Мы ждали очень долго. Ночь была холодной. Время от времени нам казалось, что время остановилось для нас. Наши мышцы затекли и тупо ныли. От усталости и недоедания у нас кружилась голова. Веревки грубо впились в наши тела.
– Как ты думаешь, им удалось добраться до нашей деревни? – спросил Хасан.
– Мы дали им неплохой запас времени. Думаю, что они не могли упустить такой возможности.
– С вами всегда было трудно работать, Карачи…
– Я знаю. И сам давно заметил это.
– Как мы все лето гнили на Корсике в темноте…
– Ага.
– Или наш марш в Чикаго, после того, как мы потеряли все наше оборудование в Огайо.
– Да, это был очень неудачный год.
– С вами всегда найдешь неприятности, Карачи. "Рожденный вязать узлы на хвосте тигра" – вот поговорка о таких людях. С такими быть очень трудно. Что касается меня, то я люблю тишину и уединение. Томик стихов и свою трубку.
– Тсс… Я что-то слышу.
Раздался цокот копыт. В узком секторе света от опрокинутого фонарика появился сатир. Движения его были нервными. Глаза его перебегали с Хасана на меня, потом опять на Хасана. Казалось, он не понимал, что здесь произошло.
– Помоги нам, маленький рогатик, – сказал я по-гречески.
Он осторожно приблизился. Увидев кровь на растерзанных телах дикарей, он повернулся, как бы собираясь бежать.
– Вернись! Ты мне нужен! Это я, игрок на свирели!
Он остановился и повернулся к нам. Ноздри его дрожали.
Заостренные уши стояли торчком.
Он вернулся. На его почти человеческом лице было напиано неизмеримое сострадание, когда он переступал через разбросанные останки куретов и лужи крови.
– Кинжал, кинжал у моих ног, – сказал я, опустив глаза. – Подними его.
Казалось, что ему совсем не нравится прикасаться к чему-либо, созданному человеком, особенно к оружию.
Я просвистел последние такты моей новой мелодии на свирели.
"Поздно, поздно, так поздно…"
Его глаза покрылись влагой. Он вытер тыльной стороной своей поросшей шерстью ладони эту влагу и зашмыгал носом.
– Подними кинжал и разрежь веревки. Подними его. Нет, не так. За другой конец. Да, да…
Он правильно взял кинжал и посмотрел на меня. Я пошевелил своей правой рукой.
– Веревки. Режь их!
Он подчинился. У него ушло на это около двадцати минут.
– А теперь дай мне нож, об остальном я сам позабочусь.
Он вложил кинжал в мою правую руку.
Я сжал оружие и через несколько секунд был свободен. После чего я спешно освободил Хасана.
Когда я обернулся, малыша уже не было, и только частый цокот его копыт еще долго стучал в наших ушах.
– Дьявол простил меня… – прошептал Хасан.
Мы постарались побыстрее убраться отсюда. Как никак, все же "горячее" место. Мы сделали крюк вокруг деревни куретов и двинулись на север, пока не вышли на тропинку, в которой я признал дорогу на Волос.
То ли Бортан нашел сатира и каким-то образом заставил его пойти к нам, то ли он случайно набрел на нас – этого я не знал. Бортан, однако, не вернулся, поэтому я был склонен ко второму варианту.
Ближайшим безопасным местом был городишко Волос, примерно в двадцати километрах отсюда. Если Бортан убежал туда, где его могли узнать мои родственники, то до его возвращения должно было пройти еще немало времени. То, что я послал его за помощью, было чем-то вроде жеста отчаяния. Если бы он отправился в любое другое место, кроме Волоса, то я не имел бы ни малейшего представления, когда он вернется. Но в любом случае я надеялся на то, что он снова найдет меня.
Пока что мы старались идти как можно быстрее.
Но уже примерно через десять километров мы стали шататься от усталости. Мы понимали, что идти дальше, не отдохнув, мы уже были не в состоянии и поэтому внимательно следили за окрестностями дороги, стараясь отыскать безопасное место, где можно было бы выспаться.
