***
Долгожитель сразу вылез из пещеры, как только Кора к ней приблизилась. Не надо было даже читать табличку, чтобы понять: и в самом деле дракон прожил большую и сложную жизнь. Одно крыло было надорвано, глаз вытек, кое-где зеленая и серая чешуя осыпалась, как изразцы с печки, обнаружив бурую пупырчатую кожу. Шел старик неуверенно, пошатывался, прямиком добрался до решетки и стал лизать ее, давая понять, что и он не прочь бы полакомиться мясом, как молодая соседка.
– Его не надо покормить? – спросила Кора. В голосе ее звучало искреннее сочувствие, и, услышав его, дракон взвыл. Ему вторили Ласка и Смирный.
– Ну-ну, паршивец, – прикрикнул на него кормилец, а десципон погрозил дракону серебряным посохом.
Кора кинула взгляд на табличку. Дракона звали Небесным Оком. Так и было написано: "Небесный Ок". Кора решила, что надо будет обязательно спросить, что это означает – только ли опечатку в слове "Око" либо какой-то местный термин.
– Теперь мы можем пойти пообедать? – раздраженно спросил десципон.
– Да, – сказала Кора. – Только скажите мне, пожалуйста, когда вы кормите драконов?
– Два раза в неделю, – быстро ответил десципон. – Но до отвала. В природе драконы ведут такой же образ жизни: сначала нажираются до отвала, а потом спят до следующей охоты. – Да, кстати, когда состоится следующая кормежка? – Когда? Когда? – Все смотрели друг на друга, а ответил толстый кормилец:
– Завтра состоится. Завтра мясо привезут. Они и нервничают, потому что подходит их срок.
– Вот видите! – укоризненно сказал первый десципон. – А теперь можно идти обедать?
– Пошли, пошли, – ответил за всех переводчик Мери.
Кора подчинилась столь настойчивому желанию большинства.
Обед был подан в обширной бухгалтерии Загона – общий стол был сдвинут из канцелярских столов, а шкафы с многочисленными ящиками и ящичками высились вдоль стен, как официанты. Коре еще не приходилось участвовать в таких бедных совместных пирушках, потому что на Земле, как известно, не принято питаться на службе – для этого есть кафе и рестораны. Да и как можно пировать без чистых салфеток и приборов? Разумеется, на пикнике за городом обстановка иная, но и туда нормальные люди берут с собой одноразовые пластиковые тарелки и вилки, одноразовые скатерти и иные полезные одноразовые вещи. За этим стоит простая философия: еда – это уничтожение питательных продуктов, то есть действие одноразовое, ибо нельзя дважды прожевать один бифштекс. Следовательно, то, что прилагается к пище и способствует ее ликвидации, должно быть одноразовым. Этот принцип Ананды Раджкумара разделяется далеко не всеми жителями Земли, ибо среди них есть немало гурманов, получающих наслаждение от еды на севрском фарфоре тяжелыми серебряными вилками и ножами.
Канцелярские столы, сдвинутые вместе, образовали один длинный разновысокий стол, покрытый большими листами белой бумаги и салфетками, так как, видно, одной большой скатерти в Загоне не нашлось. На столе в ряд расположились разномастные блюда и тарелки с нарезанными овощами, редькой, принявшей здесь розовый цвет картошкой, салатом и иными простыми закусками, центральное место среди которых занимала колбаса. Между тарелок и блюд перед каждым из гостей стояла небольшая тарелка и ложка с заостренным краем, которую, как Кора знала, в простых домах использовали как вилку и ножик.
На столе также стояли бутылки. Четыре бутылки с прозрачной белой жидкостью – очевидно, спиртом или водкой. Именно к этим бутылкам были прикованы восторженные, тревожные, напряженные взгляды присутствующих. Кора поняла, что стремление как можно скорее закончить экскурсию по Загону с драконами объяснялось просто: их ждало угощение, здесь, видно, нечастое, связанное с ее приездом.
Чтобы проверить свое предположение, Кора обернулась к улыбающемуся сладострастной улыбкой переводчику Мери.
– Скажите, это… пиршество, за чей счет оно? – Ах, оставьте, – прошептал переводчик. – Разве это пиршество? Мы так пируем каждый день… – Мери!
– Конечно же, на этот обед десципон выбил деньги в министерстве, – сразу признался переводчик. – Вы знаете, мы – небогатая, но гордая страна, и водка у нас очень дорога.
– Все ясно, – сказала Кора. – Тогда пошли за стол.
Служители Загона двинулись к столу, делая вид, что не спешат.
Но глазки у всех горели и ноги неслись к тем местам за столами, где, скромно поблескивая, стояли литровые бутылки. Кора мысленно произвела подсчет: четыре бутылки, девять человек, она сама не в счет, потому что полицейский никогда не пьет на задании. Видно, здесь мастера пить! Или водка в бутылках не водка, а легкий напиток.
