10
Было уже больше семи, когда Дениз, проснувшись, потянулась к будильнику. Ужасно! Она так привыкла, что Мартин поднимается в шесть, что не заводила будильник, когда он ночевал у нее. Откинув одеяло, она побежала в ванную и влезла под душ. Филипс только успел увидеть ее голую спину. Приятно начинать день с такой чудесной картины.
Позднее вставание было для Филипса намеренным жестом отрицания прошлой жизни, и он с удовольствием вытянулся в теплой постели. Он подумал, не поспать ли еще, но решил, что будет лучше принять душ вместе с Дениз.
В ванной выяснилось, что Дениз уже собирается выходить и не расположена к шалостям. Войдя в кабину, он загородил ей дорогу, и она с раздражением напомнила, что в восемь-ноль-ноль ей нужно представить снимки.
– А почему бы не заняться снова сексом? – проворковал Мартин. – Я тебе дам медицинскую справку на опоздание.
Дениз набросила ему на голову мокрую банную салфетку и вышла на коврик перед ванной. Вытираясь, она разговаривала с Филипсом под шум воды. – Если ты закончишь в приличное время, я к вечеру приготовлю обед.
– Взяток не беру, – крикнул Мартин. – Мне нужно узнать, что думает Патология о срезах мозга Маккарти, а потом я хочу еще сделать несколько политомограмм и компьютерную томограмму Кристин Линдквист. Кроме того, мне нужно пропустить через компьютер кучу старых черепных снимков. Сегодня все силы брошены на исследование.
– А ты упрям.
– Упорен, – поправил Мартин.
– Когда, по-твоему, мне нужно идти в клинику?
– Чем раньше, тем лучше.
– О'кей. Запланируем на завтра.
Пока Дениз сушила волосы феном, разговаривать было невозможно. Филипс вышел из душа и побрился одним из ее одноразовых лезвий. Вдвоем в тесной ванной комнате им пришлось исполнять сложные маневры.
Склонившись к зеркалу, чтобы сделать глаза, она спросила: – Чем же, по-твоему, вызвано изменение плотности на этих снимках?
– Я действительно не знаю, – ответил Филипс, пытаясь обуздать свои густые светлые волосы. – Именно поэтому я и взял в Патологии срезы.
Дениз отклонилась назад, оценивая результат своих усилий. – Похоже, что прежде всего нужно ответить на этот вопрос, а не связывать изменения с определенным заболеванием типа множественного склероза.
– Ты права. Идея множественного склероза возникла из карт. Выстрел наугад. А знаешь что? Ты сейчас подала мне еще одну идею.
Филипс вошел в старое здание мединститута из тоннеля. Вход с улицы давно уже был закрыт. Поднимаясь по лестнице в вестибюль, он с удивительной нежностью вспоминал тот период своей жизни, когда будущее было полно надежд. Подойдя к знакомым дверям из темного дерева с потертыми панелями красной кожи, он остановился. Поверх выполненной четкими буквами таблички "Медицинский институт" была небрежно прибита неровная доска. Ниже на приколотой чертежными кнопками картонке было написано: "Медицинский институт находится в Бюргеровском здании".
За исключением солидных старых дверей, все вокруг выглядело заброшенным. Старый вестибюль бы порушен, дубовые панели продали с аукциона. Средства на ремонт иссякли еще до того, как закончилось это разрушение.
По тропинке, проложенной среди обломков и огибающей нечто, бывшее когда-то справочной будкой, он вышел к изогнутой лестнице. По ту сторону вестибюля виднелся закрытый вход с улицы. Двери были соединены цепью.
Целью Филипса был амфитеатр Барроу. Подойдя к нему, он обнаружил новую табличку с надписью "Отделение Вычислительной техники, Отдел Искусственного Интеллекта". Открыв дверь, он подошел к ограждению из стальных труб и заглянул вниз в полукруглую аудиторию. Сиденья оттуда были убраны. Отдельными группами на всяческих подставках располагались самые разнообразные агрегаты. В самом низу находились две больших установки, собранных подобно доставленному в кабинет Филипса небольшому процессору. На одной из них работал молодой человек в халате с короткими рукавами. В одной руке у него был паяльник, другой он держал провод.
– Что вы хотите? – крикнул он.
– Я ищу Вильяма Майклза!
– Его еще нет. – Молодой человек положил все и поднялся к Филипсу. – Ему передать что-нибудь?
– Скажите только, чтобы позвонил доктору Филипсу.
– Так вы доктор Филипс! Рад вас видеть. Я Капл Рудман, один из выпускников доктора Майклза. – Рудман протянул руку через ограждение. Филипс пожал ее, глядя на внушительные установки.
– Вы здесь основательно устроились. – Мартин никогда раньше не бывал в компьютерной лаборатории и не представлял себе, насколько она обширна. – От этого помещения у меня возникает сдранное чувство, – признался он. – Я здесь учился в мединституте и в шестьдесят первом в этой аудитории слушал микробиологию.
– Ну, мы, по крайней мере, нашли ей полезное применение. Если бы не кончились деньги на ремонт мединститута, нам, скорее всего, ничего не досталось бы. А для работы с компьютерами это место идеально – никого вокруг.
– А микробиологические лаборатории за амфитеатром целы?
– Конкчно. Мы даже используем их для исследования памяти. Полностью изолированы. Уверен, вы себе не представляете, насколько развит шпионаж в компьютерной области.
– Вы правы, – ответил Филипс, и в это время раздался настойчивый звук его аппарата индивидуального вызова. Он отключил сигнал и спросил: – Вам известно что-нибудь о программе чтения снимков черепа?
– Конечно. Это же прототип нашей программы искусственного интеллекта. Мы все с ней хорошо знакомы.
– А, так может быть вы сможете ответить на мой вопрос. Я хотел спросить Майклза, нельзя ли отдельно вывести программу анализа плотностей.
– Конечно, можно. Просто запросите компьютер. Эта штука разве что чистить ботинки не умеет.
К восьми пятнадцати работа в Патологии была в полном разгаре. Все места за длинным столом с микроскопами были заняты стажерами. Пятнадцать минут назад из Хирургии начали прибывать срезы. Мартин нашел Рейнолдса в его маленьком кабинете – тот сидел перед сложным микроскопом с закрепленной наверху 35-миллиметровой камерой для фотографирования рассматриваемых объектов.
– Выкроишь минутку?
– Конечно. Кстати, я как раз смотрел срезы, которые ты принес вчера вечером. Бенджамин Барнс утром отдал их мне.
– Приятный малый, – произнес Мартин с сарказмом.
– Он неуживчив, но для Патологии это отличный стажер. И потом, мне приятно иметь его рядом. Начинаю чувствовать себя худым.
– И что ты нашел на слайдах?
– Очень интересно. Хочу показать их кому-нибудь из Невропатологии, сам я не знаю, что это такое. Фокальные нервные клетки либо исчезли, либо находятся в плохом состоянии – ядро темное, распадающееся. Воспаления почти или совсем нет. Но самое интересное то, что разрушение нервных клеток ограничивается тонкими трубками, перпендикулярными поверхности мозга. Я ничего подобного не встречал.
– А всякие там пробы? Что они показывают?
– Ничего. Ни кальция, ни тяжелых металлов, если тебя интересует это.
– Тогда из того, что ты видишь, на рентгеновском снимке ничего не обнаружится?
– Абсолютно ничего. Уж, конечно, не микроскопические трубки погибших клеток. Барнс говорит, ты упоминал множественный склероз. Никаких вариантов. Изменения миелина отсутствуют.
– А если просто навскидку, какой ты бы предложил диагноз?
– Это сложно. Вирус, я думаю. Но уверенности нет. Эта штука выглядит странно.
К моменту возвращения Филипса в кабинет Хелен устроила на него настоящую засаду. Она вскочила и пыталась преградить дорогу, держа кипу телефонных сообщений и писем. Но Филипс сделал обманное движение влево и, улыбаясь, обошел ее справа. Ночь с Дениз изменила все его отношение к окружающему.
– Где вы были? Уже почти девять! Хелен начала читать сообщения, а он в это время рылса на столе в поисках снимка черепа Лизы Марино. Снимок лежал под госпитальными картами, а те – под основным списком снимков. Зажав снимок под мышкой, Филипс подошел к маленькому компьютеру и включил его. К досаде Хелен, он начал набирать информацию на вводной машинке. От машины требовалось вывести подпрограмму анализа плотностей.
– Дважды звонила секретарша доктора Голдблатта, – сообщила Хелен, – и вы должны позвонить, как только появитесь.
Выходное устройство заработало и спросило Мартина, в какой форме ему нужна подпрограмма: цифровой или аналоговой. Этого Филипс не знал, поэтому заказал обе. Принтер велел вставить снимок.
– Кроме того, – продолжала Хелен, – звонил доктор Клинтон Кларк – не секретарь, а сам доктор. Разговаривал очень сердито. Просил позвонить. И мистер Дрейк просит позвонить.
Принтер заработал и начал выплевывать одну заполненную цифрами страницу за другой. Филипс следил с нарастающим беспокойством. Похоже было, что у машины произошел какой-то нервный срыв.
Хелен повысила голос, чтобы перекрыть быстрое стаккато принтера. – Звонил Вильям Майклз, сожалел, что отсутствовал во время вашего неожиданного визита в компьютерную лабораторию. Просил позвонить. Звонили из Хьюстона по поводу председательства в секции Нейрорадиологии на национальной конференции. Сказали, что им нужно знать сегодня. Посмотрим, что еще.
