11.
Попечитель заготовительной станции, дважды зоркий страж процветания и достойный брат народонаселения Глур Чпи Семнадцатый имел удовольствие вкушать завтрак. Со сладостным вздохом отодвинул он лохань, вытер липкие от соуса пальцы, бросил смятую салфетку поверх шкурок и обглодков. Повинуясь его скупому жесту, прислужник-трупроц поспешно долил прохладительного в узорчатый бокал.
Тут в дверь скребнули и, не дожидаясь разрешения, в каюту ввалился распорядитель шестого конвойного звена.
– Велено доложить, ваша зоркость… – сипло рявкнул он.
Достойный Глур Чпи поиграл бровями: удивленно приподнял, затем слегка сдвинул в знак вельможного неудовольствия.
– Мерза-авец, – врастяжку проговорил он. – Быдло навозное… Ты что, к своей курве вперся? Ты куда вперся? Обождать не научен?
Попечитель хлебнул из бокала, наблюдая, как ражий детина мнется, сглатывает слюну, как его физиономия расцвечивается бурыми кляксами страха и подобострастия.
– С докладом я… – наконец выговорил тот убитым голосом.
– И, конечно, другой такой скотины для этого не нашлось, задумчиво молвил Глур Чпи. – Ты же видишь, полудурок, что я кушаю. Ку-ша-ю… Ну-ка, выйди. А потом скребни в дверь. Да не так, как ломятся к уличной паскуде. Ты к попечителю явился на доклад, олух, мать твою поперек… Ну?
Обомлевший, уничтоженный распорядитель осторожненько вымелся за дверь, там перевел дух и четко, дважды поскреб ногтями.
– Войди! – велел Глур Чпи, предчувствуя очередную неприятность. То ли поножовщина среди попечительствуемых, то ли вахтенного наутро недосчитались: нажевался вдребезги очередной ублюдок, брякнулся за борт с оружием, расхлебывай теперь…
– Ну, доложи.
– Там бонго! Идет к шлюзу, как миленький. Гон пошел, ваша зоркость!
Глур Чпи вскочил с резвостью, которой никак не предполагалось в таком тучном, приземистом человечке. Разом слетели с него скука, гонор, ленца.
– Так с этого бы и начал, балда! – гаркнул он на ходу, пролетая мимо вытянувшегося в струнку служаки.
Едва он скрылся за дверью, лакей-трупроц вскочил с коленей и запустил пятерню в остатки жаркого.
Махом взлетев на шканцы, попечитель огляделся кругом. Громадная серебристая крестовина заготовительной станции покоилась на дымчатой глади океана. Со стороны восхода, среди пляшущих солнечных бликов, виднелся темный кончик плавника, торчавший из пухлого буруна. Бонго приближался к станции. Хребтовый плавник чудища резал стеклянистую водную голубизну, оставляя за собой сужающийся, истаивающий пенный след.
Наконец-то! Промысловый сезон открылся даже чуть раньше обычного. Еще с начала декады океан вокруг станции принялись бороздить торпеды-приманки. Несколько суток они безуспешно испускали зазывный стрекот и пахучие струи, по которым подслеповатые самцы бонго безошибочно, издалека находят своих подруг. И вот – свершиось. Томительный инстинкт проснулся во флегматичном колоссе, оторвал его от лакомств, которыми обильно усеяны складки океанского шельфа, и погнал из холодных, сумрачных, изобильных пучин – наверх, туда, где игры, гон, схватки с соперниками, где массивное неповоротливое туловище обретет гибкость, грацию и рванется навстречу яростному утолению, на трели и аромат…
Досточтимый Глур Чпи припустил по трапам к четвертому шлюзу с такой же алчной резвостью, с какой простодушный океанский великан гнался за стрекочущей пахучей торпедой. Вестовой со складным табуретом и опахалом старался не отставать ни на шаг.
Бонго на всем ходу влетел в шлюз и врезался в торцовую стенку, чье специальное покрытие поглощало ультразвук и потому казалось сонару животного ясной, прозрачной далью. Мощный удар сотряс всю махину океанской станции, водяной столб, точно от взрыва, взмыл над шлюзом, и брызги обдали с головы до пят подоспевшего именно в тот момент Глура Чпи. Сразу же, истошно визжа роликами по направляющим, рухнула в воду шлюзовая заслонка и наглухо перекрыла вход.
