***
Он провел ее темной узкой лестницей на второй этаж, затем коридором, где были навалены пустые ящики. – Знаешь, что это такое? – спросил он Кору. – Понятия не имею.
– Это ящики из-под продуктов, которые выписывают на нашу честную компанию. На всякий случай нас положено калорийно кормить и ни в чем нам не отказывать. Местное же военное начальство получает продовольствие, включая всяческие деликатесы, которых даже в столице не сыщешь, на шестьдесят человек – так что в некоторых официальных кругах в столице полагают, что нас здесь почти рота и мы отличаемся страшным аппетитом. – И едят сами?
– И едят сами, с челядью и любовницами. – А если откроется? Приедет комиссия… – Сейчас здесь находится самая высокая комиссия, опять решают, что с нами делать. И может быть, сегодня наконец решат.
Они остановились на галерее, которая опоясывала утопавший в темноте зал. В дальнем конце ее располагалась, как догадалась Кора, будка киномеханика – где-то, когда-то она видела, как делали и показывали кинофильмы лет сто назад. Вот в эту кинобудку профессор и провел Кору.
Там было темно, пахло пылью, но жара сюда не проникала.
Калнин первым прошел к одному из двух квадратных отверстий в передней стенке кинобудки и выглянул наружу.
– Еще не собрались. Обедают, – сказал он. Он уселся на высокий крутящийся стул киномеханика, с которого он мог поглядывать вниз. Кора подошла к соседнему отверстию и увидела, что кинобудка расположена под потолком зала, небольшого, но просторного и высокого. Внизу находился большой овальный стол, вокруг которого стояли удобные широкие кресла.
Пока Кора разглядывала этот зал, в нем зажегся свет и вошли две женщины в строгих черных костюмах. Они катили перед собой тележки. На тележках стояли сосуды с напитками и бокалы – по числу участников встречи – пять. Женщины принялись расставлять бокалы и сосуды на столе. Потом пришла еще одна женщина, принесшая корзину фруктов. Затем наступила пауза.
Профессор выглянул в окошко. Никого в зале не было. – Мы жили на этой вилле. У меня была комната в западном крыле…
– Я думала, что вы здесь две недели, как и остальные? – Вы никогда не выделяли меня из остальных, – усмехнулся Калнин, – даже когда, движимая юношеской гордостью, решили составить списки обитателей нашего ирреального мира, стараясь ввести порядок в законы ада.
– Мне трудно оставаться без дела, – призналась Кора. – Хотя не исключено, – заметил профессор, – что вы выполняли определенное задание службы безопасности. Я не знаю, как все это будет называться через сто пятьдесят лет после моей смерти, но безопасность останется. Могут закрыться университеты и исчезнуть консерватории, но служба безопасности останется. Вы со мной согласны?
– Да, – сказала Кора. – Ведь без безопасности нельзя.
– Иначе кто будет арестовывать, допрашивать, пытать и расстреливать, правда? – Я не это хотела сказать! – воскликнула Кора. – А чем же будет заниматься разведка в ваше время? – А вы жили… простите, я записывала, но забыла – это было так давно!
Профессор поерзал на жестком крутящемся табурете, выглянул наружу, никого не увидел и тогда лишь ответил Коре:
– Я пришел сюда в августе 1949 года, но это ничего вам не говорит. – А почему это должно говорить? – Потому что в те дни мир находился на пороге атомной смерти. И если я не мог остановить это безумие, то знал, как убежать от него. – Как?
– Убежать сюда, – ответил Эдуард Оскарович. – Значит, вы, как и я, знали, что можно проникнуть в параллельный мир?
– Девочка моя, – искренне удивился Эдуард Оскарович и остро взглянул на Кору. – Вам не кажется, что вы слишком осведомлены для вашего нежного возраста?
– А вы, – отпарировала Кора, – слишком осведомлены для вашего древнего и отсталого времени.
– Может быть, с вашей, юной, точки зрения вы и правы, – сказал профессор. – Но я очень прошу вас учесть вот что: тысячу лет назад люди были не глупее нас с вами, а сто пятьдесят лет назад, когда жил я, люди были наверняка точно такими же, как и вы, только более напуганными. – Почему?
– Очевидно, вы прогуляли уроки, когда вам в школе рассказывали о жизни страны Советский Союз. Она существовала с 1917 года.
– Под конец двадцатого века, – сказала Кора. – Я была здоровой девочкой и не болела. Прогуливать приходилось – но ведь это ничего не дает: если вы прогуляли уроки, то вечером у вас включается компьютер и принудительно заставляет пройти программу пропущенного дня.
– Как так принудительно? Насильно? Под угрозой побоев? – встревожился Калнин. – Нет, ты сама знаешь, что должна, – объяснила Кора. – Хорошо, вы мне еще расскажете об этом, – произнес профессор. – Но сейчас нам придется послушать вершителей наших судеб. Кора ринулась ко второму окошку в стене. – Полная тишина – мы не можем рисковать! – прошептал Калнин.
Сквозь небольшое окошко в стенке кинобудки Коре было видно, как не спеша в зал входили люди, по всему судя, только что обильно позавтракавшие и весьма уверенные в себе. Они проходили к креслам и занимали их. Эти люди чувствовали себя равными друг другу. За исключением одного – Гарбуя. Кора сразу почувствовала напряжение, исходившее от него. Он занял самое дальнее от Коры кресло и вцепился в его подлокотники так, что пальцы утонули в мягкой обивке.
Из пяти человек, собравшихся вокруг овального стола, трое были в сверкающих мундирах, двое – в скромной цивильной одежде.
В зале появились лакеи, которые развозили на тележках кофейники и чашки. Пока они разливали кофе по чашкам, в зале царило молчание.
Оно продолжалось и после ухода лакеев. Будто никто не хотел брать на себя первый рывок. Так бывает в велосипедных гонках на треке, когда соперники испытывают нервы друг друга, не двигаясь с места. Кто первый не выдержит и кинется вперед, обычно проигрывает. Но еще чаще проигрывает тот, кто прозевал рывок своего соперника.
Первым нарушил молчание седовласый грузный генерал с утробным голосом.
– Генерал Грай, – сказал он, скорее приказывая, чем прося, – вы только что побывали в лагере пришельцев. Каковы ваши впечатления?
– Ну что вам сказать, ваше постоянство, – ответил узколицый генерал Грай. – Общее впечатление они про-изводя'1 самое жалкое. Несмотря на то что там подобраны экземпляры разных времен и социальных условий. Так что по первому впечатлению – это не противник. Нет, не противник.