Пока Хелен перебирала свои бумаги, Филипс поднимал невразумительные метры компьютерной распечатки с тысячами цифр. Принтер, наконец, перестал выдавать цифры и нарисовал боковую проекцию черепа с буквенными кодами различных зон. Филипсу стало ясно, что по буквенному коду можно найти лист, соответствующий нужной области. Но распечатка на этом не кончилась. Дальше пошли схемы различных областей черепа с изображением плотностей разными оттенками серого цвета. Это была аналоговая распечатка, на нее смотреть было легче.
– Ах, да, – вновь вступила Хелен, – вторая ангиография сегодня весь день не будет работать, там монтируют новое устройство для зарядки пленки.
В это время Филипс вообще не слышал Хелен. Сравнивая области на аналоговой распечатке, Мартин обнаружил, что в измененных областях общая плотность ниже, чем в окружающих областях без изменений. Это было неожиданно – хотя изменения были слабыми, у него было ошибочное впечатление, что плотность здесь выше. Глядя на цифровую распечатку, он понял причину. В цифровой форме была хорошо видна большая разница в соседних цифрах, из-за нее казалось, что на снимке видны мелкие крапинки кальция или какого-то другого плотного материала. Но машина говорит, что области изменений менее плотны или более светлы по сравнению с нормальной тканью, через которую рентгеновские лучи легче проходят. Филипс вспомнил о виденных в Патологии погибших нервных клетках, но этого явно недостаточно для поглощения лучей. Эту тайну Филипс объяснить не мог.
– Посмотрите, – показал он Хелен цифровую распечатку. Хелен кивнула, как бы понимая.
– Что это означает? – спросила она.
– Не знаю, если только… – он вдруг остановился.
– Если только что?
– Дайте мне нож. Любой нож. – Голос Филипса звучал взволнованно.
Хелен, поражаясь странностям босса, взяла нож из масленки рядом с кофейником. Возвратившись в кабинет, она от неожиданости поперхнулась. Филипс вынул из банки с формальдегидом человеческий мозг и клал его на газету; при этом извилины блестели в свете от статоскопа. Борясь с подступившей тошнотой, Хелен смотрела, как Филипс отрезает от затылочной части неровный ломтик. Он положил мозг обратно в формальдегид и бросился к двери, неся ломтик мозга на газете.
– И кроме того, жена доктора Томаса ждет вас в кабинете миелографии, – сказала Хелен, видя, что Филипс уходит.
Мартин не ответил. Он быстро направился по коридору к темной комнате. Прошло несколько минут, прежде чем его глаза адаптировались к тусклому красному свету. Он взял лист неэкспонированной пленки, положил поверх ломтик мозга и убрал все это в настенную полку. Заклеив дверцу лентой, он добавил еще записку: "Неэкспонированная пленка. Не открывать! Доктор Филипс."
Дениз позвонила в гинекологическую клинику по окончании совещания. Если уж оценивать работу сотрудников, то им лучше не знать, что она врач, поэтому Дениз сообщила только, что работает в университете. Ее удивило, что регистратор предложила ей подождать. Когда трубку взяла следующая сотрудница, Дениз поразило количество информации, требуемое клиникой для записи к врачу. Они просили сведения об общем состоянии здоровья, включая даже неврологические данные, а также гинекологическую информацию.
– Рады будем вас видеть, – произнесла женщина, наконец. Кстати, могу записать вас на сегодня.
– Нет, сегодня у меня не получится. А можно на завтра?
– Хорошо. Скажем, на одиннадцать сорок пять?
– Отлично. – Положив трубку, Дениз не могла понять подозрений Мартина по поводу клиники. Первое впечатление было очень хорошим.
Приблизив лицо к рентгенограмме спинного мозга, Филипс пытался разобраться, что же хирург-ортопед сделал со спиной миссис Томас. Похоже, что ей была проведена обширная ламинэктомия в районе четвертого поясничного позвонка.
В это время дверь кабинета резко распахнулась и в кабинет ворвался разъяренный Голдблатт. Лицо его пылало, очки сползли на самый кончик носа. Мартин взглянул на него и вновь обратился к снимкам.
Такое невнимание усилило ярость Голдблатта. – Ваша наглость возмутительна, – прорычал он.
– Мне кажется, вы ворвались сюда без стука, сэр. Я в ваш кабинет без разрешения не входил. Полагаю, что могу рассчитывать на то же и от вас.
– Ваши последние действия в отношении частной собственности не дают вам права рассчитывать на такую вежливость. Маннергейм на рассвете разбудил меня с криком, что вы вломились в его исследовательскую лабораторию и украли образец. Это верно?
– Взял на время.
– Взял на время! Боже! – закричал Голдблатт. – А вчера вы просто взяли на время труп из морга. Какой бес в вас вселился, Филипс? Вы хотите совершить профессиональное самоубийство? Тогда скажите мне об этом. Так будет легче для нас обоих.
– Это все? – спросил Филипс подчеркнуто спокойно.
– Нет! Это еще не все! – продолжал кричать Голдблатт. – Клинтон Кларк говорит мне, что вы приставали к одному из его лучших стажеров в клинике гинекологии. Филипс, вы с ума сходите? Вы же нейрорадиолог! И притом хороший – в противном случае вы бы пробкой отсюда вылетели!
Филипс молчал.
– Беда в том, – продолжал Голдблатт уже без прежней злости, – что вы выдающийся нейрорадиолог. Послушай, Мартин, я тебя прошу некоторое время не высовываться. Я знаю, что Маннергейм может кого угодно допечь. Просто не трогай его. И упаси тебя Бог лезть в его лабораторию. Этот тип не допускает туда никого, ни в какое время, не говоря уж о тайном проникновении ночью.
Только сейчас Голдблатт дал себе возможность осмотреться в хаосе кабинета Филипса. При виде невероятного беспорядка у него начала отваливаться челюсть. Повернувшись к Филипсу, он с минуту молча на него смотрел.
– На прошлой неделе у тебя все было в порядке и ты отлично работал. Тебя с самого начала готовили к руководству этой службой. Я хочу, чтобы ты опять стал прежним Мартином Филипсом. Я не могу понять ни твоих последних действий, ни состояния твоего кабинета. Но могу тебе сказать вот что: если ты не одумаешься, тебе придется искать другое место.
Голдблатт резко повернулся и вышел из комнаты. Филипс молча смотрел ему вслед, не зная, злиться или смеяться. После всех его мыслей о независимости возможность быть уволенным просто ужасала. В результате Мартин развил кипучую деятельность. Он носился по всему отделению, проверял все текущие снимки, в нужных случаях что-то предлагал. Он проработал все накопившиеся за утро снимки. Потом он лично занялся трудным случаем и снял левую церебральную ангиограмму, убедительно показавшую, что хирургическое вмешательство не требуется. Собрав студентов, он прочел лекцию по компьютерной аксиальной томографии, приведшую их в состояние восторга или полного непонимания, в зависимости от уровня их внимания. В промежутках он загружал Хелен ответами на всю почту, накопившуюся за последние несколько дней. Помимо всего прочего, он поручил клерку систематизировать массу черепных снимков в кабинете, так что к трем часам смог даже пропустить через компьютер шестьдесят старых снимков и сравнить результаты со старыми описаниями. Программа действовала превосходно.
В три тридцать он высунулся из кабинета и спросил Хелен, не звонила ли Кристин Линдквист. Она отрицательно покачала головой. Зайдя в рентгеновский отдел, он поинтересовался у Кеннета Роббинса, не появлялась ли она здесь. Тоже нет.
К четырем часам Филипс пропустил через компьютер еще шесть снимков. И вновь машина показала себя лучшим радиологом, чем Филипс, обнаружив следы кальциноза, свидетельствующие о менингиоме. Повторно всмотревшись в снимок, Филипс был вынужден согласиться. Он отложил снимок в сторону, чтобы Хелен попробовала найти этого пациента.
В четыре пятнадцать Филипс набрал номер Кристин Линдквист. Со второго гудка ответила ее соседка.
– Сожалею, доктор Филипс, но я не видела Кристин с тех пор, как она ушла утром в музей Метрополитен. Она пропустила лекции в одиннадцать и в час пятнадцать, а это на нее не похоже.
– Вы не могли бы попробовать найти ее и передать, чтобы она мне позвонила?
– Я постараюсь. Честно говоря, я немного беспокоюсь.
Без четверти пять Хелен принесла на подпись письма, чтобы отправить их по пути домой. Сразу после пяти тридцати заглянула Дениз.
– Похоже, дела немного упорядочились, – отметила она, оценивающе посмотрев вокруг.
– Только видимость, – ответил он, – а в это время лазерный принтер уже тянул снимок из его руки.
Он прикрыл дверь кабинета и крепко обнял Дениз. Ему не хотелось ее отпускать, а когда все же пришлось, она подняла глаза и спросила: – Интересно, чем я это заслужила?
– Я весь день думаю о тебе и вспоминаю эту ночь. – Ему отчаянно хотелось поговорить с ней о сегодняшних угрозах Голдблатта и сказать ей о своем желании, чтобы она осталась с ним на всю жизнь. Беда только в том, что у него не было времени хорошенько подумать; он не хотел еще ее отпускать, но и хотел побыть один, хотя бы недолго. Когда она напомнила о своем обещании приготовить обед, он заколебался. Увидев на ее лице обиду, он сказал: – Я вот о чем думаю: если у меня все хорошо пойдет с этими старыми снимками, то в субботу вечером можно будет поехать на остров.
– Это было бы восхитительно! – смягчилась Дениз. – Да, кстати, я звонила в клинику гинекологии и записалась на завтра в районе полудня.
– Хорошо. С кем ты разговаривала?