Дождавшись, пока десципон с бородой опустился на стул во главе стола, рядом с Корой, сотрудники Загона ринулись к столу, начали шумно и весело отодвигать стулья, рассаживаться, стучать ложками, собирая с тарелок салаты и картошку, сталкиваясь вилками над блюдом с колбасой. Но о Коре не забыли: кто-то кинул ей на тарелку два ломтя колбасы. Кто же такой добрый? Кора решила было, что переводчик, – это его долг. Но только тут она заметила, что Мери уселся на другом конце стола, нагло подмигивая ей оттуда, словно сообщнице. Хорошо устроился! Кора поняла, что намерена страшно отомстить ему за эту фамильярность. Он ведь и не подозревал, что попал в услужение к женщине коварной и будет наказан за попытку уклониться от дела.
Звенели стаканы и чашки, куда зоологи и администраторы, счетоводы и снабженцы спешили разлить напиток. Вдруг это оживленное действие прервал короткий авторитетный звон: десципон Загона с бородой поднялся во главе стола и откашлялся. Сейчас начнется еще одна речь – Кора уже знала наизусть, что будет сказано.
– Господа, господа, минутку внимания! Перестаньте греметь посудой! Внимание, внимание!
– Внимание! Внимание! – подхватил сидевший рядом с Корой драконокормилец.
– Мы с вами еще не познакомились, – сказала ему Кора.
Тот страшно удивился. Обратил к ней доверчивый зеленый взор и почесал кончик носа краем стакана.
– Вас зовут Кора, – сообщил он. – То есть дама Орват.
– Но вас? Вашего имени я не знаю. По смущенному виду кормильца и его нежеланию отвечать Кора поняла, что, вернее всего, совершила какую-то ошибку. Нарушила табу или проявила невоспитанность.
– Господин старший драконокормилец Аполидор, – воскликнул десципон с бородой. – Не отвлекайте госпожу Орват от моего тоста.
– Разумеется, – согласился толстяк, и тут же прошептал Коре:
– Меня зовут старший драконокормилец Аполидор. – Нас собрало за этим столом горькое и одновременно счастливое событие. Трагические исчезновения вверенных нам и любимых нами, да, не побоюсь этого слова, любимых нами драконов, но в то же время прилет к нам драгоценной гостьи, полюбившейся нам с первого взгляда госпожи Коры Орват! Когда перед нашим Загоном остановился знакомый нам государственный лимузин…
– Прошу прощения, – перебила десципона Кора. – Прошу прощения. Но на приемах такого ранга речь председателя должна быть переведена синхронно. Для этой цели мне выделен переводчик. Боюсь, что без его помощи я могу упустить нечто важное из сказанного господином десципоном Загона.
– Правильно! – -воскликнул счетовод. Но драконокормилец Аполидор тяжело вздохнул, и опытная Кора поняла причину вздоха: перевод отодвинет сладостный момент слияния с прозрачным алкогольным напитком.
Кора строго смотрела на переводчика. Тот растерянно – на нее. Разумеется, он не вслушивался в речь десципона, а спешил наполнить стакан.
– В этот момент… – Мери растерянно замолк и стал настолько похож на старенького мальчика, которого нашлепали при всем народе, что Кора сжалилась. – Садитесь, – сказала она по-русски. – Попрошу в будущем без фамильярностей. А то накажу.
– Спасибо, – промолвил Мери. Рука его дрожала. – Я боялся потерять работу… с настоящей иностранкой…
– Он будет переводить? – спросил десципон. – Он не будет переводить, – сказала Кора. – Он забыл слова. А раз без официального перевода ваша речь недействительна, то будем считать ее произнесенной. – Но, может быть, дама выслушает ее без перевода? – -Я бы не рискнула, – доверительно ответила Кора. – А вдруг кто-то из ваших сотрудников сообщит куда следует?
– У нас таких нету! – гордо произнес десципон, после чего уселся на свое место и замолчал надолго. – Можно начинать? – спросил счетовод. – Давайте, – сказал расстроенный десципон и опрокинул в рот чашку водки.
И тут словно прорвало плотину. Все забыли о Коре и принялись наперегонки уничтожать салат, картошку, но главное – колбасу и водку. Из любопытства Кора пригубила водку – водка оказалась в меру крепкой и плохо очищенной. За столом царило деловое молчание, и Кора не пыталась его нарушить. Она понимала, что пройдет несколько минут, и языки у людей, ближе всех на этой планете знающих драконов и, возможно, даже знающих тайну их исчезновения, развяжутся. И тогда надо будет внимательно слушать.
Второй по рангу десципон, без бороды, поднялся, чтобы произнести тост, но его оборвал первый десципон, разумно полагавший, что если ему не дали сказать речь, то и он никому не позволит этого сделать. Далее никто не пытался сказать речь, но время от времени кто-то из драконоблюстителей тянул к Коре стакан или чашку и кричал: "За ваше здоровье". Кричал искренне и душевно, потому что водка всем нравилась.
– Не понимает она? – сокрушался старший десципон, все еще не в силах пережить своего унижения. – Переводчика сюда!