Генерал Грай даже вздохнул и возвел к потолку тонкие и длинные, как у гиббона, руки, показывая, что он никак не виноват в том, что попались такие ничтожные пришельцы.
"Странно слышать, – подумала Кора, – когда тебя называют пришельцем, а себя полагают аборигенами".
– Значит, вы поддерживаете план, выдвинутый Генеральным штабом и Управлением военно-промышленного комплекса? – спросил седовласый.
– Так точно, ваше постоянство, – согласился генерал. – Но там возникла одна проблема, на которую нам почему-то забыл указать господин Гарбуй. И меня интересует: почему он забыл указать на эту проблему?
– Простите? – Гарбуй наклонился вперед. Он вел себя как послушный толстый мальчик, которого привели в гости к строгой тете.
– Мне открыл глаза полковник Рай-Райи. Оказывается, нет никаких гарантий, что полученные здесь образцы людей из параллельного мира при возвращении попадут в отрезок времени, который соответствует настоящему моменту на Земле-2.
– Никогда нельзя доверять штатским! – откликнулся седовласый генерал, который был вынужден широко расставлять ляжки, чтобы живот мог провалиться между ними и не закрывать обзора. – Хватит ждать! Хватит быть отщепенцами в собственном отечестве. История нам не простит промедления! Ты как, президент? Решил или в кусты?
– Ах, погодите, маршал Самсуний, – отмахнулся от него одноглазый президент, бюсты и статуи которого обильно украшали окрестности. В своем черном камзоле и брюках с белыми лампасами он казался вороненком, залетевшим на пир попугаев. – История всегда и все простит умному. История все простит победителю. Но в ней нет места тем, кто спешит и ставит под угрозу гигантские планы народа и любимого им правительства.
– Прав ты, Гурийуй, прав ты, наш президент, – отозвался маршал Самсуний утробным голосом. – Неудачную войну мы можем и с Федерацией затеять. А нам нужна достойная, выгодная и победная операция, которая решит все проблемы сразу.
– Вот в свете этого, – снова заговорил узколицый Грай, – мне кажется особенно опасной информация, полученная от полковника. Он ведь не с потолка ее взял.
Все обернулись к Гарбую. Послушный мальчик перекладывал на столе бумажки, словно если пасьянс из них выйдет, он сможет сказать замечательную речь. Но пасьянс все не сходился.
Профессор Калнин с негодованием прошептал Коре: "Ну что же он!" Видно, от поведения и позиции Гарбуя многое зависело. Но Кора пока не знала – что.
Наконец Гарбуй, отчаявшись, видно, отыскать самую нужную бумажку, отодвинул ворох листов в сторону, откашлялся и заговорил тонким голосом: – Проблема, как известно…
Тут его голос сорвался, и ему пришлось начать речь на тон ниже.
– Проблема, которая стоит перед нами, непроста, – сказал он.
Третий генерал, уже знакомый по лабиринту, крепкий солдафон Лей с челкой на низком лбу, громко хмыкнул. – Ты, профессор, время не тяни, – сказал он. – А то мы найдем на тебя управу, – маршал Самсуний приоткрыл тяжелые веки. – У нас, у армии, терпение тоже не бесконечно.
– Вопрос не в вас, не в ваших амбициях и вашем стремлении к власти, – заговорил Гарбуй, и заговорил с неожиданной энергией и злостью. – Вы почему-то убеждены, как, впрочем, это случалось и за тысячу лет до вас, что стоит паровозу разогнаться, он сметет все на своем пути. Но паровоз едет по рельсам и никуда в сторону съехать не может. А когда впереди загорается красный свет, машинист должен знать, что паровозу пора остановиться. Впереди может быть хвост товарного состава или вообще тупиковая ветка с обрывом в конце. Вы поняли меня, маршал?
– Я понимаю то, что мне диктует моя голова, – ответил фельдмаршал, дыша тяжело и часто. – И не пугай меня семафорами. На то и танки, чтобы скосить эти семафоры.
– Воля ваша, – сказал Гарбуй. – Тогда я ухожу, и разбирайтесь во всем сами. Когда сюда придут каратели с Земли, для каждого из вас найдется веревка.
– А вот это у тебя не выйдет, – сказал солдафон Лей. – И угрозы твои пустые. Я вообще не понимаю, почему президент держит возле себя эту истеричку.
– Это не истерия! – закричал Гарбуй. – Это попытка остановить, удержать вас от самоубийства!
– Не через такие пропасти перешагивали наши любимые гвардейцы! – счел нужным вставить слово генерал Грай.
– Хватит, – раздался голос одноглазого президента. И все разом замолчали.
– Если кто-то пришел сюда еще раз изложить свою позицию, – сказал он высоким голосом подростка, – то он может сейчас же выйти в коридор, там ждут наши адъютанты и референты. Они с наслаждением выслушают вашу речь. Мы же собрались принимать решения. И для этого я попрошу высказать свои точки зрения представителей двух основных мнений в нашем руководстве. И сначала я предлагаю выслушать господина профессора Гарбуя – руководителя проекта "Дубль". Затем мы послушаем, что нам скажет генерал Лей. Согласны?
– Нет, – выкрикнул маршал, – так не пойдет. Нам не нужен доклад, все и так ясно!
– Мы здесь все равны, – ответил президент, сдерживая гнев. – И если бы не профессор Гарбуй, мы бы здесь не сидели. К счастью, генералы годятся лишь исполнять.
– Не совсем так, твое постоянство, – возразил генерал Лей. Голос его был хриплым и сдавленным. – Маршал прав в том, что нельзя ставить на одну доску нас и всякого Гарбуя. Мы платим деньги, чтобы он думал. Будет думать неправильно, поменяем на другого. – У вас есть другой? – спросил президент. Генерал Лей прорычал что-то невнятное. – Говорите, – президент обернулся к Гарбую. После некоторой паузы тот заговорил без бумажек, подсказок и плана – он уже совладал со своими чувствами или страхами.
– Я не буду углубляться в историю, – произнес он, и грузный маршал уже открыл рот, чтобы издевательски откликнуться на эти слова, но президент успел поднять руку и ладонью в воздухе как бы затолкал обратно слова толстяка. Тот поперхнулся и смолчал.
– Но позволю себе напомнить, что именно мне удалось доказать, а затем и осуществить переход между двумя параллельными мирами, то есть открыть окно из нашего мира в мир, называемый Землей-2. Я не ждал и не жду благодарности от вас за мое открытие, хотя полагаю, что на Земле-2 его оценили бы очень высоко.