– Я не знаю. Но они были очень милы и казались рады принять меня. Послушай, если кончишь рано, почему бы тебе не зайти?
Примерно через час после ухода Дениз пришел Майклз; он очень обрадовался тому, что Филипс, наконец, серьезно взялся за работу с программой.
– Она превосходит все мои ожидания, – сказал Мартин. – ни одного ошибочного отрицательного результата.
– Сказка! Возможно, мы продвинулись дальше, чем думали.
– Очень похоже на то. Если так будет и дальше, то у нас к началу осени будет готовая работающая программа. На годичной конференции по радиологии можно будет о ней рассказать. В воображении Филипс уже унесся вперед и представил себе результаты этого. Утренняя боязнь потерять работу показалась смешной.
После ухода Майклза Филипс вновь взялся за работу. Он выработал определенную систему подачи старых снимков в машину, которая этот процесс ускорила. Но, работая, он ощущал все большее беспокойство по поводу отсутствия Кристин Линдквист. Растущее чувство ответственности подавило первую волну раздражения, вызванного ее очевидной необязательностью. Если с этой женщиной произойдет что-то, не позволяющее ему сделать дополнительные снимки, то для простого совпадения это уже слишком.
Около девяти Мартин вновь набрал номер Кристин. Ее соседка ответила с первого гудка.
– Извините, доотор Филипс. Мне следовало позвонить вам. Но я нигде не могу найти Кристин. Весь день ее никто не видел. Я даже позвонила в полицию.
Филипс положил трубку, говоря себе, вопреки фактам, что этого не может быть. Это невозможно… Марино, Лукас, Маккарти, Коллинз и теперь Линдквист! Нет. Не может быть. Это абсурд. Внезапно он вспомнил, что так и не получил ответа из Приемного. Позвонив туда, он был удивлен: ответили после четырех гудков. Но женщина, занимавшаяся этим вопросом, ушла в пять и будет теперь только завтра в восемь, а больше никто не может ему помочь. Филипс бросил трубку.
– Проклятье! – воскликнул он, поднимаясь с табуретки, и зашагал по кабинету. Тут он вдруг вспомнил о срезе мозга Маккарти, лежащем в полке.
В темной комнате пришлось подождать, пока лаборант закончит обрабатывать снимки. Дождавшись, Мартин сразу открыл дверцу и вынул пленку вместе с высохшим теперь срезом мозга. Он помедлил, не зная, что с этим делать, потом бросил срез в корзину для бумаг. А неэкспонированная пленка погрузилась в проявитель.
Ожидая у щели появления пленки, Мартин снова размышлял, не может ли исчезновение Кристин быть результатом еще одного совпадения. Но если нет, то что это значит? И самое главное – что же тогда делать?
В это время пленка выпала в ящик. Мартин ожидал, что она будет полностью темной, но, вставив ее в статоскоп, опешил. – Боже правый! – У него перехватило дыхание. На пленке виднелась светлая зона той же формы, что и срез мозга. Причина могла быть только одна. Радиация! Изменение плотности, видимое на снимках, было вызвано значительным облучением.
Всю дорогу до Медицинской радиологии Филипс бежал. В лаборатории рядом с бетатроном он нашел то что искал: детектор излучения и солидных размеров контейнер в свинцовой оболочке. Он мог поднять контейнер, но тащить его было мало удовольствия, поэтому он положил контейнер на каталку.
Первая остановка была в кабинете. Банка с мозгом была,определенно, "горячей", поэтому Мартин натянул какие-то резиновые перчатки и поставил ее в контейнер. Он даже отыскал нож, которым пользовался для взятия среза, и тоже положил его в контейнер. Затем прошелся по комнате с детектором. Все чисто.
В темной комнате Филипс вывернул в контейнер все содержимое корзины. Проверка самой корзины его удовлетворила. Вернувшись опять в кабинет, он бросил в контейнер еще и резиновые перчатки и закрыл его. Потом снова прошелся по комнате с детектором и с удовлетворением отметил лишь незначительную радиацию. Дальше он вынул пленку из дозиметра, висевшего на поясе, и подготовил ее к обработке. Нужно было точно знать, какую дозу радиации он получил от этого мозга.
В ходе этой лихорадочной физической деятельности Мартин безуспешно пытался увязать все разношерстные факты: пять молодых женщин, предположительно с довольно высоким уровнем облучения мозга, а возможно и других частей тела…неврологические симптомы, соответствующие состоянию близкому к множественному склерозу…все проходили гинекологическое обследование, и у всех атипичный мазок.
У Филипса не было объяснения этим фактам, но ему представлялось, что все они связаны с радиацией. Очевидно, высокий уровень общего облучения мог привести к изменению клеток мозга и, тем самым, к атипичному мазку. И, опять-таки, все это трудно объяснить совпадением. Но какое еще возможно объяснение?
Закончив очистку помещения, Филипс занес в свой список номера Коллинз и Маккарти и даты посещения ими гинекологической клиники. Затем он побежал по центральному коридору Радиологии и пересек главный зал чтения снимков. Влетев в кабину лифта, он, все более проникаясь ощущением необходимости безотлагательных действий, с треском вдавил кнопку. Ясно же, что Кристин Линдквист представляет собой ходячую бомбу с часовым механизмом. Чтобы излучение ее мозга обнаружилось на обычном рентгеновском снимке, требуется очень большая доза. А чтобы ее найти, ему, похоже, придется разобраться во всех загадочных событиях недели. Как ни странно, Бенджамин Барнс был на месте и сидел на своем рабочем табурете, свисая с него. Возможно, он и не очень приятен как человек, но его преданность работе вызывает уважение.
– Чем объяснить ваше появление здесь две ночи подряд? – спросил стажер.
– Мазком Папаниколау, – ответил Филипс безо всякого вступления.
– Очевидно, вам нужно экстренно проанализировать слайд, – произнес Барнс с сарказмом.
– Нет, просто требуется кое-какая информация. Мне нужно узнать, может ли облучение привести к атипичному мазку.
– Барнс некоторое время размышлял. – В диагностической радиологии мне об этом не доводилось слышать, но, конечно, радиотерапия должна сказываться на клетках шейки матки и, следовательно, на мазке.
– А по виду атипичного мазка можете вы установить, что он вызван облучением?
– Не исключено.
– Помните слайды, которые я просил посмотреть прошлой ночью? Срезы мозга? Могут ли эти поражения нервных клеток вызываться облучением?
– Я как-то сомневаюсь. Это облучение тогда пришлось бы направлять телескопическим прицелом. Соседние с пораженными нервные клетки выглядят здоровыми.
Лицо Филипса приняло отсутствующее выражение, пока он пытался совместить эти несовместимые факты. Пациентки получили дозы облучения достаточные для воздействия на снимок, а на клеточном уровне…одна клетка полностью убита, другая, соседняя, совершенно здорова.
– А сами мазки сохраняются? – спросил он наконец.
– Думаю, да. По крайней мере, какое-то время, но не здесь. Они находятся в лаборатории цитологии, а она откроется только в девять утра.
– Спасибо, – вздохнул Филипс. Может быть, попробовать попасть в лабораторию прямо сейчас. Наверное, тогда нужен Рейнолдс. Он уже собирался уходить, но появилась еще идея. – А при анализе мазка в карте дается только классификация или же описывают патологию?
– Думаю, описывают. Результаты записывают на ленту. Нужно только знать номер пациентки.
– Большое спасибо. Я знаю, у вас мало времени, так что я это особенно ценю.
Барнс слегка кивнул в подтверждение и вновь уткнулся в микроскоп.
Компьютерный терминал Патологии был отделен от лаборатории рядом перегородок. Пододвинув стул, Мартин сел перед пультом. Терминал был такой же, как в Радиологии, с большим телевизионным монитором прямо за клавиатурой. Вынув список из пяти пациенток, Филипс ввел имя Кэтрин Коллинз, ее номер и код мазка Папаниколау. После некоторой паузы на экране стали появляться буквы, как на пишущей машинке. После появления имени Кэтрин Коллинз опять была небольшая пауза. Потом, вслед за датой взятия первого мазка, появилось:
"Удовлетворительный мазок, хорошая фиксация, правильное окрашивание. Нормальное созревание и дифференциация клеток. Эстрогенный эффект в норме: 0-20-80. Отмечено несколько грибковых организмов. Результат: отрицателен."
Пока Филипс проверял дату первого мазка, машина выдала следующее сообщение. Здесь дата совпадала с первой датой, внесенной Филипсом в список. Взглянув на экран, он не поверил глазам: второй мазок у Коллинз тоже был отрицателен!
Филипс очистил экран и быстро ввел имя и номер Элен Маккарти и нужный код. У него что-то сжалось в желудке, когда машина начала выдавать информацию. То же самое – отрицателен!
Спустившись обратно вниз, Мартин чувствовал себя совершенно выбитым из колеи. Он привык доверять написанному в медицинских картах, особенно что касается анализов. Они, в отличие от жалоб пациентов и впечатлений докторов, были объективны. Филипс знал, что существует некоторая вероятность ошибки в лабораторных анализах, как знал он и о том, что сам может что-то пропустить или неверно понять на снимке. Но это не шло ни в какое сравнение с преднамеренной фальсификацией. Тут уже речь идет о каком-то сговоре, и Мартина это задело за живое.