И начинал ей жестами объяснять, – вот, мол, какая ты хорошая! А какие мы хорошие!
По знаку второго десципона Аполидор поднялся с места, подбежал к нему, пошептался и приблизился к Коре.
– Горячее позволите подавать? – Я здесь гость. Делайте, как положено. – Спасибо, – прошептал Аполидор, склонившись к ее уху. Зеленые глазки сверкали от выпитой водки. Внимание, Кора, осторожно! Они все уже пьяненькие. Аполидор выбежал из комнаты. Постепенно уровень шума в комнате поднимался… Уже не так спешили наливать, не столь быстро работали челюсти – как будто все взбежали на перевал и теперь можно было оглядеться, прежде чем начать неспешный спуск.
Аполидор вернулся и сел на свое место. – Скажи госпоже Орват, – обратился он к переводчику, – -что сейчас принесут горячее.
– Вы слышали, госпожа? – спросил Мери, стараясь перекричать растущий шум. – Вам перевести?
Кора не ответила, лишь коварно улыбнулась. Мери был жалок. Ничего страшного, пускай и дальше боится потерять место.
Она обратила внимание, что Аполидор чуть улыбается, одними глазами, как удачно нашкодивший мальчишка. Толстяк не так безобиден, как кажется поначалу.
Открылась дверь, и внесли горячее. Сначала шествовала строгого вида женщина в толстых очках и длинном платье, формально изображавшем тоску по мужу, скончавшемуся в позапрошлом году. Она несла большой медный поднос, на котором лежала гора нарезанного крупными кусками мяса.
Следом шагала черноволосая смуглая коротышка в платье, говорящем о ее желании отыскать себе достойного жениха с высшим образованием, которая несла кастрюлю с горячей картошкой.
Наконец, сзади семенила девочка, в одной ручке державшая большую солонку, в другой – банку с каким-то соусом.
Мужчины принялись собирать пустые тарелки, чтобы отдать их женщинам. Аполидор сказал:
– Первая – это наш главный бухгалтер, вторая – уборщица, а девочку зовут Мелой, Мелочкой… Голос его звучал нежно… – Она ваша дочка? – догадалась Кора. – Дочка, – прошептал Аполидор. – А почему они с нами не сядут за стол? У вас не принято?
– Почему не принято? Принято. Только мест мало. А они уже поели, раньше нас поели, на кухне, пока готовили, правда?
Тем временем началась большая дележка пищи – слышались восхищенные возгласы.
– В жизни не видел столько мяса сразу! – воскликнул счетовод.
– Может, вы дракона зарезали? – спросил Мери. Его шутка была всеми услышана. Попала на тихую паузу. И за столом воцарилось зловещее молчание. Один за другим драконоблюстители оборачивались к переводчику и пронзали его ненавидящими взглядами. Это была ненависть страха. Но ни один из них не произнес ни слова. Словно все ждали слов того, кто имеет право ответить на это страшное, но ожидавшееся обвинение. И тогда девочка Мела произнесла:
– Драконов есть нельзя. У них мясо ядовитое. Даже собаки дохнут. Это всем известно.
– Ну уж не всем! – воскликнул Мери. – Ну уж не всем!
И тут как плотину прорвало. Драконоблюстители принялись кричать на переводчика, доказывать, махать руками, даже угрожать расправой, переводчик отмахивался от них, движения у него были мальчишеские, но не дворового, сильного и ловкого мальчика, который умеет лазить по пожарной лестнице и даже ходить по карнизу, а того, домашнего, при бабушке и няне, который не научился свистеть и кидать камешки. Короткие штанишки весьма соответствовали переводчику.
Пока эта суматоха продолжалась, Кора заинтересовалась девочкой. Та спокойно стояла у стены между двумя канцелярскими шкафами и наблюдала за взрослыми. Легкая улыбка застыла на ее тонких губках.
Мела была худа, куда худее, чем положено быть десятилетнему ребенку, словно целью ее жизни было отрицать внешнее благополучие и щекастость ее папы. Одета девочка была в простое серое вязаное платье, но Кора не знала, имеет ли такое платье какое-нибудь формальное значение, – ей вообще не пришлось читать о значении одежды у детей. Черные разношенные туфли были так велики Меле, что пятки шлепали при ходьбе. Туфли сообщались с подолом платья посредством двух палочек толщиной в палец, которые звались ногами. Такие же тонкие руки торчали из рукавов платья. Пальцы их были испачканы, а ногти обкусаны. Волосы были собраны в две темно-рыжие косицы, завязанные тонкими голубыми бантиками. Косички были заплетены так туго, что оттягивали кожу и без того впалых щек и делали глаза раскосыми. А вообще-то глаза у Мелы были большие, зеленые и наглые Кого же она напоминала Коре?
Конечно же! Так рисуют человечков пятилетние дети. Ручки, ножки, огуречик, вот и вышел человечек!
Девочка почувствовала упорный взгляд Коры и обернулась к ней.
– Ты много знаешь про драконов? – спросила Кора.
