2
– Комендант О'Нейл прибыл для прохождения последней инструкции, Ваша милость, – доложил Симус, небрежно салютуя. Его тон содержал достаточно подобострастия, чтобы скрыть дерзость.
На этот раз мадам скажет всю правду, а не полуправду, как она часто делает по политическим соображениям, даже когда ее уклончивость нецелесообразна.
Настоятельница сняла руку с кварцевого кристалла, передающего физические импульсы на огромный экран, расположенный в ее тронном зале.
Изображение Зилонга поблекло, толстые красные шторы опустились. В открытых бортовых иллюминаторах все еще были видны холодные звезды, безучастно мерцающие в абсолютной темноте. О'Нейл, не любивший темноты, вздрогнул и отвернулся от иллюминатора.
– О, да, Симус, – сказала она рассеянно. – Входи.
При его появлении в ее глазах всегда появлялся легкий блеск. Симус знал, что был для нее почти сыном, вместо ее трагически погибших детей. Это затрудняло взаимоотношения, но ни один из них не решался признаться в этом.
С другой стороны, приятно сознавать, что в ее сердце есть уголок для тебя.
Перебирая бумаги, она начала читать заключительный отчет.
– Этот отчет, Симус, составлен на основании четырех источников: а). Рапортов путешественников, случайно высадившихся на Зилонге, обычно по ошибке; б). Научных оценок, благодаря которым нам известно об общинных утопических обществах со схожей природой; в). Нашего собственного физического сканирования, которое, между прочим, осталось незамеченным ими; и, наконец, г). Наше психическое считывание, которое, как и физическое сканирование, более чем неудовлетворительно с такого расстояния. Ясно?
– Да, – коротко ответил он.
Она порылась в бумагах.
– А теперь на основании обобщения материала я попробую прокомментировать эти данные, хорошо?
– Уверен, что Вам не часто приходится выступать в роли социального ученого.
– Я прибегаю к жаргону, когда считаю, что он уместен, – она слегка порозовела. Это свидетельствовало о том, что в последней перебранке, а это была излюбленная манера таранцев вести разговор, последнее слово оказалось за ним, но и только.
– По всей вероятности, это утопическая культура, достигшая завершающей фазы и перед полным разложением. Общинная направленность, возродившая ее однажды, длилась очень долго.
Можно предположить, что прежде, чем притворное единодушие стало пустым обрядом, прошло довольно много времени. Эта культура может быть высоко цивилизованной, умелой и изящной до тех пор, пока никто не оспаривает основополагающих принципов структуры реальной власти…
И не следует заблуждаться, Симус Финбар О'Нейл, эти общинники-утописты располагали очень сильной властью с самого начала.
– И мы, конечно, точно не знаем, к чему они пришли спустя тысячу лет. Да?
– На редкость тонкое умозаключение, – она подняла тонкие брови. – В любом случае, они должны быть очень сплочены, но эта сплоченность скорее вызвана социальным контролем. У них не достаточная свобода личности в нашем понимании, не достаточная творческая активность.
– Не похожи на нас, – ухмыльнулся Симус.
Настоятельница не удостоила вниманием его замечание.
– Вряд ли они сильно отличаются от банды полусумасшедших анархистов-индивидуалистов, за которых я призвана нести ответственность.
В глубокой задумчивости она перебирала изящными пальцами по крышке стола.
– Мы вздорны, беспокойны, свободолюбивы, принимаем решение меньшинством голосов…
– Кроме ежегодных перевыборов вашей милости.
– Это к делу не относится, – пальцы двигались все быстрее, – …не отличаемся воспитанностью и вежливостью, не очень образованы, и все же мы не только не ограничиваем индивидуальную творческую активность, доходящую до эксцентричности, как, например, в твоем случае, – она родительски улыбнулась ему, словно избалованному ребенку, – мы активно усиливаем ее. Мы, на самом деле, очень гордимся своей неординарностью и эксцентричностью.
– Да уж, мы, наверное, последние представители такого племени.
– Да, мы последние, Симус Финбар О'Нейл. Наши манеры и мораль мало изменились со времени про-кельтов на Таре. Мы слишком много пьем и слишком много спорим, слишком много говорим, слишком часто сражаемся…
– К слову, прошу прощения у вашей милости, слишком часто занимаемся проституцией.
Ее Преосвященство нахмурилась.
– Не совсем так. Зачастую наши мужчины довольно робки в этих вопросах, больше говорят, чем делают, я попала в точку, Симус?
О'Нейл не нашелся, что ответить. Мадам, довольная тем, что последнее слово осталось за ней, продолжала:
– Наши сексуальные отношения обычно сопровождаются бесконечным словесным поединком.
