Воздух был горячим и спертым. Вокруг стояла тишина. Мне совсем не хотелось приходить в себя, ибо я лежал на грязном смрадном полу, лицом вниз. Я застонал, потрогал свое тело – целы ли кости. Потолок был совсем низким. Единственное крохотное окно было отделено от окружающего мира решеткой.
Мы лежали на полу в углу небольшого деревянного барака. Присмотревшись, я обнаружил в противоположной стене еще окно, но оно выходило не наружу, а внутрь какой-то большой комнаты.
Джордж и Дос Сантос переговаривались через него с кем-то, кто стоял по ту сторону окна. Хасан лежал пока без сознания. Фил, Миштиго и женщины тихо разговаривали между собой в дальнем углу.
Мой левый бок болел, чертовски болел, да и остальные части тела, казалось, не хотели отставать от него в этом отношении.
– Он пришел в себя, – неожиданно произнес Миштиго.
– Всем привет, я снова с вами, – я постарался сказать это с ноткой оптимизма в голосе.
Он подошел ко мне, и я попытался подняться.
– Мы в плену, – сказал Миштиго.
– Неужели? А я и не догадался бы.
– Подобное никогда не случается на Таллере, – заметил веганец, – так же, как и на любой другой планете Федерации.
– Очень плохо, что вы там не остались, – усмехнулся я. – Вы не забыли, сколько раз я говорил вам, чтобы вы вернулись?
– Этого бы не случилось, если бы не ваш поединок!
Я ударил его по лицу. Всякому терпению должен быть какой-то предел. Я еще раз ударил его тыльной стороной ладони и отшвырнул к стене.
– Вы что, пытаетесь доказать мне, что не знаете, почему я стоял этим утром там, на поляне, подобно мишени?
– Знаю. Из-за вашей ссоры с моим телохранителем, – сказал он вызывающе громко, потирая щеку.
– Который намеревался вас убить!
– Меня? Убить?
– Забудем об этом, теперь это уже не имеет никакого значения. Во всяком случае сейчас… Вы все еще в мыслях своих пребываете на Таллере и с таким же успехом можете несколько часов своей жизни оставаться там.
– Мы что, так и умрем здесь, да? – удивился он.
– Таков обычай этой страны.
Я повернулся и стал разглядывать человека, который внимательно смотрел на меня с наружной стороны решетки. Хасан уже сидел, прислонившись к дальней стене, и держался руками за голову.
– Добрый день, – поздоровался человек по ту сторону решетки. Произнес он эти слова по-английски.
– Разве уже день? – спросил я.
– А как же, – ответил тот.
– А почему же мы все еще живы?
– Потому что этого захотел я, – заявил незнакомец, – мне захотелось, чтобы вы, Конрад Номикос, Уполномоченный по делам музеев, охраны памятников и архива, и все ваши друзья, включая и этого поэта-лауреата, остались пока в живых. Мне захотелось, чтобы любых пленников, доставшихся им в руки, приводили сюда живыми. Ваши индивидуальности будут, скажем, приправой…
– С кем имею удовольствие разговаривать? – поинтересовался я.
– Это доктор Морби, – вставил Джордж.
– Он их шаман, – заметил Дос Сантос.
– Я предпочел бы термин "врачеватель", – улыбаясь, поправил его Морби.
Я приблизился к решетке и увидел, что это довольно худой человек, загорелый и чисто выбритый. Все свои волосы он заплел в огромную черную косу, которая коброй обвилась вокруг его головы. У него были близко посаженные глаза очень темного цвета, высокий лоб. На ногах были лапти, одет он был в чистое сари зеленого цвета, на шее – ожерелье из косточек человеческих пальцев. С каждого уха свисало по серьге в форме толстой змеи.
– Ваш английский весьма неплох, – зказал я, – и Морби совсем не греческая фамилия.
– Какая наивность! – он изобразил на своем лице насмешливое удивление. – Я не местный! Неужели вы совершили такую непростительную ошибку, приняв меня за местного?
– Извините! – я тоже усмехнулся. – Вот теперь я вижу, что вы слишком хорошо одеты.