Оглушенный бонго замер, привалившись к стальной стене. Желтые клубы крови обволокли его разбитую голову. Надсадно взревели насосы, откачивавшие воду, деловито запыхтел компрессор, но вскоре умолк, надув доотказа пневматические уплотнители заслонки.
Смешанная с кровью вода быстро убывала, обнажая лоснящуюся черную спину, сплошь усаженную раковинами уланга, словно розовыми вулканчиками. Вскоре показались и серые, крапчатые бока, и грозные шипастые плавники. Лишенный привычной стихии, отяжелевший бонго заворочался, его дыхала беспокойно зачмокали, пуская пузыри. Немного поерзав, он изогнулся и грохнул трехлопастным толстым хвостом по дну шлюза. Остатки воды веером взмыли над заслонкой и выплеснулись в океан.
– Экой красавец, ваша зоркость, – почтительно придыхая, молвил координатор станции. Глур Чпи даже не заметил, когда тот приблизился и занял свое место, чуть позади, слева.
– Так себе, – соизволил ответить попечитель. – Для первого раза сойдет.
Дважды зоркий страж процветания лукавил, бонго попался хоть куда, однако целиком соглашаться с подчиненным быо ниже его достоинства.
Тем временем у перил, ограждавших шлюз, столпился почти весь персонал, за вычетом вахты и очередного конвоя. Попечитель не стал их шугать. Первый зверюга сезона – что-то вроде праздника для всех них. Пускай. Опять же, предписано добросердие.
– Бригаду в шлюз, – энергично приказал Глур Чпи.
Координатор замялся. Согласно промысловому уставу бонго надлежало загарпунить и умертвить током. Однако в присутствии Глура Чпи этой процедурой пренебрегали, поскольку попечитель не находил ничего интересного в потрошении дохлой туши. А вот разделка живого зверя была его любимым зрелищем да и, пожалуй, единственным развлечением среди служебной тягомотины, если не считать обжорства.
Уловив замешательство подчиненного, попечитель искоса взглянул на него и шевельнул бровью. А у того голова кругом шла от волнения и толкотни мыслей. После годовой сверки координатору строго указали на превышенную нормоубыль живой силы. Если так дальше пойдет, дело запахнет чуть ли не разжалованием. С другой же стороны, очередная сверка еще когда будет, а попечитель вот он, зыркает и бровями поигрывает. Наконец, новая стратагема добросердия уже вступила в силу. Оставалось неясным, однако, распространяются ли принципы и подпринципы добросердия на трупроцев. Последний комментарий нисколько не прояснял вопроса, ибо в нем добросердие трактовалось как прежде всего непримиримость к отсталым. Следовало ожидать разъяснения, кто именно подпадает под категорию отсталых. "Сволочь", – подумалось вдруг координатору. – "Ишь, раскомандовался. Тебе-то плевать…" И, содрогнувшись от таких крамольных мыслей, бедняга зычно заорал:
– Ко-онвой! Пер-ву-ю бригаду – в шлюз – марш!
Подгоняемые прикладами и пинками, трупроцы выбежали из казармы и столпились у лесенки, спускавшейся в шлюз. Передние мешкали, но задние, которых с гоготом лупцевали конвоиры, принялись тыкать их кулаками по ребрам, так что вскоре бригада благополучно оказалась внизу, где, вяло переругиваясь, расхватала осклизлые багры и фленшерные лопаты.
Тем временем координатор обрел душевное равновесие, решив, что впредь будет умнее и в отчете укажет убыль, соответствующую заданной доле, тогда оставшимся в живых трупроцам придется негласно увеличить нагрузку, только и всего.
Бонго не шевелился. Кровь обильно струилась из рваной раны на его покатом лбу. Глухо клекотали остатки воды в дыхательных путях, судорожно сжимались и разжимались ноздри. Однако, несмотря на смирный, беспомощный вид огромной туши, трупроцы вовсе не спешили приступать к разделке. Кто глубокомысленно разглядывал зазубренное лезвие фленшерной лопаты, кто ногтями сдирал слой водорослей с древка багра. Иные просто присели на корточки у стены и жадно втягивали свежий воздух, пьянивший после тошнотворной вони рыбозаготовительного трюма.