– Ну, может быть не совсем так, не совсем, – Симус дружелюбно ухмыльнулся. – Гораздо более миролюбиво.
– Мы слишком часто предаемся бесплодным мечтам и оправдываем это мистицизмом. Мы часто молимся, но лишь потому, что считаем Бога Гэлом, вроде нас. Мы постоянно принимаем души и ванны, все время в воде. Мы создали фетиш из личной гигиены, и в то же время неисправимо неряшливы в доме. Во всей Галактике не найдется более запущенного корабля. И все это н е с м о т р я на мои бесконечные усилия содержать его в чистоте и порядке.
– Все-таки он выполняет свои функции, – Симус поднял руки, словно прося пощады.
– Будем надеяться, что уже не долго осталось. Итак, на чем я остановилась? Ах, да, мы научились ненавидеть, но и научились любить. Мы поем, когда нам плохо, и плачем, когда мы счастливы. Мы смеемся и пьем, мы занимаемся любовью после пробуждения, и плачем, и снова пьем; часто не выполняем супружеских обязанностей…
– Все это просто ужасно…
– Итак, – сказала она более натянуто, – взвешивай все "за" и "против". В любом случае, культурные контакты с распадающейся утопической общинностью… – она порылась в бумагах, – кажется, наши учителя именно этот термин применяли, да. Сильно сказано, не правда ли?.. Между, как я сказала, разлагающейся общинностью, и неисправимыми – дай-ка я взгляну, да – анархистами-индивидуалами чреваты трудностями.
– Анархисты-индивидуалисты? Это мы и есть? Прекрасно, вполне убедительно. Мы мне нравимся больше.
– Превосходно. Вот только наших друзей там, внизу, придется простить, если они встретят нас так же, как наши предки викингов. При любом сценарии могут быть серьезные трудности.
– Мы же не собираемся причинять им зла, – Симус нетерпеливо заерзал на стуле. – Не оставлять же их одних?
– Не собираемся причинять зла? – она нервно дотронулась до нагрудного креста из слоновой кости. – Это именно то, что провозглашали первые миссионеры на Таре, когда нечаянно занесли заразные болезни, погубившие почти поголовно всех аборигенов. Теперь мы успешно справляемся с медицинскими проблемами. Но наш образ жизни может оказаться для них столь же губительным. Ты можешь себе представить, цитируя францисканских монахов, зилонгских женщин, пытающихся противостоять бесконечному потоку лести, текущему из уст таранских самцов?
– Или зилонгских самцов, пытающихся подсчитать, сколько раз из тысячи ответов "нет" женских особей это будет означать фактически "да"?
– Не совсем так, – как обычно, когда последнее слово в споре оставалось не за ней, упрямый изгиб ее губ становился жестоким.
Такое изменение настроения Кардины Фиджеральд не сулило ничего хорошего. Мерка, применимая к одному, должна применяться и к другому, и, вместе с тем, по ее тону чувствовалось, что в словах Симуса была правда.
– Вернемся к серьезному тону. Что могло произойти с культурой, не знавшей политической демократии, в том виде, в котором она известна нам везде – веками; оказавшаяся лицом к лицу с обществом, для которого занятие политикой – любимое времяпровождение.
– В любое время дня и ночи.
Она решительно не замечала его реплик.
– …С культурой, не допускающей проявления личной неудовлетворенности при неожиданном столкновении с другой, для которой прославление этого свойства личности стало нормой жизни, обычным делом, как пение псалмов в церкви?
– Кажется, я начинаю понимать, – Симус подался вперед. – Если наша оценка верна, то трудности с их точки зрения состоят в том, что их культура утратила движущую силу. У нее же, как мы убеждены, она достигла наивысшей точки.
– В анархии есть отрицательные моменты, насколько я могу судить по нашим людям. Это и беспорядок, и распущенность, но анархия редко приходит в упадок.
С другой стороны, их культура в опасности. Она будет либо медленно угасать, словно часы, которые нельзя завести, либо накопит колоссальный запас разрушительной энергии, готовой взорваться в любую минуту.
Потридж предполагает шанс распада в течение года – пятьдесят на пятьдесят. Бесспорно, что оба эти процесса произойдут.
– Кто-нибудь из них будет знать об этом?
– Большая часть не примет этого, – она мельком взглянула на зашторенный экран, – но часть наиболее интеллектуально развитых, более безумных, конечно, будет знать. От этого ситуация станет еще более неустойчивой и при кажущемся внешнем спокойствии и благополучии.
