Механик прокатной фирмы, флегматичный мужчина с плоским и гладким, словно отутюженным, лицом, осматривал флайер с подозрительной дотошностью, не упустил ни одной вмятины на корпусе, ни одной сорванной гайки в механизмах. Его дотошность обошлась мне в двадцать семь тысяч экю – таков счет за ремонт.
– Ноги моей больше не будет в вашей фирме! И всем знакомым отсоветую! пригрозил я, оплачивая счет.
– Это право клиента, – нравоучительным тоном изрек механик.
Хотел я было высказать кое-что об их фирме и правах клиента, но решил, что попадать в полицию мне сейчас ни к чему. Чтобы успокоиться, к Тонгейсу отправился пешком. Когда идешь по самодвижущемуся тротуару, кажется, что живешь чуточку быстрее попутчиков, и это подзаправляет самоуверенностью, становишься на полголовы выше собственной мании величия, и настраивает на хорошее настроение.
В мастерскую Тонгейса я зашел веселым и довольным жизрью. Самоучка нехотя оторвался от ящика, напичканного радиодеталями, и сутулая спина Тонгейса стала похожа на вопросительный знак в конце фразы, написанной на лице: "Какого черта?" Поняв "какого", выбрался из-за стола и торопливо зашагал в дальний конец мастерской, к заветной двери.
Яхта стояла на транспортной тележке, готовая к перевозке на космодром. Тонгейс рассказал и показал, что сделал. На вопросы отвечал с недовольной миной, будто выдергивал и дарил мне на память по здоровому зубу.
Когда зубов набралось на ожерелье, я оставил его в покое:
– Все ясно. Хорошо поработали.
– Сегодня вечером корабль будет на космодроме. Вот жетон. – Он вручил мне пусковой жетон. Владельцем яхты значился Тонгейс.
На обратном пути владелец мастерской остановился перед кормовым отсеком корабля.
– Да, я тут одну штуковину поставил, – ткнул он пальцем в похожую на блюдце линзу из кристаллов. – В общем, отражает лазерные лучи.
Патрульные корабли, чтобы задержать нарушителя, поражают его в кормовой отсек, где расположен двигатель. Тонгейс, оказывается, изобрел надежный щит.
– А если выстрелят два одновременно?
– Линз четыре, каждая охраняет дугу в сто двадцать градусов.
– Отражение направленное?
– Да. В любую сторону, кроме обратного направления и "мертвой зоны" корпуса корабля.
Значит не напрасно я пришел не через пять дней, а через неделю. Представляю, что бы он натворил, задержись я в горах еще на несколько дней.
От Тонгейса я пошел в другую мастерскую, расположенную в квартале для бедняков. Она была маленькой, малопригодной для работы и без заветной дверцы в дальнем углу. Хозяин был таким же озлобленным изобретателем-самоучкой, как и Тонгейс, но покровителя не имел, поэтому делал любую работу, какая подворачивалась, и не задавал лишних вопросов. Я показал ему пусковой жетон яхты.
– Нужен второй. На имя Френка Нокхида.
Он повертел жетон в руке, презрительно хмыкнул.
– Сто экю. Зайдите через час.
Я пришел через полтора, просидев их в баре неподалеку среди молчаливых людей с озабоченными лицами и беззаботным ветром в карманах. Кое-кто из них прощупал меня взглядом на предмет облегчения от кредитной карточки, но мой звероватый облик отбивал охоту проделать подобную операцию. Зато хозяин мастерской с удовольствием сделал меня беднее на сто экю и вручил два жетона. Работа была отличная, не подкопаешься. Поэтому я достал из кармана дискету, вставил в его убогий рабочий компьютер старого образца. На экране высветились электронные схемы.
– Мне нужно еще и вот это.
Изобретатель рассматривал схему, причмокивая губами от удовольствия. Казалось, он обсасывает каждую деталь.
– Чье изобретение?
– Мое.
Оно было действительно моим – плод двухлетних стараний во время последней отсидки.
Хозяин мастерской посмотрел на меня подобревшим и немного завистливым взглядом. Потом олять уставился на схему и, радостно вскрикнув, ткнул пальцем в один из блоков.
– А это можно сделать проще! Тут убрать и соединить напрямую с этим блоком, – и, в подтверждение своих слов, сыпанул горстью формул.
В теории я был слабоват, поэтому сказал:
– Делай, как хочешь, но выходные данные должны быть не ниже запланированных. Прибор мне нужен через две недели.
– Не успею. Потребуются дорогие материалы и обработка схемы на мощном компьютере, а у меня… – он развел руками, показывая, что у него есть, точнее, что ничего нет.
– Я дам аванс.
– Но потребуется… – он запнулся, – …не меньше пяти тысяч.
Бедолага: пять тысяч для него – сумма, за которой начинается катастрофическое богатство.
– За работу я возьму всего тысячу, – добавил, как бы извиняясь, он.
Такая работа стоит не менее трех. Видимо, делает скидку как сопричастному к делу изобретательства. Я отыскал в ворохе деталей его кредитную карточку, заброшенную туда после получения ста экю, и перевел на нее двадцать пять тысяч. Сунув карточку под нос владельцу, произнес:
– Купишь хороший компьютер и лучшие материалы. Работать только в мастерской, о приборе никто не должен знать. Уложишься в срок – остаток денег и компьютер твои.
Он посмотрел на меня сомневающимся взглядом: сумасшедший или нет?
– Я по рекомендацию Дика Верини.
Дик Верини иногда бесплатно защищает интересных ему типов, пару раз помог и этому выпутаться из сомнительных историй, грозящих, как пособнику, несколькими годами. Имя рекомендателя успокоило хозяина мастерской, заставило поверить в свалившуюся на него удачу в образе новенького мощного компьютера и баснословной, по его мнению, суммы денег.
– Через две недели прибор будет готов, – как клятву в суде произнес он.
– Я могу опоздать немножно – годика на два-три. В любом случае договор остается в силе и о приборе никто не должен знать.
Хозяин мастерской догадывался с кем имеет дело, поэтому не удивился и ни о чем не спросил.
– Прибор будет ждать, – пообещал он.
Я ему поверил. Только в одном случае он не выполнит обещание – если умрет, чего ему не желаю. Хотя, если все станут такими честными, рискую остаться безработным. К сожалению, это мне не грозит: человечество никогда не научится прогрессировать только в лучшую сторону.