– Ну-ка, поторопи их, – приказал Глур Чпи.
Координатор перегнулся через перила и заорал:
– Живо за работу, лодыри поганые! Чего ждете? Может, вам водички в шлюз пустить?
Угроза возымела действие: все на станции знали, что самые дикие посулы могут осуществиться, когда достойный брат народонаселения Глур Чпи собственной персоной надзирает за ходом работ на вверенном его попечению объекте. Подбадривая друг друга немногосложной бранью, трупроцы взяли свои орудия наперевес и окружили распростертого бонго. Затем, нестройно, дико завопив, они смаху вонзили в тушу лезвия и острия.
Секунду-другую колосс пребывал в неподвижности, как будто уже издох, или же вовсе не почувствовал усилий, с какими на него набросились крохотные сухопутные существа. Но вот яростная судорога прошла по его телу, бонго забился, гневно хлеща хвостом; загудела, сотрясаясь, стальная коробка шлюза; людей расшвыряло по сторонам. Утыканный древками, брызжущий кровью, бонго бешено извивался. Иные, неглубоко всаженные багры и лопаты выпали и валялись в густой скользкой крови, но те, что остались торчать, тыкались в стены и с каждой новой конвульсией животного впивались все глубже.
Четверо трупроцев сильно расшиблись и лежали у стенок; пятый, очнувшись, полз к передней стенке шлюза, в один из двух спасительных углов, недосягаемых для ярости раненого великана, где столпилась бригада.
Зрители гикали, вопили, свистели, грохотал разъяренный зверь, но весь этот шум перекрыл предсмертный крик – то расщепленный конец багра вонзился одному из лежавших прямо в живот. Скрючившись, инстинктивно вцепившись в древко, человек истошно вскричал и смолк, когда его, насаженного на багор, приподняло и шмякнуло о стальную стену.
Глур Чпи причмокнул.
– Эк его, а? – бросил он через плечо координатору.
"Взять бы и донос отправить", – подумал вдруг тот. – "Дескать, встревоженный повышенной убылью живой силы персонал нижайше сообщает… Да нет, себе дороже. Начальство его ценит. Что ни декада, шлет с оказией ноздрятину, языки, хребтовину малосольную. Выслуживается. Хоть бы скорей повысили его, что ли…"
Между тем бонго затих. Тогда щуплый, малорослый трупроц подобрал багор и, ступая по щиколотку в крови, приблизился к голове зверя. Примерившись, он ткнулся острием в ноздрю, налег что было сил. Бонго дернулся навстречу мучителю, подобрал хвост, мощно оттолкнулся, но трупроц хладнокровно, не выпуская багра, упер его в угол меж днищем и передней стенкой шлюза. В недрах мясистой головы животного коротко хрустнула черепная кость, и все было кончено.
Опять грозно рявкнул координатор, и бригада, постепенно отходя от испуга, принялась за разделку.
Попечитель раздраженно поманил распорядителя конвойных.
– Этот вот, замухрышистый… – проворчал он, тыча пальцем вниз.
– Эт' который? Тот, что зверюгу прикончил?
– Да, именно.
– Щас скажу. Номер Ме семьсот… семьсот…
– Плевал я на его номер, – перебил Глур Чпи. – После разделки двадцать палок и на сутки в холодную. Чтоб не спешил, когда не просят.
– Слуш-шюсь!
Без малейшего интереса, просто по привычке попечитель сидел на складном стульчике и смотрел, как трупроцы надрубают шкуру, подводят крюк лебедки, как лебедка выдирает из туши толстый слоеный ремень жира, мяса, сухожилий. Если бы зверь обессилел, но еще дышал, тогда другое дело…
– Ваша зоркость, позвольте доложить, – прошелестело над ухом.
– Валяй.
– К вам посланец. Ждет в кабине главного поста. Прошу прощения, но он велел срочно…
– Ве-лел? Кто таков, откуда?
– Страблаг, ваша зоркость. Звездоносец пятой ступени.
Казалось, эта весть не произвела на достойного Глура Чпи никакого впечатления. Все так же не глядя на вестового, он сухо велел:
– Иди, скажи, сейчас буду.