Неожиданно, глядя ей прямо в глаза, он спросил:
– Таким образом, на краю пропасти, у вас возникла необходимость послать туда человека, жизнь которого вы оценили дешевле старого компьютера?
Леди Дейдра Фиджеральд вздохнула.
– Ты же знаешь, Симус О'Нейл, что не обязан этого делать, – она показала на карту Зилонга, изображение которой благодаря ее ментальным усилиям показалось на небольшом дисплее. – Симус, возможно, это конечная точка нашего паломничества. Богу известно, что время уже пришло. Мы оба знаем, какую цену пришлось заплатить за это право. Мы не можем допустить еще одну неудачу.
В плотно задрапированной комнате повисла тишина.
Настоятельница была облачена в траурную темную одежду вместо традиционного голубого кельтского платья для торжественных церемоний с тонкой красной каймой и голубым крестом. О'Нейл знал, что сейчас она думает о муже и детях.
Он тоже вспомнил своих родителей, убитых десять лет назад во время трагической высадки на Ригоне. Говорить об этом он не хотел.
– Кроме того, я хочу, чтобы ты знал все, в монастыре существует фракция, которая считает, что пришло время изменить Святой Закон.
– Кретины! – Симус вскочил с кресла, готовый сражаться с любым, кто посмеет бросить вызов мудрости Ее Милости.
– И ты не лучше, – она указала на кресло. – Умерь свой пыл и сядь. Это слишком сложный вопрос, чтобы пытаться решить его с помощью кулаков, она поправила крест из слоновой кости, убрала под вуаль несколько выбившихся прядей. – Их недовольство понятно. Повод для серьезного беспокойства у нас есть. Однако, если мы превратимся из миссионеров в колонистов, вместо того, чтобы оставаться вежливыми гостями, ждущими приглашения, станем насаждать нашу веру, это приведет к насилию и смерти.
Может быть, вначале это принесет нам успех, но в дальнейшем наши потери будут значительно более ужасными, чем если бы монастырь превратился в безжизненную пустыню.
– И вы не будете принимать участи во вторжении?
– Я не буду, – она вытянула вперед руку, твердо и уверенно.
– Как и большинство из нас. Если до этого дойдет, они сами будут захвачены.
– Тише, тише, Симус, – энергично зашикала она. – Слава Богу, до этого еще не дошло. Пока об этом только говорят. Однако, я понимаю отцов и матерей, которые не хотят видеть медленную и мучительную смерть своих детей без пищи, воздуха и воды. Но разговоры о мятеже – это еще далеко не мятеж.
– Итак, я должен немедленно отправиться и выяснить, согласятся ли зилонгцы выделить землю на острове самой большой реки под монастырь, – он надеялся, что такой бодрый и энергичный тон развеет ее грусть и озабоченность.
Настоятельница, поигрывая рубином на пальце, сказала:
– Как тебе известно, Симус, наш Орден не миссионерский. Странствование скорее просто девиз, не требующий подтверждения. Мы никого не обращаем в нашу Веру силой. Со времени Великого Колумсайла на "Ионе", наши монастыри предназначались для обучения и молитв. И если наш пример вдохновляет кого-то на изучение и принятие нашей Веры – это прекрасно. Никаких других условий мы не ставим.
Это было официальное мнение. Дейдра повторяла его скорее как хорошо заученный урок. Симус знал, что она верит в это, но он и сам верил более или менее, и его родители до него тоже верили. Иначе зачем молодым отправляться в такое безумное путешествие?
Издеваясь над официальной версией, с известной долей сарказма Симус продолжил:
– Поскольку с тех пор все мы стали немного ростовщиками, закончить наше странствие мы согласимся только когда будем достаточно уверены в том, что местных обитателей заинтересует не только наш ирландский самогон. Если Потридж прав, зилонгцы рассчитывают на кого-то, кто снабдит их оружием в ближайшем будущем.
Он пытался зажать ее в угол и вынудить сказать все до конца.
Дейдра не обращала внимания на его сарказм. Роясь в бумагах, она говорила:
– Не забывай, мои святейшие предки тоже полагали, что их примут с распростертыми объятиями на Ригоне. И только благодаря Гармоди и парням из Диких Гусей нам удалось избежать полного истребления.
О'Нейл помнил все. Он помнил себя четырнадцатилетним мальчишкой, стоящим с окровавленным копьем над телами изуродованных близких. Никогда мы он не смог забыть Ригон и тех святых дураков, которые послали их на смерть.
– Значит, мне необходимо выяснить, сколько времени в запасе у зилонгцев?
– Да, примерно, Симус О'Нейл.
Она снова вздохнула. Что-то в материалах, лежащих на столе, приковало ее внимание.