В конце концов я узнал один крутой скалистый холм, где я еще мальчишкой пас овец. Небольшая пещера пастуха, расположенная неподалеку от вершины, была сухой и пустой. Мы натолкали в нее немало сухой и чистой травы для подстилки, забросали ветками вход и с облегчением растянулись на земле. Уже через несколько секунд Хасан начал мерно похрапывать. Мой мозг еще несколько секунд бодрствовал, и в эти секунды я понял, что из всех удовольствий – глоток холодной воды после жажды, спиртное, секс и сигарета, после многих дней воздержания – со сном ничего не может сравниться.
Сон – лучше всего!
* * *
Я мог бы сказать о том, что, если бы наш отряд избрал бы более долгий путь из Ламии до Волоса – прибрежную дорогу – то всего того, что с нами приключилось, скорее всего никогда бы не произошло, и Фил сегодня был бы еще жив. Но я не могу реально судить о том, что произошло бы в этом случае: даже теперь, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, плохо или хорошо то, что мы поступили именно так, а не иначе. В любом случае, следом за нами, простирая к нам руки, среди руин шествовали силы окончательного раскола…
К Волосу мы вышли в полдень следующего дня. После того, как мы пересекли глубокое ущелье, возле Макриницы, мы и обнаружили всех остальных членов нашей группы.
Фил вывел их к Макринице, попросил бутылку вина и экземпляр своего перевода "Прометей Раскованный", а затем расположился провести с ними вечер.
Утром Диана нашла его давно похолодевшим, с улыбкой на устах.
Погребальный костер я устраивал в кедровой роще вблизи от разрушенного монастыря. Он не хотел, чтобы его тело было погребено в земле. И в тот вечер он должен был загореться, а я прощался с еще одним другом. Кажется, если оглянуться назад, то вся моя жизнь в основном была чередой приходов и уходов близких мне людей. То я говорил: "Здравствуйте", то "До свидания!" И только Земля остается.
Днем я пошел вместе с группой в Паласаве, который расположен на месте древнего Малка, на мысу напротив Волоса. Мы стояли в тени маленьких деревьев на холме, откуда открывался великолепный вид на море и скалистые склоны.
– Именно отсюда аргонавты отправились на поиски Золотого Руна, – сказал я, не обращая свои слова ни к кому. – Это точно.
– Кто был среди них? – спросила Эллен. – Я читала рассказ об этом в школе, но сейчас уже забыла.
– Среди них были Геракл и Лисей, певец Орфей, сыновья бога северных ветров и Ясон, их предводитель, ученик кентавра Хирона – пещера которого как раз находится неподалеку отсюда, около самой вершины Пелиона.
– Правда?
– Я покажу ее когда-нибудь.
– О, как интересно!
– В окрестностях этих мест боролись также боги и титаны, – заметила Диана, став рядом со мной. – Разве титаны не вырвали из земли гору Пелион и не взгромоздили ее на Оссу, пытаясь добраться до Олимпа?
– Да, об этом говорят мифы. Однако, боги были добры и после окончания кровавой битвы восстановили это место таким, каким оно было прежде.
– Парус!
На горизонте действительно появилось белое пятнышко.
– Да, этим местом до сих пор пользуются в качестве гавани.
– А может быть, это ватага героев, – заметила Эллен, – возвращается с еще одним руном? Если это так, то было бы очень интересно узнать, что они делали бы с ним?
– Важно не само по себе руно, – пояснила Диана, – а то, как оно добывалось. Каждый хороший рассказчик отчетливо понимает это.
– По ту сторону дороги, – сказал я громко, – находятся развалины византийского монастыря, который, по утвержденному мною графику, будет реставрирован через два года. Считается, что именно здесь проходил свадебный пир Пелея, одного из аргонавтов, и морской нимфы Фелиты. Вероятно, вы слышали саму историю этого пира? Были приглашены все, кроме богини Раздора, но она все-таки пришла и подбросила яблоко с надписью: "Самой прекрасной". Парис присудил его Афродите, и этим была предрешена судьба Трои. Впследствии все, кто встречал Париса, видели, что он был очень несчастен. О, так тяжело принимать решения. Как я уже говорил, эта земля полна мифов.
– Сколько времени мы здесь пробудем? – спросила Эллен.
– Мы хотели провести еще пару дней в Макринице, – сказал я, – а затем мы могли бы двинуться на север. В Греции мы, значит, проведем еще примерно неделю, а потом отправимся в Рим.
– Нет! – сказал Миштиго, который все это время сидел на камне и что-то диктовал в свою машинку. – Нет, путешествие на этом можно считать законченным. Это была наша последняя остановка.