Мартин сидел за своим столом, положив подбородок на ладони и потирал пальцами веки. Первым его побуждением было обратиться к администрации госпиталя, но это означало – к Стэнли Дрейку, и он отмел этот вариант. Первой заботой Дрейка будет стремление не дать просочиться информации в газеты, замять ее. Полиция! Он попробовал представить себе возможный разговор. "Здравствуйте, я доктор Мартин Филипс. Я хочу сообщить, что в Медицинском центре Хобсоновского института происходит нечто странное. Девушкам с нормальным мазком Папаниколау в карту записывают атипичный." Филипс покачал головой. Слишком нелепо. Нет, прежде чем привлекать полицию, нужно собрать дополнительную информацию. Интуитивно он понимал, что все это связано с облучением. Но каким образом? Безусловно, облучение может привести к атипичному мазку. Если кому-то нужно помешать обнаружению этого облучения, он может записать атипичный мазок как нормальный – но не наоборот же!
Он вновь подумал о препараторе. После неудачного разговора прошлым вечером Мартин был убежден, что Вернер знает о Лизе Марино больше, чем сообщил. Возможно, ста долларов недостаточно. Нужно было предложить больше. В конце концов, дело уже вышло из сферы академического интереса.
Мартин понял, что добиться успеха в единоборстве с Вернером в морге невозможно. В окружении мертвых Вернер находится в своей стихии, а Мартина эта обстановка выводит из равновесия. А ведь чтобы заставить Вернера говорить, нужно проявить настойчивость и уверенность. Филипс посмотрел на часы. Одиннадцать двадцать пять. Вернер определенно работает в вечернюю смену, с четырех до полуночи. Мгновенно возникло решение: последовать за Вернером домой и предложить ему пятьсот долларов.
Номер Дениз он набирал с некоторой нерешительностью. После шести гудков послышался заспанный голос:
– Ну что, идешь?
– Нет, – ответил Филипс уклончиво. – Я тут кое-что раскопал и собираюсь копать дальше.
– А тут для тебя есть теплое местечко.
– Наверстаем в этот выходной. Приятных сновидений.
Мартин вынул из шкафа темно-синюю лыжную куртку и надел лежавшую в ее кармане шапку. Был апрель, но стояла ненастная погода с северозападным ветром, так что пробирала дрожь.
Выйдя из госпиталя через отделение неотложной помощи, он спрыгнул с площадки на покрытую лужами бетонированную стоянку. На улицу выходить он не стал, а свернул направо, за угол главного госпитального здания и направился вдоль северной стены Бреннеровской детской больницы. Метров через пятьдесят он пришел во внутренний двор Медицинского центра.
В ночном тумане здания госпиталя вздымались, как крутые утесы, ограждающие извилистое бетонное ущелье. Медицинский центр строили в несколько приемов и без продуманной общей планировки. Это особенно хорошо было видно во внутреннем дворе, куда под разными углами выступали здания самой разнообразной формы. Филипс узнал небольшой выступ, где располагался кабинет Голдблатта, и использовал его как ориентир. Метрах в двадцати пяти он обнаружил ничем не примечательную площадку, ведущую, как он знал, в глубины морга. Госпиталь не очень афишировал наличие покойников, поэтому тела без лишнего шума загружали в ожидающие их катафалки вдали от людских глаз.
Мартин прислонился к стене и засунул руки в карманы. Приготовившись к ожиданию, он стал перебирать в уме запутанную цепь событий, начавшуюся, когда Кеннет Роббинс вручил ему снимок Лизы Марино. С тех пор не прошло и двух дней, а казалось – две недели. Первое волнение, испытанное при виде странного радиологического отклонения, уступило теперь место давящему чувству страха. Он уже почти боялся узнать, что же такое происходит в госпитале. Так боятся узнать о болезни в собственной семье. С медициной связана вся его жизнь. Если бы не опасения по поводу Кристин Линдквист, он, пожалуй, мог бы обо всем этом забыть. В ушах его все еще звучала тирада Голдблатта о профессиональном самоубийстве.
Вернер появился вовремя; выйдя, он остановился и запер за собой дверь. Филипс вытянул шею и прищурил в полутьме глаза, удостоверяясь, что это действительно Вернер. Тот переоделся: теперь на нем был темный костюм и белая сорочка с галстуком. К удивлению Мартина, препаратор напоминал, скорее, преуспевающего торговца, закрывающего на ночь свой магазинчик. Худое лицо, казавшееся в морге злым, теперь придавало ему почти аристократический вид.
Вернер повернулся и постоял немного, пробуя повернутой вверх ладонью, не идет ли дождь. Удовлетворившись результатом, он направился на улицу. В правой руке он нес черный атташе-кейс. На согнутой левой висел туго стянутый зонт.
Следуя за ним на безопасном удалении, Мартин заметил странность в походке Вернера. Тот не хромал, а как бы припрыгивал, словно одна нога у него была намного сильнее другой. Но двигался он быстро и ровно.
Мартин надеялся, что Вернер живет вблизи госпиталя, но препаратор повернул на Бродвей и спустился в метро. Мартин, чтобы сократить дистанцию, ускорил шаг, затем побежал через две ступеньки. Вначале он не видел Вернера – у того очевидно был жетон. Мартин поспешно купил жетон и бросился к турникету. На эскалаторе препаратора не было, и Мартин рысью побежал по переходу к другой платформе. Миновав поворот, он успел увидеть голову Вернера, спускающегося по лестнице к платформе в сторону центра.
Филипс выхватил газету из урны и уткнулся в нее. Вернер сидел в каких-нибудь десяти метрах, погруженный в чтение – кто бы мог подумать? – "Начал шахматной игры". В бледном свете подземки Филипсу удалось лучше рассмотреть внешность препаратора. Модный темно-синий костюм с узкими брюками и приталенным пиджаком. Короткие волосы аккуратно причесаны; широкоскулое загорелое лицо делало его похожим на прусского генерала. Впечатление портили только туфли – сильно поношенные и давно не чищенные.
Вечерняя смена в госпитале только что закончилась, и на платформе толпились сестры, санитары, лаборанты. С грохотом подошел поезд в сторону центра, Вернер вошел, Филипс последовал за ним. Препаратор сидел неподвижно, как изваяние, держа перед собой книгу, взгляд его глубоко посаженных глаз скользил по строчкам. Атташе-кейс он поставил на пол и зажал коленями. Филипс сел через полвагона от него напротив красивого юноши-испанца в костюме из полиэстера.
Мартин на каждой остановке готовился выйти, но Вернер не двигался с места. Когда проехали 59-ю стрит, Филипс забеспокоился. Видимо Вернер не намерен сразу ехать домой. Мартину такой вариант почему-то в голову не приходил. Он испытал облегчение, выйдя вслед за препаратором на 42-й стрит. Теперь уже речь шла не о том, домой или не домой направляется препаратор, а сколько он там пробудет. Выйдя на улицу, Филипс ощутил глупость и неловкость своего положения.
Улица была заполнена ночной публикой. Несмотря на поздний час и холодную сырость, 42-я стрит сверкала яркими огнями. Аккуратно одетый Вернер спокойно миновал странно и нелепо одетых людей, толпившихся перед порнографическими кинотеатрами и книжными лавками. Его, похоже, не касались психосексуальные пороки мира. Филипсу пришлось труднее. Ему казалось, что этот чуждый мир намеренно задерживает его, вынуждая постоянно маневрировать и иногда даже спускаться на проезжую часть, чтобы обойти плотные группы и при этом не потерять Вернера из виду. Вдруг Вернер резко повернул и вошел в книжный магазин только для взрослых.
Мартин остановился снаружи. Он решил дать Вернеру на эту ерунду ровно час. Если за это время препаратор не придет домой, придется бросить затею. Ожидая, Мартин скоро заметил, что к нему в поисках добычи устремляются сутенеры, мелочные торговцы и просто нищие. Они были настырны, и Мартин, чтобы избегнуть их внимания, решил войти в магазин.
Внутри, на балкончике типа кафедры под самым потолком сидела женщина с бледно-лиловыми волосами и тяжелым взглядом. Она сверху увидела Филипса, и взгляд ее глубоко посаженных, окруженных темными тенями глаз прошелся по всему телу Филипса, оценивая возможность его допуска. Опустив глаза, боясь, чтобы кто-нибудь не увидел его в таком месте, Мартин нырнул в ближайший проход. Вернера не было видно!
Один из клиентов протиснулся рядом с Филипсом, безвольно опустив руки по бокам, и при этом провел ладонями по заду Филипса. Он уже прошел, когда случившееся дошло до сознания Филипса. Мартину стало до тошноты противно, он чуть было не крикнул, но сдержался, боясь привлечь к себе внимание.
Он пошел по магазину, рассчитывая обнаружить Вернера за одной из книжных полок или стоек. Лиловая женщина из своего скворечника, казалось, следила за каждым его движением, и, чтобы рассеять подозрения, он взял какой-то журнал, но тот оказался в закрытом пластиковом пакете и пришлось положить его на место. На обложке были изображены двое совокупляющихся в акробатических позах мужчин.
Внезапно Вернер показался из двери в глубине магазина и прошел мимо испуганного Филипса, который поспешно отвернулся и стал рыться в порнографических видеокассетах. Но Вернер не глядел по сторонам. Казалось, он был в шорах. В считанные секунды он уже был за дверью магазина.
Мартин подождал, сколько считал возможным. Он не хотел слишком явно показывать, что следит за препаратором, но, выходя, заметил, что женщина на балкончике перегнулась через ограждение и провожает его взглядом. Что-то этот надумал?
Выскочив, Филипс увидел, что Вернер садится в такси. Боясь потерять его после стольких трудов, Филипс сбежал с тротуара и стал неистово махать руками, пытаясь остановить идущие мимо машины. Одно такси остановилось на другой стороне улицы, и Филипс, пробежав между движущимися машинами, вскочил в него.
– Поезжай вон за тем такси за автобусом, – произнес Филипс возбужденно.
