – Плазмонт.

– Я весьма рад, что наша барышня опомнилась и желает вступить в беседу, – отозвался саркастически (как ему казалось) капитан.

– Это еще кто? – просыпался щебенкой сухой Шошанин голос.

– Господин капитан того самого судна, которому очень не повезло с нами. Или, наоборот, повезло. Во всяком случае, я пытаюсь обратить его в нашу веру.

Тут Лукич, несмотря на уважительное слово "господин", снова заерзал.

– Обратил меня или не обратил, а все равно пират ты и разбойник. И будешь так называться, пока суд или правительство не обзовут тебя иначе. Во-первых, ты меня не убедил. А во-вторых, даже если ты меня и убедил, зачем мне все это надо? Зачем рисковать собой, грузом, пассажирами?

– Ты меня здорово задел. Да будь все нерискующими вроде тебя, старого бюрократа, отрубили бы мы от Космики дурную грязнулю Землю, одолели бы плутонов? Нет, мы бы сейчас сидели – дебилы дебилами – на поводке у кибероболочек, на привязи у Земли. Или вовсе отсутствовали бы на свете, а средства, благодаря которым мы появились в инкубаторах, Земля бы спустила на какую-нибудь шизофрению, вроде борьбы с эпидемией гонореи среди обезьян в районе Африканских Рогов или сексуально-освободительное движение некрофилов. А если бы после Войны за Независимость никто не рисковал, мы бы остались чингисхановой ордой…

Меня слегка понесло, это сказалась привычка к проработке арестантов, упеченных в камеры за всякие мелкие провинности.

– Мы, друг Лукич, создали общество, где, в отличие от землянских демокрутий и тоталитарий, ценится доблесть, у кого бы то ни было. У воина, ученого или купца-старателя…

– У трескуна вроде тебя, – покачал головой капитан, – особо ценится хреноплетство.

– Так вот, – упрямо долдонил я, – доблесть не определяется голосованием или указанием начальства. Поэтому мелкий недостойный люд не держится наверху – мы ведь все перед космосом как на ладошке, он нас всех через свои ситечки просеивает. Мы, природные космики, воюем не против того, у кого глаза поуже, чем у нас, или морда почернее. Даже не против того, у кого в кармане побольше звенит. Мы деремся с паразитом и хищником Плазмонтом. Знаешь, сколько вкусных, сочных и глупых граждан он уплел с наслаждением, а потом выдавил то, что получилось, из-под хвоста? И назвал эти фекашки Новой Жизнью.

– Заткнитесь вы все, – Шошана облокотилась на одну руку. – Где моя одежка? Не надо никаких приборов, чтобы сказать – ускоряемся мы теперь совсем в другую сторону, поэтому скоро вернемся на Меркурий.

– Она права? – уточнил я у капитана.

– На данный момент права, – пожал плечами тот, – ты мне своей блистательной речью не давал слова вымолвить.

– Действительно, переменилось как ни странно само рабочее тело, наконец разобрался бортмех. – Это больше не ртуть, а что-то с намного меньшей атомной массой. Масса и сейчас продолжает уменьшаться.

– Тьфу, черт, – капитан выдохнул. – Как в цирке, ничего не скажешь.

Шошана учительственно пояснила ему.

– Масса – это лишь количество устойчивых зарядов, а представьте себе заряд не крутящимся облачком, а нитевидный, текучий. Мы валимся на Меркурий, потому что один его обитатель со звучным именем Плазмонт конвертирует материю в принципиально иной вид, нитеплазменный. И дело уже не в бывшей ртути – можете выключить примус, оставшийся от вашего ионного двигателя – просто масса корабля стекает в сторону планеты.

Значит щупальца Плазмонта накрепко прилепились и не оторвались от корабля, даже когда тот рванулся в космос.

– Ну зачем мне этот зоопарк… эти фемы… эти Плазмонты… – тяжело выдохнул космический волк. – Может, наша новая знакомая – от старых мы уже порядком приустали – поведает нам, когда и куда мы стечем или протечем?

Было видно, что и в самом неприятном сне капитан не оказывался в подобном положении. Ведь всю сознательную жизнь продрейфовал он на самых вялотекущих меркуро-марсианских рейсах.

– Вы мне разрешите воспользоваться вашим компьютером? – решила быть культурной Шошана.

– Да что теперь спрашивать. Ваши товарищи всем тут уже попользовались, – сказал грустно капитан, а Кравец приклеил взгляд к стюардесскиной попке. Девушка как раз суетилась, доставая пиво по его настойчивому требованию.

Шошана оторвала от себя все капельницы и, задрапировавшись одеялом, лишь изредка спотыкаясь, подошла к пульту.

– Вот так, – свистнул капитан, – клиническая смерть будто у меня приключилась, а вовсе не у этой большой девушки.

Шошана потыркала клавиши и невозмутимо произнесла, словно заговорила о насморке.

– Если ускорение – надеюсь, уже все усекли, в какую сторону оно направлено – будет меняться так же, как и сейчас, мы воткнемся в поверхность планеты через сорок восемь минут, где-то в районе моря Старательские Слезы. Причем с немалой вертикальной скоростью.