– Как же так?
– Я полностью удовлетворен и намерен отправиться домой.
– А как же ваша книга?
– Я вышлю вам по экземпляру с автографом, когда она будет закончена. Мне очень дорого время, а я собрал почти весь необходимый материал. Сегодня утром я вызвал Порт-о-Пренс. Скиммер будет послан за мной сегодня вечером. Вы можете продолжать путешествие, но я его уже закончил.
– Что-нибудь было не так?
– Нет, все в порядке, но мне пора уезжать. У меня еще довольно много работы.
Он встал и потянулся.
– Мне еще нужно кое-что упаковать, поэтому я собираюсь вернуться сейчас. У вас здесь действительно красивая страна, Конрад, несмотря ни на что. Мы еще встретимся за обедом.
Он повернулся и стал спускаться с холма.
Я сделал несколько шагов за ним, следя за тем, как он благополучно спустился.
– Интересно, что это его побудило так спешить? – громко спросил я.
– Он умирает… – тихо отозвался Джордж.
* * *
Мой сын Ясон, который опередил нас на несколько дней, исчез… Соседи сказали, что он вечером отправился в царство Аида, за день до нашего прихода. Я отправился туда на спине огромной собаки с огненными глазами. Она мчалась, как бешеная, и быстро исчезла в ночной тьме.
Мои родственники очень хотели, чтобы мы остались на обед. Дос Сантос все еще отдыхал. Джордж лечил раны и считал, что вовсе необязательно отправлять его в госпиталь в Афинах.
Всегда приятно возвращаться домой.
Сначала я пошел на главную площадь и провел всю вторую половину дня, беседуя со своими потомками. Я им рассказал о Таллере, о Гаити, об Афинах. Они же рассказывали мне о том, что произошло за последние несколько лет в Макринице.
Затем я выбрал цветы и направился на кладбище, немного там побыл, и вернулся домой к Ясону. Там я нашел бутылку вина и выпил ее всю. Выкурил сигарету. Затем заварил полный кофейник и выпил кофе.
И тем не менее мое уныние не проходило, так же, как и неопределенность. Окончательный исход всего происходящего до сих пор был мне неясен.
Джорджу, однако, болезнь Миштиго была известна. Он сказал, что у веганца все симптомы тяжелого нервного расстройства. Неизлечимого. Безусловно со смертельным исходом.
Хасан был здесь совершенно ни при чем. "Причины этой болезни неизвестны", – таков был диагноз Джорджа. В связи с этим все требовало полнейшего пересмотра.
Джордж узнал о болезни Миштиго еще до нашего путешествия. Что навело его на этот след? Фил попросил его понаблюдать за веганцем с целью выяснения, нет ли у него признаков какой-то неизлечимой болезни.
Почему?
Что ж, он не сказал, почему. И теперь я уже не могу спросить об этом. Проблему эту предстояло решать мне. Завершил ли Миштиго свою работу или у него не осталось времени, чтобы это сделать? Он сказал, что закончил. Если же он ее не закончил, то получается, что все это время я оберегал фактически мертвеца без всякой на то пользы! Если же он ее закончил, то мне необходимо знать результат этой работы для того, чтобы очень быстро принять решение, касающееся того срока жизни, который ему еще остался.
Обед не дал ничего нового. Миштиго сказал все, что хотел сказать, и не обращал внимания ни на какие вопросы, либо отмахивался от них. Поэтому, как только мы выпили кофе, я и Диана вышли наружу покурить.
– Что случилось? – спросила она.
– Не знаю. Я думал сначала, что, возможно, он это сделал.
– Нет. Что же теперь?
– Не знаю.
– Убить его?
– Возможно, да. Хотя сначала нужно выяснить – зачем?
– Он завершил свою работу.
– Ну и что? В чем она заключается?
– Откуда мне знать?
– Черт побери! Я должен знать! Мне хочется знать, потому что я убиваю кого-то. Меня это очень волнует.
– Интересует? Очень? Да ведь это же очевидно. Веганцы хотят скупить у нас всю Землю. Поэтому Миштиго должен срочно дать отчет о тех местностях, которые интересуют их больше всего…
– Тогда почему он не посетил все намеченные места? Почему он ограничился только Египтом и Грецией? Пески, скалы, джунгли, ужасные чудовища – вот и все, что он успел увидеть. Вряд ли все это может привлечь внимание инопланетян.