Он расхохотался.
– Э, это старое рванье. Я просто одел то, что под руку попало. Нет, я с Таллера. Я начитался всякой удивительно воодушевляющей литературы с призывом вернуться и решил осесть здесь и помочь Возрождению Земли…
– Да? И что же из этого вышло?
– Управление тогда не приняло меня на работу, и я попытался подыскать ее сам. Поэтому-то я и решил заняться исследованиями. Эта планета представляет массу возможностей для этого.
– Какого рода исследованиями?
– Я разработал два учения – по первобытной культуре и антропологии в новом Гарварде… Потом я решил изучить жизнь "горячего" племени где-нибудь в глубинке – и после долгих уговоров добился своего. Племя приняло меня к себе, и я начал их просвещать. Вскоре, однако, мне стали мешать, мешали все, кто только мог. Это был удар по моему честолюбию. Через некоторое время я пришел к выводу, что мои исследования, моя общественная деятельность, практически не интересует никого и никому не нужна. Я осмелюсь предположить, что вы читали "Сердце Тьмы"? Если это так, то вы понимаете, что я имею в виду. Постепенно я стал находить гораздо более интересным принимать участие в местных обрядах и укладе жизни, чем просто наблюдать их. Я принял на себя труд перестроить некоторые из их наиболее ужасных обычаев, придав им определенное эстетическое содержание. Вот теперь-то я стал по-настоящему просвещать их! Теперь все, что они делают, выполняется с гораздо большей уверенностью.
– Что же именно стало более утонченным?
– Во-первых, раньше они просто были людоедами. Во-вторых, они были очень простодушными в деле использования своих пленников, прежде, чем зарезать их. А теперь все это – очень важные вещи. Если над ними должным образом поработать, то результатом будет высший класс выполнения обрядов и обычаев – вы должны понимать, что я имею в виду. И вот я здесь, с полным набором обрядов, суеверий, почерпнутых из многих культур, многих эпох, даже многих планет. Разве можно представить лучшее поле деятельности для доктора антропологии? Люди, даже полулюди, даже мутанты – это создания, обожающие различные ритуалы, а голова моя напичкана самыми различными обрядами и всякими другими подобными штучками. Поэтому я приложил свои знания для общей пользы – и теперь занимаю среди них очень почетное и высокое положение…
– Какое это имеет отношение к нам? – спросил я.
– Жизнь здесь за последнее время стала довольно скучной. И туземцы обеспокоены. Поэтому я решил, что настало время хорошей церемонии. Я переговорил с Прокрустом – вождем – и предложил ему подыскать нам несколько пленников. Насколько я помню, на 575 странице сокращенного издания "Золотого Храма" говорится: "Галактика пользуется дурной славой: охотники за головами пьют кровь и выедают мозги своих жертв, чтобы стать храбрыми. Шталоны на Филиппинах выпивают кровь убитых ими врагов и съедают в сыром виде часть их головы, чтобы перенять их смелость…" Что ж, здесь у нас язык поэта, кровь двух наиболее грозных воинов, мозг выдающегося ученого, железная печень пламенного политического деятеля и необычно окрашенная плоть неземного создания – и все это здесь, в одной единственной комнате! Великолепный улов, что ни говори.
– Вы в высшей степени откровенны, – заметил я. – А что ждет женщин?
– О, для них мы исполним длительный ритуал плодородия, который завершится долгим жертвоприношением.
– Понятно.
– Все это относится, правда, только к тому случаю, если вас не отпустят подобру-поздорову, не причинив особого вреда.
– О!?
– Да. Прокрусту нравится давать людям шанс проверить себя на соответствие определенным требованиям. Пройдете определенные испытания и вполне вероятно, что вы все получите долгожданную свободу. В этом отношении он почти что христианин.
– И соответствует, я полагаю, своему имени?
Хасан подошел ко мне и встал рядом, пристально разглядывая через решетку Морби.