– Как все, – ответила девочка. – А откуда ты знаешь, что драконов есть нельзя? – А у нас в этом году Дуролоб подох. А Кутька отравилась. – Собака?
– Какая собака? Кошка! Чуток пожевала и подохла. – Может, она не от мяса подохла? – А вороны? Которые тогда слетелись, они же тоже – ноги кверху!
Общий гул царил в комнате, будто там собралась не дюжина, а по крайней мере полсотни человек. Женщины, которые принесли пищу, остались в комнате и тоже ели мясо. Водка кончилась, но откуда-то появились еще две бутылки, на этот раз с красным вином. Аполидор подсел к Коре. – Хорошая у меня девочка? – спросил он. – Хорошая. А почему вы ее не угостите? – -Я не ем мяса, – сказала девочка, – принципиально не ем. Потому что кто ест мясо, он обязательно убивает. Вы меня понимаете? – Я тебя понимаю. – А вы убиваете? – Я стараюсь не убивать.
– Я уж бился, бился, к врачам водил. Мама у нас погибла, мы вдвоем живем, – пояснил кормилец.
– Отольются им мои детские слезки! – загадочно произнесла девочка. Глаза ее были сухими и строгими. – Поешь салатику, девочка, – сказал Аполидор. Кора поняла, что он постоянно чувствует себя виноватым перед дочкой и вынужден оправдываться перед каждым встречным в том, почему Мела такая худенькая да болезненная, – не морит ли он ее голодом. Особенно если сам он такой цветущий.
Кора ждала, что он начнет оправдываться, – не может быть, чтобы он не постарался объясниться… Она решила предупредить оправдания.
– В ее возрасте я была еще худее, – сказала она, – меня в школе звали скелетиком.
Это было неправдой, потому что в школе ее звали пышкой, но сейчас ложь могла помочь – ей хотелось быть милосердной по отношению к этому неладному семейству.
– Правда? – спросила девочка. – Правда, – Кора посмотрела ей в глаза. Агент ИнтерГпола должен лгать так, что его не засечет ни один детектор лжи.
– Правда, правда, – обрадовался Аполидор. – А посмотри, теперь какая стала! – Он попытался показать руками, но смутился и покраснел.
Десципон с бородой подошел, чуть покачиваясь. Он желал поднять этот скромный бокал за здоровье нашей спасительницы, великого специалиста по поиску драконов…
Кора милостиво выпила со стариком. – Мы в ужасном положении, – сообщил десципон, клонясь к Коре. Глаза у него стали оловянными и неподвижными. – Нам никто не верит. Даже правительство.
– Но почему же? Ведь раньше вам верили? – Экономическое положение в Лиондоре оставляет желать много лучшего, – рявкнул десципон в ухо Коре – она еле успела отшатнуться.
Мела и ее отец сидели по другую сторону Коры. Аполидор заставлял дочь есть жареную картошку. Она отворачивалась, морщилась, но все же ела.
– Нам все время урезают кредиты на питание. Знаете ли вы, что нам приходится переводить драконов на растительную пищу? Драконы болеют, отказываются класть яйца. Ведь это проблема номер один! Еще шесть лет назад мы продали в зоопарки Миандрии и Пролима четыре оплодотворенных яйца. Два дракона до сих пор живут в Миандрии.
– Я думала, что во всей Галактике только в Лиондоре сохранились драконы.
– Мы – родина драконов. Они очень плохо существуют в других местах и совершенно не размножаются. Но иногда в хороших условиях они могут жить десятками лет в зоопарках. – Но с планеты их вывезти нельзя? – Пробовали, несколько раз пробовали. Ни яйца, ни новорожденные особи не переносят космических путешествий. А для взрослого дракона еще не придумали каюты… Так что у нас они последние… Десципон допил водку и закручинился. – Когда драконов больше не будет, его выгонят на пенсию, – сообщила Коре девочка, которая постепенно проникалась к ней доверием. – Их всех выгонят. А может, и к стенке поставят. Ведь нужны виноватые. У нас всегда так: нашли виноватых, и все хорошо. А настоящие виноватые в лимузинах ездят. Понимаете?
– А ты как думаешь, куда деваются драконы? – спросила Кора.
– А кто их знает, – неопределенно ответила девочка. – Значит, уводят.
– Значит, – сказала Кора, – кто-то открывает клетки, кто-то ведет дракона по Загону, потом через башню в город и через город… Пешком?
– Не, – сказала девочка. – Драконы-то летучие! Ты забыла, тетя Кора?
– Они в самом деле летают? Я читала в "Драконономии", что драконы летают только в период спаривания.
– Точно! – подтвердил захмелевший Аполидор. – В этот самый период!
– Период спаривания, – заявил трезвым голосом десципон с бородой, – у наших драконов бывает каждый месяц.
– И продолжается больше недели. – Вот что значит читать книги, – сказала Мела, – читаешь-читаешь, а на самом деле ничего не знаешь. Я поэтому в школу не хожу, боюсь лишнему научиться.
