***
Аалтонен и Ко поспешили в кабинет, где за компьютерами сидело множество чиновников и чиновниц, и Ко даже удивилась, с какой легкостью профессор отыскал нужный стол и нужный компьютер, где решительного вида девица сурово заявила:
– Из-за вас я потеряла уже две минуты обеденного перерыва.
– Возместим, – сказал профессор. – Мы здесь защищены от коррупции, – возразила девица и показала наверх, где под потолком над каждым из компьютеров горел зеленый огонек телевизионного глаза. И тут же девица ахнула и чуть не упала в обморок, потому что по потолку бежала муха-докторша. Муха метнулась обратно и исчезла из поля зрения девицы. – Это вам показалось, – сказала Ко. – Вы так думаете? – спросила девица. – Скорее, скорее, – рассердился профессор, который не заметил Ванессу. – Вы сами себя задерживаете. – Все документы готовы.
Девица протянула профессору пачку документов. – Это удостоверение с приложением анализов и свидетельских показаний о том, что Вероника дю Куврие – ваша единственная дочь и наследница. А это завещание, которое оставляет ваше имущество дочери. Быстро подписывайте. Сначала свидетели. Первый – я сама. Она расписалась.
– Вторая – госпожа… Аалтонен? Подписывайтесь. Госпожа Аалтонен подписалась. Затем документы были подписаны Ко и ее отцом. Заведующий нотариальным бюро заверил удостоверение и завещание своей подписью и печатью. – Поздравляю, – сказала девица и побежала обедать. Комната с компьютерами опустела.
– Пустяки! – сказал профессор. – Поехали домой. Где портфель?
– Я оставила его в машине, – сказала Ко. – Он очень тяжелый.
– Ты с ума сошла! – закричал профессор, кидаясь к своей машине.
Он раскрыл дверь. Портфель лежал на сиденье. Профессор открыл его и начал копаться внутри, пересчитывая кляссеры.
Он полностью забыл о директрисе. А Ко смотрела вслед рванувшей с места машине князя. Ей показалось, что она видит белое пятно лица обернувшейся директрисы. Высоко в небе, под самым куполом, летела, следуя за машиной, большая темнокожая муха в белом халате.
Профессор сложил документы, спрятал их во внутренний карман.
– Разве так можно обращаться с документами? – произнесла директриса, до того подавленно молчавшая.
– Ничего страшного, – отозвался профессор. – Я еще не собираюсь помирать, а копии есть в компьютере. Никто не отнимет у нас с дочкой мою коллекцию.
– О горе! – прошептала директриса, и Ко поняла ее отчаяние. Ведь в значительной степени по ее вине произошел катастрофический обман, значение которого не доходило раньше до самой Ко. Ведь теперь с профессором может произойти несчастье, и тогда Ко станет его наследницей. Хотя формально Ко ею стать не может, потому что любой генетический анализ покажет, что она не дочь профессора. Положение было тупиковым, и директриса, когда они шли к выходу, постаралась донести до Ко всю его сложность. Ко кивала, соглашаясь, но сама хранила молчание.
У входа в мэрию стояла большая черная машина князя с распахнутой дверцей. Возле нее – два силача и камергер с толстым лицом. В сторонке терпеливо дожидался Артур дю Гросси.
– Вам сюда, госпожа директриса! – воскликнул камергер, делая шаг навстречу свидетельнице.
– Погодите, мы еще не расплатились, – попытался вмешаться профессор.
Но директриса, даже не попрощавшись с ним или Корой, покорно пошла к черному лимузину.
– Странно, – заметил профессор. – Странная женщина. Я побаиваюсь за ее судьбу.
Вдруг директриса обернулась. Лицо ее было искажено отчаянием.
– Береги профессора, Ко – прошептала она, – ему грозит о пас…
– Что она сказала? – спросил профессор, не разобрав возгласа директрисы. – Она беспокоится за вас.
Ко беспокоила судьба директрисы. Если ее начнут мучить, они выпытают у нее всю правду о подмене дочки…
Пока ее названый отец разбирал конверты, погашенные сегодня на почтамте, Ко сделала кофе. Казалось, что он совершенно забыл о том, что подписал такие важные документы. А Ко не могла о них забыть. Профессор, плохой или хороший, стал жертвой обмана со всех сторон. Его обманывали и князь, и Ко, и Милодар. Это обязательно раскроется. Но как бы ни раскрылось, всеобщий гнев падет на Ко. Она всех обманула. И нет защитника – Милодара.
Разобравшись с конвертами, профессор занялся чтением писем коллег, и так продолжалось до середины дня. Ко предложила было сходить в магазин, чтобы купить продуктов для обеда. Несмотря на напряжение, в котором она ждала любого стука, скрипа, звонка, ей хотелось заняться чем-то полезным – ну хотя бы накормить профессора по-человечески. Он сознался, что несколько лет питается всухомятку и даже не разжигает плиту. Но профессор не выпустил ее из дома. Оказывается, он тоже чувствовал опасность.
– Погоди, – сказал он, – пока эта нечестная компания улетит с Марса.
Тогда, чтобы не терять даром времени. Ко вымыла в доме полы, пропылесосила спальню профессора, разобрала кухню и кладовку, измучилась, как после марафонского бега, и, к сожалению, совсем погубила одежду, конфискованную у сладких девочек.
Старый коллекционер оказался не таким рассеянным, как можно было подумать. Увидев дочь по окончании уборки, он повел ее наверх, в комнату матери. Отпер дверь, но сам заходить внутрь не стал.