Водитель только взглянул на него.
– Давай, – настаивал Филипс.
Водитель пожал плечами и включил передачу. – Из полиции что-ли?
Мартин не ответил. Лучше ничего не говорить. Вернер вышел на углу 52-й и Шестой авеню; Мартин выскочил метров за тридцать и побежал за ним. Вернер вошел в магазин через три двери от угла.
Перейдя авеню, Мартин посмотрел на название магазина. "Все для секса". От книжного магазина только для взрослых на 42-й стрит этот отличался очень сдержанным оформлением. Осмотревшись, Мартин обратил внимание, что вокруг располагаются антикварные лавки, модные рестораны и дорогие магазины. Жилые дома явно населяет средний класс. Соседство хорошее.
Вернер появился из дверей в сопровождении какого-то смеющегося мужчины, державшего руку на его плече. Вернер улыбнулся и пожал ему руку, потом пошел по Второй авеню. Филипс вновь следовал за ним на безопасном расстоянии.
Знай он заранее, что ему вслед за Вернером придется останавливаться во всех этих местах, он на это не пошел бы. А сейчас ему оставалось только ждать завершения одиссеи. Но у Вернера были свои планы. По 55-й стрит он дошел до Третьей авеню, где вошел в небольшой дом, примостившийся под сенью небоскреба из стекла и бетона. Это была пивная, выглядевшая так, как будто скопирована с фотографии двадцатых годов.
После недолгих колебаний Мартин вошел, боясь упустить Вернера, если потеряет его из виду. К крайнему удивлению Филипса, заведение, несмотря на поздний час, было заполнено оживленными посетителями, и ему пришлось протискиваться внутрь. Это оказался популярный пивной бар – тоже терра инкогнита для Филипса.
Озираясь в толпе в поисках Вернера, Филипс вдруг обнаружил его совсем рядом слева. Тот держал кружку пива и улыбался блондинке, по виду секретарше. Филипс поглубже натянул свою шапку.
– А чем вы занимаетесь? – спросила секретарша, пытаясь перекричать гул голосов.
– Я врач, – ответил Вернер. – Патологоанатом.
– Подумать только! – секретаршу это явно впечатлило.
– Это имеет свои положительные и отрицательные стороны, – продолжал Вернер. – Обычно мне приходится работать допоздна, но, может быть, вы как-нибудь захотите выпить.
– С удовольствием, – прокричала секретарша.
Мартин протолкался к стойке. Она соображает, куда может попасть? Он заказал пиво и выбрался поближе к стене, откуда можно было наблюдать за Вернером. Отхлебывая из кружки, он понемногу проникался пониманием абсурдности ситуации. Человек, проучившийся столько лет, не нашел себе лучшего занятия, чем посреди ночи сидеть в пивном баре и следить за странной личностью, имеющей до ужаса нормальный вид. Осмотревшись вокруг, Филипс был поражен тем, с какой легкостью Вернер влился в общество бизнесменов и юристов.
Записав телефон секретарши, Вернер допил пиво, собрал свои вещи и на Третьей авеню вновь сел в такси. По поводу следования за ним у Мартина с водителем состоялся короткий спор, который удалось разрешить только с помощью пятидолларовой бумажки.
Ехали молча. Филипс всматривался в мелькавшие мимо освещенные улицы, потом все заслонил внезапный ливень. Стеклоочистители едва справлялись с потоками воды. Ехали по Пятьдесят седьмой, от площади Колумба на север к Бродвею, затем свернули на авеню Амстердам. Филипс узнал Колумбийский университет, когда оно объезжали его слева. Дождь прекратился так же внезапно, как и начался. На Сто сорок первой повернули направо, и Мартин, наклонившись вперед, спросил, в какой части города они находятся.
– Гамильтон Хайтс, ответил водитель, повернул налево на бульвар Гамильтона и затормозил.
Впереди такси Вернера остановилось. Филипс расплатился и вышел. Хотя по мере движения на север по авеню Амстердам городской пейзаж становился менее привлекательным, здесь Филипсу показалось довольно приятно. По обе стороны улицы стояли причудливые дома городского типа, в фасадах которых нашли отражение все архитектурные школы чуть ли не с самого Ренессанса. Большинство зданий носило следы недавнего ремонта, иные ремонтировались. В конце улицы, примыкающем к бульвару, Вернер вошел в облицованный известняком дом с венецианскими окнами, украшенными в готическом стиле.
Когда Филипс подошел к дому, свет в окнах третьего этажа погас. С близкого расстояния состояние дома представлялось не столь благополучным, как издали, но общего впечатления это не ухудшало; дом выглядел изысканной вещью с налетом старины, и Филипс подивился умению Вернера устраиваться в жизни.
Войдя в вестибюль, Филипс понял, что застать Вернера врасплох, постучавшись прямо в его дверь, не удастся. Как и в доме Дениз, рядом с запертой дверью были отдельные звонки в каждую квартиру. Имя Хельмута Вернера стояло третьим снизу.
Коснувшись пальцем кнопки, Филипс задумался, стоит ли доводить все это до конца. Он не знал даже, что будет говорить, но, вспомнив о Кристин Линдквист, решился. Нажал кнопку и стал ждать.
– Кто там? – сквозь шорох помех донесся из маленького динамика голос Вернера.
– Доктор Филипс. У меня для вас деньги, Вернер. Большие деньги.
Тишина. Мартин услышал биение собственного сердца.
– Кто еще с вами, Филипс?
– Никого.
Вестибюль со следами былой роскоши наполнило резкое гудение открываемого замка, и Филипс прошел в дверь. По лестнице он поднялся на третий этаж. За единственной дверью слышались звуки открываемых многочисленных замков. Дверь слегка приоткрылась, и на лицо Филипса упал узкий луч света. Вернер смотрел на него одним глазом. Поднятая бровь выражала нескрываемое удивление. Потом он снял цепочку и отворил дверь.
Мартин быстро вошел, оттеснив Вернера. Посреди прихожей он остановился.
– Приятель, я готов заплатить, – произнес он, стараясь придать голосу уверенность. – Но мне нужно знать, что произошло с мозгом Лизы Марино.
– И сколько же вы готовы заплатить? – Вернер ритмично сжимал и разжимал руки.
– Пятьсот долларов. – Филипсу хотелось, чтобы сумма звучала заманчиво, но не дико.
Тонкие губы Вернера растянулись в усмешке, обозначив на впалых щеках глубокие морщины. Зубы у него были мелкие и ровные.
– Это точно, что вы один?
Филипс кивнул.
– А деньги где?
– Вот здесь. – Филипс похлопал по левой стороне груди.
– Ладно. Что вы хотите знать?
– Все.
Вернер пожал плечами.
– Это долгая история.
– Я не спешу.
– Я собирался поесть. Хотите?
Мартин покачал головой. Желудок у него стянуло в тугой узел.
– Располагайтесь. – Вернер повернулся и своей характерной походкой направился в кухню. Мартин пошел за ним, лишь коротко осмотревшись вокруг. Стены обиты красным бархатом, мебель в викторианском стиле. Комната носила следы небрежного, мрачного изящества, которое подчеркивал неяркий свет единственной лампы в шелковом абажуре. На столе лежал атташе-кейс Вернера. Рядом находилась, видимо, только что вынутая из кейса камера Поляроид с пачкой фотографий.
В маленькой кухне Мартин увидел раковину, крохотную плиту и холодильник – таких он не встречал с самого детства. Открыв холодильник, Вернер достал сэндвич и бутылку пива. Из ящика под раковиной он взял ключ и, сняв пробку, убрал его на прежнее место.
– Хотите? – Вернер поднял руку с бутылкой.
Филипс отрицательно покачал головой. Препаратор вышел из кухни, и Филипс отошел назад. Вернер сдвинул атташе-кейс и камеру в сторону и жестом пригласил Мартина сесть. Потом сделал долгий глоток из бутылки и громко рыгнул, ставя ее. Чем дальше, тем менее уверенно Филипс себя чувствовал. Он утратил преимущество неожиданности. Чтобы сдержать дрожь в руках, он положил их на колени. Он неотрывно смотрел на Вернера, следя за каждым его движением.
На жалованье препаратора прожить невозможно, – произнес Вернер.
Филипс кивнул, ожидая продолжения. Вернер откусил от сэндвича.
– Видите ли, я из Старого Света, – заговорил Вернер с полным ртом, – из Румынии. История не очень веселая: нацисты убили всю семью, а меня отправили в Германию, когда мне было пять лет. В этом возрасте я и начал заниматься трупами в Дахау.
Вернер излагал все с жуткими подробностями; рассказал, как убили родителей, как с ним обращались в концентрационных лагерях, как он был вынужден жить среди мертвецов. Страшный рассказ все продолжался и продолжался, Вернер не пропускал ни одной отталкивающей подробности. Филипс несколько раз делал попытки прервать эту жуткую сказку, но Вернер все говорил, и решимость Филипса таяла, как снег под жарким солнцем.
– Потом я приехал в Америку, – продолжал Вернер, громко засосав остатки пива. Он с шумом отодвинул стул и отправился в кухню за следующей бутылкой. Филипс, оглушенный его историей, следил за ним из-за стола. – Устроился работать в морг мединститута, – кричал Вернер, открывая ящик под раковиной. Внизу там лежало несколько больших секционных ножей, тайно унесенных из морга еще в те времена, когда вскрытия проводили на старом мраморном столе. Он взял один из них и сунул острием вперед в левый рукав куртки. – Но денег требовалось больше, чем платили жалованья. – Он открыл бутылку и вернул на место ключ. Закрыв ящик, он повернулся и пошел обратно к столу.