Проклятье, даже не взглянет на меня. Если и выдвигать возражения, то именно сейчас.
– Почему бы не предоставить их самим себе? Если у зилонгцев с культурой все нормально, зачем же подвергать ее риску разрушения? Разве они испытывают неудобство от того, что не свободны?
Поднявшись с кресла, настоятельница подошла к иллюминатору.
– Симус О'Нейл, ты знаешь только свободу. Жизнь без этого ты не можешь даже вообразить.
Она старалась избегать его взгляда.
– Мы не собираемся причинять зилонгцам вреда. Ты достаточно хорошо меня знаешь, чтобы не подозревать в том, что я могу посягнуть на чье-либо счастье или благополучие. Я доверила тебе эту миссию; ты тоже должен мне доверять, что бы я не предприняла.
Она выглядела уставшей и измученной от своих мыслей. Вся команда "Ионы" преклонялась перед этой женщиной. Каждый год на выборах ее победа была ошеломляющей. Все, даже те, кто собирался менять Священный Закон, были за нее. Симусу интуитивно казалось, что она допускает такие изменения.
И уж если кто и мог привести их скитания к счастливому концу, то только она. Она умела предвидеть проблемы и разрешать их.
Он видел своими глазами, как ей удалось увернуться от столкновения с огромным метеоритом, когда защитные поля вышли из строя. И, как говорил Лайм Гармоди: "Это сотая доля того, что она может. "
Ничего необычного в том, что женщина избиралась капитаном, не было. Много лет назад Святая Бригида возглавляла женщин и мужчин монастыря.
Конечно, она была не девственница; до тех страшных событий на Ригоне у нее был муж и трое детей.
Если верить сплетникам, в молодые годы на Таре, еще до скитаний, особенным благочестием она не отличалась. После трагедии она приняла решение оставить Диких Гусей и вступила в монастырскую общину, чтобы хоть как-то приглушить сердечную боль.
Очень преуспела в политике, отличалась мудростью и набожностью, не утратив юношеской энергии. Средних лет, но выглядела моложе благодаря черным, как смоль, волосам, изящным чертам лица, по-юношески широко распахнутым светлым глазам.
Была ли у нее абсолютная власть? Учитывая характер таранцев – вряд ли. Но на их преданность и верность она могла рассчитывать всегда.
Никто не мог ее представить иначе как в монашеском одеянии. Но она, как и все члены команды, плавала в бассейне, в темно-красном купальнике с бахромой, и каждый мог убедиться, что она была в прекрасной форме.
Обсуждать эту тему, однако, было не принято, а уж в ее тронном зале все и подавно об этом забывали.
Однако, продолжим.
Печальный тон насторожил О'Нейла. Он выпрямился во весь рост.
– Женщина, есть что-то, о чем ты умолчала?
Она задумчиво разглядывала карту.
– Конечно, есть. все дело в аборигенах. Существа, жившие на Зилонг, прежде, мигрировали. О них упоминается в нескольких докладах. Путешественники отмечают, что есть что-то необычное, связанное с ними или их отношением к зилонгцам.
– И это тоже входит в мою задачу – присматривать за дикарями. Леди Дейдра, неужели же слухи о космических бродягах – это серьезный повод для такой озабоченности?
Женщина, прекрати ходить вокруг да около. Ты доведешь меня до бешенства.
– Ты очень наблюдателен и чуток, – она устало вздохнула, грациозно поднялась с кресла, взглянула в боковой иллюминатор. – До нас дошли наброски с изображением аборигенов, сделанные путешественниками до нас. Они хранятся в банке данных Потриджа. Вот, взгляни, Симус.
Он склонился над бумагами. Существа очень напоминали человека.
– Это похоже на давно вымершее маленькое существо из учебника биологии. Догуманоиды? Что они делают здесь?
– Превосходно, Симус Финбар О'Нейл. Я не знаю. И, может быть, никогда не узнаю.
Занесенные с Земли целую вечность тому назад, во время Великого Освоения или из какого-нибудь другого места, о котором мы ничего не знаем. Очень медленно эволюционировавшие из-за неблагоприятных условий на этой планете. Возможно…
– Бригида, Патрик и Колумсайл?
– Замечательно! – она нажала на кнопку в стене, и к великому облегчению Симуса, иллюминаторы задернулись шторами.
– И другими Великими Святыми. Таким образом, вполне вероятно, что так называемая доминирующая раса вмешалась в процесс эволюции этого вида, который, по всей вероятности, является совидом нам и им.
– Ох.