– Возьми какое-нибудь платье, – сказал он. – Клара была высокой.
Он шмыгнул носом и быстро сбежал по лестнице. В комнату жены профессора никто не заходил много лет. К счастью, дверь в нее плотно прилегала к косяку, окно было закрыто, и пыль не могла проникнуть внутрь, как бы ей ни хотелось. Но все же за пятнадцать лет некоторый слой пыли накопился. И на аккуратно застеленной кровати, и на рабочем столике, и на зеркале… Ко провела пальцем по большому зеркалу, и осталась сверкающая глубиной полоска.
Ко открыла шкаф. В нем висело несколько платьев, юбок, брюк – небогатый выбор для жены богатого человека. Вся одежда была темных тонов, без украшений.
Ко выбрала себе темно-синее платье с высоким, как будто от военного мундира, воротничком. В ящике комода под зеркалом она отыскала иголки и нитки и подогнала платье по себе.
Потом примерила платье. Нельзя сказать, что оно сидело великолепно, но в нем не стыдно было появиться в любом скромном обществе, а уж тем более пред очи собственного отца. Ко сошла к нему в кабинет. И тут раздался звонок в ворота. – Я открою, папа! – крикнула Ко и побежала к двери.
В тот момент ее посетила странная мысль: будто она на самом деле отыскала своего отца и теперь они будут жить вместе и даже вместе собирать марки. Почему бы им не собирать марки… И вот в этом ложном ощущении покоя Ко подбежала к двери. За дверью стоял Артур дю Гросси. – О господи! – ахнула Ко. – Ты еще зачем? – Пришел поздравить восстановленное семейство, – сказал он.
Артур был роскошно одет. Поверх золотистого фрака была наброшена белая атласная накидка, расшитая изображениями волчьих голов – герба клана дю Вольфов. На что ни Вольфганг, ни его приближенные прав не имели. В руке Артур держал букет цветов. – Может, не надо? – жалким голосом произнесла Ко. – Надо, – ответил Артур.
Он легко отбросил Ко к стенке. Из кабинета профессора доносился стук древней пишущей машинки. Артур поправил растрепавшиеся волосы и широкими шагами направился в кабинет. Ко кинулась за ним.
Артур подошел к профессору, удивленно привставшему при виде столь шикарного посетителя.
– Разрешите поздравить вас, – произнес он, – по поводу реюньона нашего семейства.
– Как вы сказали? Реюньона? Вы говорите по-французски? – Немного, профессор.
– Тогда спасибо вам за букет, за поздравление и разрешите сказать вам: оревуар. – Как вы сказали?
– Я сказал по-французски. До свидания. – О нет, – улыбнулся Артур и, легким движением отстегнув атласную накидку, кинул ее на спинку стула. – Меня так легко не выгонишь, папаша.
– Что вы имеете в виду? – Профессор отступил немного, подавленный размерами и мощью посетителя. – А то, что я ваш зять. – Объяснитесь! – крикнул профессор. – А чего объясняться. Я – муж вашей дочки. Может, перейдем на ты, папаша?
– Прекратите это безобразие и покиньте мой дом! – завизжал профессор.
– Спокойно. Давайте сядем… Вероника, а ну, принеси нам вина!
– Вероника, никуда не уходи! – приказал профессор. – И скажи мне сама, что все это значит?
– Не надо вмешивать мою любимую маленькую женушку, – откликнулся Артур. – Если вы грамотный, то возьмите и читайте.
Артур протянул профессору лист бумаги, и Ко поняла, что это – копия их брачного свидетельства.
– Не может быть! – Профессор попытался разорвать лист, но Артур остановил его:
– Не старайтесь, профессор, вы же представляете, сколько мы сделали копий! – Вероника, дочь моя, скажи, это правда? – Да, это настоящий документ, но я надеюсь, что он не имеет силы… хотя бы потому, что я несовершеннолетняя.
– У нас на планете ты совершеннолетняя! – отозвался Артур. – Документ составлен по всем правилам. Так что попрошу выделить мне комнатку на вашем чердаке.
И он весело засмеялся, показывая замечательную здоровую челюсть, в каждый из зубов которой был вставлен бриллиантик, чтобы улыбка получалась еще лучезарнее.
– Впрочем, комнатка мне не нужна, я надеюсь, что вы нам с молодой женой купите хорошую виллу, желательно с бассейном.
Ко вынуждена была признать, что Артур был шикарен и, наверное, на человека более эмоционального, чем профессор дю Куврие, он произвел бы оглушительное впечатление. Но профессор, который в свое время хладнокровно отказался выкупить у похитителей свою единственную дочь, который потерял жену только потому, что коллекция была для него драгоценнее любого человека, не намеревался поддаваться давлению.
Он взял себя в руки, возвратил Артуру свидетельство о браке и холодным тоном заявил:
– Покиньте мой дом. Желательно, захватите с собой и мою так называемую дочь. Я не желаю иметь дома предмет, который может послужить орудием шантажа.
Значит, ее он считает предметом и орудием… а впрочем, разве он не прав? Конечно же, князь использует ее как инструмент, как отмычку к сундукам господина профессора. Но не стоит расстраиваться, Ко. Ведь именно с этим преступлением мы и боремся. Вместе с исчезнувшим комиссаром Милодаром.
– Выгнать из дома собственного зятя? Ну уж это слишком! – деланно возмутился Артур.