Исполненный сановной горделивости, с непроницаемым лицом попечитель прошествовал на главный пост. Глядя со стороны, никто бы не подумал, что сей почтенный муж, дважды зоркий страж, достойный брат и все такое, сейчас мучительно гадает, какая напасть и откуда свалилась на его голову. В который раз Глур Чпи мысленно посетовал на свою проклятую долю. Легко ли обеспечивать приверженность, благонравие и процветание, теперь еще и добросердие впридачу, ежели ты один, а кругом сплошные скоты. Как ни обеспечивай, как ни подгоняй показатели в рапортах, непременно сыщутся отдельные упущения и нестыковки. Ведомство кишит завистниками и наушниками. Взять того же координатора, ведь непрост, ах, как непрост, шельма… Задумывается то и дело. А ежели подконтрольный чин задумывается, тут непременно жди подвоха. Надо полагать, дождался. Страблаг пятой ступени просто так не заявится. Неужто?..
С замиранием сердца Глур Чпи толкнул тяжелую стальную дверь и вошел. Щеголеватый звездоносец в голубом мундире стражи благонамеренности ждал его, развалившись в кресле. Дымчатые очки в титановой оправе, усики, бакенбарды, браслет с каменьями на холеной руке. Молодой, да ранний, видать, из хорошей семьи. Обошелся без приветствий, взамен того указав попечителю на кресло напротив себя. Глур Чпи взглядом выдворил за дверь тянущегося в струнку вахтенного и уселся.
Формально, по сводной таблице чинов и званий, попечитель и его непрошеный визитер стояли на равных. Однако Глур Чпи отлично сознавал действительную разницу в их положении. Со стражей благонамеренности шутки плохи. О многом свидетельствовали растительность на лице звездоносца и броское украшение. И то, и другое в принципе дозволялось комментарием о рангах, но пользоваться этим правом на пятой ступени означало вести себя вызывающе. Значит, важная персона, с такой родней, которая посильней любых комментариев, таблиц и неписаных законов.
– Глур Чпи, попечитель, – поспешил представиться владыка станции.
– Раме Леу, экстррозыск, – снисходительно кивнул страблаг. – Вот секрпредписание.
Приподнявшись, попечитель взял небрежно протянутый голубой конверт, вынул бланк, развернул и моментально успокоился. Речь шла всего лишь о передаче одного труженика процветания в распоряжение стражи благонамеренности, срочно, совсекретно, подателю оного документа.
– Н-да, – пробурчал Глур Чпи, – все ясно, только вот номер трупроца не указан. Как прикажете понимать?
– Я должен узнать его в лицо. Тогда и впишем номер.
Попечитель незамедлительно выразил свое согласие споспешествовать усилиям службы благонамеренности. Конечно, визит необычный, можно сказать, таинственный, ну да им, страблагам, виднее. Глура Чпи оставляли равнодушными тайны, которые не касались впрямую его особы.
– Это человек ниже среднего роста, худой, лицо узкое с прямым острым носом, глаза серые, кожа белая, – добавил звездоносец.
– Так-так… – Глуру Чпи сразу пришел на ум трупроц, так нагло испортивший всю сегодняшнюю забаву с бонго. – Сдается мне, в первой бригаде имеется один похожий субъект. Если желаете, можно взглянуть прямо сейчас.
Страблаг пожелал, присовокупив, что дело не терпит отлагательств.
Сопровождаемый попечителем, он направился к шлюзу, где вокруг искромсанной туши копошились заляпаные кровью и слизью трупроцы. Какой-то недотепа умудрился вспороть кишечник бонго, и гнусная вонь разнеслась далеко окрест. Подойдя с наветренной стороны, страблаг взглянул вниз.
– Отсюда не разобрать, – сообщил он, брезгливо морщась и поднося к носу благоуханный платочек. – Велите вызвать его сюда. – И отошел в другой конец палубы, где океанский пассат рассеивал зловоние.
Вскоре конвоир пригнал щуплого трупроца, тот стянул с бритой головы заскорузлый казенный берет и угрюмо уставился в палубу.
– Ты что насупился, вонючка? – грозно спросил попечитель. Глаза подыми, дай на тебя полюбоваться.
Тогда трупроц одарил достойного брата взглядом, за который не миновать бы ему добавочных палок и холодной, однако судьба распорядилась иначе.