Отец смотрел на дочку с гордостью. Он думал, наверное, что у него растет самая умная девочка на планете. Так случается с родителями. Особенно с родителями-одиночками, лишенными критического взгляда партнера.
– Значит, – проявила настойчивость Кора, – ты думаешь, что кто-то открывает загон, выводит дракона, а потом он летит?
– Дракон просто так не полетит, – сказал десципон. – Он полетит, только если перед ним летит самка. – Значит, он все же не летает, – сказала Кора. – А если очень голодный, а ты ему кусок мяса покажешь или целую корову, он и без самки полетит, – сказала Мела.
– Это – антинаучная чепуха! – воскликнул счетовод, который подошел к ним, обгладывая кость. – Эта теория, выдвинутая Пронькисом, никем и нигде не доказана.
– А я вот выпущу дракона, – сказала девочка, – он и полетит. Они же кушать хотят.
И как бы в ответ на ее слова совсем рядом, будто за стенкой, раздался нарастающий, как рев падающего самолета, рык дракона. Задрожали стекла. Бухгалтерша с десципоном без бороды, которые танцевали, задирая ноги, от неожиданности свалились на стол, переводчик Мери проснулся и вскочил, прижимая ладони к ушам, кто-то из драконослужителей уронил и разбил стакан с вином, отчего громко заплакал. – Кормиться просит, – спокойно сказала девочка. – Так вы бы покормили, – обратилась Кора к Аполидору. – Вы же драконокормилец.
– Вы хотите сказать, что я толстый, потому что драконов объедаю? Это не так! Я такой толстый с раннего детства. Меня можно вообще не кормить, я все равно толстым буду.
– Мама папу вовсе не кормила, хотела, чтобы похудел, – сообщила девочка, – а он был толстый, честное слово.
– С кого спрашивают? – продолжал Аполидор. – Всегда с кормителя. А я что, не понимаю? Я готов в загон войти, только он сожрет меня, не поперхнется. Я не могу смотреть, как они мучаются! Иногда думал: может, отравить их, чтобы не мучились? Но не могу. Знаете почему? А потому что я добрый.
Девочка встала, наклонилась к Коре и сказала ей на ухо:
– Он преступник, но не потому, что плохой. А потому, что корма все меньше дают из-за экономического положения, а штат в Загоне все растет. Понимаете? – Нет.
– А всех кормить надо. Обязательно. И десципонов, и ихних родственников. Бухгалтерша тоже голодает – утроба ненасытная. Все после службы сумки волокут. Сегодня папу заставили кусок мяса Ласке кинуть, так Ласка мяса уже неделю не пробовала, а это мясо из папиного пайка вынули. У нас страшная жизнь, такая жестокая, просто ужас. И все за свое место держатся. Это такое счастье, что драконов ни в коем случае кушать нельзя, а то бы их давно всех сожрали.
– Значит, ты думаешь, что дракона можно увести из Загона? – спросила Кора.
– Можно, – уверенно ответила девочка. – Если очень захотеть, то можно. Только сожрет тебя дракон, пока ты его уводить будешь. Они же не приручаются. Они как лягушки с зубами, крокодилы. – А мне показалось, что они соображают. – Соображают, пока заманивают. – -Ты их не любишь?
– А за что их любить? Кто их знает, никто не любит. Это я точно говорю. И если вам будут говорить, что дракончики такие миленькие, что они такие трогательные, что о них надо заботиться, то не верьте. Врут.
Девочка говорила визгливым, злым голосом, как взрослая.
Переводчик Мери покачивался возле стола, закрыв ладонями уши, хотя рев дракона прекратился. В такой позе он и пошел прочь, забыв попрощаться с Корой. Кора проводила его взглядом – кривые мальчишеские ноги торчали из коротких штанишек – жалкий человек, несчастный, закомплексованный…
– А сам дракон улететь мог? – спросила Кора девочку.
– Если бы он улетел, его бы сразу увидели: когда дракон в небе летит, все видят, – резонно заметила девочка. – А ночью?
– Ни днем, ни ночью дракон улететь не может, – сказал Аполидор. – Для того, чтобы подняться в воздух, дракону надо совершить разбег в двести метров. Это наверняка в вашей "Драконономии" написано.
– Но я думала, что наука может отстать от жизни, – сказала Кора. – Ведь оказалось же, что драконы могут летать, если голодные. – Это мелкие сказки, – сказал драконокормилец. Он поднялся, положил мягкую ладонь на голову девочке.
– Нам пора, – сказал он. – Завтра рано вставать. – Учитель музыки придет, – доверительно сообщила девочка. – Но я всегда молюсь утром, чтобы он под машину попал. Ни разу еще не попал. Может, завтра попадет.
– Как нехорошо! – вырвалось у Коры. – Знаю, – согласилась девочка. – Знаю, но молюсь. Пускай меня потом накажут, а пока он под машину попадет. Можно не до смерти, только чтобы руки покалечило.
И, получив подзатыльник от отца, девочка направилась к выходу.
