Последние несколько лет Том Фолкнер в тяжелые минуты любил думать, что живет в аду. Но только теперь понял, что это было преувеличением. В каком там аду? Так, в его окрестностях. Теперь же ему повезло угодить в самое пекло, и он отнюдь не был уверен, что рассудок в состоянии будет справиться с таким тяжелым испытанием.
Жизнь не баловала его. Крах карьеры астронавта, изгнание в это дерьмовое ИАО, расторжение брака… Но он стойко держался. Гнулся, да. Но оставался в трезвом уме!
А теперь…
– Не стесняйтесь, выпейте, – предложила ему Глэйр.
– Но как вы…
– Нетрудно догадаться. Бедняга Том! Мне так жаль вас…
– Нас обоих.
– Я знаю, – улыбнулась она.
– Ведьма! Это нечестно – играть на моей слабости.
– Вам просто необходимо расслабиться. Поэтому выпейте.
– А вы?
– Я же говорила, что мне нельзя прикасаться к алкоголю, – покачала головой Глэйр.
Она сидела на кровати, укрыв ноги одеялом. Верхняя часть ее тела тонула в одной из его пижам. Тому стоило немалых усилий заставить девушку одеться. Ее пренебрежительное отношение к своей наготе вызывало у него немалое беспокойство, отягощенное непреодолимым желанием забраться к ней в постель. Великолепная, пышная грудь могла бы свести с ума кого угодно, а Фолкнера в его нынешнем положении – и подавно. Присутствие в доме необыкновенной гостьи и так доставляло ему массу хлопот, так не хватало еще этого…
Он вынул из кармана футляр со шприцем и под пристальным взглядом Глэйр ввел виски прямо в вену. Вот и все. И не надо беспокоиться о запахе изо рта. Алкоголь непосредственно попадет туда, где ему и положено быть в кровь.
Через несколько мгновений напряжение, сковывающее его крупное тело, несколько спало.
– Вы собираетесь звонить в свою контору? – спокойно поинтересовалась девушка.
– Я считаюсь больным, и до понедельника меня никто не будет беспокоить. Это даст мне еще несколько дней на то, чтобы все детально взвесить.
– Вы все еще намерены выдать меня властям?
– Должен. Но не могу. И не хочу.
– Мои ноги заживут очень быстро, недели за две. К тому времени соплеменники уже найдут и заберут меня, а вы сможете вернуться к своей работе.
– Каким же образом они разыщут вас, если коммуникатор сломан?
– Об этом не беспокойтесь. Они найдут меня или я найду их – какое это имеет значение?
– И куда же вы направитесь? Назад, на Дирну?
– Скорее всего, нет. Всего лишь на нашу базу отдыха для медицинской проверки и восстановления здоровья.
Фолкнер нахмурился.
– А где она находится?
– Мне не хотелось бы говорить вам об этом, Том. Я и так уже слишком много вам рассказала.
– Безусловно, – со злостью сказал он. – Я выведаю у вас все ваши галактические тайны и направлю полный отчет об этом в штаб ВВС. Вы думаете, я держу вас здесь для забавы? А ничего подобного! ИАО в курсе, а работаем мы довольно тонко…
Глэйр тяжело вздохнула.
– Почему вы так ненавидите себя, Том?
– Я? Ненавижу себя?
– Конечно. Вы полны горечи, вы все время напряжены. Этот ваш сарказм… А выражение вашего лица? В чем дело, наконец?
– Я должен был стать астронавтом, но провалился, и меня засунули в это дрянное ИАО, где я пять дней в неделю утешаю сумасшедших и гоняюсь по всей стране за таинственными летающими огоньками. Разве это не подходящая причина для горечи?
– Потому что прежде вы не верили в свою работу, да? Но теперь ведь другое дело! Теперь вы должны понять, что эти годы вовсе не пропали даром!
– Нет. – Том опустил голову. – То, чем я занимался, не стоит и ломаного гроша. И сейчас не стоит! – Он снова достал шприц и сделал себе еще один укол. – Глэйр, Глэйр, да поймите же, я не хотел этого! Не хотел найти в пустыне девушку с летающего блюдца…
– То есть, – мягко произнесла она, – вы предпочитаете заниматься бесполезной работой только для того, чтобы иметь возможность заниматься самоистязанием, всю жизнь сокрушаться о своей неудавшейся карьере. То есть, найдя меня, вы оказались перед фактом…
– Прекратите! – не выдержал он. – Поговорим лучше о чем-нибудь другом.