– И ты тоже уходи. – Профессор смотрел на Ко без ненависти, но такими холодными и равнодушными глазами, что Ко поняла: князь проиграл – никакой доли в коллекции ему не получить.
– И если вы будете сопротивляться, – продолжал профессор, – то я вызову полицию. Учтите – мой замок находится под охраной. Любая попытка нанести мне вред будет своевременно пресечена.
– Глупости, профессор! – резко ответил Артур, подбирая со стула свою волчью накидку и набрасывая ее на плечи. – Кому нужно нападать на вас? Всему миру известно, что вы бережете свои богатства в сейфах банка. Чего я достигну, убив вас, – ничего, кроме опасности быть пойманным.
– И повешенным! – добавил, улыбаясь, профессор. – Вместо этого я предлагаю дружбу. И мир. И охрану. Я буду жить неподалеку от вас, я буду охранять вас, развлекать… – Вот это лишнее!
– У нас с Вероникой родятся дети… вы будете гулять с внучатами. Неужели вам не хочется, чтобы крепкие шумные малыши носились по этим мрачным коридорам?
Вот этот текст Артура и был роковой ошибкой. Придумал ли монолог сам Артур или ему подсказали его умники психологи на "Сан-Суси", но образ крепких внучат, которые носятся по коридорам дома и рвут драгоценные марки, показался профессору настолько ужасным, что он мгновенно превратился в сгусток злобной энергии и набросился на Ко и ее мужа так яростно, что через минуту оба очутились на улице и вслед им из-за запертой двери неслись несвязные выкрики:
– Внуки! Бандиты! Разграбить… уничтожить… скорее смерть!
Артур стоял перед дверьми, и желваки нервно ходили под кожей скул.
– Ты хочешь смерти? – прошептал он. – Ты ее получишь…
– Завтра же отправляюсь к адвокату! – Профессор просунул угрожающий перст между прутьев решетки. – Дезавуирую отцовство. У меня нет дочери! Любой суд меня поймет! Трах! – захлопнулось окно. Дом молчал.
– Этого можно было ожидать! – сказал Артур. – Хотя князь будет недоволен. Он хотел бы, чтобы этот профессор пошумел, пошумел, а потом смирился и пустил меня в дом.
– Нет, так быть не могло, – сказала Ко. – Вы плохо знаете профессора. – А ты лучше?
– Да, я с ним жила вместе. Хоть и недолго. Он лишен человеческих чувств. А если они и сохранились… где-то там, в самой сердцевинке… их надо откапывать терпеливо, долго и с помощью добра.
– На добро у нас нет времени. Мы должны действовать. – Как действовать? – Решать будет князь.
Они уселись в черную машину. Сзади сидел молчаливый силач, похожий на чугунный шкаф. Артур вызвал по рации корабль. На экранчике видео появился портрет князя. Его белые волосы были встрепаны. Он ел мороженое, и белые сливки стекали по подбородку. – Он нас выгнал, – доложил Артур. – И Веронику выгнал? – Вы уже догадались, князь?
– Это логично. Как только он увидел твою наглую рожу и услышал, что ты намерен навечно поселиться в его домике, он перепугался за свою коллекцию. – Я ему сказал про внучат. – Это его не утешило?
– Наоборот. Он взбеленился. Именно после этого он выгнал Веронику.
– Естественно. – Князь рассмеялся. – Конечно же – она представляет теперь наибольшую опасность, как человеческое устройство, из которого появляются дети.
Вольфганг заливался смехом, и слышен был смех других людей вокруг – видно, он ел мороженое в хорошей компании.
– Какие будут распоряжения? – спросил Артур. – Какие могут быть распоряжения? – откликнулся князь, подмигивая Артуру. – Никаких. Отдыхай, мой дорогой. Будем ждать, пока профессор изменит свою порочную точку зрения. Будем ждать… наберемся терпения.
– Слушаюсь, – ответил Артур, усмехаясь в ответ. И Ко поняла, что оба лгут. Что-то задумали, какую-то очередную гнусность. Но какую?
– Князь, – продолжал Артур. – А что делать с Вероникой? Она же лишилась дома! Разреши нам снять номер в гостинице? Я хочу наконец осуществить мои супружеские права!
– Успеешь, – ответил Вольфганг дю Вольф. – Осуществишь. Все мы их осуществим. Я тоже люблю твою женушку, она такая сладенькая… А мне пора менять своих сладких девочек, пора набирать новую смену! Люблю молодежь!
– Хорошо, князь, – согласился Артур без обиды. Словно иного ответа и не ждал. – Куда мне ее девать? На корабль?
– Ни в коем случае! Девочка должна быть под присмотром. Вокруг должны быть надежные, неподкупные свидетели. Что ты предлагаешь?
– А что, если поселить ее в гостиницу к директрисе Аалтонен? Она все равно ждет завтрашнего рейса на Землю, – спросил Артур, продолжая отрепетированную игру.
– Отлично. Только спроси разрешения у почтенной дамы. Согласится ли она претерпеть неудобства? – Разумеется, князь.
– И попроси ее не спускать глаз с твоей жены до утра. – Слушаюсь, князь.
– Для надежности я велю поселиться в той гостинице нашей докторше Ванессе. Пускай побудет с женщинами. Может, ее медицинская помощь понадобится…
– И лишний глаз не мешает, – закончил за князя Артур.