– Хорошо, хорошо, – внезапно воскликнул "врачеватель". – Мне на самом деле хочется подольше сохранить вам жизнь, понимаете? У вас есть чувство юмора. У большинства куретов его нет, вернее, не хватает, хотя во всем остальном это существа, достойные подражания. Возможно, они могли бы научиться у вас этому…
– Не стоит. Расскажите-ка лучше о способах искупления.
– Да? Впрочем, ладно. Вы – мои гости, и вы все увидите. Мы являемся попечителями, – тут Морби усмехнулся, – Мертвеца. Я уверен в том, что один из вас двоих поймет это за время краткого своего знакомства с ним. – Он перевел взгляд с меня на Хасана, затем снова на меня.
– Я слышал о нем, – заметил я. – Расскажите, что нужно сделать?
– Вам предлагается выставить в круг бойца, который через некоторое время, вернее вечером, встретится с ним, когда он снова восстанет из мертвых.
– Что он из себя представляет?
– Представляет? Гм-м… Если так можно сказать… Вампир!
– Чушь! Я спрашиваю, кто он на самом деле?
– Я говорю, что он настоящий вампир. Вот увидите.
– О'кей. Пусть будет по-вашему. Вампир так вампир. Но один из нас все же должен с ним драться.
– Вы согласны?
– Еще один вопрос… Условия?
– Голыми руками. Разрешается все, что угодно, как в кэтче. Поймать его совсем не трудно. Он будет просто стоять и ждать вас. Его будет мучить страшная жажда, а также голод. Его можно только пожалеть.
– И если он потерпит поражение, вы отпустите пленников на свободу?
– Таков закон. Но такого еще никогда не случалось.
– Понятно. Вы хотите меня убедить в том, что он очень силен.
– О, он непобедим. В этом-то и вся загвоздка. Разве можно получить хорошую церемонию, если она заканчивается как-то иначе, чем это ожидает устроитель? Я излагаю всю историю боя перед тем, как он начнется, а затем мои люди становятся свидетелями правдивости моих слов. Это укрепляет их веру в судьбу и мою собственную связь с тем, как она действует.
Хасан взглянул на меня:
– Что он имеет в виду, Карачи?
– Это заранее предопределенная схватка, – сказал я ему.
– Как раз наоборот, – замахал руками Морби. – Вовсе нет. Этого не требуется. Когда-то на этой планете существовала старинная поговорка, связанная со спортом древних: "Никогда не ставь против чертовых яиц или останешься без денег". Меpтвец непобедим, потому что он рожден с определенными способностями, которые потом были искусно развиты мною. Он отобедал многими борцами и поэтому, разумеется, его сила равна силе всех их вместе взятых. Всякий, кто читал Фрейзера, знает об этом.
Он зевнул, прикрывая рот:
– Если вы согласны на поединок, то я пойду и посмотрю, как готовится место для церемонии. Сегодня днем вы должны выставить своего бойца. А вечером… – Он опять ухмыльнулся и пошел прочь.
– Чтоб ты споткнулся и сломал себе шею, – вырвалось у меня.
Он улыбнулся и помахал мне рукой…
* * *
Я собрал совещание.
– У них здесь есть мутант по прозвищу Меpтвец, который считается очень сильным. Я намерен бороться с ним сегодня вечером. Если мне удастся его одолеть, то нас, может быть, отпустят на свободу. Но я не очень-то верю в эти слова. Поэтому я предлагаю выработать план бегства, в противном же случае нас подадут на горячее. Фил, вы помните дорогу до Волоса?
– Думаю, что да. Но это было так давно. А где мы находимся?
– Если это может нам хоть немного помочь, – ответил Миштиго, расположившийся у окна, – то я вижу сияние. В вашем языке нет соответствующего слова, которым можно было бы передать этот цвет, однако оно вон в том направлении. – И он показал рукой. – Этот цвет я обычно вижу там, где поблизости есть радиоактивный материал или если воздух содержит значительное количество радиоактивных элементов. Это сияние простирается здесь на довольно значительное расстояние.
Я подошел к окну и посмотрел в указанном направлении.
– Это, возможно, "горячее" место, – сказал я. – И если это так, то они, значит, пронесли нас дальше вдоль берега, что уже неплохо. Кто-нибудь был в сознании, когда нас несли?