– На Земле-2 тебя бы давно повесили, – кратко заметил генерал Лей.
– Не надо меня тыкать, генерал, – ответил толстый мальчик. – Каждый генерал сначала бывает сержантом, потом майором, потом генералом, а потом трупом или никому не нужным отставником на садовом участке.
– Да я же тебе глотку перегрызу! – взревел генерал Лей.
– Продолжайте, уважаемый Гарбуй, – сказал президент, словно не услышал крика генерала. – Продолжайте, мы вас внимательно слушаем.
Гарбуй откашлялся, достал из кармашка расческу, привел в порядок свои редкие кудряшки. Кора подумала, что он всю жизнь старается казаться старше, чем есть на самом деле, но до старости будет казаться мальчиком. Тут уж хоть бороду отпускай до пуза, не поможет.
– В результате нашей деятельности, – продолжал Гарбуй, – нами привлечено через переход несколько пришельцев. Но я понимаю, что это – лишь начало пути. Всех перспектив этого достижения примитивному уму не дано осознать. В настоящий момент существуют две планеты, сопряженные, как слипшиеся мыльные пузыри. И только мы знаем об этом феномене, и только мы можем его использовать.
– -Тогда чего вы медлите? – завопил маршал. – Каждая секунда промедления смерти подобна!
– Не преувеличивайте, маршал Самсуний, – ответил Гарбуй. – Мы с вами уже не первый раз спорим об этом. Ну, соберете вы ударный отряд, ну, кинете его через переходник – и в конце концов неизбежно получите ответный удар.
– Вы отлично понимаете, – вмешался генерал Лей, – что спешить мы должны не из-за этой паршивой Земли-2, а из-за того, что с каждым днем растет угроза здесь, на нашей планете. Нам нужна экспедиция на 3емлю-2не для завоевания, а для того, чтобы захватить там современное оружие, которого нет у наших врагов. Нам нужно оружие возмездия для того, чтобы добиться господства на нашей планете.
– Не кричите, Лей, – сказал президент. – Гарбуй еще не кончил.
– И лучше бы не кончал, – буркнул генерал. Он вспотел, кривая челка прилипла ко лбу.
– Цель у всех нас общая, – продолжал Гарбуй. – Цель наша – использовать наши знания для достижения выгоды. Пока мы полагали, что уровень развития наших планет равен, еще могла быть речь о военной экспедиции. Когда обнаружилось, что они обогнали нас на полтора века, любая экспедиция стала самоубийством. Путь, который предлагают наши генералы, – путь нападения, путь захвата, грабежа, авантюры – этот путь меня не устраивает. Он приведет к нашей гибели. Неужели вы думаете, что они сдадутся без боя? Теперь у нас один путь – осторожное проникновение, разведка, внедрение агентов. Терпение и еще раз терпение! – Это саботаж, – заявил маршал. – Это патриотизм, – возразил президент. – Я не намерен рисковать судьбами страны в угоду генеральской спеси.
– Чепуха. Мы проверяли пленных, – загудел Лей. – Они не обладают передовой идеологией. Они ее потеряли. Несмотря на машины и игрушки. Это вырожденцы и ничтожества. Их надо давить, как навозных мух. В истории не раз бывало, что дикие варвары покоряли изнеженных горожан.
– Мы тоже готовимся к тому, как использовать Землю. Но разумно. С пользой для дела, – возразил Гарбуй.
– К черту! Армия не намерена больше ждать! – -- зарычал маршал.
– То-то я вижу, – Гарбуй уже полностью владел собой и перешел в наступление, – что по наущению генерала Грая полковник Рай-Райи убил сегодня одного из крупнейших специалистов, моего помощника доктора Блая.
– Не может быть! – Президент обернулся к генералу Граю.
– Это клевета, – ответил тот, рассматривая ослепительно начищенный носок сапога, в котором отражалась, правда, в искаженном виде, его узкая физиономия.
– Убит доктор Блай или нет? – тихо спросил президент.
– Это был несчастный случай. – Еще один несчастный случай, и я останусь без помощников, – сказал Гарбуй. – В таких условиях я работать, разумеется, не могу. Потому что очень скоро очередь дойдет и до меня.
– Не исключено, – заметил Лей. – Обойдемся без сомнительных саботажников.
– Обойдетесь? – На этот раз президент поднялся и направился в неспешное путешествие вокруг стола. Он говорил на ходу, словно рассуждал сам с собой. – Они обойдутся. Они думают, что перед ними открыли люк в чужой блиндаж, откуда они могут утащить связку гранат. И вот на таком уровне работают мозги военных руководителей страны.
Генералы насупились, но вытерпели эту выволочку. – Да неужели вы еще не поняли, что на место каждого из вас я найду сотню таких же, если не лучше? А где я найду второго Гарбуя?
– Что ж, ищите на наше место, – произнес маршал и начал выкарабкиваться из кресла.
Президент не останавливал его. Он с интересом наблюдал за его попытками.
– Вы уходите? – спросил он, когда маршал наконец-то выполз из кресла и завис над ним. – Тогда не трудитесь обращаться за пенсией. Считайте, что вы отданы под суд за дезертирство в решающий момент для своей родины, идущей по пути трех добродетелей и шести достоинств.
Маршал рухнул обратно в кресло, которое, к счастью, не развалилось.
– Но вы же знаете, – заговорил генерал Лей, который, как Кора поняла, и был главным зачинщиком генеральского неповиновения, – что мы разработали свой план.
– Почему я не знаю о каком-то особенном плане военных? – спросил Гарбуй.
– Потому что существует военная тайна! – рявкнул Лей. – И ни одна нормальная армия не подпустит к своим тайнам грязного авантюриста. – Вы кого имеете в виду? – спросил Гарбуй. – -А вы о ком подумали? – спросил генерал, и ухмылка растянула его узкие губы в щель, разрезавшую лицо пополам.
– Хватит, в конце концов! – закричал президент. – Прежде чем вы перегрызете друг другу глотки, я хотел бы выслать господина Гарбуя по самому серьезному зоиросу. Как мне доложили сегодня, оказывается, не решено, в какое время попадет человек, отправленный на Землю-2.
– Я работаю при постоянном дефиците грамотных физиков и математиков, – сказал Гарбуй. – Некоторые проблемы пространственно-временных отношений остаются для нас загадкой. – Зря деньги жрете, – пробурчал маршал. – Но все же, судя по нашим расчетам, независимо от того, когда путник покинул Землю-2, вернется он туда сегодня… но полной гарантии нет. – Когда она будет? – спросил Лей. – Не раньше, чем через месяц. – Поздно, – сказал Грай.