– А сам возвращайся поскорее ко мне. Сыграем в шахматы. Чудесные шахматы я достал здесь. Представляешь, белые из леденцов, а черные – из шоколада. Ты какими будешь играть?
– Вы все равно мне не оставите, – улыбнулся Артур. Смеясь, князь отключил связь, а Артур произнес с отвращением:
– Не выношу сладости. Даже чай пью без сахара. – Как я тебя понимаю, – согласилась его молодая жена.
– Ты слышала, что я отвезу тебя в гостиницу? Там у директрисы номер люкс. Из двух комнат. Переночуешь вместе со своей любимой учительницей.
Ко хотела возразить, что теперь не смогла бы отнести Аалтонен к числу своих любимых учителей, но машина быстро понеслась по улицам, и она раздумала что-либо объяснять своему мужу.
– Может быть, нам всем улететь? – спросила она. – Зачем же? Мы еще поборемся в суде, – ответил Артур. – Ты его законная дочь, я его законный зять. И пускай он докажет обратное.
– Вам очень хочется отсудить часть его богатства? – спросила Ко.
– Разумеется, иначе зачем нам было все это затевать. В гостинице, роскошном обиталище богатых туристов, директриса занимала обширный номер на четвертом этаже. Когда они позвонили в дверь, она открыла сразу – оказывается, князь уже предупредил ее о гостье, и директриса не стала возражать против вторжения. Более того, Ко показалось, что она была рада.
Артур добавил, что если князь и на самом деле решит прислать в гостиницу докторшу, она позвонит в номер Аалтонен.
– Сидите, – посоветовал Артур уходя, – -- не высовывайтесь, в город не выходите, там к вам могут пристать темные личности – а потом выручать будет поздно.
– Мы и не собирались, – ответила директриса. Она была бледна, осунулась и выглядела лет на сто старше, чем обычно.
– То-то, – наставительно произнес Артур. – Нам нужно, чтобы у вас было железное, непробиваемое алиби. Так что не скрывайте того, что вы в номере, – можете заказывать в номер ужин, прохладительные напитки, требовать шахматы, домино и компьютерные игры, можете жаловаться на то, что барахлит освещение, звонить по телефону домой – и даже бить посуду… – Этого еще не хватало! – возмутилась директриса. – Шучу, – ответил Артур.
Ко не успела отклониться – он поцеловал ее в щеку. Дверь закрылась. Они остались одни.
Боже мой, я так волновалась за тебя, – сказала директриса, усаживаясь на диван и показывая Ко место рядом с собой. – Эти люди готовы на все!
– А я беспокоюсь о судьбе профессора. Мне очень не понравилось, как князь договаривался с Артуром. Мне кажется, они что-то задумали, – ответила Ко. – Как бы мне отыскать комиссара?
– Как мне ни неприятно это сознавать, – ответила директриса, – но я полагаю, что комиссар следит за развитием событий, но не хочет, чтобы кто-нибудь об этом догадался. Боюсь, что он уже знает и о моей роли в этой истории.
Директриса приложила к глазам, кончику носа кружевной платочек и шмыгнула.
– Думаю, он не будет сильно сердиться, – постаралась утешить Аалтонен ее ученица. – Ведь вас шантажировали. Вы не хотели скандала для школы.
– Вот именно, для коулю, именно для моего Детского острова! Ты представляешь, какой был бы скандал, если бы открылось, что директрисой на острове служит бывшая сладкая девочка князя дю Вольфа! Но я все равно не вернусь на остров. – Почему?
– Я уйду на пенсию и скроюсь где-нибудь. Потому что не имею морального права учить детей. Это будет мое наказание.
Ко не стала спорить с директрисой. Пожалуй, если та чувствует свою вину, ей и на самом деле лучше уйти на пенсию. Но если раньше она робела перед непогрешимой директрисой, теперь ей было ее жалко. Та оказалась слабым человеком, и груз прошлого раздавил ее.
Ко набрала код ресторана и попросила включить на дисплее обслуживания меню на ужин.
– Как ты можешь думать о еде? – упрекнула ее директриса. – Я бы вообще не смогла проглотить ни кусочка.
– Наоборот, – голосом умудренной жизнью путешественницы ответила сиротка. – Мне надо обязательно подкрепиться. Мы не знаем, что нас ждет в ближайшее время. Я же сегодня выпила лишь две чашки кофе.
– О нет! – Госпожа Аалтонен уронила голову на руки.
Когда подносы с ужином, поднявшись из кухни, появились в комнате, Ко отнесла их в лоджию, где было прохладнее. Там дул искусственный ветерок и царила уютная полутьма летнего вечера, которая создавалась по земному времени, когда купол, превращаясь в темные очки города, темнел, пропуская лишь свет ярких звезд.
Госпожа Аалтонен вышла в лоджию посидеть вместе со своей воспитанницей, но когда та начала с аппетитом молодого животного уничтожать отбивную и хрустеть жареной картошкой, директриса не выдержала – ничто человеческое не было ей чуждо – и положила в рот ломтик помидора, потом листок салата, а потом взяла в руки ножик и вилку. И хоть Ко хотелось улыбнуться, она, разумеется, сдержалась и сделала вид, что полностью углубилась в еду.