– Зачем вы мучаете себя, Том? Зачем?
– Глэйр!
– И без конца изобретаете новые причины для самоистязания. Ваш долг состоял в том, чтобы сообщить обо мне правительству. Но вы этого не сделали. Спрятали меня здесь, наглухо закрыв все окна. Почему? Сказать вам? А чтобы ощутить за собой вину в нарушении воинской дисциплины!
Дрожащие пальцы Фолкнера сжались в кулаки.
– И последнее, Том. Не прячьте глаза. – Она на мгновение умолкла, потом тряхнула головой и решительно продолжила: – Вы ведь желаете меня, и мы оба об этом знаем. И тем не менее напялили на меня эту тряпку, чтобы доказать себе, какой вы добродетельный. В вашем языке есть слово, обозначающее тип вашей личности. Мато… мази…
– Мазохист, – пробормотал Фолкнер.
Сердце его готово было вырваться из груди.
– Точно. Мазохист. Конечно, вы не хлещите себя плетью и не носите слишком узкую обувь, но постоянно изыскиваете способы нанести себе душевную рану. Ворнин говорил мне…
– А кто такой Ворнин?
– Один из моих напарников.
– Вы имеете в виду, членов вашего экипажа?
– Не только. Ворнин – один из моих супругов, членов сексуальной группы, к которой я принадлежу. Я, он и Миртин – экипаж-семья. Трехзвенная сексуальная группа. Двое мужчин и одна женщина.
– Но как такое может быть?
– Ничего необычного. Мы ведь не люди, Том. И наши эмоции отличны от ваших. Мы были очень счастливы… Они, возможно, погибли. Не знаю. Я прыгала первой. Но вы отклонились от темы, Том. Мы говорили о вас.
– Забудьте обо мне. Я и представления не имел, что вы могли быть… быть в сексуальной группе. Значит – замужней женщиной?
– Можно и так сказать. Но я ничего о них не знаю…
– И вы любили обоих?
Глэйр наморщила лоб.
– Да, обоих. И могу найти место в сердце, чтобы полюбить еще кого-то. Подойдите ко мне, Том. Перестаньте изобретать способы сделать себя более несчастным.
Он медленно подошел к кровати, думая о двух мужчинах и одной женщине на борту космического корабля, стараясь убедить себя в том, что они не были мужчинами, а она – женщиной. Его удивляла сила поднявшейся из глубины души ревности. И еще он подумал о том, как проявляется любовь у инопланетян. У него закружилась голова.
Глэйр подняла глаза, спокойные и приветливые.
– Сними с меня эту жуткую одежду, Том. Пожалуйста.
Он стянул с нее пижаму через голову. Золотистые волосы буйным потоком хлынули на округлые плечи. И еще у нее были высокие и очень белые груди… Они, казалось, совершенно не подчинялись закону тяготения. Подобное ему доводилось видеть только на фотографиях в календарях, но в реальной жизни – никогда.
Она отбросила одеяло.
Он смотрел на ее великолепное тело, и отчетливо понимал, что это только оболочка, скрывающая что-то устрашающе чуждое. У нее могла быть грудь Афродиты и бедра Дианы, она могла достичь любого женского совершенства, потому что это тело сконструировано таким образом, чтобы удовлетворить любые прихоти хозяйки – псевдоживой продукт лабораторного изготовления.
Внутри этой неописуемо прекрасной оболочки – кто мог бы сказать, какой ужас там таится?
И все же, подумалось ему, была ли прекрасной любая земная женщина под своей кожей? Это горячее нагромождение внутренностей, эти жилы, трубки, кости, хрящи, килограммы жира. Этот ухмыляющийся череп за прекрасным лицом! Да, все мы носим внутри себя кошмар. И просто глупо ставить в какое-то особое положение тот кошмар, который представляет из себя Глэйр.
Его одежда упала на пол.
– Твои ноги… – начал он.
– Ничего с ними не случится, – прошептала она. – Забудь о них. Лучше покажи, какова она, любовь землянина.
С неожиданной для него самого легкостью он обнял ее и начал ласкать так, словно она была настоящей, и все это происходит наяву, а не во сне.
Так, испытывая чудовищное облегчение, полковник Том Фолкнер порвал путы, наложенные на себя им самим.