Гарбуй насупился. Реплика Грая ему не понравилась, как не понравилась она и Коре.
– До тех пор, пока мы не отправим двух-трех человек на Землю, – сказал Гарбуй, – мы не сможем сказать с уверенностью, в какое время они попадут.
– Нам надо, чтобы это было сегодня! – оборвал его Лей.
– Для этого требуются эксперименты. Для этого требуется время. Для этого требуются люди. А не пушки с усами! – взвыл в гневе Гарбуй. А так как усатым был только генерал Лей, то он и ударил кулаком по столу, заявил, что армия оставляет за собой право решать, и вышел из зала, грохоча сапогами.
Оба его коллеги вышли следом. Фельдмаршал – как только выковырнулся из кресла, а генерал Грай – чуть погодя, потому что нашел в себе силы пожать руки своим штатским собеседникам.
Когда шаги генералов смолкли и наступила тишина, которая наступает на большой, покрытой брусчаткой площади после прохода военных колонн, Гарбуй спросил: – Что они все-таки задумали?
– Пока я знаю об этом только в общих чертах, – сказал президент. – Как только узнаю подробности, обещаю вам рассказать. – А не будет поздно? – Надеюсь, что не будет.
– Господин президент, – проникновенно произнес Гарбуй. – Мы сейчас уподобляемся стае обезьян, которая разбирает ракету дальнего действия. Если ракета рванет, то не останется обезьянки, чтобы рассказать всем, какую гайку мы зря выворачивали.
– Я постараюсь запомнить ваши слова и при случае донести их до сознания военных, – ответил президент. – Вы неискренни со мной.
– А почему я должен открывать перед вами душу? – удивился президент. – Не исключено, что нас сейчас подслушивают. Люди того же генерала Грая. Я держусь лишь до тех пор, пока устраиваю группировки, ненавидящие друг друга. Я не даю вам сговориться за моей спиной. Но соблазн ограбить богатую Землю может оказаться слишком сильным для страны, которая вместо колбасы питается в основном самой передовой в мире идеологией.
– Жители вашей страны, президент, – ответил на это Гарбуй, – не получат желанной колбасы. И погибать придется тоже им – я полагаю, что у генералов есть надежные бомбоубежища?
– Лучше, чем у меня, – сказал президент. – И даже на дачах, и даже под сортирами.
– Тогда скажите мне, почему ваши генералы так уверены в себе?
– Не могу. Честное слово, не могу, – сказал президент. – Мое преимущество перед вами и перед генералами заключается лишь в том, что я знаю больше, чем каждый из вас в отдельности. Так что я обязан в интересах нации и нашей самой передовой в мире идеологии трех благоденствий и шести достоинств хранить собственные и чужие секреты. Вы свободны, профессор Гарбуй. – Что же мне делать? – крикнул Гарбуй вслед президенту. – У меня не хватает людей, моя жизнь в опасности! Я не уверен, что мне дадут проводить исследования и дальше.
– Постарайтесь, – ответил президент от двери. – Я мало чем могу вам помочь. Но ваша сила в том, что они тоже не уверены, что смогут сделать что-нибудь без вашей помощи. Так что я не беспокоюсь за вашу жизнь… Пока.
Президент покинул зал, а толстый бородатый мальчик сел в кресло, оставленное фельдмаршалом, и положил голову на руки. То ли заплакал, то ли задремал. – Мы пойдем? – спросила Кора. – Разумеется, – ответил Эдуард Оскарович. – Нам здесь нечего делать.
Большую часть пути до лагеря Кора и Эдуард Оскарович прошли молча.
Стояла тяжкая жара, ни один листочек не шевельнулся, жужжали слепни, и оводы эскадрильями кружились над путниками. С площади футбольного поля возле виллы один за другим поднимались вертолеты. Только когда тропинка стала пошире и пошла вниз, Кора спросила:
– Эта встреча ни к чему не привела? – Ты рассчитывала, что узнаешь все секреты мадридского двора?
– Янина что не рассчитывала и рада тому, что узнала. А что у них за передовая идеология?
– В истории человечества было немало передовых, лучших в мире, единственных, неповторимых идеологий. Чаще всего их излагали в маленьких книжечках для рядового идиота. Здесь тоже нечто подобное. Передовая идеология позволяет правительству прибегать к самым жестоким мерам против собственного народа, объявляя любое недовольство подрывом основных идеологических принципов, а это уже пахнет костром. Эдуард Оскарович был расстроен. И он сам объяснил причину своего расстройства: – Я так и не понял, что же будет завтра. Я боюсь, что президент сразу же кинет Гарбуя, как кость, своим псам, если запахнет жареным. – Но разве они смогут все делать без него? – Кое-что смогут. Он же работал эти полгода не один и был окружен помощниками. Наука здесь примерно на том же уровне, что и у нас, а лучшие умы идут в оборонку.
Эдуард Оскарович оборвал себя, и губы его шевельнулись. Он считал про себя.
– Но в конечном счете он прав: его задача сейчас – не допустить генералов до машины перехода. – А она существует?
– Да, она существует, и это довольно простой механизм, – сказал Калнин. – Здесь переход между мирами существует объективно. Задача машины заключается лишь в том, чтобы следить за этой точкой пространства и в случае, если некто сорвался со скалы, успеть подхватить его и перенести к нам. – И она может перенести человека обратно? – Не надейся, что сможешь это сделать сама, – усмехнулся Эдуард Оскарович. – Тебе потребуются помощники. Если соберешься бежать, обязательно предупреди меня. Я или Отговорю тебя, или составлю тебе компанию. – Зачем тогда откладывать дело в долгий ящик? – -А я не спешу убежать отсюда, – ответил профессор. – И должен сказать тебе, что, насколько мне подсказывает жизненный опыт, ты тоже не спешишь. Тебя попросили побыть здесь подольше. – Почему вы так думаете?
– Потому что я давно наблюдаю людей и вижу, когда они ведут себя естественно, а когда притворяются. – А я?
– Ты не очень умело притворяешься. – Я еще только учусь, – попыталась отшутиться Кора. – Это очень опасное учение, – сказал Эдуард Оскарович. – Мне не хотелось бы, чтобы ты потеряла на этом голову.