Мягкий вечер, музыка, доносившаяся из близкого парка, выращенного марсианами, несмотря на пессимистические предсказания земных специалистов, смягчили нервное состояние директрисы. И она заговорила нормальным голосом, обретя интонации вельможной дамы. – Пожалуй, – произнесла она, – для меня самым неожиданным и невероятным испытанием была встреча с тобой. Ведь я летела сюда, утешая себя, что сейчас увижу Веронику и помогу ей воссоединиться с отцом. Я понимала, что с князем надо быть настороже и если он тебя просит о чем-то, то скорее всего это выгодно только ему. Но мне хотелось надеяться, что важнее всего воссоединить семью, а потом уж можно будет придумать, как справиться с Вольфом.
Директриса отрезала половину отбивной и задумчиво жевала ее. Прожевав, продолжила:
– Когда вместо Вероники я увидела тебя, замаскированную под Веронику, я была потрясена. За секунду мне надо было сообразить, что означает этот маскарад. – Вы быстро сообразили, – сказала Ко. – Перед моими глазами возник образ комиссара Милодара, и я догадалась, что вернее всего подмена Вероники – дело его рук. И я даже поняла, почему он это сделал. – Почему?
– Потому что Вероника была влюблена в Артема, потому что она уже раскусила подмену, она была в панике… я же знаю Веронику, она милое, слабое создание – в качестве помощницы Милодара она не годилась. – А я?
– Ты годилась. В тебе есть авантюризм. Ты стремишься к приключениям. Ты – трудный ребенок. А Вероника – ребенок, удобный для воспитания, мирный и послушный. Ну скажи, я права, что Вероника догадалась о подмене?
– Я заменила ее в последний момент – она была в истерике…
– А где она сейчас? Ах, впрочем, что я говорю – конечно же, Милодар спрятал ее в укромном месте – он опасается, что на острове есть его враги. – И он прав…
– Если ты, Ко, думаешь, что я отношусь к его врагам, ты глубоко ошибаешься. Я преклоняюсь перед его способностями. И клянусь тебе, что я была бы и дальше его верной помощницей, если бы не прилетел проклятый князь и не напомнил мне о позорной странице моей биографии. Он привез пленки… пленки, где я, обнаженная, измазанная вишневым вареньем, танцую перед пьяными придворными и матросами… А потом он, он делает со мной… нет, тебе рано знать, что он делает с наивными девушками.
– Рано, значит, рано, – философски согласилась Ко, которая была убеждена, что образована по этой части, правда, лишь теоретически, куда более, чем директриса. Именно некоторая, как ни странно, наивность директрисы и привела ее к падению. Но не станешь же рассказывать пожилой женщине, в чем заключается женская мудрость и женская наивность.
– В жизни каждой женщины, – директриса принялась за мороженое, и умиротворение расплылось по ее широкому розовому лицу, – наступает момент, когда она становится опасной не только для окружающих, но и для самой себя. Этот момент связан с паникой. Именно с паникой, дитя мое. В один прекрасный момент ты подходишь к зеркалу и понимаешь, что у твоих глаз появились морщинки, или видишь первый седой волос. И тогда на тебя как лавина обрушивается понимание того, что вся твоя жизнь устроена неправильно, что работа лишь убивает тебя, что твой муж или мужчина недостоин тебя, что жизнь катится слишком быстро и если не успеть схватиться за поручень последнего вагона, то поезд уйдет навсегда. И тогда ты готова выбежать на улицу и кинуться в объятия первого встречного подонка, который хорош лишь тем, что не похож на правильных людей, которые тебя окружают. Ну скажи мне, Ко, что могло заставить меня, отличницу, лучшую студентку консерватории, которая боготворила арфу, разломать за ночь чудесный и дорогой инструмент, бежать из общежития и очнуться лишь в сомнительной гостинице, в объятиях пахнущего ликером и карамелью беловолосого красавчика и нестись несколько месяцев по притонам Земли и других планет, забыв обо всем – о родителях, о долге перед людьми, о боге, – теперь я с ужасом и каким-то тайным восторгом вспоминаю эти вальпургиевы ночи – но это все было не со мной! О нет, это другая девушка неслась на лаутта по бурной реке. И я полагаю, что такой взрыв опасней всего для натур послушных, мирных, сдержанных… – Для отличниц, – досказала Ко. – И для таких, как ты, потому что ты всегда находила лахто в чужих ошибках. Директриса задумалась.
С неба медленно спустилась муха в белом халате и уселась на перила лоджии, в отдалении от директрисы, чтобы не испугать ее своим появлением. – Добрый вечер! – приветствовала ее Ко. – Ах! – воскликнула директриса, но Ко была готова к такой реакции и сразу спросила муху: – Вы хотите кофе или чаю?
– Ничего, я уже пила чай, спасибо, – ответила темнокожая муха.
– Вы не знакомы, – сказала Ко. – Ванесса – наш доктор. Она очень хорошая. А это госпожа Аалтонен, директриса моего приюта.
– Я все знаю о директрисе твоего приюта, – ответила муха, и Ко почувствовала осуждение в ее слабеньком жужжащем голосе.
– Вот и хорошо, – сказала Ко. – А что нового слышно о нашем друге комиссаре?
– Комиссар занят срочными делами в Галактическом центре и не может прилететь.
– Пускай он пришлет сюда свою голограмму, – предложила Ко.
– К сожалению, на таком расстоянии голограмма получается нестабильная. Комиссар освободится завтра с утра и сразу же поспешит сюда. Так что вам надо продержаться до утра. Сможете ли?
– Мы постараемся, – сказала Ко и посмотрела на директрису. – Боюсь, что от меня мало пользы, – сказала та.
– Но вред от вас бывает, – безжалостно прожужжала муха.