– Он испугался! И поэтому бежит! Он прямо дрожит от счастья, что остался в живых. Ведь его свободно могли слопать и куреты, и боадил, и черт знает кто еще!
– Ну что ж, хорошо. Тогда пусть себе бежит. Пусть он передаст им плохой отчет.
– А этого он не может допустить. Если они на самом деле хотят возвратиться к покупке, они не станут раскошеливаться на основании обрывочных данных. Они просто пришлют еще кого-нибудь посмелее, чтобы завершить дело. Если мы убьем Миштиго, они поймут, что мы сейчас представляем реальную силу, что будем делать попытки бороться против всякого…
– Но он не боится за свою жизнь, – задумчиво произнес я.
– Не боится? Тогда как же это все объяснить?
– Не знаю… Я, однако, обязан все это скорейшим образом выяснить.
– Как?
– А что, если я спрошу у него?
– Ты псих! – сказала она и отвернулась от меня.
Она стояла неподвижно, как статуя. Потом я взял ее за плечи и поцеловал в шею.
– Иди домой, – наконец вымолвила она. – Уже поздно.
Я вернулся в просторный дом Ясона Короноса, где расположились я и Миштиго. И где провел свою последнюю ночь Фил. В комнате, где он не проснулся, томик "Прометея" все еще лежал на письменном столе рядом с пустой бутылкой. У меня, пока он еще был жив, было неотступное ощущение, что он что-то недоговаривает.
Поэтому я открыл книгу.
Его последнее произведение было написано на чистых листах в конце книги, по-гречески, но не на современном греческом, а на старом, классическом.
Вот оно:
"Дорогой друг! Я плохо себя чувствую, и Джордж хочет переправить меня в Афины. Я не возражаю и отправляюсь туда уже завтра, когда прибудет скиммер. Поэтому сейчас я должен прояснить многое, касающееся наших насущных дел.
Веганец должен покинуть Землю во что бы то ни стало живым – живым любой ценой. Это очень важно. Я боялся вам рассказывать об этом раньше, так как опасался того, что Миштиго мог оказаться телепатом. Поэтому я присоединился к вам позже, в Греции, хотя с радостью посетил бы и Египет. Именно поэтому я притворился, что ненавижу его, чтобы быть от него как можно дальше, и только после того, как я получил неопровержимые доказательства того, что он не телепат, я решил присоединиться к вам.
Я подозревал, что раз здесь оказались Дос Сантос, Диана и Хасан, значит, Рэдпол жаждет крови. Если бы он был телепатом, полагал я, то он бы об этом быстро узнал и сам предпринял бы необходимые меры предосторожности. Если же он телепатом не был, то я всецело полагался на ваши способности защитить его от чего угодно, включая и Хасана. Но мне не хотелось, чтобы он узнал об этом, что мне известно. Однако я пытался предупредить вас, если помните.
Татрам Миштиго, его дети – одни из прекраснейших, наиболее благородных разумных обитателей Вселенной, когда-либо в ней живших. Он философ, великий писатель, бескорыстный служитель общества. Я познакомился с ним во времена моего пребывания на Таллере тридцать с лишним лет назад, и впоследствии мы были с ним большими друзьями. Мы поддерживали переписку друг с другом до тех пор, пока он сам не приехал на Землю, и еще тогда он делился со мной намерениями Федерации Веги относительно будущего Земли. Я поклялся, что буду держать все в тайне, даже Корт не знает, что я обо всем осведомлен. Старик мог бы поплатиться своим авторитетом и положением, если бы это вышло наружу раньше времени.
Веганцы находятся в весьма щекотливом положении. Наши соотечественники-эмигранты своим трудом добились того, что Вега очень сильно зависит от них и в культурном, и в экономическом отношении. Веганцам дали понять – и притом недвусмысленно, во время восстания Рэдпола – что имеется туземное население, располагающее мощной организацией и желающее возрождения своей планеты. Веганцам тоже этого хотелось. Им Земля не нужна. И на что она им: если им нравится эксплуатировать землян, то на Таллере их гораздо больше, чем на самой Земле – а ведь они в общем-то не эксплуатируют, во всяком случае, умышленным образом.