– Вы очень мрачный, – сказала Кора. – К сожалению, у меня есть к этому основания. Они вышли к склону, под которым располагались бараки их лагеря. Кусты расступились, и в лицо повеяло свежим морским ветром. Море было недалеко, и над ними проходило медленное, все нарастающее движение воздуха, как бы раскачивание его, отчего обеспокоились и перестали атаковать путников слепни и мухи, и, как бывает, когда отпускает зубная боль, вдруг сменились мысли – надежда на то, что все кончится хорошо, пришла с морской свежестью.
– Конечно, – попыталась выразить сочувствие Кора, – вы попали сюда, когда в России было трудное время. Даже моего образования хватает, чтобы знать это.
– И что же вы знаете? – спросил профессор. Он уселся на болыиом плоском камне, вдыхая свежесть морского воздуха, и Кора была благодарна ему за эту передышку. Лагерь казался тихими безлюдным – по плацу медленно прошла медсестра, прижав к животу медный бак, да солдат у ворот закричал на бродячую собаку.
– То, что учили в школе, – сказала Кора. – А потом однажды мне пришлось путешествовать по Кольскому полуострову. Там есть специальная железная дорога для туристов, там все сделано так, как было при Сталине.
– Именно на железной дороге? – удивился Эдуард Оскарович.
– У нас есть специальные исторические дороги, гостиницы, туристические маршруты и даже курорты. У нас все помешаны на истории. Моя лучшая подруга Вероника на прошлых каникулах участвовала в штурме Иерусалима.
– Арабами? – спросил Эдуард Оскарович. – Какими арабами? Что там штурмовать арабам? Нет, конечно же, крестоносцами. У нее даже контузия есть. Им всем выдали кольчуги и шлемы, и сухой паек – представляете? А потом надо было лезть в свою гостиницу по приставной лестнице. А какой-то придурок эту лестницу оттолкнул.
– Наверное, сарацин, – предположил профессор. – Наверное, – согласилась Кора, которая не знала, кто такие сарацины.
– Так что же ты увидела на Кольском полуострове? – спросил профессор.
– Там есть большой маршрут. Вместо гостиниц – лагеря, вместо спальных вагонов – теплушки и вместо обслуги – ВОХР. Вы знаете, что такое ВОХР?
– Я знаю, что такое ВОХР, – сказал профессор. – А интересно вам в таких путешествиях?
– Ужасно интересно, там дают спирт и соленые огурцы. Только мне было не до развлечений. Мы ловили одного преступника. Поэтому мы в эту игру не играли.
– Странно, – сказал профессор, дразня соломинкой тарантула, который выглядывал из щели между камней, – как история издевается над нашими трагедиями. Ужас, убивший столь многих, для вас, наших потомков, становится только цирком.
– Ну, вы совсем не правы, – возразила Кора. – Никто не издевается. Люди хотят помнить и хотят понять, как нашим предкам приходилось жить на свете. Мы же привыкли, что обед не бывает без компота и мороженого. Так надо же иногда увидеть, что это еще не закон.
– Как в зоопарке… – Эдуард Оскарович не слушал Кору.
– Но почему вы тогда не переживаете за тех, кто штурмовал Иерусалим? – спросила Кора. – Они же тоже погибали?
– Почему мне нужно переживать за них? – В жуткую жару, без воды, голодные, оборванные, все в язвах, они лезли на эти стены и потом, если не погибали в страшных мучениях, начинали убивать и грабить тех, кто жил в городе. Это что, не страшно? – Откуда ты знаешь? Вы изобрели машину времени? – Машина времени есть… в институте. Туда трудно попасть. Да и действует она только на несколько лет. – Можно отправиться в прошлое или в будущее? – Конечно, в прошлое. Ведь будущего еще нет! – А если ты нарушишь что-то в прошлом? – Поэтому у нас такие строгости… Я не все знаю, но нас учили, что если ты вмешаешься в ход времени, то просто исчезаешь… как будто тебя не было. Иначе бы пропали .все мы.
Тарантул все-таки вырвал соломинку из пальцев профессора и утащил ее к себе в норку мучить и убивать. Кора молчала.
– В конце концов, – сказал после паузы профессор, – эти крестоносцы добровольно отправились в поход. Никто их не тащил.
– Еще как тащили! Вы бы посмотрели, как их обрабатывали на митингах и собраниях, какие там были агитаторы и пропагандисты в каждом соборе, в каждом монастыре, на каждой площади. Люди думали, что идут к светлому будущему… Так что, если вы хотите сказать, что крестоносцы знали, на что идут, а вы, соратники Сталина или Гитлера, ничего не знали, я вам не поверю. Вы же уничтожали друг друга.
– От страха, – сказал профессор. – Нельзя судить человека перед лицом смерти. И вообще это пустой спор. Не может принц понять нищего, пока не побудет в его шкуре.
Кора пожала плечами. Ей было трудно согласиться с нищим.
– Полторы сотни лет назад вы догадались, что этим путем можно сбежать в параллельный мир? – Да, – сказал профессор.
– Но как же вы могли? Ведь даже в мое время там, в Симеизе, работает целый научный институт, который старается понять, как это происходит.
– Если ты специалист и тебя посетило вдохновение, то в науке может произойти прорыв. – Яблоко упало на Ньютона.
– Да, не хватало лишь последней точки. Теоретически существование перехода между параллельными мирами можно было высчитать даже на уровне теоретической физики середины двадцатого века. Ньютон не имел аппарата – Эйнштейн уже мог бы дойти до этой мысли. – И вы дошли?
– Не только дошли, но и сделали выводы… Внизу, у ограды лагеря, их перехватил незнакомый, из новеньких, офицер, который начал кричать на профессора и грозил расстрелом – видно, сам не знал толком ни своих функций, ни степени свободы пришельцев – черт их знает – может, лучше их держать в подвале или, наоборот, не обращать на них внимания? Последний вариант не удовлетворил бы никакого военного и был отметен с порога, а нарушителей, несмотря на ворчание профессора и требования вызвать самого полковника Рай-Райи, загнали в тюрьму.
Под одноэтажным бараком, где содержались пришельцы с Земли, располагалось бомбоубежище, которое полностью повторяло наземную постройку. Вместо) столовой там обнаружилась камера о железной дверью, каменным полом и низкими нарами. Единственная тусклая лампочка под потолком осветила еще одного обитателя подземелья – им оказался Покревский. На скуле ротмистра темнел кровоподтек, рукав халата был оторван и держался на нескольких нитках, волосы встрепаны и взор дик.