– Батюшки, Ньютон грозит костями из гроба… – всплеснул руками капитан.

– Ты нам Ньютоном не тычь. Слышь, отдели взлетно-посадочный модуль, выдай струю из его жидкостно-реактивного двигателя, сядь на нее и попробуй оторваться от Меркурия, – прогудел Кравец в красное капитанское ухо.

– У нас ракетного топлива какие-то капли остались, – развел руками бортмеханик.

– Все равно придется отделять взлетно-посадочный. А потом стараться выписать наиболее пологую траекторию снижения, чтоб посадка получилась хотя бы средней мягкости. Возьмите для расчетов мои параметры нитеплазменной тяги, – распорядилась боевая фемка. – Остальное вы и без меня знаете.

Она обернулась ко мне.

– Поблизости нет ничего, что попробовало бы взять нас на буксир?

– Мы гордо откажемся от любой помощи, разве что ее предложит корабль, подчиняющийся непосредственно Адмиралтейству. Впрочем, поблизости ничего такого, что могло бы искушать нас своими услугами.

Капитан Лукич, немного воспряв под Шошаниным взглядом, занялся баллистикой. Затем мужественным, как ему показалось, голосом проквакал по интеркому остальным членам экипажа об аварийной посадке, чтобы они быстренько перебрались из основного модуля во взлетно-посадочный. Члены экипажа пытались вякать, но начальник отключил прием жалоб. Стюардесса Люся ворковательно-развлекательным голоском оповестила пассажирские салоны, что из-за мелких неполадочек с лазерными станциями разгона придется на пару минуточек вернуться в Васинский космопорт.

Вскоре члены экипажа недовольно пробубнили, что заняли свои места во взлетно-посадочном модуле, а заодно попробовали выяснить, садится ли судно на Меркурий, потому что капитан захворал, или это космические пираты постарались?

– Попрошу не морочить мне задницу. С такими мозгами, как у вас, надо без помощи корабля летать, – отозвался Лукич. – Космические пираты не садятся на Меркурий, они с Меркурия драпают.

Стыковочные блоки просигналили, что взлетно-посадочный модуль отделился от основного. Впрочем, пагубное ускорение от этого не уменьшилось, а даже скакнуло.

– Гафний и ванадий возвращаются туда, откуда они взялись, – мрачно подытожил капитан.

– Как бы и нам не вернуться туда, откуда мы все взялись, – подыграл Кравец.

И тут меня осенило. Никто нас, конечно, на буксир не возьмет. А просто пообщаться с какими-нибудь приличными людьми, нельзя ли?

– Мастер, послушайте, с кем еще можно связаться, не считая постылых меркурианцев и околопланетных спутников. Вообще-то мне нужна метрополия; центральный департамент полиции, ведомство верховного прокурора, Адмиралтейство, на худой конец Совет Уполномоченных – правительство наше драгоценное.

– Нам только выделена линия дальней связи с управлением рейсовых перевозок нашей судоходной компании, – отозвался капитан. – Но там сочтут ваш печальный рассказ пиратским бредом и скоренько спустят его в сортир. А что касается ближней связи, то пробуйте сами, не мороча голову другим.

Лукич врубил автонастройку радиостанции с уровнем вызова "крайняя необходимость" и переключился на пилотирование, все более заливаясь потом. Да и тревожные глаза Шошаны получше индикаторов показывали, что вертикальная скорость становится донельзя грозной. Вдобавок мы рыскали и вихляли даже на таком скверном курсе, Плазмонт был как всегда щедр на подвохи.

Однако мне было покамест не до того. С тремя или четырьмя кораблями не получилось устойчивой связи, хотя один из них, судя по матерным требованиям убраться с частоты, был военным. И вдруг в секторе с полярными координатами 01-67-52 отозвалось грузовое судно какой-то занюханной компании, но зато фобосской приписки. Отозвавшийся был вахтенным штурманом, который лопотал мало того, что по-английски, вместо русского, еще и на прегадком австралийско-марсианском диалекте, где спасу не было от трифтонгов. Пришлось общаться без "аудио", в режиме бегущей строки, что еще укорачивало оставшийся у меня лоскуток времени. Штурманишка на удивление спокойно воспринял мой казалось бы душещипательный словесный выброс, а когда связь уже стала теряться во мраке космической ночи, отстучал – спасибо за фантастический рассказ, вы изрядно поразвлекли меня в конце вахты. So funny и good bye.

Пока я там выступал в роли народного сказителя, компьютер сочувственно дал знать, что даже полумягкая посадка нам не светит. Плазмонт явно хотел всех поголовно угробить, чтобы члены экипажа вкупе с пассажирами не тарабарили о странностях Меркурия на всех углах Космики.