Кора хотела было последовать ее примеру и уйти, но тут к ней подскочил счетовод и пригласил на танец. Счетовод был сильно пьян, и Кора никак не могла понять, в чем же смысл танца. Может, в том, чтобы счетовод трогал руками различные части ее тела.
Чтобы немного охладить пыл счетовода, Кора спросила:
– Вы не возражаете, если я завтра просмотрю ваши книги?
– Какие книги? – Блудливые руки счетовода опустились.
– Книги, в которых вы записываете, какие продукты для кормления драконов вы получаете.
– Нет таких книг! Все сдали в казну, – быстро ответил счетовод.
На его счастье, танец закончился. Счетовод быстро и деловито подошел ко второму десципону и сказал:
– У меня заболела тетя. Завтра на службе меня не ждите.
И быстрыми шагами покинул комнату. Кора тоже подошла к безбородому десципону и сказала, что устала с дороги и хотела бы удалиться в гостиницу.
Тот не возражал. В отличие от прочих он был трезв и мрачен. Остальные сотрудники Загона сидели обнявшись в углу на полу и пели хором бравую песню. Десципон проводил Кору к выходу. – А вы как думаете? – спросила Кора. – Куда делись драконы?
– Их выманивают куском мяса, – сообщил десципон. Он говорил, как человек, хорошо продумавший свою версию. – Выманивают. А в мясе – снотворное. Дракон засыпает перед башней. Дальнейшее – дело техники. Его грузят на платформу и увозят в горы. – Зачем? – Чтобы продать в Миандрию. – А кто-нибудь видел хоть одного украденного дракона в Миандрии? – Миандрия велика, – ответил десципон. Они вышли из административного корпуса на площадку, откуда начинался проход между решетками. Далеко в конце прохода последний из фонарей освещал арку в башне.
– Спят драконы, – рассказывал десципон, чтобы развлечь и просветить Кору, – обычно на открытом месте. В пещерах они таятся только днем. Вот видите. Небесный Ок, наш долгожитель.
Дракон, спавший свернувшись в клубок посреди загона, поднял голову и негромко тявкнул, как бы спрашивая: "Не желаете ли меня покормить?"
– А вот тут спит Ласка. Это она ревела. Я ее голос знаю. Сжился я с драконами, полюбил их, грозные, но гордые создания.
Ласка лежала, вытянувшись во всю длину – от решетки до стены. Голова была в рост человека.
– И они обладают разумом? – спросила Кора, вспомнив о предупреждении девочки. – Разумеется! Десципон замер.
В следующей клетке, где должен был находиться Смирный, никого не было. Кора поняла испуг десципона. – Может быть, он в пещере? – Глупости! – резко ответил десципон. Он подошел к решетке и потянул на себя один из прутьев. Оказалось, что перед ним дверь. Вязко сопротивляясь, дверь приоткрылась.
– Вот видите, – укоризненно произнес десципон. – Д вы говорили!
Десципон откинул полу сюртука, и Кора увидела, что к поясу прикреплен длинный электрический фонарь. Он отстегнул его.
– А вдруг он на вас накинется? – спросила Кора. Ей неприятно было стоять у приоткрытой двери в клетку дракона.
– Не говорите глупостей! – Директор включил фонарь и, светя перед собой, пошел к пещере. Луч фонаря был ярким и узким – он пронзил темноту пещеры, и Кора убедилась, что пещера пуста. А больше дракону было негде спрятаться. Кора сказала директору:
– Я попрошу вас дальше не идти. Здесь могут остаться следы преступника.
– Какие, к черту, следы! У нас из семи драконов всего два осталось! Завтра меня уберут на пенсию. И заслуженно.
– И тем не менее, – попросила Кора так, что десципон не смог отказать в этой просьбе, – оставайтесь здесь, заприте клетку и никого не пускайте внутрь.
Под светом фонаря расплывшаяся зеленоватая плюха навоза засверкала бриллиантами. Вонь от нее шла несусветная.
Десципон сопротивлялся еще три минуты. Больше всего его огорчало то, что коллектив драконьего загона пил водку и танцевал, в то время когда украли дракона. Потом он отдал ключ Коре. Они вернулись в административный корпус, чтобы сообщить о пропаже в полицию. Кора подняла сонного и плохо понимавшего, чего от него хотят, начальника столичной полиции, чтобы тот установил посты на основных дорогах, ведущих из столицы в Миандрию и к горам. Они должны были осматривать очень большие фургоны и платформы.
Начальник полиции был уверен, что ничего в них не найдут. И, конечно же, не нашли.
Кора была уверена, что стоит ей добраться до номера, она тут же заснет. Ничего подобного.
Было не поздно, но портье улегся спать на диванчике в холле, накрывшись серым солдатским одеялом. Когда Кора разбудила его, он долго не мог сообразить, где находится и зачем этой женщине понадобились ключи. Потом он долго искал ключ и вспомнил, что он у коридорного. Коридорный ушел домой. Искали дубликат ключа. В номере явно кто-то уже пошуровал, к счастью, видно, служба безопасности, а не воры: вещи перевернули, но оставили на месте. Пропал только очень нужный аппарат "ищейка", который мог выслеживать жертву по запаху. Видно, его приняли за порнопередатчик.