– Что с вами случилось? – кинулась к ротмистру Кора. – Вас били?
– Меня били, – согласился ротмистр. – И я лишен возможности снова покончить с собой.
– Но кто позволил себе такое отношение к вам? – возмутился профессор. – Мы являемся подданными другой планеты, и они не имеют права…
– Они взяли это право в собственные руки, – горько воскликнул Покревский и, упав на нары, закрыл голову руками.
– И все же вы должны рассказать нам, что произошло. И я обещаю вам, что не оставлю этот инцидент безнаказанным, – настаивал профессор.
– Тем более, – добавила Кора, – что за нами стоит Земля и вся Галактическая Федерация, в том числе комиссар Милодар. А с ним шутки плохи.
– Какая еще федерация, – воскликнул ротмистр, – за мной не стоит ничего. Я видел, как последний пароход взял курс на Стамбул! Врангель бросил нас…
– Рассказывайте, – сказал Эдуард Оскарович тоном, которому нельзя было не подчиниться.
– Утром я увидел… – Глухой голос ротмистра с трудом пробивался в щель между тюфяком и губами. – Всю ночь ее не было… а утром она вышла из его апартаментов!
– Попрошу вас, – произнес профессор, – если можно, употребляйте имена действующих лиц. Порой вам известно нечто, скрытое от нас. Но вы не идете нам навстречу.
– Господи! – взвился ротмистр и уселся на нарах. – Неужели непонятно? Принцесса Парра вышла утром из комнаты полковника Рай-Райи. Как ни в чем не бывало!
– А может, ничего и не бывало? – осторожно спросил Эдуард Оскарович.
– Бывало! Вы бы видели, какая улыбка играла на ее блудливых губах! – А вы? – спросила Кора. – А я кинулся к ней, чтобы убить! – И не убили? – У меня не поднялась рука.
– А она? – спросила Кора, которой эта сцена привиделась в несколько комических красках, но следовало сдерживаться, чтобы не обидеть влюбленного Покревского. – Она хохотала! Как шамаханская царица. Вы читали? – Я проходила. В детстве, – гордо ответила Кора. – Это написал один поэт в Азербайджане.
Профессор взглянул на Кору, чуть склонив голову, и если бы девушка увидела в тот момент его взгляд, она удивилась бы печали, присутствовавшей в нем. Профессор думал о своих отдаленных потомках. Очевидно, на пути цивилизации в будущее кое-чем приходится жертвовать.
– Это написал Пушкин! – воскликнул ротмистр, на секунду даже забыв о собственном горе. – Не может быть, чтобы вы считали его азербайджанским поэтом!
– Извините, – сказала Кора, не желая вступать в исторический спор. – Что случилось дальше?
– Простите, но если вы считаете Пушкина азербайджанским поэтом, я не могу продолжить.
– Я никогда этого не говорила! – возмущенно ответила Кора. – Азербайджанским поэтом был Низами, который родился в Гяндже в 1141 году, где и скончался на руках своей половецкой жены, выкупленной им из неволи в 1189 году. Сказка о шамаханской царице, обитавшей якобы в соседней с Гянджей Шемахе, была открыта среди рукописей Мадридской библиотеки лет десять назад. Неизвестная поэма Низами вызывала сенсацию среди специалистов и просто любителей поэзии, так как открыла человечеству новые грани таланта великого азербайджанского поэта. Если вы хотите, я могу прочесть несколько двустиший из этого шедевра, однако учтите, что я не сильна в арабском, на котором была написана "Шамаханская царица", и мое произношение будет несколько хромать…
Увидев обалделое выражение лица профессора, Кора получила искреннее моральное удовлетворение – пожалуй, впервые за это путешествие в параллельный мир. И она решила никому не признаваться, даже под пыткой, в том, что произнесенный ею текст она списала со шпаргалки на экзамене по литературе прошедшей весной и еще не успела забыть.
Ротмистр Покревский сел на нарах. Собственное горе даже потускнело перед невиданным девичьим талантом. Но Кора быстро вернула его к действительности.
– Продолжайте, ротмистр, – сказала она. – Рассказывайте, что было дальше.
– А что продолжать, – махнул рукой Покревский. – Я кинулся к полковнику Рай-Райи, чтобы вызвать его на дуэль на любом виде оружия – -в конце концов, мне не привыкать к смерти. – А полковник?
– Полковник вышел и в грубых выражениях потребовал, чтобы я убирался прочь. Тогда я поднял палку и крикнул ему: "Защищайтесь, сударь!" – А он?
– А он ничего не ответил, потому что из той же двери выскочила ваша подруга Нинеля. – Из той же двери? – удивился профессор. – Из той же двери! Она издавала нечленораздельные звуки, она налетела на меня как злобная фурия, она вырвала у меня палку и начала меня избивать, утверждая, что не даст в обиду своего любимого. Затем прибежали медсестры и притащили меня сюда… вот в таком виде. Но я же не мог поднять руку на женщину, даже если она хамка!
– Таинственная история, – сказал Калнин, – но полагаю, что не такая уж трагическая, как вам показалось. Если, правда, полковник не забавлялся с двумя девицами сразу.
– О, только не это! – воскликнул ротмистр и сжал ладонями виски, словно голова его раскалывалась от немыслимой боли.
– Тогда между ними происходило что-то совершенно невинное, – заявила Кора. – Поэтому Нинеля так на вас рассердилась.
– Нет, – твердо возразил капитан. – Там происходило нечто ужасное.
– Я вас пытаюсь убедить, – сказал профессор, – что принцесса умерла пятьсот лет назад, что вы погибли полтора века назад, что здесь лишь Кора – реальное живое существо. Мы же с вами – привидения, фантомы.
– Чепуха, – проворчал ротмистр. Но он был не уверен в своих словах. – Есть только этот день и этот миг. За окошком перекликались часовые. – Что на обед? – крикнул ближний, второй ответил неразборчиво.
Ротмистр молчал, лежа на нарах. Профессор все мерил камеру шагами. Кора задумалась – она пыталась заставить себя поверить в то, что здесь происходит что-то настоящее, реальное, что это ей не снится. Но убедить себя трудно, потому что память Коры, как и память По-кревского, отказывалась перенестись в настоящее. Оставленный ими мир был слишком близок и куда реальнее этих бараков, этой духоты и уж тем более буйства ротмистра из-за средневековой готской принцессы.