Директриса насупилась. Она согласна была сама казнить себя. И даже позволила бы это сделать комиссару. Но не темнокожей мухе.
– Я буду находиться как можно ближе к тебе, Вероника, – сказала муха.
– Не Вероника, – поправила ее директриса. – Неужели вы до сих пор не поняли, что девочку зовут Ко?
– Я этого не поняла, – ответила муха. – Потому что не знаю, установлены ли здесь подслушивающие устройства.
И она, взлетев, растворилась в теплом синем воздухе. – Ну, вряд ли, – смущенно сказала директриса. Она понимала, что совершила ошибку, но настолько уже устала совершать ошибки, что последнюю не захотела признавать. – Что-то становится холоднее, – произнесла она, хотя вечерний воздух был подобен парному молоку. – Давайте пройдем в номер… Ко подчинилась.
Телефон зазвонил именно в тот момент, когда они очутились в комнате. Директриса громко ахнула и прошептала: – Не бери трубку! – будто от аппарата исходила страшная угроза.
Но Ко была уже у телефона. Она включила его. На экранчике появилось лицо профессора дю Куврие.
– Слава Богу! – произнесла директриса с облегчением. Видно, она страшилась увидеть на экране кого-то другого.
– Ну вот, слава Богу, – произнес профессор. – Я уж думал, что никогда тебя не отыщу, что они спрятали тебя, увезли с планеты и, может, даже убили.
Ко странно было видеть такое взволнованное лицо профессора и слышать столь нервные слова. – Ты в порядке, ты жива? – спросил он. – Да, спасибо, папа, – ответила Ко, вновь входя в роль Вероники. – А как дела у тебя?
– У меня? Дела? Мне страшно, мне одиноко, меня гнетут ужасные предчувствия, Вероника. Ты уверена, что тебе ничего не грозит? – Не бойся за меня.
– Я был не прав, когда выгнал тебя. Я думаю, что тебя обманом выдали за этого… Артура. Скажи, что это так. Завтра же адвокаты Марса разведут тебя с этим подонком, по законам Марса ты несовершеннолетняя. Ты сейчас в гостинице?
– Да, я в номере директрисы моего приюта, госпожи Аалтонен.
– Беги от нее! Она в сговоре с князем и его молодцами.
– Не беспокойтесь, профессор… то есть, папа, она совсем не такая плохая. Она лишь хотела подтвердить правду, что у вас есть дочь. – Я точно знаю, что она служит князю. Директриса вошла в поле зрения аппарата. – Вы имеете право так говорить, профессор, – сказала она. – Но клянусь вам, я сделаю все, чтобы… Вероника была в безопасности.
– Вероника! Я никому не верю, – перебил ее профессор. – Я не верю и тебе. Но хочу тебя спасти. Единственное место на Марсе, где ты будешь в безопасности, – это мой дом. Они не смогут взорвать его даже атомной бомбой. Я прошу тебя, я умоляю тебя – сейчас же беги ко мне. Пока они не спохватились. Мы с тобой не знаем всей глубины их дьявольских замыслов. Если они доберутся до тебя и директрисы, я ничем не смогу тебе помочь…
Профессор откашлялся. Он ждал ответа, и Ко никак не могла решиться, что ей следует делать. Тогда профессор продолжал:
– Мне плохо одному, я только сегодня понял всю глубину и пустоту моего одиночества. Вероника, приди ко мне, раздели со мной этот дом… завтра мы все сделаем, что надо. Но сегодня мы должны быть рядом, мы должны поддерживать друг друга.
– Поезжай к нему, – сказала директриса. – Мне тоже будет спокойнее.
И темнокожая муха, которая сидела на перилах лоджии, подтвердила:
– Иди к нему. Там надежнее спрятаться до завтра, когда приедет Милодар. Только никому не доверяйте, никому не открывайте. Я прилечу на рассвете. – Я приеду за тобой, – сказал профессор. – Ни в коем случае! – возразила Ко. – Я доберусь сама. Еще не так поздно. Мне идти минут десять.
– Тогда возьми напрокат флаер. Они есть на стоянке гостиницы.
– Я довезу тебя, – сказала директриса. – Спасибо, – сказал профессор. – Теперь слушайте меня внимательно. Для того чтобы одеться и получить флаер, вам понадобится десять минут, – продолжал он. – Еще пять, чтобы добраться до машины. Пять минут я даю вам на полет до моего дома. Значит, ровно через двадцать минут гостиничный флаер должен быть у моих ворот. Я открою дверь, если вас узнаю. Для этого я должен знать, как вы будете одеты. Я хочу узнать вас сразу, как только вы выйдете из флаера.
– Я в том же платье вашей жены, папа, – сказала Ко. – То есть моей мамы.
Директриса укоризненно покачала головой – ее педагогической натуре была отвратительна любая ложь. Кроме той, которую по необходимости произносили собственные уста.
– Какого цвета? – спросил профессор. – У меня не такой большой экран, чтобы быть уверенным в чертах лица. Но платье я должен узнать.
– Посмотрите, платье темно-синее. – Ко протянула к экрану видеофона руку, чтобы профессор получше разглядел рукав платья.
– Синий атлас, – сказал профессор. – Серебряное шитье по воротнику. Теперь вижу. Записал и запомнил. Такое сочетание цветов на марке Суринама в шесть центов, посвященной третьей американской регате. Да?