Пошатываясь от усталости, Кора втиснулась в душ, включила его. Вода полилась тонкой коричневой струйкой, затем в душе что-то всхлипнуло, и вода прекратилась.
Кора попыталась дозвониться портье и выяснить, нельзя ли пустить воду, но тот, видно, снова улегся спать и к телефону не подходил.
Злая, как фурия. Кора улеглась в постель. Белье пахло прелью сырого склада. Сон не шел.
Что же она узнала в Загоне? На примере долгожителя Небесного Ока она поняла, что украсть дракона было невозможно. Калитка, сквозь которую в клетку проник десципон, была слишком мала, чтобы пропустить дракона, а большие ворота были закрыты на замок. Ворота в крепостной башне также были заперты, гости с праздника уходили через маленькую калитку. Надо будет поискать подземный туннель, подумала Кора. И тут же поняла, что эта версия родилась от безнадежности.
Но если нельзя было увести долгожителя, то как можно было увести еще четырех драконов, каждый высотой в двухэтажный дом, а длиной в железнодорожный вагон? Разгадка должна быть парадоксальной, идиотской, очевидной, лежащей на виду. Но где лежащей?
Коре снилось, что она летит над Крымом, сидя на шее драконихи Ласки, опершись спиной о костяной гладкий гребень. Внизу проплывают скалы Симеиза, кто-то знакомый машет от кромки воды, а вдоль полосы прибоя громадными прыжками мчится гигантский домашний кот Колокольчик. Ласка спускается ниже, норовя схватить Колокольчика острыми треугольными зубами. Но тут перед ними обнаруживается толстая решетка, сквозь прутья которой необходимо пролезть, иначе настигнет девятый вал соленой черноморской воды…
Звонил телефон, старомодный, побитый, обмотанный, чтобы не рассыпался, изоляционной лентой. Проморгавшись, Кора поглядела на часы. Три часа ночи. Еще этого не хватало!
– Госпожа Кора Орват? – Голос чуть слышно доносился сквозь электрические разряды. – Кто это? Кто?
– Вам звонят из полицейского управления. Вы меня слышите? Из полиции. Да, да, из полиции. Мы нашли вашего дракона. Вы слышите? – Это не мой дракон!
– Неважно, мы его нашли! Только он дохлый! Вы сможете приехать?
– Я здесь первый день. Как мне найти вас в три часа ночи, куда ехать?
– Мы не можем прислать за вами машину. У нас только одна патрульная, вторая сломалась. Вы меня слышите? Семнадцатая стража Загородного шоссе. Семнадцатая стража – вы меня поняли? – Я ни черта не поняла.
– Мы вас ждем. Семнадцатая стража Загородного шоссе. Приезжайте, а то протухнет. – Его убили?
– Кого убили? Вас беспокоят из полиции, вы меня хорошо слышите? Разъединилось…
Конечно, это мог быть шутник, но вряд ли: слишком просто и банально. В конце концов она не обязана ехать в три часа ночи неизвестно куда смотреть на какого-то дохлого дракона. Ей уже достаточно драконов…
Проклиная себя, свою профессию и всех драконов, вместе взятых, Кора поднялась, оделась и спустилась вниз.
На этот раз портье спал так крепко, что пришлось трясти его минуты три, пока он проснулся настолько, чтобы рассказать, в какую сторону ехать к Загородному шоссе. Но вот объяснить, где семнадцатая стража, он так и не смог.
Кора добиралась до семнадцатой стражи часа два. Во-первых, лимузин не заводился, во-вторых, она пропустила поворот на Главную улицу, от которой и начинается Скотский проезд имени 5 июня, соединяющий ее с Загородным проездом, который и дает начало Загородному шоссе. Само Загородное шоссе было разбито грузовиками или танками так, что пускать на него нормальные машины было преднамеренным убийством.
Километров через десять Кора увидела впереди свет фар.
К счастью, это оказался полицейский вездеход, который перегораживал дорогу громадному, крытому брезентом фургону. Машины уперли друг в дружку лучи фар, как будто играли в гляделки. В пространстве, залитом светом этих лучей, покачивались давно и устало ругающиеся фигуры патрульных, которым было приказано задерживать и проверять все фургоны на предмет нахождения в них драконов.
При виде Коры все оживились. Полицейские потащили ее к открытым задним дверям фургона, а шофер и низкого роста горбун с интеллигентным лицом, который представился сопровождающим лицом, побежали следом, надеясь что-то объяснить и втолковать.
Под лучами ручных фонарей взору Коры предстало страшное и не сразу понятное зрелище.
До половины фургон был завален кусками мяса, недавно еще мороженого, а теперь размякшего, потекшего черной кровью. Частично мясо лежало в пластиковых ящиках, но большей частью вывалилось. Если это и был дракон, то уже расчлененный на множество кусков и, конечно, освежеванный.