– И все же мне все это не нравится. – Профессор Калнин стоял у стены, запрокинув голову и вперив взгляд в забранную решеткой щель окошка. – Генералы что-то задумали. Гарбуй прав, они что-то задумали. Ты обрати внимание – они не были реально обеспокоены, в какое время попадут люди при возвращении на Землю, – а это для их планов должно быть ключевым моментом. Если они решились на локальное вторжение и похищение военных машин и технологий – это хоть и звучит наивно, но значит, что их план предусматривает обойти эту опасность. Но как?
– Но может быть, это просто ловушка, игра – может, они и не собираются захватывать наш мир, потому что понимают, что могут лишиться своего?
Коре было приятно разговаривать на равных с профессором и чувствовать, что он не старается приспособиться к ней.
– Интересно, – сказал Эдуард Оскарович. – И почему?
– Потому что, – сказал вдруг ротмистр, – им нужна не война, в которой они могут потерпеть поражение, а лихая подготовка к ней. Нужен образ врага. Вы слышали об этом?
– Я понимаю, что вы хотите сказать, ротмистр, – согласился Калнин, – пускай будет такая подготовка к войне, что война нам уже не понадобится. Мы под шумок пересажаем всех смутьянов и заодно скушаем с хреном самого президента.
– А интересно, – спросила Кора, – президент это понимает?
– Мне интереснее, понимает ли Гарбуй. Если понимает он, то сможет убедить президента, – сказал Калнин.
Загремел засов, дверь отворилась – там стоял полковник Рай-Райи.
– Выходите, – приказал он, – обедать пора. Ротмистр Покревский отвернулся к стене. – Все выходите, все, – приказал полковник. – Вас, ротмистр, это тоже касается. Но если вы все еще настаиваете на дуэли со мной, я не возражаю. Вот кончу сегодняшние дела, и после ужина сразимся на пляже. – Вы не шутите? – Покревский вскочил во весь рост.
– Я вообще не умею шутить, – ответил полковник. – Но хотел бы для ясности сообщить вам, что сегодня все утро в моей комнате две женщины, которые вам известны, приводили в порядок мой мундир, почти погубленный вчера, когда я угодил в бетонную ловушку. Это я говорю не для оправдания, а для сведения некоторых нервных господ. Принцесса же слишком черна и грязна, чтобы меня соблазнить, и ни слова не понимает по-русски. – -- Врете, – сказал ротмистр.. , . – А я полагал, что в вашей армии были приняты правила вежливости между офицерами. Так что вы, ротмистр, остаетесь без обеда за грубость старшему по званию.
Покревский сделал было движение к двери – во-первых, он был голоден, во-вторых, понял, что ведет себя не самым лучшим образом. Но гордость заставила его остановиться. Так он и стоял – высокая фигура в синем рваном халате.
Но сердцу полковника не была свойственна жалость. Когда они поднялись на второй этаж, он сказал: – Покревский хотел меня убить и мог убить. Он был груб со мной, хотя я его пожалел – что мне стоило пристрелить его? Кто бы меня осудил за это? Разве что вы, профессор?
– И я в том числе, – согласился профессор. В столовой уже собрались все остальные. Маленькая кучка людей с Земли, совершенно разных и чужих друг другу. Журба прогудел:
– Где же вы загуливаете, господа, разрешите вас спросить?
– У тебя, Кора сзади к платью трава прилипла, – крикнула Нинеля.
Она сделала в халате глубокий вырез и откромсала рукава – получилось платье-ублюдок, но, по крайней мере, оно соответствовало климату и демонстрировало нахальные груди разведчицы.
Кора послушно постаралась отряхнуть платье сзади, раздался хохот Журбы, ему вторила Нинеля. Миша Гофман криво усмехнулся. Принцесса Парра подвинула к себе миску и без помощи ложки быстро пила из нее суп. У принцессы был чудесный аппетит.
Под смех зрителей Кора дошла до стола и уселась на свое место. Медсестры снабдили пришедших мисками с гороховым супом. Полковнику, пожелавшему разделить трапезу с пленниками, вместо миски дали большую фарфоровую тарелку и добавили к гороху кусок грудинки. Ну что же, он здесь хозяин.
– Сегодня начнем, – сказал Рай-Райи, опустошив свою миску, – собираться домой. – Затем он протянул миску медсестре за добавкой.
Так как все понимали: не зря же полковник сел за общий стол – слов его не пропустили. И поняли молчание как приглашение к вопросам.
– Возвращение добровольное? – спросил Эдуард Оскарович.
– Совершенно добровольное. Желающие остаться у нас могут остаться.
Полковник улыбнулся широко и бессмысленно – получилась гримаса, предназначавшаяся специально для профессора.
– Есть ли какие-нибудь гарантии, что мы останемся живы? – спросил инженер Всеволод.
– А какие могут быть гарантии? – удивился полковник.
– Я попал сюда, – ответил инженер, – потому что потерпел крушение в воздухе. Мой махолет сломался. Как мне теперь понятно, падая к земле, он был подхвачен вашим аппаратом и приземлился на мягкий склон по соседству с лагерем. Если вы вернете меня в точку, где произошло крушение, я из нее упаду на камни и разобьюсь. И этого я не желаю.
– А может, вы сначала на кроликах попробуете? – задумчиво произнес Журба.
– Зачем? – спросил полковник. Он сделал вид, что не понял. – Кролика не жалко.
– А вас, думаете, жалко? – удивился Рай-Райи. – Почему это я должен вас жалеть?
– Да потому, что между людьми есть гуманизм, – ответила Нинеля. – Так учит партия. Мы не кролики, мы звучим гордо.
– Мы допрашивали вас и ваших товарищей, – полковник поднес ко рту миску и допил остатки похлебки, потом закончил: – И поняли, что весь ваш гуманизм и медйой монетки не стоит. В отличие от кроликов вы истребляли друг друга миллионами. Так что не вам говорить о жалости.
– Вы все путаете, – рассердилась Нинеля. – Мы уничтожали врагов в порядке исторической справедливости. Как классовых, так и агрессоров.
– Вот мы и уничтожим всех вас тоже в порядке справедливости. Должен ли я думать о вашем гуманизме, если я за ваш счет могу сделать жизнь моих людей лучше и сытней? Ну, отвечайте.
– А вот задавать такой вопрос вы не имеете морального права, – сказала Нинеля. Грейпфруты ее грудей согласно качнулись, и полковник замер, зачарованный этим зрелищем, благо верхние половинки грейпфрутов поднимались над вырезом в синем халате, как будто плавали в синем пруду. – Потому что наша человеческая жизнь не менее дорога, чем жизни ваших сотрудников.