– Это тот, кто мне нужен, – вполголоса заявил страблаг. Распорядитесь, чтобы его помыли, переодели в чистое и отвели в мой катер. И без проволочек, я спешу.
– Не угодно ли взять конвойного? – предложил Глур Чпи. – Мало ли что…
– Попрошу не беспокоиться, – страблаг с усмешкой коснулся рукояти длинноствольного полуавтоматического пистолета, торчавшего из кобуры на бедре. – Я умею постоять за себя.
Попечитель отдал надлежащие распоряжения и почти бегом догнал звездоносца, сам распахнул дверь главного поста перед гостем. Тот поблагодарил кивком и расположился в кресле, закинув ногу на ногу.
– Прикажете закусить, или прохладительного, или… – Глур Чпи не скрывал радости, что все обошлось, дельце пустяковое, необходимый трупроц жив-здоров и сразу отыскался.
– Нет-нет, рад бы, да спешу, – страблаг тоже выглядел довольным и отчасти поубавил спеси. – Давайте покончим с формальностями.
Вахтенный сбегал на нижнюю палубу, где щуплого трупроца отмывали забортной водой из помпы, узнал номер, вернулся, доложил.
– Теперь сходи, поторопи, – приказал Глур Чпи. – Наш гость не любит мешкать. И чтоб робу выдали чистую, новую, исподники тоже. Браслеты ручные и ножные. Пшел!
– Ножные ни к чему, – заметил страблаг.
– Тогда без ножных… Живо!
Сев за пульт, попечитель оформил документацию на труженика процветания ЕМ 717-694, затем, по личному секркоду, ввел соответствующие данные в бортовой электроразум. Подышал на печатку, оттиснул на бланке и квитанции, поставил там и там свою кудрявую подпись. Пока то же самое проделывал страблаг, Глур Чпи включил рацию и пригнул ко рту держатель микрофона.
– Что это вы собираетесь делать? – насторожился звездоносец.
– Как что? Рапортовать согласно реквизитам предписания. Я порядок соблюдаю, будьте уверены.
– Вы, кажется, рехнулись, – страблаг резким тычком отвел микрофон. – Давать секретную информацию в эфир?!
– Позвольте! Я знаю, что делаю, – уперся уязвленный попечитель. – Сообщу код предписания, получу "добро", и уж тогда счастливого пути.
– Имейте в виду, такая самодеятельность дорого вам обойдется. Моя миссия – совсекр. Никакого эфира!
– У меня порядок один, – возразил Глур Чпи. – Что для секр, что для общ, в случае сомнения обратиться согласно реквизитам.
Он уже без трепета смотрел на этого выскочку в грозном обмундировании. Прикатил за вонючим замухрышкой, а форсу-то…
– О-о, у вас возникли сомнения! Разрешите узнать, в чем именно? – саркастически поинтересовался звездоносец пятой ступени Раме Леу, экстррозыск.
– Неужто вы на свой счет приняли? – удивился попечитель, в душе торжествуя, что уел-таки заносчивого щеголя. – Ай-яй-яй. Не обессудьте, порядок такой, не нами заведено, не нами и кончится.
– Имейте в виду, ответственность ляжет на вас, – предупредил страблаг. – Я об этом позабочусь.
– Вот и чудненько, договорились, – попечитель придвинул микрофон и взял с пульта предписание, чтобы ввести в рацию указанные там частоту и код вызова. Но не успел он набрать и двух цифр, как получил сокрушительный удар рукоятью пистолета по голове. Издав нечто среднее между удивленной отрыжкой и жалобным иканьем, оглушенный Глур Чпи уткнулся в клавиатуру носом. Страблаг подобрал с пола бумаги, сунул в карман. Спрятал пистолет в кобуру, оставив ее незастегнутой, и вышел на шканцы. Огляделся, поманил слонявшегося неподалеку рядового из конвойных. Тот рысцой взлетел по лестнице и вытянулся во фрунт.
– Встань у двери, никого не впускай, – распорядился звездоносец. – Попечитель на связи с Центром. Чтоб не смели ему мешать, ясно?
– Слуш-шюсь!
– Выполняй, – уже через плечо бросил страблаг, покидая шканцы.
Когда он спустился на нижнюю палубу и до причал-трапа оставалось полсотни шагов, навстречу попался все тот же вахтенный.