– Может быть, – согласилась Ко. – А в чем будет одета твоя директриса? – Я в черном, – коротко ответила госпожа Аалтонен, и голос ее звучал несколько обиженно, словно профессор поставил под сомнение моральные основы ее манеры одеваться. – Скромный белый воротничок. Небольшая черная шляпа, низко надвинутая на лоб.
Ко подумала, что директриса слишком подробно описывает себя, – даже смешно, как пожилые люди иногда серьезно относятся к таким пустякам.
– Черный пенни, – коротко ответил профессор, и почему-то, словно и на самом деле Ко была наследницей дю Куврие, она вспомнила, что так называемая первая в мире почтовая марка – "черный пенни", наверное, ее придумали англичане.
– Черный пенни, – повторила директриса, не поняв, что имеет в виду профессор.
– И чтобы не менять одежду! – приказал профессор. – Темно, освещение оставляет желать лучшего, мы не можем ошибаться. Враги не дремлют. Ко улыбнулась.
– Я совершенно серьезен, – ответил на улыбку профессор, 'но не удержался и улыбнулся сам. – Теперь я включаю часы, – добавил он. – И через двадцать минут жду вас у ворот моего замка.
Профессор отключился, и дамы принялись приводить себя в порядок. К тому же черная шляпка директрисы куда-то задевалась, и прошло минут пять, прежде чем она обнаружилась в ванной, где, видно, и оставила ее сама хозяйка номера, возвратившись в расстроенных чувствах после разговора с Ко.
Ванесса пожелала удачи и сказала, что пролетит над замком через четверть часа, чтобы проверить, удачно ли произошла встреча с профессором.
Она бесшумно взмыла в воздух и, сверкнув под фонарями витражными крыльями, исчезла среди звезд.
– Ну, вы готовы? – нетерпеливо спросила Ко, видя, как мечется по комнате госпожа Аалтонен в поисках сумочки. Сумочка нашлась, и пришлось снова спешить к зеркалу, чтобы поправить шляпку. Конечно, Ко могла бы пошутить, что директриса рассчитывает заполучить жениха, – не все же воспитанницам выходить замуж, но не посмела и правильно сделала, потому что госпожа директриса была близка к истерике.
Даже странно было, что визит к профессору, правда, драматически обставленный, настолько выведет ее из себя.
– Пошли, – поторопила ее Ко. – Время на исходе. Нам еще надо взять флаер.
Но судьба и дальше продолжала ставить им палки в колеса.
Когда Ко толкнула дверь из номера, оказалось, что она закрыта. Ко начала толкать дверь, затем стучать в нее – создавалось впечатление, что их заперли.
Госпожа Аалтонен первой догадалась позвонить вниз, к администратору. Тот сказал, что тут же посылает наверх дежурного, и попросил дам не беспокоиться. Прошло еще минуты три, прежде чем появился дежурный. Он окликнул их из-за двери, у них ли захлопнулась дверь. Ко ответила, что у них. Тогда он вежливо спросил, желают ли господа, чтобы дверь была открыта.
– Желаю, и немедленно! – закричала госпожа Аалтонен.
Тут же щелкнул замок, и дверь отворилась. За дверью стоял барбосного вида наглый лакей, который был настолько вежлив, что хотелось сразу отхлестать его по щекам, в чем вскоре призналась директриса.
– Заела собачка, – сообщил он. – Надо было приподнять дверь… вот так. Она и открылась бы. Как же вы не догадались?
Они не стали более слушать барбоса и побежали к лифтам.
Лифты проносились мимо, словно некий шалун катался в них с двадцатого до шестого подземного этажа, не желая останавливаться на четвертом. Пришлось бежать по лестнице – но для этого сначала надо было лестницу найти – она оказалась за углом коридора и вывела Ко и Аалтонен в полуподвал, который заканчивается тупиком.
Они вбежали на пролет выше, и, к счастью, оттуда вниз вел широкий парадный пандус для почетных гостей.
На этом пандусе директриса врезалась в какую-то молодежную компанию, потеряла равновесие и, споткнувшись на ступеньке, сломала каблук. Пока она стояла, держа каблук в руке и рассматривая его, словно Гамлет череп Йорика, молодежная компания – видно, туристы из какого-то весьма отсталого уголка Вселенной, начала тянуть Ко с собой, обещая необыкновенный ужин в ресторане. Когда директриса поняла, что Ко увлекает толпа бездельников, она кинулась ей на выручку, а каблук, хоть небольшой, но острый, послужил ей вместо кинжала.
Наконец они вырвались на простор вестибюля, но не сразу сообразили, где находится стойка.
– Что с вами? – поразился их виду портье. – Вам плохо? Вам нужна помощь?
– Нам нужен двухместный флаер напрокат, – заявила директриса.
– А вы проживаете в нашем отеле? – спросил портье, зачарованно глядя на то, как директриса выстукивает нервную дробь по стойке окровавленным острым каблуком.