– Я хочу только узнать о Лизе Марино, – вставил Мартин нетвердым голосом. Слушая историю жизни Вернера, он ощутил груз физической усталости.
– Я к этому подхожу, – успокоил его Вернер. Он отхлебнул свежего пива, поставил бутылку на стол. – Я начал подрабатывать там же, в морге – в то время анатомия была более популярна, чем сейчас. Масса всяких мелочей. А потом появилась идея делать фотографии. Я их продаю на Сорок второй стрит. Занимаюсь этим не один год. – Одной рукой Вернер обвел вокруг себя.
Филипс окинул взглядом неясно освещенную комнату. У него было смутное ощущение, что стены в красном бархате усеяны картинами. Теперь, всмотревшись, он понял, что это непристойные жуткие фотографии обнаженных женских трупов. Филипс медленно переключил внимание на довольное лицо Вернера.
– Лиза Марино была одной из лучших моих моделей, – разливался Вернер. Он взял со стола пачку снимков и бросил на колени Филипсу. – Посмотрите. Это большие деньги, особенно на Второй авеню. Не торопитесь. А мне нужно в ванную. Это все пиво – проходит насквозь.
Вернер обошел потрясенного Филипса и исчез в двери спальни. Мартин неохотно взглянул на болезненно садистские фотографии трупа Лизы Марино. Ему было страшно прикасаться к ним, как будто заключенное в них помрачение ума может остаться у него на пальцах. Вернер, видимо, неправильно истолковал его интерес. Возможно, препаратору ничего не известно об отсутствующем мозге, а его подозрительное поведение обусловлено только незаконной торговлей некрофильными фотографиями. Филипс почувствовал приближение тошноты.
Вернер миновал спальню и вошел в ванную. Он открыл кран настолько, чтобы по звуку казалось, что он мочится, и достал из рукава длинный тонкий секционный нож. Держа нож в правой руке, как кинжал, Вернер бесшумно двинулся обратно через спальню.
Филипс сидел в четырех-пяти метрах от Вернера, спиной к нему, склонив голову к лежащим на коленях фотографиям. Перед самой дверью спальни препаратор остановился. Длинными пальцами он покрепче ухватил потертую деревянную рукоятку ножа; губы его были плотно сжаты.
Филипс собрал фотографии и поднял их, собираясь положить лицом вниз на стол. Он успел донести их только до уровня груди, когда уловил движение за спиной. Мартин начал оборачиваться. Раздался пронзительный вопль!
Лезвие ножа вошло чуть позади ключицы, у основания шеи, срезало верхнюю часть легкого и пронзило правую легочную артерию. Кровь залила открытый бронх, вызвав рефлекторный предсмертный кашель, от которого струя крови через рот хлынула над головой Филипса, залив перед ним стол.
Движимый звериным инстинктом, Мартин отскочил вправо, схватив одновременно пивную бутылку. Повернувшись, он увидел падающего Вернера, который тщетно пытался дотянуться рукой до стилета, погруженного в его шею по рукоятку. Только хрип вырывался из его глотки, тело его рухнуло на стол, а затем бесформенной грудой свалилось на пол. Секционный нож, который он держал, стукнулся о стол и с грохотом отлетел в сторону.
– Не двигайтесь и ничего не касайтесь, – крикнул вышедший в холл убийца Вернера. – Хорошо, что мы решили проследить за вами. – Филипс вспомнил, что этого молодого испанца с густыми усами, одетого в костюм из полиэстера, он видел в метро. – Нужно попасть в крупный сосуд или в сердце, но этот парень не дал мне времени. – Испанец наклонился и попытался вытащить стилет из шеи Вернера. При падении голова Вернера прижалась к плечу, и лезвие оказалось зажато. Убийца перешагнул через агонизирующее тело, чтобы поудобнее ухватиться за рукоятку.
К этому времени Филипс уже достаточно оправился от шока, и реакция его была мгновенной. Описав широкую дугу, пивная бутылка опустилась на голову склонившегося над телом пришельца. Краем глаза уловив приближение удара, тот успел в последний момент чуть повернуть голову, так что удар частично пришелся по плечу. И все же он растянулся поверх своей умирающей жертвы.
Охваченный паническим страхом, Филипс кинулся бежать, все еще держа в руке бутылку. Но у двери ему показалось, что в вестибюле внизу слышны какие-то звуки; возможно, убийца был не один. Филипс оттолкнулся от косяка и бросился обратно. Убийца уже поднялся на ноги, но еще не пришел в себя после удара и обеими руками держался за голову.
Мартин подскочил к окну спальни и рывком поднял раму. Он попытался открыть вторую раму с сеткой, но не смог и вышиб ее ногой. Ступив на пожарную лестницу, он бросился вниз. Не оступился он только чудом, так как спуск представлял собой скорее контролируемое падение. На земле выбирать направление не приходилось – только на восток. За соседним строением он попал в расположенный на пустыре огород. Стена справа преграждала путь к бульвару Гамильтона.
В восточном направлении местность круто опускалась, и он скользил и падал на усеянном камнями склоне. Свет был за спиной, а он бежал в темноту. Вскоре он натолкнулся на проволочное ограждение. За проволокой, на три метра ниже, автомобильная свалка. Дальше виднелось слабо освещенное пространство авеню Сент-Николас. Филипс собрался перелезть через ограждение, но обнаружил в нем дыру. Протиснувшись в нее, он повис на бетонной стене и прыгнул наугад.
Формально свалки здесь не было. Просто свободное место, где ржавели брошенные машины. Мартин осторожно пробирался между грудами искореженного металла, ориентируясь на свет улицы. В любой момент он ожидал услышать преследователей.
По улице бежать было легче. Ему хотелось быть как можно дальше от дома Вернера. Он искал глазами дежурную машину полиции. Никого не видно. Дома по обе стороны имели запущенный вид, и, присмотревшись, он понял, что многие из них выгорели изнутри и заброшены. Громадные пустые дома казались скелетами в темной туманной ночи. Тротуары усыпаны мусором и обломками.
Филипс вдруг понял, где находится. Он попал прямо в Гарлем. Это заставило его замедлить шаг. Темнота и безлюдье усилили страх. В двух кварталах впереди показалась группа чернокожей шпаны, немало удивившейся при виде бегущего Филипса. Они даже оставили свои дела с наркотиками, чтобы посмотреть на белого психа, бегущего мимо них к центру Гарлема.
Мартин находился в хорошей форме, но напряженный темп вскоре его утомил; он чуть не падал, каждый вдох отзывался в груди острой болью. Наконец он в отчаянии свернул в темный проем без дверей, тяжело дыша и спотыкаясь об осколки кирпичей. Для опоры он держался за сырую стену. В нос ударил зловонный запах. Это ничего. Главное, можно отдохнуть от бега.
Мартин осторожно выглянул. Никого. Тишина, гробовая тишина. Он почувствовал чей-то запах еще до того, как ощутил прикоснование руки, высунувшейся из черных глубин здания и схватившей его за кисть. Вопль, зародившийся в его глотке, прозвучал скорее как блеянье ягненка. Он выскочил из проема, тряся кистью, как-бы пытась сбросить ядовитое насекомое. При этом владелец таинственной руки вывалился из проема, и Мартин увидел накачавшееся наркотиками существо, едва способное стоять прямо. – Господи! – воскликнул Филипс, поворачиваясь, чтобы продолжить путь.
Решив больше не останавливаться, он настроился на свою обычную трусцу. Он безнадежно заблудился, но надеялся, что, двигаясь все время прямо, в конце концов достигнет какого-нибудь населенного района.
Вновь начался дождь, в свете редких уличных фонарей клубилась мелкая водяная пыль.
Через пару кварталов Филипс обнаружил оазис. Он попал на широкую авеню, на углу здесь располагался ночной бар с яркой неоновой рекламой "Будвайзер", отбрасывавшей во все стороны кроваво-красные сполохи. К соседним дверям жались какие-то фигуры, искавшие у красной вывески спасения от разлагающегося города.
Проведя рукой по влажным волосам, Мартин ощутил что-то липкое. В свете рекламы он увидел, что это кровь – кровь Вернера. Такое впечатление, как будто только что вышел из драки; Мартин попробовал стереть кровь рукой. После нескольких попыток липкость пропала, и он толкнул входную дверь.
Внутри было душно и дымно. Музыка "диско" гремела так оглушающе, что каждый такт отдавался в груди. В баре находилось человек двенадцать, все черные и все в частичной отключке. К "диско" примешивались звуки небольшого цветного телевизора, показывавшего гангстерский фильм тридцатых годов. Единственным зрителем был могучий бармен в грязном белом переднике.
Лица посетителей повернулись к Филипсу, и атмосфера сразу наэлектризовалась, как перед грозой. Филипс прожил в Нью-Йорке почти двадцать лет, но всегда старался отгородиться от той отчаянной бедности, которая так же характерна для этого города, как и выставляемое напоказ богатство.
Он шел по бару осторожно, опасаясь возможного в любой момент нападения. Хмурые лица посетителей поворачивались ему вслед. Сидевший у стойки бородач повернулся на табурете и преградил ему путь. Мускулистое тело негра источало грубую силу.
– Иди, иди, Беленький, – прорычал он.
– Флэш! – рявкнул бармен, – полегче. – Потом, обращаясь к Филипсу: – Мистер, какого хрена вам здесь понадобилось? Жить надоело?
– Мне нужен телефон, – с трудом выговорил Филипс.
– В подсобке, – бросил бармен, недоверчиво качая головой.