Нинеля поправила халат, да так неудачно, что правая грудь вовсе оголилась, и полковник зашелся в кашле.
– Ладно, – сказал Рай-Райи, – наше дело военное – как прикажут, туда и стреляем. Пускай ученые изучают, начальство решает, а мы подождем этих мудрых решений. Что у нас сегодня по плану?
Полковник достал блокнот, открыл его на нужной странице и некоторое время шевелил губами, вникая в смысл слов.
– Ясно, – сказал он и хлопнул блокнотом. – Значит, так, проводим медицинский опыт на сексуальную совместимость наших пришельцев. Всем пройти в душевую, там оставить одежду и остаток дня провести без одежды в гимнастическом зале…
– Боюсь, что это старая программа, – в обалделой тишине произнес Эдуард Оскарович. – И если вы справитесь о том у господина Гарбуя или господина Лея, они выскажут вам свое неудовольствие.
– А что я могу поделать! – Полковник вскочил и закричал, словно призывал всех идти в атаку. – Что я могу поделать, когда приказов десятки, начальства в тысячу раз больше, чем вас, а я за все в ответе! Гарбуй и его люди требуют, чтобы мы проводили исследования и опросы. Мое начальство требует готовить вас к диверсиям! А я как мышь в плоскогубцах! С меня весь спрос. Вы что думаете, мне нужно, чтобы вы голыми тут бегали и свальный грех по углам устраивали? Раздевайтесь по плану!
– Господин полковник, я вас призываю к разуму! – рассердился Эдуард Оскарович.
– Ладно, запишем, что провели. Этим ученым недолго осталось здесь командовать. Все свободны. А вы, госпожа Нинеля, останьтесь для разговора.
– Ну вот, еще чего не хватало! – воскликнула Нинеля с таким наслаждением в голосе, что Журба произнес: – Эх, вкатил бы я тебе десяток розг! – Помолчите, а то самому достанется, – отпарировала Нинеля.
Вторая половина дня оказалась насыщенной событиями.
Но поначалу ничто не предвещало перемен. Если не считать того, что тягостная жара постепенно превращалась в духоту, которая бывает перед сильной грозой. В небе все густели облака, и порой солнце отыскивало в них прореху, чтобы обжечь и без того измученные жарой тела людей, но затем все заволакивало движением мрачнеющих туч, и уже погромыхивало где-то в немыслимой дали над морем, словно там, за горизонтом, разгорелся морской бой.
Движения неизбежно замедлялись, и каждый шаг приводил к одышке, к поту и звону в ушах. И тем более странным было увидеть, как стремительно пересекли двор полковник и следом два доктора, сизолицый Крелий и другой, незнакомый, с небольшим саквояжем, видно, прибывший недавно. Они исчезли в административном корпусе. На минуту снова наступила недвижная тишина, отдаленно загромыхало. Из барака вышел Эдуард Оскарович. Не заметив стоявшую в стороне Кору, он, делая вид, что прогуливается, направился к кустам, к известной ей тропинке. Кору посетил было соблазн последовать за профессором, но мысль о том, что ей придется карабкаться в гору сквозь колючий кустарник, была настолько отвратительна, что чувство долга тихонько свернулось клубочком где-то внутри нее и замерло, надеясь, что его не заметят.
– Будет гроза! – сказал кто-то так неожиданно, что девушка отшатнулась.
Это был инженер. Он снял халат и остался в длинных полосатых трусах. У него было гладкое загорелое тело с плоским жестким животом, без единого грамма жира. Коре было приятно смотреть на него. В руке инженер держал длинный прямой прут, который он очищал от коры.
– Видишь, – сказал он, – не могу остановиться. Занимаюсь тем, что подбираю материалы к новой модели. Глупо, да?
– Наоборот, – сказало Кора, глядя на склон горы. Ей показалось, что она видит, как карабкается по тропинке пожилой неповоротливый Калнин.
– Мне кажется, что если я построю махолет и поднимусь в воздух, я смогу улететь из этой чертовой страны. Только надо подняться повыше.
– Повыше у них летают истребители. Они не очень скоростные, винтовые, но на тебя хватит.
– Знаю, – согласился инженер. – Но все равно хочется взлететь. Ты как думаешь, нам удастся вырваться отсюда?
– Ты тоже об этом думал? – спросила Кора. – Я все время об этом мечтаю. Мы же попали с тобой в какое-то средневековье. Я сначала решил, что они ищут пути к контакту, что они понимают, какое великое открытие им попало в руки. Я, наверное, неделю все сомневался… но понял, что попал в стаю павианов, у них свои интересы, а у тебя человеческие. Знаешь, чего им хочется? Им хочется завоевать Землю. В их павианьих головках никак не может вместиться тот факт, что павианам невозможно завоевать Землю людей, потому что они не умеют говорить.
– Сейчас у них другая идея, – сказала Кора. – Идея налета. Схватить и унести.
– Ты знаешь, кто-то должен пройти к нам, вернуться и сказать, чтобы эту дверь прикрыли. – А нас захлопнут здесь?
– Ну кто нас захлопнет здесь! – рассердился инженер. – Конечно, нас сначала вытащат.
Инженер был устроен просто и правильно. В нем было сильно развито чувство справедливости, он хотел ее восстановить, а потом снова заняться своим махоле-том. Как, наверно, хорошо и просто иметь такого мужа. Он обязательно будет тебя любить и защищать, будет гулять с детьми и чинить дома и на даче все выключатели и тостеры. Потом ты от него убежишь…
– Главное сейчас наладить связь с нашей Землей, кто-то должен пробраться туда и предупредить, а то они и на самом деле натворят чего-нибудь. Но как это сделать?
– Наверное, надо снова броситься со скалы вниз, – предположила Кора.
– Не спеши, – остановил ее Всеволод. – Это слишком рискованно. Но я подумаю. Надо изучить то место…
Бормоча что-то под нос и забыв уже о Коре, он пошел прочь. Но через двадцать шагов остановился и, обернувшись, громко заявил:
– Какие мы с тобой дураки, Кора! Там, где мы появились, никакой скалы нет! Она есть только на нашей Земле.
– И что это означает? – спросила Кора. – Это означает, – сказал инженер, – что, если отсюда есть ход к нам, он совсем иначе устроен. А как – я обязан догадаться. Я ведь изобретатель.
Когда инженер исчез. Кора стала снова вглядываться в кусты на склоне. Но профессора не увидела. Видно, он хорошо спрятался.