Никто не отозвался.
– Хорошо. Будем исходить из допущения, что это в самом деле "горячее" место и дорога на Волос должна быть там, – я указал в противоположном направлении от того, которое указал Миштиго. – Поскольку луч солнца падает с этой стороны барака, а сейчас примерно полдень, держитесь противоположной стороны, как только окажетесь на дороге. Вам надо двигаться на восток. До Волоса не более двадцати пяти километров.
– Они могут пойти по нашему следу, – сказал Дос Сантос.
– Здесь есть лошади, – вмешался Хасан.
– Что?
– Выше по улице. В вагоне. Я видел троих возле самой ограды. Возможно, что их больше. Хотя на вид это не очень сильные животные, но…
– Кто умеет ездить верхом? – спросил я.
– Я никогда в жизни не ездил на лошади, – сказал Миштиго, – но у нас есть животное, похожее на них, и я ездил верхом.
Все остальные были знакомы с приемами верховой езды.
– Значит, сегодня вечером. Садитесь по двое, если нельзя будет иначе. Если лошадей окажется больше, чем понадобится, то выпустите остальных и разгоните. Пока они будут наблюдать, как я борюсь с Мертвецом, вы сделаете пролом в вагоне. Хватайте какое сможете оружие и пробирайтесь к лошадям. Фил, ведите их в Макриницу и повсюду упоминайте фамилию Коронес. Вас примут и защитят.
– Очень жаль, – сказал Дос Сантос, – но ваш план нам не подходит.
– Если у вас есть что-то получше, давайте послушаем, – заметил я.
– Прежде всего, – сказал он, – мы не можем всецело полагаться на господина Гребера. Пока вы были без сознания, он очень сильно страдал от ран и был довольно-таки слаб. Джордж считает, что у него был сердечный приступ после нашей схватки с куретами. Если с ним что-нибудь случится, то мы пропали. Нам нужны вы, только вы способны вырвать нас отсюда, если нам удастся вырваться на свободу. Вы просто не имеете права рассчитывать на господина Гребера. Во-вторых, вы – не единственный, кто способен драться с этим экзотическим зверем. Я думаю, что Хасан тоже справится с этим…
– Я не могу просить его об этом, – сказал я. – Даже если он победит его, его самого скорее всего тотчас же разлучат с нами и, несомненно, эти дикари очень быстро с ним расправятся. Скорее же всего он поплатится жизнью. Вы наняли его, чтобы он убивал для вас, но не умер ради вас!
– Я буду драться, Карачи, – заявил Хасан.
– Вам не следует драться, мой друг, – покачал я головой.
– Но я хочу.
– Как вы себя чувствуете? – спросил я у Фила, игнорируя заявление Хасана.
– Лучше, гораздо лучше. Я думаю, что это был всего-навсего какой-то пустяк. Пусть вас мое здоровье не тревожит.
– Вы чувствуете себя настолько прилично, что сможете добраться верхом до Макриницы?
– Не может быть и сомнений в этом. Лучше уж верхом, чем пешком. Я практически рожден для верховой езды. Вы должны помнить, как когда-то…
– Помнить? – удивился Дос Сантос. – Что вы имеете в виду, господин Гребер? Как может Конрад помнить…
– Помнить его известную балладу о всаднике, – вставила Диана. – Когда-то господин Гребер написал отличную балладу о "красном всаднике".
– Ладно вам, – прекратил я все разговоры. – Здесь только я за все в ответе. Я даю распоряжения и я решил, что драться с вампиром буду я.
– В подобной ситуации, я считаю, нам следует быть более демократичными, – пожала плечами Диана. – Не забывайте, что только вы родились в этой стране. Как бы ни была хороша память Фила, вы с большим успехом сможете вывести нас отсюда в ту деревню. Учтите, что мы будем очень спешить. Вы не приказываете Хасану умереть и не бросаете его на произвол судьбы. Он вызывается на все это исключительно, подчеркиваю, исключительно добровольно.
