* * *
Беркхальтер скрывался в старом пластиковом доме на самой окраине города. Сейчас он выскользнул через боковую дверь в прохладную тишину ночи. Над головой висела полная желтая луна. Рассеянный свет поднимался с далекой Рэдвуд-Стрит, более расплывчатые полосы света в воздухе отмечали другие улицы. Мышцы Беркхальтера напряглись. Он чувствовал, как горло сжимало чувство, близкое к панике. Годы ожидания выстроили в каждом Болди сильный страх, и сейчас, когда час пробил…
Барбара Пелл настойчиво лезла в его мысли, и когда его разум вспоминал ее образ, ее мысль мгновенно коснулась его, дикая и фееричная, злорадно-триумфальная, все его существо отпрянуло от нее, хотя против его воли, казалось, что-то заставляло его принимать ее сообщения.
Он мертв, Беркхальтер! Он мертв! Я убила Фрэда Сэлфриджа! Слово "убила" отсутствовало в мысли параноика, но там дымящаяся вспышка триумфа, влажного от крови, – кричащая мысль, от которой содрогался разум любого здорового человека.
Дура! – кричал ей Беркхальтер через далекие улицы, его мысли немного прониклись ее дикостью, и он не вполне управлял собой. Ты сумасшедшая дура, ты начала это?
Он собирался найти тебя. Он был опасен. Его речи все равно бы спровоцировали погром – люди начинали думать…
Это нужно остановить!
Это произойдет! – Ее мысль была страшно уверенной. – У нас есть план.
Что случилось?
Кто-то видел, как я убила Сэлфриджа. Его брат Ральф напомнил о… прежнем законе Линча. Слушай. – Ее мысль была головокружительной от триумфа.
И тогда он услышал это – звенящий вой толпы, пока далекий, но нарастающий. Звучание мыслей Барбары Пелл было топливом для огня. Он уловил ее страх, но страх извращенный, связанный с желанием того, что его вызывало. Та же кровожадная ярость звучала и в крике толпы, и в красном пламени безумного сознания Барбары Пелл. Они приближались к ней, все ближе…
На мгновение Беркхальтер почувствовал себя женщиной, бегущей по сумеречной улице, спотыкаясь, вставая, соревнуясь с толпой линчевателей, преследующих ее по пятам.
Мужчина-Болди выскочил на дорогу перед толпой. Он сорвал с себя парик и помахал им в воздухе. Ральф Сэлфридж с мокрым от пота узким лицом взвизгнул от ненависти и повернул поток за новой жертвой. Женщина скрылась в темноте.
Они поймали мужчину. Когда умирает Болди, в эфире возникает пустота, мертвая тишина, которой ни один телепат не коснется сознательно. Но перед тем, как вспыхнула эта пустота, агонизирующая мысль Болди сверкнула на Секвойей с оглушающим ударом, и тысяча сознаний на мгновение вздрогнула от него.
Убивайте людей, у которых есть волосы! – визжала яростная и безумная мысль Барбары Пелл. Это было то, что называлось фурия. Когда разуму женщины дают волю, он попадает в такие бездны дикости, в которые никогда не проникнет мужской рассудок. С незапамятных времен женщина жила ближе к пропасти, чем мужчина ей приходилось делать это, чтобы спасти свое потомство. Первобытная женщина не могла позволить себе сомневаться. Нынешнее безумие Барбары Пелл было красным, струящимся, первобытным по силе. И это было феерическое явление, зажигавшее нечто в каждом сознании, к которому оно прикасалось. Беркхальтер почувствовал, как на границах его сознания вспыхивают крохотные язычки пламени, и все здание его личности дрожит и отступает. Но он чувствовал и другие мысли, безумные мысли параноиков, тянущиеся к ней и в экстазе бросающие себя в бойню.
Убивайте их, убивайте… убивайте! – ревели ее мысли.
Повсюду? – изумился Беркхальтер, ошеломленный напряжением, которое он почувствовал со стороны вихря ликующей ненависти. Сегодня ночью, во всем мире? Неужели параноики поднялись повсюду, или же только в Секвойе?
И потом он неожиданно ощутил предельную ненависть Барбары Пелл. Она мысленно ответила ему, и в том, как она ответила, он опознал все зло этой рыжеволосой женщины. Если бы она полностью растворилась в отравленном пламени толпы, думал Беркхальтер, он все равно ненавидел бы ее, но ему не пришлось бы ее презирать.
Она ответила ему довольно холодно, отключив часть своего сознания от ревущей ярости, которая брала свой огонь от воющей толпы и передавала его как факел другим параноикам, чтобы разжечь их ненависть.
Она была очаровательной и сложной женщиной, Барбара Пелл. У нее было странное, зажигающее качество, которое столь полно не демонстрировала ни одна женщина со времен, вероятно, Жанны Д'Арк. Но она не полностью отдавала себя пылавшему в ней огню, мыслям и запаху крови. Она намеренно бросала себя в кровавую купель, осмотрительно купаясь в неистовстве своего безумия. И купаясь, она могла все так же спокойно отвечать, что было еще ужаснее, чем ее пыл.
Нет, только в Секвойе, – ответил ее разум, еще секунду назад бывший слепым ревущим призывом к убийству. – Ни один человек не должен выжить, чтобы рассказать об этом, – сказала она мысленными образами, источавшими холодный яд, обжигавший сильнее, чем горячая кровожадность ее мыслей-трансляций. – Мы захватили Секвойю. Мы захватили взлетные площадки и электростанцию. Мы вооружены. Секвойя отрезана от остального мира. Погром начался только здесь. Как рак. Он должен быть здесь и остановлен.
Как?
А как ты уничтожаешь раковую опухоль? – Яд бурлил в ее мыслях.
Радием, подумал Беркхальтер. Радиоактивностью. Атомными бомбами.
Испепелить? – удивился он.
Обжигающий холод подтверждения был ему ответом. Ни один человек не должен выжить, чтобы рассказать об этом. Города и раньше уничтожались – другими городами. На сей раз можно обвинить Пайнвуд – между ним и Секвойей была конкуренция.
Но это невозможно. Если телеаудиосвязь Секвойи мертва…
Мы посылаем фальшивые сообщения. Любые прилетающие вертолеты будут остановлены. Но покончить с этим необходимо быстро. Если хоть один человек спасется… – ее мысль растворилась в нечеловеческом неразборчивом нытье, подхваченном и жадно повторенном хором других разумов.