Сесть, вернее рухнуть, мы должны были в районе сто на сто километров, где-то на плато с говорящим именем Свинячья Шкура. Большей определенности посадочной траектории из баллистических программ выжать не удавалось. Борткомпьютер только бранился и требовал: "Установить постоянный курс… стабилизировать ориентацию корабля относительно курса… взять постоянные пеленги…" А потом и вовсе шизанулся вместе с остальными думающими устройствами. Капитан пытался, несмотря на нехватку топлива, сбавлять вертикальную скорость жидкостно-реактивными двигателями модуля, задирая нос и садясь на корму. Но вначале полыхнул один из ракетных двигателей (компьютер едва успел отключить подачу топлива), затем стал кашлять второй. Я чувствовал, что Шошана пытается защитить его, как самую распоследнюю нашу надежду – ведь в тщедушной атмосфере Меркурия не спланируешь.

Внизу уже была заметна торосистая местность, которую я опознал как Свинячью Шкуру собственной персоной. Дюзовые рули не откликались на команды, приборы несли всякую ахинею, покинула пазы только одна посадочная лыжа, в глазах и то потемнело. Лишь тупо устроенные тормозные бустеры исправно сработали.

– Ставлю на то, что нас будут соскребать бритвочкой со скал и затем измерять в погонных метрах, – гаркнул в каком-то раже Кравец и принялся молиться немыслимым святым, которых в космотеизме точно нет. Я тоже подумал о вере, отчего вдруг возникло убеждение, что "опупея" не должна так бестолково закончится, ведь кроме нас притормозить демона некому! Попутно левым глазом замечал, как на сигнальных панелях замельтешили огоньки, рапортуя о том, что от усталости расползается металл обшивки.

А потом меня словно взяли за шкирятник и встряхнули. Пробудившись, засочился силой полюс устойчивости. Мои пульсации стали развеваться, как волосы кудесницы Медузы Горгоны. И это даром не прошло, меня охватили самые вредные ощущения: что вместо шпангоутов трещат мои собственные кости и торосистая терка вместо корабельной обшивки шкрябает мою собственную шкуру.

Мы вдвоем – или втроем – стали своими пульсами скреплять рвущиеся энергетические жилы планетолета. Словно бы перебрасывать их вибрации в более устойчивые русла. Но вскоре стало не до такой благотворительности. Космолет забило-зашвыряло, мы сделались как картофелины в мешке, который волочет по брусчатке гоночный автомобиль. Особенно пожутчало, когда отвалилась последняя лыжа. У меня не то что потемнело в глазах – спасаясь от чумовой тряски, душа стала куда-то вылетать на стрекозиных крылышках.

Эта тряска длилась вечность плюс еще какой-то довесок времени. Но все-таки когда-то, в далеком будущем, мы остановились. Минуты три не было слышно ничего, кроме каких-то утробных урчаний и скрипов.

Потом стало ясно – бортмеханик хрипит оттого, что у него поломаны ребра. Капитан Лукич оглянулся разбитой физиономией, по которой стекала кровь. Шошана подала голос, чуть менее каменный, чем обычно:

– В пневмопроводах бывало и хуже.

– Глисте в канализации тоже несладко приходится, – поддержал я.

Прорезался голос и у Кравца, какой-то потончавший петушиный. Он выпустил полумертвую от переживаний пигалицу-стюардессу из своих горилльих объятий.

– Я сохранил ей жизнь, но так обнимал, что, кажется, у нас будет ребенок.

А изрядно помятая стюардесса Люся вдруг нашла возможность хихикнуть.

Интерком молчал, бортовые системы не давали о себе знать, за исключением автономного жизнеобеспечения рубки, питаемого аккумуляторами. Не было слышно жужжания даже аварийного генератора. Оставшиеся на ходу блоки компьютера грустно долдонили, что потеряна связь со всеми датчиками за пределами носовой части. Из всех навигационных и обзорных модулей остался только монитор, показывающий унылое пространство перед нами, прочие спали вечным сном.

Капитан Лукич протер влажной бактерицидной салфеткой свое раздрипанное лицо. Шошана наложила протекторы на сломанные ребра бортмеханика и вручную сделала уколы – кибердоктор разбился вдребезги. Стюардесса подтянула чулки, поправила юбку, сбившуюся из-за объятий Кравца, и причесалась. Мы с капитаном одели скафандры, нахлобучили шлемы, и, убедившись, что шлюз как таковой существует и, может, даже работает, вступили в него. Внутренний люк за нами закрылся, контрольный блок показал герметичность. Ну, пора. Открылся с некоторым скрипом внешний люк.

За ним ничего не было. Ни девятнадцати пассажиров, ни четырех членов экипажа. Остался только остов, ребра шпангоутов, куски обшивки, рваная волосня проводов, обломки аппаратуры. Все люди вылетели из салонов и кают вместе со своими креслами и были перетерты торосам в пюре. Впрочем, к этому моменту совершенно точно они являлись неживыми телами.

НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД

Этот сайт создан макросом ГИПЕРТЕКСТ-ГЕНЕРАТОР в MS Word. Десятки веб-страниц за один проход макроса.
Macros CopyRighted 2003 by Victor

Медицина Востока о Законах здоровья
Опыт народных целителей Востока и Запада
Гаваа Лувсан. Очерки методов восточной рефлексотерапии
Структурный восточный гороскоп
Карлос Кастанеда и Ричард Бах
Библиотека фантастики и приключений
Hosted by uCoz