– Я убью Меpтвеца, – сказал Хасан, – а затем догоню вас. Я знаю множество способов укрыться от преследования. А затем я пойду по вашему следу.
– Это мое дело – убить вампира!
– Тогда, раз мы не можем договориться, то пусть нас рассудит жребий, – заявил Хасан. – Если только у нас не забрали деньги вместе с оружием.
– У меня есть кое-какая мелочь, – сказала Эллен.
– Подбросьте ее вверх, – попросил я и, когда монета стала падать, произнес: – "Орел"!
Хасан пожал плечами. Он оказался удачливее меня… и мне оставалось только пожелать ему удачи.
Хасан усмехнулся:
– Так мне на роду написано…
Затем он сел, прислонившись спиной к стене, вытащил узкий нож и начал подрезать ногти. Он всегда был очень опрятным убийцей и всегда считал, что опрятность чем-то сродни с черной магией.
Когда солнце стало медленно клониться к западу, Морби снова навестил нас, приведя с собой целый конвой куретов с мечами.
– Пришло время, – торжественно объявил он, – и вы должны сказать нам, кто из вас рискнет сразиться с нашим богатырем?
– Хасан! – сказал я.
– Очень хорошо. Тогда пошли. Только, пожалуйста, без всяких там глупостей. Меня коробит от мысли, что на праздник будет доставлен испорченный товар…
Окруженные со всех сторон мечами, мы вышли из барака и пошли вдоль деревни. Прошли мимо вагона и увидели там лошадей. Даже несмотря на то, что лошади были далеки от совершенства, а их бока к тому же были покрыты язвами, каждый из нас, проходя мимо них, все же внимательно осмотрел каждую, как бы уже примеряясь, какую выбрать.
Деревня состояла примерно из тридцати бараков, таких же, как и тот, в котором нас держали. Мы шли по грязной дороге, усеянной мусором. Отовсюду воняло потом, мочой, гнилыми фруктами, едким дымом.
Пройдя около ста метров, мы повернули налево. Улица здесь заканчивалась, и дальше мы шли по тропе вниз с холма к большому расчищенному месту.
Толстая лысая женщина, с невероятно огромной грудью и разъеденная раковыми наростами на лице, возилась около очага, предназначенного для поджаривания туш. Увидев нас, она улыбнулась и громко причмокнула.
Впереди, чуть дальше, была расположена площадка с хорошо утрамбованной голой землей. Огромное, обвитое лианами тропическое дерево, приспособившееся к нашему климату, стояло на одном краю площадки, а вокруг него были расположены в несколько рядов более чем двухметровые факелы, пламя которых развевалось на ветру, подобно знаменам.
На другом конце был виден наиболее аккуратный из всех бараков, видимых нами здесь, высотой в пять метров и метров десять шириной по фасаду. Он был выкрашен в ярко-красную краску и весь покрыт магическими символами, похожими на языческие письмена североамериканских индейцев. Посреди фасада была высокая дверь, которую охраняли два автоматчика-курета.
Солнце уже почти зашло за горизонт. Морби заставил нас прошагать через всю площадку к дереву. Около ста зрителей восседало на земле по обе стороны площадки с зажженными факелами.
Морби величественно показал в сторону красного барака.
– Как вам нравится мой дом? – спросил он.
– Просто прелесть, – ответил я.
– Со мной живет один мой приятель, но днем он спит. С ним вы и должны будете встретиться.
Мы подошли к подножию большого дерева. Морби оставил нас там на попечение стражи, а сам вышел на середину площадки и обратился к куретам по-гречески.
Мы договорились между собой, что будем ждать почти до самого конца поединка, каков бы ни был его исход. Когда дикари будут более всего возбуждены и все их внимание будет сосредоточено на последнем аккорде поединка, мы попытаемся вырваться. Мы поставили женщин в центре нашей группы. Сам я пробрался к воину, державшему меч в правой руке. Я намеревался при удачном случае прикончить его на месте. Но очень плохо было то, что мы находились на дальнем конце площадки. Чтобы пробиться к лошадям, нам нужно было проложить себе путь через все это пространство.