– Я проживаю в номере шестьдесят, я только что разговаривала с вами, и вы посылали лакея, чтобы выпустить меня из номера…
– Простите, – широко и дружелюбно улыбнулся портье. – Значит, вы разговаривали с бюро поломок и неприятностей. Пожалуйста, перейдите на ту сторону вестибюля и вон там, за колонной, вы найдете это бюро. – Нам нужен двухместный флаер! – Я не могу выдать вам флаер, – вежливо ответил портье. – Ваше нервное состояние заставляет меня заподозрить, что вы находитесь в состоянии алкогольного опьянения. Если вы будете так любезны, что пройдете в комнату медицинской сестры, которая мгновенно смерит вам давление и проведет тесты на нервное и наркологическое состояние…
– Бежим отсюда! – возопила Ко. – Мы найдем какой-нибудь флаер на улице. – -Я бы не советовал! – закричал вслед портье. Но Ко уже бежала к выходу, а директриса хромала следом, размахивая каблуком и сумочкой. – Стойте! – преследовал их голос портье. Они уже почти достигли вертящихся дверей, и Ко с ужасом подумала, что сейчас не впишется в эти проклятые двери и они закружат ее, но тут вместо дверей образовался оранжевый шар, который рос, заполняя вестибюль громом и сиянием.
Ко и директрису отбросило назад ударной волной, и они, вместе со всеми, кто был в вестибюле, покатились ворохом осенних листьев к входу в ресторан.
Когда грохот и сияние смолкли, оглушенная и избитая Ко поднялась и стала искать директрису в крошеве стонущих, кричащих, ревущих людей.
Она угадала ее по черному разорванному платью и желтым, затянутым назад волосам. – Вы живы? – спросила Ко.
– Мне надо умыться и сделать сидонта, то есть перевязка. Ты проводишь меня в номер?
– Простите, госпожа Аалтонен, – сказала Ко. – К сожалению, мне надо спешить к профессору. Он очень волнуется и ждет нас.
– Он ждал весь вечер. – Директриса с трудом выпуталась из чужих рук и ног и с помощью Ко вышла на свободное место. – Он подождет еще.
– Вы оставайтесь, найдите медицинскую сестру, – крикнула Ко. – У вас ничего не сломано?
– Откуда я могу знать? – возмутилась директриса, перекрывая все растущий шум в вестибюле. – Пока меня не обследуют…
Ко видела, что директриса отлично стоит на обеих ногах, в одной руке держит сумочку, а в другой каблук – значит, конечности целы.
– Я вам позвоню! – крикнула Ко и побежала к, выходу.
– Ты куда? – -крикнула вслед ей директриса. – Я запрещаю!
А может быть, Ко почудился голос госпожи Аалтонен сквозь шум и крики.
Самое трудное было выбраться из гостиницы. Некто, подложивший бомбу в крутящиеся двери, не пожалел взрывчатки, и входов гостиницу превратился в щель, в которой торчали перепутанные, закрученные листы пластика и арматуры. Возле двери на земле лежала молодая женщина, платье разорвано, грудь в крови. Над ней склонился пожилой мужчина. Он увидел, что мимо пробегает Ко, и крикнул ей:
– Вызовите врача! Неужели вы не понимаете? – Сейчас будут врачи, – уверенно ответила Ко и начала продираться сквозь прутья и камни к выходу из гостиницы. Она изорвала остатки и без того полусгоревшего платья, и вдруг ее посетила странная мысль: профессор может не узнать ее, если она появится перед замком почти голой и без директрисы.
Издалека донеслись сирены – к гостинице уже приближались машины – пожарники, "скорая помощь"… Над крышами домов к зданию неслись красные пожарные флаеры.
Где здесь стоянка? Вон там, справа стоят флаеры и машины. Ко побежала туда.
Первый флаер был заперт, второй – тоже. Неужели так не везет?
Странное жгучее нетерпение, смешанное с ужасом, заставляло Ко, забыв о себе, пытаться открыть машину за машиной… десятая или двенадцатая дверца отъехала в сторону. Ко прыгнула в машину, которая оказалась наземной, и погнала ее, не обращая внимания на знаки ограничения скорости, к дому профессора дю Куврие. Она знала лишь общее направление, а план города на приборном щитке ничего ей не говорил. Но, к счастью, интуиция и небольшие размеры города ей помогли. Через несколько минут она уже оказалась на знакомой улице, а затем и перед знакомыми воротами.
Ко затормозила у ворот, выскочила из машины – клок подола зацепился за дверцу, синяя ткань маминого платья оказалась на редкость крепкой. Как пойманная за крылышко оса. Ко билась, стараясь освободиться. Наконец, оторвав подол, она кинулась к воротам.
– Профессор! – закричала она, глядя в глазок камеры, стерегущей ворота. – Это я, Вероника!
Металлический забор, окружавший виллу коллекционера, был освещен четырьмя парящими в воздухе прожекторами, которые то поднимались, освещая пространство до дороги, то опускались ниже и светили ярко на ворота и кусты за оградой. Суета этих схожих с воздушными шариками прожекторов придавала вилле праздничный вид. Сюда почти не проникал шум улицы, и лишь вечерняя тишина позволяла услышать на расстоянии вой сирен и звон машин, сбежавшихся к гостинице.
Она толкнула ворота – ворота медленно отворились – к счастью, профессор ждал ее, и значительное, может быть, на полчаса, опоздание его не рассердило.
– Я иду… папа, – крикнула Ко и побежала к двери….
Дверь в дом была полуоткрыта. Над ней горел фонарь, прихожая была освещена.
Ко вбежала внутрь. Ноги были как ватные – еще три минуты назад она думала, что опоздала… опоздала к чему? Чего она боялась?
– Профессор, – сказала она, – не сердитесь, что я опоздала и приехала в таком виде, – в гостинице произошел взрыв. Честное слово!
Так как профессор не отозвался и не удосужился выйти из кабинета, Ко почувствовала некоторую обиду. Она вошла в кабинет.
