* * *
Он возвращался. Кочевники не были его народом, но Кэсси была его женой. И из-за этого он предал свою расу, предал, возможно, само будущее, и следовал за кочующим племенем три штата до этого момента, вместе с осенними ветрами, холодом дующими сквозь поблекшую листву, пока не достиг конца своего поиска. Она была там, в ожидании. Она была там, отделенная от него лишь скалой. Он мог почувствовать, ощутить это, и его сердце трепетало при возвращении домой.
А это предательство… Один человек не мог ничего знать для жизни всей расы. Но будет на несколько ребятишек-Болди меньше, чем было бы, женись он на Алексе. Болди должны будут сами найти для себя спасение…
Но он не думал об этом, когда преодолев последнее препятствие, он побежал туда, где у костра сидела Кэсси. Он думал о Кэсси, о блестящей черноте ее волос, о мягкой округлости ее щек. Он звал ее по имени, снова и снова.
Сперва она не поверила. Он видел сомнение в ее глазах и ее мыслях. Но сомнения пропали, когда он упал рядом с ней странная фигура в экзотических городских одеяниях – и заключил ее в объятия.
– Линк, – сказала она, – ты вернулся.
Он умудрился сказать:
– Я вернулся, – и на время перестал говорить и думать. Прошло много времени, прежде чем она решила показать ему кое-что интересное.
Так и вышло. Его глаза оставались расширенными, пока Кэсси смеялась и говорила, что это далеко не первый ребенок в мире.
– Я… мы… ты хочешь сказать…
– Конечно. Наш. Это Линк-младший. Как он тебе нравится? Он, между прочим, похож на своего папу.
– Что?
– Подержи его.
Когда Кэсси отдала ему ребенка, Линк понял, что она имела в виду. Маленькая головка была совершенно лишена волос, не было и следа бровей и ресниц.
– Но… ты же не Болди, Кэсси. Как…
– Но ты-то уж точно безволосый, Линк. Поэтому…
Линк обвил ее свободной рукой и крепко прижал к себе. Он не мог видеть будущее; он не мог осознать последствий этой первой попытки смешения рас. Он только испытывал глубокое и невыразимое облегчение от того, что ребенок был таким же, как он. Это было глубже, чем простое человеческое желание продолжить свой род. Это было оправдание. Если так, то он не отрекся полностью от своей расы. Алекса никогда не родит ему детей, но это не означает, что его дети будут от чужого корня.
То глубокое извращение, которое он приобрел у кочевников, не должно произойти с его ребенком. Я обучу его, – подумал он. – Он будет с самого начала знать – он научится гордиться тем, что он – Болди. И потом, если он когда-нибудь потребуется им… нет, если Нам он будет нужен… он будет готов заменить меня.
Раса продолжится. Было добрым, справедливым и приносящим удовлетворение то, что союз Болди и человека мог привести к рождению детей-Болди. Род не должен приходить в тупик из-за того, что мужчина женился за пределами своего племени. Человек должен следовать инстинкту, как это делал Линк. Было приятно принадлежать к расе, допускавшей даже такую измену традициям, и не требовавшей последующей расплаты. Род был слишком сильным, чтобы прерваться. Доминирующая наследственность найдет свое продолжение.
Возможно, изобретение МакНи могло оттянуть день погрома, а может быть, и не могло. Но даже если этот день наступит, то это не остановит Болди. Подпольный, скрытый, гонимый, их род не прервется. И возможно, что самое безопасное убежище будет найдено среди кочевников. Поскольку уже сейчас там есть их агент.
Может быть, все было правильно, – думал Линк, обняв Кэсси и ребенка. – Прежде здесь я был своим. Сейчас уже нет. Я никогда уже не буду полностью счастлив моей прежней жизнью. Я слишком много знаю. Но здесь я являюсь связью между общественной жизнью и тайной жизнью беженцев. Может быть, им когда-нибудь понадобится эта связь. – Линк, – он задумался и усмехнулся.
Вдалеке послышался и стал нарастать рев песни. Мужчины племени возвращались с дневной охоты. Он был немного удивлен, осознав, что больше не чувствует прежнего глубокого недоуменного недоверия к нему. Теперь он понял. Он знал их настолько, насколько они сами себя никогда не знали, и он за последние месяцы узнал достаточно, чтобы оценить это знание. Кочевники более не были недовольными и неприспособленными к цивилизации. Поколения отбора очистили их. В американцах всегда было самоочищение первопроходцев, рискованная оторванность от старого мира. Похороненный род возродился в их потомках. Да, они стали теперь настоящими кочевниками; да, они были жителями леса; но они всегда были бойцами. Как и первые американцы. В них был тот же твердый стержень, который мог, в один из дней дать убежище угнетенным и преследуемым.
Песня все громче раздавалась из-за деревьев, ревущий бас Джесса Джеймса Хартвелла запевал, остальные подпевали.