– И тогда, в тот вечер, – говорил Морби, – Мертвый поднялся, сокрушив этого могучего воина, Хасана, переломав ему кости и бросив его на наше место для пиршества. Затем, после того как он убил этого страшного врага, он выпил его кровь прямо из горла, съел его печень, сырую, еще дымящуюся. Вот что он сделал в ту ночь. Велико было его мужество…
– Могучий! О, могучий! – взревела толпа, и кто-то начал колотить в барабан.
– Теперь мы будем звать его, чтобы он снова был с нами! – закричал Морби.
Толпа одобрительно взревела.
– Чтобы снова был с нами!
– Ура! Ура! Ура!
– С острыми белыми зубами!
– С белой, с белой кожей!
– Руками, которые все крушат!
– Ртом, который пьет!
– Кровь жизни!
– Великое наше племя!
– Великий Мертый! Великий Мертвый!
Глотки людей, полулюдей и нелюдей дружно обрушили этот кра….. гимн по площадке, как могучую волну прилива.
Наши стражники также ревели во всю глотку.
Миштиго закрыл свои чувствительные уши, лицо его выражало крайнее мучение. Голова моя тоже зазвенела. Дос Сантос перекрестился, но один из стражников покачал головой и поднял свой меч. Дос пожал плечами и снова повернул голову в сторону дикарей.
Морби подошел к бараку и трижды постучал по двери. Один из стражников распахнул ее перед ним. Внутри виднелся огромный черный катафалк в окружении черепов людей и животных. На нем покоился огромный гроб черного дерева, украшенный яркими изогнутыми полосками.
По приказу Морби стражники открыли крышку.
В течение следующих двадцати минут он делал множество уколов во что-то, что было внутри гроба. Движения его были медлительными и полными торжественности. Один из стражников отложил в сторону меч и начал помогать ему.
Барабанщики продолжали отбивать прежний ритм. Толпе стало интересно и она притихла.
Наступила абсолютная тишина.
Затем Морби повернулся к племени.
– Сейчас Мертвый проснется! – торжественно провозгласил он.
– Восстанет! – завопила толпа.
– Сейчас он придет, чтобы принять новую жертву!
– Сейчас он придет… – вторила толпа.
– Воскресни, Мертвый! – заорал Морби, повернувшись к катафалку.
И он воскрес!
Огромный и необъятный!
Похоже, что он весил не менее полутора центнеров.
Он присел в своем гробу и стал озираться. Потом потер грудь, под мышками, шею и поясницу. Выбравшись из своего огромного ящика-гроба, он тяжело облокотился о катафалк. Морби теперь казался рядом с ним карликом. На великане была только набедренная повязка и огромные сандалии из козьей шкуры. Кожа его была белая, мертвенно белая… белая, как медуза…
– Альбинос! – прошептал Джордж и голос его стал слышен в каждом углу площадки, потому что это был единственный звук.
Морби бросил взгляд в нашу сторону и улыбнулся. Он взял Меpтвеца за руку с короткими тупыми пальцами и вышел из барака на площадку.
Меpтвец отпрянул назад, испугавшись света факелов, но затем снова выпрямился. Когда он подошел поближе, я с интересом начал изучать его лицо.
– На его лице нет следов разума, – тихо сказала Диана.
– Вы видите его глаза? – спросил Джордж, щурясь. Его очки были разбиты в драке.
– Да, они розоватые.
– У него есть складки эпикантуса?
– Гм… Да.
– Ха-ха. Он монголоид и, держу пари, полнейший идиот. Вот почему Морби так легко управляется с ним. И посмотрите на его зубы! Похоже, что они подпилены!
Я присмотрелся. Меpтвец оскалился, потому что начал осматривать цветастую верхушку головы Дианы, и я увидел уйму великолепных острых зубов.
– Его альбинизм является главной причиной ночного образа жизни. Смотрите! Он уклоняется от света факелов! Он чрезвычайно чувствителен ко всей видимой части спектра.
– А что вы можете сказать о его гастрономических наклонностях? – поинтересовался я.