Горбун, поднимаясь на цыпочки, тщился всучить Коре, в которой угадал большого начальника, какие-то бумаги и повторял, что это накладные, что у него все в порядке, можно проверить, спросить у варрана Аурелио, но полицейские, которые чуяли, что им попалась крупная птица, отталкивали горбуна и кричали, что упекут его на двадцать шесть лет "манной каши".
Маленький песик, мама которого, видно, была очень мохнатой, а папа очень кривоногим, взявшись неизвестно откуда, крутился у ног, вылизывая кровь, что сочилась из фургона.
– Я с базы! – кричал горбун. – Это некондиция, понимаете, некондиция! В детские садики везем.
– Это дракон, точно вам говорю, дракон, – уверял полицейский, – они его на куски порезали, а теперь детям повезут.
– Травить вздумали! – взревел второй полицейский.
– Ни в коем случае! – откликнулся горбун. – Мы, может быть, в весе ошиблись или не тем сортом приняли товар, но никогда никого не травили.
– Да что там смотреть, – глубоким басом загудел шофер фургона. – От драконьего мяса любая тварь сразу сдохнет, не знаете разве? – Он показывал на собачонку.
Горбун, сообразивши, что этот песик – его спасение, встал на цыпочки, полез руками в фургон, стал отрывать шмат мяса от большого куска. – Вы только посмотрите! – бормотал он. Коре захотелось отвернуться. Горбун оторвал все же плюху мяса, такую большую, что песику не снилось и в сказочных собачьих снах, и вывалил на асфальт.
Все замерли, глядя под ноги, словно ждали взрыва. – Не надо, – неубедительно проговорила Кора, – жалко собаку…
– Ничего ей не будет, – сказал шофер фургона, – ну если только обожрется.
Собака урчала, словно заводная. Она рвала мясо, давилась, спешила проглотить, потому что понимала, что такое счастье бродячим собакам не положено, а если дали, то вот-вот отберут. И до этого момента надо урвать как можно больше.
– Дракона, говорите? – Шофер фургона углядел нечто внутри своей машины, потянулся туда – он был высоким, длинноруким человеком. Шофер крякнул, дернул – и Кора поняла, что он держит за рог коровью голову. Тяжелую, черную, с короткими рогами. – Это дракон, говорите?
Полицейский, который настаивал на драконьей версии, пожал плечами и сказал:
– Могли для обмана одну положить, а так дракона везете.
Кора уже понимала, что произошла ошибка, но так как инициатором всего была она сама, то приходилось ждать, пока все кончится. Она не спускала глаз с Собачки и соглашалась уже, что собака не собирается умирать и если умрет, то только от обжорства.
Шофер ходил за полицейскими и совал им коровью голову.
Под потолком фургона горела слабенькая электрическая лампочка.
– Неужели вы собираетесь детей кормить таким мясом? – спросила Кора у горбуна, принимая документы и пролистывая их.
Она понимала, что уличить горбуна в жульничестве она не сможет, – для этого надо разбираться в местной бухгалтерии, но на вид документы были составлены кое-как, измяты, перечеркнуты и замазаны. Конечно, это была афера, но афера с коровьими рогами, а не с драконами.
Шофер полез было в фургон поискать еще какую голову, а горбун доверительно сообщил Коре:
– Детям вообще-то вредно много мяса есть, болеют они от этого.
– Они от плохого мяса болеют, а не от мяса вообще, – возразила Кора и получила энергичную поддержку в лице полицейского.
– Я с ними поеду, – пообещал он. – Я с ними вот до этого склада поеду, куда они везут мясо, – сказал он, чем насмерть перепугал горбуна. Он перепугался больше, чем от обвинения в перевозках драконьего трупа. И Кора поняла почему: тут ему грозило обвинение не сказочное и невероятное, а самое обычное житейское, с самыми обычными выводами и наказанием. Если, конечно, не удастся откупиться. Но в это Кора тоже не могла вмешиваться.
– А через какое время действует яд? – спросила она.
– Какой яд? – удивился второй полицейский. – Через какое время действует драконий яд? – повторила вопрос Кора.
– А кто его знает, – сказал полицейский – Но он наверняка действует? – Я, мадам, драконьего мяса не ел, но говорят, что оно ядовитое.
– Всем известно, – согласился второй полицейский.
Собака ела медленнее, уже утомилась. Ее пошатывало. Коре показалось, что яд начал действовать.
– А вы ее возьмите, – догадался первый полицейский. – Вы ее с собой возьмите и узнаете. Если до утра не помрет, значит, не дракон.
Он позволил себе легкую ухмылку в голосе. Но лицо оставалось строгим и серьезным.
– Вы не беспокойтесь, мадам, – сказал второй полицейский. – Мы их до места довезем, все координаты запишем, зафиксируем. И будем знать, где мясо хранится.
– Ну что же, – без энтузиазма произнесла Кора, – пожалуй, вы правы.