Обходя человека по имени Флэш, Мартин не дышал. Найдя в кармане монету, он стал озираться в поисках телефона. Аппарат обнаружился у туалетов, но на нем висел парень, ругавшийся со своей подружкой. – Слушай, бэби, что ты хочешь, о чем ревешь?
В прежнем своем паническом состоянии Мартин мог бы попытаться отобрать у него телефон, но сейчас он, хотя бы отчасти, контролировал себя, поэтому вернулся в бар и стоял в ожидании в самом конце стойки. Атмосфера несколько разрядилась, разговоры возобновились.
Бармен потребовал деньги вперед, потом налил ему бренди. Огненная жидкость сняла напряжение и помогла сосредоточиться. Впервые после невероятных событий, связанных со смертью Вернера, у Мартина появилась возможность осмыслить случившееся. В момент нанесения удара он полагал, что стал случайным свидетелем схватки между Вернером и его убийцей. Но убийца сказал какие-то слова о том, что он следил за Филипсом. Чушь какая-то! Мартин следил за Вернером. И Мартин видел у Вернера нож. Возможно, препаратор собирался на него напасть? Пытаясь разобраться во всем этом, Филипс еще больше запутался, особенно когда вспомнил, что ночью видел убийцу в подземке. Филипс допил бренди и заплатил еще. Он спросил бармена, где он находится, и тот рассказал. Названия улиц ничего Филипсу не говорили.
Чернокожий парень, ругавшийся с подружкой, прошел за спиной Филипса и вышел из бара. Мартин соскочил с табурета и, захватив стакан, вновь направился в подсобку. Он уже чувствовал себя спокойнее и рассчитывал более внятно изложить все полиции. Под телефоном была небольшая полочка, на нее он поставил стакан. Опустив монету, он набрал 911.
На фоне диско и телевизора можно было расслышать гудки на том конце линии. Он подумал, стоит ли говорить о подозрительных событиях в госпитале, и пришел к выводу, что этим еще больше все запутает. Он решил ничего не говорить о медицинских делах, если только не потребуется объяснять, что ему понадобилось посреди ночи в квартире Вернера. В трубке послышался безразличный сиплый голос.
– Шестое отделение. Сержант Макнили.
– Я хочу сообщить об убийстве, – произнес Мартин, стараясь говорить ровным голосом.
– Где?
– Точного адреса я не знаю, но дом смогу узнать, если увижу.
– Вам в настоящий момент что-нибудь угрожает?
– Нет, не думаю. Я нахожусь в баре в Гарлеме.
– В баре! Парень, – прервал сержант, – а сколько ты принял?
Филипс понял, что его принимают за ненормального. – Послушайте, при мне зарезали человека.
– Дружище, в Гарлеме режут очень часто. Как тебя зовут?
– Доктор Мартин Филипс. Я штатный радиолог в Медицинском центре Хобсоновского университета.
– Вы сказали Филипс? – Голос сержанта изменился.
– Совершенно верно, – ответил Мартин, удивившись реакции сержанта.
– Что же вы сразу не сказали! Мы же ждем вашего звонка. Мне велено сразу переключить вас на Бюро. Не бросайте трубку. Если прервется, звоните сразу еще. О'кей!
Полисмен не стал ждать ответа. Послышался щелчок – его переключили на ожидание. Отодвинув трубку, Филипс смотрел на нее, как будто ждал объяснения странного разговора. Сержант совершенно определенно сказал, что ждал его звонка. А что это за Бюро? Бюро чего?
После ряда щелчков было слышно, как кто-то другой взял трубку. Этот голос был громким и возбужденным.
– Алло, Филипс, вы где?
– Я в Гарлеме. А кто это?
– Агент Сэнсон. Я помощник директора Бюро по городу.
– Какого Бюро? – Нервы Филипса, уже немного успокоившиеся, начали вибрировать, как под током.
– Федерального бюро расследований, идиот! Послушайте, у нас, возможно, мало времени. Вам нужно выбираться из этого района.
– Почему? – Мартин был ошарашен, но в голосе Сэнсона он почувствовал серьезность.
– Мне сейчас некогда объяснять. Но человек, которого вы ударили по голове, это один из моих агентов, пытавшийся вас защитить. Неужто вы не понимаете? Вернер попал в это совершенно случайно.
– Ничего не понимаю! – крикнул Филипс.
– Это не имеет значения, – рявкнул Сэнсон. Важно вытащить вас оттуда. Не вешайте, я проверю, защищена ли линия.
Послышался еще щелчок – опять переключили на ожидание. Глядя на молчащую трубку, Филипс ощутил волнение, перешедшее в ярость. Все это похоже на какую-то злую шутку.
– Линия не защищена, – вновь заговорил Сэнсон. – Дайте ваш номер, я перезвоню.
Филипс назвал номер и повесил трубку. Ярость его таяла, сменяясь снова страхом. Это же, в конце концов, ФБР.
Телефон под рукой Филипса затрезвонил, напугав его. Вновь Сэнсон. – О'кей, Филипс! Слушайте! Мы проводим тайное расследование преступной организации, действующей в Медицинском центре Хобсоновского университета.
– И это связано с радиацией, – неожиданно для себя выпалил Филипс. Кое-что стало проясняться.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– Очень хорошо. Слушайте, Филипс, вы нужны для этого расследования, но есть опасения, что за вами могут следить. Нам нужно с вами поговорить. Нам нужен кто-то внутри Медицинского центра, понимаете? – Сэнсон не стал дожидаться ответа Филипса. – Если за вами следят, вам сюда идти нельзя. Сейчас ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они узнали, что ими занимается ФБР. Не вешайте.
Сэнсон замолчал, но Филипсу были слышны звуки разговора.
– Клойстерс. Филипс, вы знаете Клойстерс? – вновь заговорил Сэнсон.
– Конечно, – Филипс был совершенно сбит с толку.
– Встретимся там. Возьмите такси, выйдете из него у главного входа. Такси отпустите. Мы тогда будем знать, что все чисто.
– Чисто?
– Господи, значит, за вами не следят! Просто делайте, что вам говорят, Филипс!
Филипс стоял, держа в руке молчащую трубку. Сэнсон не стал дожидаться вопросов или подтверждения. Он дал не предложения, а указания. Филипса очень удивила серьезность агента. Он подошел к бармену и спросил, можно ли вызвать такси.
– В Гарлем ночью такси вызвать трудно, – ответил тот.
При виде пятидолларовой бумажки он изменил мнение и воспользовался телефоном, стоящим за кассой. Там же Мартин заметил пистолет сорок пятого калибра.
Чтобы водитель такси согласился приехать, пришлось пообещать ему двадцать долларов на чай и сказать, что место назначения – Вашингтон Хайтс. Затем он провел нервных пятнадцать минут, прежде чем увидел подъехавшее ко входу такси. Мартин уселся и такси рвануло по когда-то фешенебельной авеню. Как только отъехали, шофер велел Мартину запереть все двери.
Проехали с десяток кварталов и город начал выглядеть менее угрожающе. Скоро они уже двигались по знакомым Мартину местам, и прежнее запустение сменилось светящимися витринами магазинов. Изредка даже встречались люди с раскрытыми зонтами.
– О'кей, куда едем? – спросил шофер. Он явно испытывал такое облегчение, как будто вывез кого-то из-за линии фронта.
– Клойстерс.
– Клойстерс! Парень, сейчас полчетвертого утра. Во всем этом районе сейчас ни души.
– Я плачу. – Мартину не хотелось спорить.
– Постой, – возразил шофер, останавливаясь на красный свет. Он обернулся и посмотрел через перегородку из плексигласа. – Мне неприятности не надо. Не знаю, какого хрена тебе это взбрело в голову, только мне неприятности не надо.
– Никаких неприятностей не будет. Мне нужно просто выйти у главного входа. А вы сразу уедете.
Светофор переключился и водитель дал газ. Ответ Мартина его, очевидно, удовлетворил, он перестал ворчать, и Мартин обрадовался возможности подумать.
Властная манера Сэнсона оказалась очень к месту. Мартин чувствовал, что в этих обстоятельствах сам он никакого решения принять не мог. Слишком все было невероятно! С того момента, когда Филипс вышел из госпиталя, он погрузился в мир, не связанный ограничениями реальности. Он даже подумал, не было ли все это плодом его воображения, но на куртке была видна кровь Вернера. В некотором смысле, это его даже как-то успокоило, по крайней мере, ясно было, что он не сошел с ума.
Глядя сквозь стекло на плящущие огни уличного освещения, он пробовал сосредоточиться на невероятном факте вмешательства ФБР. Филипс достаточно долго проработал в госпитале и знал, что организации обычно пекутся о своих собственных интересах, а не о благе отдельных людей. Если его дело, в чем бы оно ни заключалось, имеет для ФБР такое большое значение, то как же можно поверить, что у этой организации на уме только его благополучие. Невозможно! Все эти мысли вызывали у него беспокойство по поводу назначенной встречи. Тревожила отдаленность места. Он обернулся и стал смотреть назад в попытке обнаружить преследование. Движение редкое, вероятность преследования невелика, но уверенности нет. Он уже готов был просить водителя повернуть, но с ощущением полного бессилия вынужден был признать, что не знает ни одного безопасного места. Он сидел в напряженной позе почти до самого Клойстерса, потом велел шоферу:
– Не останавливайтесь. Проезжайте дальше.
– Но вы же говорили, что выйдете, – запротестовал шофер.
Такси как раз въехало на овальную мощеную булыжником площадку у главного входа. Большой фонарь над средневекового вида дверью освещал мокрые гранитные плиты.