– Они приобретены в процессе воспитания. Многие примитивные народы пили кровь своего скота. Некоторые сохранили этот обычай вплоть до начала двадцатого века. Вы обратили внимание на тех лошадей, мимо которых мы проходили? Кровь, как вам известно, очень питательна, если только вы сможете предохранить ее от свертывания, и я уверен, что Морби наверняка держит этого идиота на подобной диете с самого детства. Поэтому, он, конечно, вампир – так он был воспитан.
– Мервый воскрес! – закричала толпа. – Мертвый велик!..
Морби медленно огляделся и внезапно направился к нам, оставив вампира одного среди площади с идиотской ухмылкой на лице.
– Мертвый велик! – произнес он, подойдя к нам и ухмыляясь точно так же, как и его воскресшее дитя. – Он изумителен, не так ли?
– Что вы сделали с этим несчастным существом? – спросила Красный Парик.
– Почти ничего, – махнул рукой Морби. – Он родился уже подготовленным для такой роли.
– Что за инъекции вы ему делали? – спросил Джордж.
– О, перед тем, как выпустить его на этот поединок, я накачал его болевые нервы новокаином. Отсутствие реакции на боль только усилит его ореол несокрушимости. Кроме того, я сделал несколько гормональных уколов. За последнее время он набрал вес и поэтому стал несколько неуклюж. Так что уколы послужат некоторой компенсацией излишнего веса.
– Вы говорите о нем и относитесь к нему, словно к механической игрушке! – взорвалась Диана.
– А он и есть игрушка, к тому же бесценная. Вы здесь, Хасан? Готовы?
– Да, – кивнул араб, снимая плащ и бурнус.
На его плечах вздувались огромные мышцы, он несколько раз согнул и разогнул пальцы и вышел вперед. На плечах и спине Хасана я заметил несколько рубцов.
– Великий воин Хасан! – провозгласил Морби.
– Великий воин Хасан! – взревела толпа.
– Велика его сила!
– Велика его сила! – орала толпа.
– Но Мертвый все же сильнее!
– Но Мертвый все же сильнее!
– Он сломает Хасану кости и расшвыряет его по пиршественному полю.
– Он сломает Хасану кости… – бушевала толпа.
– Он выпьет кровь из его глотки! – Морби от удовольствия закатил глаза.
– Он выпьет кровь из его глотки!!! – толпа уже не кричала, а визжала.
– Неодолима его сила!
– Велик Мертвый!
– Сегодня ночью, – тихо произнес Хасан, – он на самом деле станет мертвым…
– Мертвый! – воскликнул Морби, как только Хасан встал рядом с ним. – Я приношу тебе в жертву этого человека!
Затем Морби отошел в сторону и дал знак стражникам, чтобы они оттеснили нас к самому краю площадки.
Идиот улыбнулся еще шире и медленно двинулся к Хасану.
– Бисмалла! – сказал Хасан, делая вид, что поворачивается к нему спиной.
Через мгновение Хасан нагнулся, зачерпнул горсть земли и бросил в Мервяка, затем быстро развернулся и нанес сильный удар ногой в челюсть вампира.
Огромная белая голова отклонилась самое большее на десять сантиметров. Улыбка все еще оставалась на его лице. Затем вверх взметнулись обе короткие руки и схватили Хасана под мышки.
Араб схватил Меpтвеца за плечи, оставив на коже ярко-красные царапины, но тут же отдернул свои пальцы. И там, где они были погружены в мертвенную плоть чудовища, выступили алые капли крови.
При виде крови своего любимца толпа яростно закричала. Возможно, запах крови возбуждал их. Как, впрочем, новый крик толпы всколыхнулся, когда Мертвец поднял Хасана на добрых два фута вверх и побежал с ним вперед, сжимая его в своих объятиях.
На пути оказалось большое дерево. Голова Хасана обвисла, когда вампир ударил его головой о ствол.
Затем Меpтвец врезался всем телом в тело Хасана, заблокированное деревом, медленно отступил назад, встряхнулся и стал избивать араба.