– Ну, как там? – спросил звездоносец.
– Порядок, можно ехать.
– Молодцом. Зайди-ка в реакторное. Попечитель только что за тобой посылал.
– Что-нибудь стряслось?!
– Это уж тебе знать.
– Опять нажевались, сволочи… – прошептал, бледнея, вахтенный, повернулся и бегом припустил по палубе.
Придерживая кобуру, страблаг быстро зашагал к катеру. Двое конвойных у трапа встали во фрунт, распорядитель попытался доложить по форме, но звездоносец прервал его небрежным жестом.
– Я тороплюсь, – снизошел он до реплики и спустился в кокпит, где на мягком ковровом сиденье, угрюмо нахохлившись, сидел трупроц ЕМ 717-694.
– Швартовы! – скомандовал страблаг, нажимая рукоять стартера.
Мотор взревел, прокашлялся и дробно застучал на холостых оборотах. Однако швартовочные клешни, вцепившиеся в катерные рымы, не спешили разжиматься.
– Эй, вы там, заснули?! – раздраженно прикрикнул страблаг.
– Сию минуточку, – через борт свесился распорядитель. – Заело…
– Так отдавайте вручную! Живей, гнилая кр-ровь!
Наверху засуетились, тяжело топая и переругиваясь. Что-то лязгнуло. Звездоносец развалился в кресле, поглаживая левой рукой штурвал, а правую небрежно опустив на кобуру. Мотор работал вхолостую, корпус катера слегка подрагивал, словно бы от нетерпения. Наконец клешни со скрежетом раскрылись, и освобожденное суденышко закачалось на волнах.
– Счастливого пути! – подобострастно крикнули сверху.
Катер взвыл, круто поворачивая прочь от станции, и сразу вышел на редан, мерно вздымаясь, обрушиваясь с гребня волны и разбрасывая широкие веера брызг.
Трупроц сидел, не поднимая головы, положив скованные руки на колени. Поза его выражала тупое, безграничное терпение и полнейшее равнодушие к происходяшему. Страблаг же вел себя странно: то и дело оглядывался на неуклюжую махину станции, как будто та могла пуститься вдогонку. И только когда она превратилась в туманную точку на горизонте, он откинулся на спинку кресла и глубоко, с облегчением вздохнул.
– Ну вот, – произнес он. – Все нормально, дружище Тил.
Словно разбуженный этими словами, трупроц ЕМ 717-694 поднял глаза, оглядел пустую океанскую гладь кругом, затем уставился на звездоносца.
– Надеюсь, ты не забыл дорожку к Подземному Папе? – спросил тот.
Вместо ответа Тил поерзал на сиденье и вдруг, вскочив, обрушился на страблага. Однако удар наручниками не достиг цели, только голубая фуражка слетела за борт и пропала в пенной кильватерной струе. Потерявший управление катер накренился, описывая дугу и сотрясаясь от ударов волн. Тил бешено отбивался руками и ногами, однако звездоносец играючи скрутил его и повалил на сиденье, потом, не выпуская пленника, ухитрился дотянуться левой рукой до штурвала и повернуть катер носом к волне.
– Совсем одурел старина Тил, – сказал он. – На своих кидаешься…
Совершенно сбитый с толку каторжник озадаченно смотрел, как его конвоир достает из кармана ключ, отмыкает наручники и бросает их за борт. Затем страблаг привстал, взявшись одной рукой за окантовку ветрового стекла, а другой придерживая штурвал и выправляя курс.
– Ага, – пробормотал загадочный звездоносец. – Вот мы и приехали.
Впереди, на пустынной океанской глади, виднелся пенный бурунчик, из которого торчал металический шест с утолщением на конце. Вначале коротенький, неприметный, он вырастал по мере того, как приближался катер; вскоре Тил разглядел, что в центре утолщения поблескивает линза. Страблаг убавил ход и помахал в воздухе растопыренной пятерней. Из воды вынырнула увенчанная перископом башенка со множеством объективов и параболических антен, за ней показался серебристый граненый горб корпуса, с которого низверглись пеные водяные касакады. В борту этой странной махины приподнялась трапециевидная створка, и катер вплыл в образовавшийся проем. Затем створка опустилась, а диковинное соружение быстро ушло в океанскую пучину.