– Просто объедьте разочек вокруг, – попросил Филипс, озираясь. Две дорожки, уходящие в темноту. В верхних окнах здания кое-где свет. Ночью очень похоже на грозный замок крестоносцев.
Водитель выругался, но направил машину по круговой дорожке, с которой открывался вид на Гудзон. Саму реку Мартин не видел, но мост Джорджа Вашингтона с изящными параболами огней выделялся на фоне ночного неба.
Мартин вертел головой в поисках каких-либо признаков жизни. Нигде никого, нет даже обычных парочек у реки. То ли слишком поздно, то ли холодно, а, может быть, то и другое вместе. Сделав полный круг, такси остановилось у входа.
– Ну что, какого черта здесь делать? – сказал водитель, глядя на Филипса в зеркало заднего вида.
– Поехали отсюда, – ответил Филипс.
Водитель резко дал газ, и машина понеслась прочь от здания.
– Подождите! Остановитесь! – крикнул Мартин, и водитель вдавил педаль тормоза в пол. Филипс увидел трех бродяг, смотревших на них из-за каменного ограждения въездной дорожки. Они услышали визг тормозов. К тому моменту, когда такси остановилось, они были в тридцати метрах сзади.
– Сколько? – спросил Мартин, выглядывая в окно машины.
– Ничего. Вылезай.
Филипс сунул в плексигласовый карман десять долларов и вышел. Такси рванулось с места, как только закрылась дверь. Его звук быстро растворился во влажном ночном воздухе. Повисла тяжелая тишина, лишь изредка нарушаемая отдаленным шумом машин на шоссе Генри Хадсона. Филипс пошел по направлению к бродягам. Вправо ответвлялась мощеная дорожка, идущая вниз среди распускающихся деревьев. Дальше она раздваивалась, одна ее ветвь поворачивала назад и уходила под мост.
Филипс спустился по ней и заглянул под мост. Бродяг было не трое, а четверо. Четвертый был в отключке и храпел, лежа на спине. Остальные трое играли в карты. Горел небольшой костер, рядом валялись два пустых двухлитровых кувшина из-под вина. Некоторое время Филипс просто смотрел на них, желая удостовериться, что это действительно просто бродяги. Хорошо бы попробовать как-то использовать их в качестве буфера между собой и Сэнсоном. Не то чтобы он опасался ареста, но опыт общения с официальными органами подсказывал ему, что нужно сначала разобраться и оценить возможные последствия; единственным пришедшим ему в голову способом было использование посредника. В конце концов, ночную встречу в Клойстерсе, даже если она действительно необходима, вряд ли можно считать нормальным явлением.
Понаблюдав еще пару минут, Филипс направился под мост походкой слегка подвыпившего человека. Бродяги взглянули на него, и, не усмотрев в нем опасности, продолжили игру.
– Парни, есть возможность зашибить десять монет.
Бродяги вновь подняли глаза.
– Чего делать-то за десять монет? – поинтересовался самый молодой.
– Десять минут изображать меня.
Трое смотрели друг на друга, улыбаясь. Встал молодой.
– Ну, а делать-то что?
– Пойди вон туда к Клойстерсу и обойди вокруг. Если кто спросит, скажи, что ты Филипс.
– Покажи десять монет.
Филипс достал деньги.
– А я не подойду? – спросил другой, с трудом поднимаясь на ноги.
– Не встревай, Джек, – отмахнулся от него молодой. – Тебя как зовут, мистер?
– Мартин Филипс.
– О'кей, Мартин, по рукам.
Мартин снял куптку и надел на него, надвинул ему на глаза свою шапку. Взяв пальтецо бродяги, Мартин после некоторых колебаний сунул руки в рукава. На воротнике замызганного "честерфилда" еще сохранилась узкая полоска бархата. В кармане лежал кусок сэндвича.
Невзирая на возражения Мартина, другие двое тоже рвались пойти. Они продолжали свои шутки, пока Мартин не пригрозил отказом от сделки.
– Ну что, так прямо и идти? – спросил молодой.
– Да. – У Мартина возникли новые соображения по поводу этого маскарада. Дорожка находилась ниже площадки перед зданием. Она круто шла вверх перед самым булыжным покрытием, на краю которого стояла скамейка для уставших пешеходов. Каменное ограждение обрывалось прямо против входа в Клойстерс.
– Да, – повторил Мартин шепотом. – Просто подойди к двери, попробуй открыть и поворачивай обратно – и десять долларов твои.
– А не боишься, что просто убегу с пальто и шляпой?
– Ничего, рискну. А потом, я тебя догоню.
– Скажи еще раз, как тебя зовут?
– Филипс. Мартин Филипс.
Бродяга натянул шапку еще ниже на лоб, так что пришлось даже немного поднять голову. Двинувшись вверх по склону, он потерял равновесие. Мартин подтолкнул его под зад, он опустился на руки и дальше поднимался на четвереньках до самой площадки.
Мартин осторожно поднялся по склону, так чтобы можно было глядеть поверх каменной стенки. Бродяга уже пересек подъездную дорожку и ступил на булыжники, сразу закачался, но удержался на ногах. Обогнув центральную часть, служившую для стоянки автобусов, он направился к деревянной двери. – Есть кто дома? – крикнул он. Голос эхом разнесся вокруг. Он проковылял к центру площадки и опять заорал: – Я Мартин Филипс!
Не было слышно ни звука, кроме шума только что начавшегося дождя. Древний монастырь с оградой из грубого камня производил впечатление чего-то нереального, вневременного. Мартину вновь показалось, что он стал жертвой гигантской галлюцинации.
И вдруг тишину разорвал грохочущий звук выстрела. Бродяга на площадке взлетел в воздух и затем рухнул на гранитную поверхность. Эффект был такой, как будто пуля попала в спелую дыню. На входе – хирургически аккуратное отверстие, на выходе жуткая сила в клочья разорвала большую часть лица и разбросала все это на десяток метров.
Филипс и двое бродяг оцепенели. Поняв, что кто-то застрелил молодого, они повернулись и бросились бежать, падая друг на друга на крутом склоне, ведущем прочь от монастыря.
Никогда еще Мартин не испытывал такого отчаяния. Такого страха не было даже тогда,когда он убегал от Вернера. В любую секунду он ждал звука выстрела и ощущения жгучей боли от смертоносной пули. Кто бы ни охотился за ним, обязательно проверит тело на площадке и обнаружит ошибку. Нужно убираться как можно дальше.
Но каменистый склон был опасен и сам по себе. Филипс споткнулся и растянулся во всю длину, едва не попав на камни. Поднявшись, он увидел справа извивающуюся тропинку. Разводя руками низкие кустики, он бросился туда.
Прогремел второй выстрел, за которым последовал вопль агонии. У Филипса сердце подступило к горлу. Проскочив заросли, он побежал со всех ног по тропинке, стремясь скорее укрыться в темноте.
Не успев осознать, что происходит, он оказался в воздухе и пролетел над ступенями. Казалось, прошло невероятно долгое время, прежде чем он долетел до земли. Инстинктивно он подался вперед, прижал голову к груди и перекувыркнулся, как заправский акробат. В результате он оказался на спине, потом сел, чувствуя себя совершенно ошалевшим. Сзади слышался топот ног по тропинке, и он заставил себя подняться. Он опять бежал, с трудом преодолевая дурноту.
Следующие ступени он вовремя заметил и притормозил. Спутился, прыгая через три-четыре ступеньки, и вновь бежал, чувствуя, что ноги уже подкашиваются. Тропа под прямым углом пересекла другую, но Мартин не успел подумать, стоит ли менять направление.
На следующем перекрестке эта тропа закончилась, и Мартин на мгновение задумался. Внизу и справа лес кончался. На его краю виднелось нечто похожее на балкон с бетонной балюстрадой. Внезапно вновь послышался топот ног, на этот раз бежали несколько человек. Думать не было времени. Внизу метров на сто тянулась бетонированная игровая площадка с качелями, скамейками и чашей в центре, вероятно, летним бассейном. За площадкой виднелась городская улица, по ней проехало желтое такси.
Услышав приближающиеся шаги, он с трудом сбежал с балкона по боковой бетонной лестнице, ведущей на игровую площадку. Только тогда, слыша все более близкий топот ног, он понял, что не успеет проскочить открытый участок до того, как бегущий сзади появится на балконе. Он будет совершенно беззащитен.
Филипс стремительно нырнул в темное углубление под балконом, не обращая внимания на зловонный запах мочи. В этот момент наверху уже слышался топот с трудом передвигаемых ног. Он испуганно подался назад и стукнулся о стену. Затем, повернувшись, позволил себе присесть, стараясь приглушить громкие судорожные выдохи.
Колонны, поддерживающие балкон, резко выделялись на размытом фоне площадки. Дальше виднелись редкие городские огни. Тяжелые шаги прозвучали над головой, затем спустились по лестнице. Темная расхристанная фигура, хрипло дыша, появилась в виде четкого силуэта и двинулась по площадке в направлении улицы.
Следующие шаги звучали более легко. Филипс слышал приглушенный разговор. Потом тишина. Фигура впереди двигалась наискосок мимо бассейна.
Над головой раздался резкий звук выстрела, и фигура на площадке упала вниз лицом. Ни единого движения. Смерть наступила мгновенно.
Мартину оставалось только полагаться на судьбу. Бежать дальше невозможно. Он загнан в ловушку, как дикий зверь. Оставалось только прикончить его. Не будь он так измотан, можно было бы думать о сопротивлении, а так он просто тихо сидел, слушая, как легкие шаги продвигаются по балкону и дальше вниз по лестнице.
Ожидая увидеть силуэты между колоннами прямо перед собой, Филипс затаил дыхание.