Это было настоящее избиение. Он молотил человека своими уродливыми короткими толстыми руками, как настоящая ветряная мельница. Хасан закрыл лицо руками и прижал локти к животу. Тем не менее Меpтвец продолжал наносить удары по его голове и бокам. Его руки методически поднимались и опускались. И все это время с его лица не сходила идиотская улыбка.
В конце концов руки Хасана упали, и он сцепил их впереди живота. Из уголков его рта сочилась кровь.
Непобедимая игрушка продолжала свою игру…
А затем, откуда-то издалека, как будто с другого края этой ночи, настолько издалека, что только я смог это услышать, раздался голос, который я узнал. Это был знаменитый охотничий рык моего адского цербера – Бортана. Он все-таки где-то набрел на мой след и теперь спешил сюда, пересекая ночь, делал гигантские прыжки, словно горный козел, перепрыгивая реки, как лошадь. Глаза его горели, как два раскаленных угля во мраке ночи.
Он никогда не уставал бегать, мой Бортан. Такие, как он, рождаются без страха, созданные для охоты, отмеченные печатью разносимой ими смерти.
Мой цербер спешил мне на выручку, и никто не мог бы его остановить.
Но пока что он был далеко, слишком далеко, по ту сторону ночи…
Толпа снова закричала. Вряд ли Хасан сможет продержаться еще хоть немного. Никто не смог бы этого совершить!
Краешком глаза (карего) я заметил неуловимое движение Эллен, будто она что-то бросила правой рукой.
Прошло две секунды. И это случилось! Я быстро отвел глаза от ослепительной вспышки, которая полыхнула позади идиота.
Меpтвец издал ужасный вопль и ослабил хватку.
Добрый старый параграф 237-1, предложенный мной: "Любой гид и любой член туристической группы обязан иметь при себе не менее трех магниевых вспышек во время путешествия…"
Это означало, что сейчас у Эллен осталось только две.
Идиот перестал колотить Хасана. Он попытался отшвырнуть вспышку ногой, закричал, прикрыл глаза, упал и покатился по земле.
Едва переведя дух, за ним наблюдал Хасан.
Вторая вспышка разорвала темноту на поле боя. Меpтвец снова закричал.
Хасан привстал на носки и уцепился за толстую лиану, свисавшую с дерева. Он потянул ее на себя, но она не поддалась. Он потянул сильнее.
Наконец она оборвалась.
Движения араба стали увереннее, когда он обмотал концы лианы вокруг своих запястьев.
Третья вспышка зашипела и ярко вспыхнула. Хасан опустился на колени перед Меpтвецом и быстрым движением набросил лиану вокруг его горла.
Полыхнула еще одна вспышка, и тут Хасан начал затягивать петлю. Идиот обхватил его за талию. Мышцы Хасана-убийцы вздулись, пот смешался с кровью на его лице.
Меpтвец привстал, подняв вместе с собой и Хасана. Но тот не переставал затягивать петлю. Лицо идиота больше уже не было белым, оно покрылось разноцветными пятнами. На лбу и на шее, как канаты, вздулись вены. Но чем выше он поднимался и чем выше поднимал Хасана, тем сильнее лиана врезалась в его шею.
Толпа вопила и беспорядочно кричала. Без устали рокотали барабаны. И тогда я снова услышал вой Бортана и снова очень-очень далеко.
Меpтвец покачнулся, затем по его телу судорожно пробежали подергивания и он отшвырнул Хасана от себя. Лиана соскользнула с его горла, как только она вырвалась из рук Хасана.
Араб перевернулся через голову, но подняться с колен ему не хватило сил.
Меpтвец направился к нему.
Затем походка его стала нетвердой, он весь начал трястись. Издав клокочущий звук, великан схватился за горло, привалился к дереву и стал глотать воздух. Рука его скользнула по стволу и он медленно опустился на землю. Затем он снова поднялся, наполовину скорчившись.
Хасан встал и поднял лиану. Затем подошел к идиоту. На этот раз его хватку разорвать было невозможно.
Тело Меpтвеца обмякло, и больше он уже не поднимался…