Наши бывшие соотечественники и сами решили, что лучше пользоваться плодами своего труда на планете другой системы, чем возвращаться на Землю. Но что это означает? То, что движение за Возвращение зашло в тупик! Никто не возвращается! Вот почему я и отошел от этого движения. По этой причине, я уверен, отошли от него и вы. Веганцы хотят, чтобы проблема нашей родной планеты не висела камнем на их шее. Хотя с другой стороны, они хотят посещать Землю. Для них очень поучительно смотреть на наше настоящее лицо – протрезвляющий и устрашающий урок того, что можно сделать с целой планетой.
Что нам нужно было сделать – так это найти способ обойти наше правительство, наше эмигрантское правительство, расположенное на Таллере. Таллериты вовсе не хотят просто так отказаться от правления, их единственного налога для сбора с Земли и источника существования этого кукольного правительства.
После долгих переговоров и серьезных экономических обещаний, включая предоставление землянам на других планетах полного статуса гражданства Веги, казалось, такой способ был найден. Осуществление этого плана было поручено представителю рода Штиго, и в частности самому Татраму. Так как он был уверен, что в конце концов нашел способ возвращения Земле ее автономии и сохранения ее культурной целостности! Вот почему он послал своего внука Корта в эту "инспекторскую" поездку. Корт – существо весьма необычное. Его подлинным талантом является эгоизм, им наделены все Штиго в немалой степени, и он обожает перевоплощения.
Я уверен в том, что он хочет разыграть роль пришельца – этого ужасного и грубого существа, и я не сомневаюсь, что в этом он преуспел блестяще. Татрам также сообщил мне, что это будет последняя роль Корта. Он умирает от неизлечимой болезни. Я уверен, что это та причина, по которой для этой поездки был выбран именно он.
Поверьте мне, Константин Карагиозис (Коронес, Номикос) плюс все остальные известные мне имена; Конрад, что он вовсе не обозревает недвижимость, оставшуюся на Земле. Нет.
Поверьте мне на слово, что он должен жить, и обещайте мне выполнить мою просьбу: сохранить все в тайне. Вы не пожалеете, когда все узнаете.
Мне очень жаль, что я так и не удосужился закончить элегию в вашу честь, и будьте прокляты за то, что вы не вернули мою Дару, тогда, в Греции…
Фил."
"Что ж, очень хорошо, – решил я, – жизнь, а не смерть веганцу!"
Я не сомневался в том, что Фил знает, о чем просит!
Я вернулся к обеденному столу Коронеса и остался с Миштиго, пока он не ушел. Я сопровождал его, когда мы возвращались к дому Ясона Коронеса, и помог ему упаковаться. За все это время мы обменялись не более чем десятью словами. Затем мы вынесли его вещи и поставили перед домом, на том месте, где должен был приземлиться скиммер. Перед тем, как остальные, включая и Хасана, подошли попрощаться с ним, он повернулся и сказал:
– Скажите мне, Конрад, для чего вы разрушили пирамиду?
– Чтобы вызвать раздражение у Веги, – произнес я. – Чтобы вы поняли, что если вы все еще желаете этой планеты, то вы получите ее еще в худшем состоянии, чем после Трех Дней. На ней не останется ничего, на что можно было бы поглядеть. Мы уничтожим все, что осталось от нашей истории, не оставив вам ни крошки…
Воздух с присвистом вышел из глубины его легких.
– Я полагаю, что это похвально, – сказал он, – но мне так хотелось взглянуть на нее. Вы думаете, что когда-нибудь вам удастся восстановить ее? Может быть, даже скоро?
– Почему вы так думаете?
– Я заметил, что ваши люди помечают каждый камень.
Я пожал плечами.
– У меня есть только один серьезный вопрос относительно вашей страсти к разрушению, – сказал он.
– Какой же?
– Это на самом деле искусство?
– Идите к черту!
Затем к нам подошли все остальные. Я медленно покачал головой, так что это видела только Диана, и схватил кисть Хасана. Затем незаметно для других я отцепил приклеенную к ладони тонкую иглу. И только после этого я позволил ему обменяться рукопожатием с веганцем.
В темнеющем небе зажужжал скиммер. Я помог Миштиго взобраться в него, передал ему личные вещи и основательно прихлопнул дверь скиммера. Все!
Отлет прошел безо всяких происшествий. Я вернулся домой и сменил одежду.
Пришла пора хоронить друга…
