* * *
Эл Беркхальтер, недавно достигший зрелости полных восьми лет, лениво развалился под деревом и жевал травинку. Он был настолько погружен в свои фантазии, что его отцу пришлось слегка толкнуть его, прежде чем в полуоткрытых глазах отразилось понимание. А день был очень подходящим для мечтаний – жаркое солнце и свежий ветер, дующий с востока, с белоснежных вершин Сьерры. Ветер принес с собой легкий кисловатый запах луговой травы, и Эд Беркхальтер радовался тому, что его сын принадлежал ко второму после Взрыва поколению. Сам он родился через десять лет после того, как была сброшена последняя бомба, но и воспоминания, переданные тебе, тоже могут быть достаточно страшными.
– Привет, Эл, – сказал он, и мальчик одарил его кротко-терпеливым взглядом из-под полуоткрытых век.
– Привет, папа.
– Хочешь пойти со мной в город?
– Не, – протянул Эл, мгновенно расслабляясь до полного оцепенения.
Эд Беркхальтер выразительно поднял бровь и уже повернулся уйти. Потом вдруг, повинуясь мгновенному импульсу, он сделал то, что редко позволял себе делать без разрешения другой стороны: воспользоваться своей телепатической силой, чтобы заглянуть в сознание Эла. Он сказал себе, что там царило некоторое колебание, его собственная подсознательная неуверенность в своем поступке, хотя Эл уже на удивление быстро избавился от злобного нечеловеческого бесформия ментального детства. Было время, когда разум Эла был шокирующе чуждым. Беркхальтер помнил несколько неудавшихся экспериментов, проделанных им до рождения Эла; немногие будущие отцы смогли устоять перед искушением поэкспериментировать с мозгом эмбриона, и это вернуло Беркхальтеру ночные кошмары, которых он не знал с юности. В них были огромные перекатывающиеся массы, шевелящаяся пустота и прочее. Предродовые воспоминания были бессмысленны, и разобраться в них могли только квалифицированные мнемопсихологи.
Но теперь Эл повзрослел, и мечты его, как обычно, были полны ярких красок. Успокоенный, Беркхальтер решил, что он выполнил свою миссию наставника, и оставил своего сына мечтать и жевать травинку.
В то же время он ощутил легкую печаль и боль, бесполезное сожаление о том, что все это безнадежно, потому что сама жизнь так бесконечно сложна. Конфликт, конкуренция не исчезли и после окончания войны; попытка приспособиться даже к одному из окружающих влекло за собой конфликт, спор, дуэль. С Элом же проблем было вдвое больше. Да, язык был по сути барьером, и Болди по достоинству могли оценить это обстоятельство – ведь между ними этого барьера не существовало.
Спускаясь по утоптанной тропинке, ведущей к центру города, Беркхальтер невесело улыбнулся и коснулся длинными пальцами своего хорошо подогнанного парика. Незнакомые люди очень часто удивлялись, когда узнавали, что он Болди, телепат. На него смотрели с любопытством, но вежливость не позволяла им спросить о том, каково чувствовать себя уродом, хотя они явно думали именно об этом. Беркхальтеру, знакомому с тонкостями дипломатии, приходилось самому вести разговор.
– Мои родные жили после Взрыва под Чикаго. Наверное, поэтому так получилось.
– О-о!
Пристальный взгляд.
– Я слышал, именно поэтому так много…
Испуганная пауза.
– Уродства или мутации. Было и то, и другое. Я сам до сих пор не знаю, к какой категории принадлежу, – добавлял он с обезоруживающей откровенностью.
– Вы не урод! – протестовали они слишком бурно.
– Да, зараженные радиацией зоны вокруг очагов поражения произвели несколько весьма странных субъектов. С плазмой зародышей случились удивительные вещи. Большинство из них умерло; они не могли размножаться. Но некоторых еще можно найти в санаториях – двухголовых, например, – ну, вы о них знаете, – и тому подобное.
Все равно они всегда были взволнованы до крайности.
– Вы хотите сказать, что можете прочитать мои мысли… прямо сейчас?
– Могу, но не делаю этого. Если партнер не телепат, это тяжелая работа. И мы, Болди, – ну, мы этого не делаем, и все. Человек с развитой мускулатурой не стал бы расшвыривать всех попавшихся под руку. Ну, конечно, если не хотел быть избитым толпой. Болди всегда чувствует тайную скрытую опасность: закон Линча. И умные Болди не позволяют себе даже намекнуть на то, что обладают сверхчувством. Они просто говорят, что отличаются от других, и этого достаточно.
Но один вопрос всегда подразумевался, хотя и не всегда задавался:
– Если бы я был телепатом, я бы… сколько вы получаете в год?
Ответ удивлял их. Читающий мысли, конечно, мог бы разбогатеть, если бы только захотел. Так почему же тогда Эд Беркхальтер оставался экспертом по семантике в Модоке, городе издателей, если поездка в один из городов науки могла бы позволить ему овладеть тайнами, которые принесли бы состояние.
Тому была весомая причина. Отчасти просто инстинкт самосохранения. Поэтому-то Беркхальтер и многие, подобные ему, носили парики. Впрочем, было много Болди, которые этого не делали.