– Я высказала то, что подсказывает моя интуиция, Симус, – Она порывисто прикрыла ладонями огромный живот изображенного существа. – Там, где ты усматриваешь преобладание совида, ты сталкиваешься с сексуальной эксплуатацией. При нехватке женщин обладающие властью мужчины выставляют свою силу напоказ, в гаремах, насаждая проституцию.
Расы смешиваются. Потом, когда превосходящая раса ужасается сделанному, она отрицает прошлое. Это означает, что она отрицает совидовость подчиненной расы.
В результате – еще более жестокое насилие, эксплуатация, деградация миллионов существ.
Ты понимаешь?
– Как Вы сами сказали, даже таранцы – фанатики.
– Даже они, – она криво улыбнулась. – Наконец-то мы выяснили это, Она вернулась к креслу, опустилась в него так же изящно, как и поднялась
– Вы даже сказали, что фанатик извращается сам гораздо в большей степени, чем предмет своего фанатизма.
Она снисходительно улыбнулась.
– Хорошо соображаешь, Симус Финбар О'Нейл. Оставим в стороне предвидения социальной науки, – она нетерпеливо откинула отчет. – Держу пари, если только настоятельнице святого монастыря это разрешается, на оставшиеся на корабле драгоценности, что доминирующая раса под именем своего мнимого превосходства совершила ужасные преступления по отношению к себе самой и другим.
– Так на чьей же мы стороне? Надеюсь, на стороне несчастных маленьких существ?
– Каждой расы, – она буквально набросилась на него. – Мы пытаемся восстановить мир, а не принимать ту или иную сторону в конфликте. Пойми.
Напустив важный вид, он парировал:
– Мне потребуется некоторое время, чтобы вспомнить хорошенько Святой Закон.
Капитан откинулась в кресле и сказала очень примирительно:
– Мы не имеем права быть пристрастными, Симус. Мы не можем на этом замкнуться.
У зилонгцев есть некоторые странности, которые не укладываются в нашем представлении. Культура слишком отличная от нашей, и мы не можем влиять на нее. Поэтому нам и нужен "ретранслятор "… – у нее сорвался голос.
– Вы имеете в виду внедрение в психику? Но я не из таких! – его прорвало.
– А почему ты так в этом уверен? – ее проницательные голубые глаза видели его насквозь.
Несомненно, в извилинах Потриджа хранятся данные о нем с самого детства. Он не отличался высокими способностями по восприятию психического воздействия, но мог оказывать его на других.
Его послали на Зилонг, чтобы он впитывал в себя колебания энергии и пересылал их на корабль для расшифровывания. Черт бы побрал эту женщину! ее глаза не отпускали его. Он покорно скользнул в кресло.
– Высказывайте уж сразу все, до конца.
– Зилонг, возможно, последняя планета, – она положила ему на плечо руку. – Те, кто поговаривает об изменении Закона, плохо себе представляют наше истинное положение. Иначе бы они требовали более энергично. Мы не можем допустить мятежа.
– Последняя планета? Женщина, что это значит. В космосе столько планет. Разве Господь не создал их в количестве большем, чем достаточно?
– Симус, я имею в виду, последняя – для нас. "Иона" устала и стара. Она уже не может функционировать так же хорошо, как раньше.
Наше странствие было самым длительным в истории Тары, и мы не знаем, сколько еще может протянуть этот корабль. По моим прикидкам – еще год-два.
О'Нейл сурово молчал.
– Прекрасная моральная поддержка, – невесело резюмировал он. Положение безнадежно.
– Неужели, Симус. В нас, кельтах, фанатизм перемешан с надеждой. Именно поэтому мы отправляемся странствовать. Когда надежда исчезает, остается парализующая существо меланхолия. Таких неисправимых оптимистов, как ты, остается совсем мало, – она немного улыбнулась. – А вот меланхолии на нашем корабле хоть отбавляй. Это невозможно исправить. Сколько свадеб среди молодых Диких Гусей было в последнее время? Я думаю, что это положение с твоей помощью можно исправить.
– Вы полагаете, что с нами происходит то же, что и на Земле во время Великого Голода? У людей просто не осталось надежды на будущее, чтобы заводить семью?
И снова тяжелый вздох.
– Слишком много несчастий, слишком часты крушения, слишком много поражений, Симус, даже для такого маленького экипажа с Тары.
Она говорила медленно, тяжело, словно на ее плечи взвалили печали сразу всех паломников.
– А если мы не высадимся?.. – спросил О'Нейл.
"Черт побери, конечно я смогу. Но почему она все время что-то недоговаривает?"
Дейдра улыбнулась.
– Тогда этого не произойдет, и странствие будет продолжаться.
Она отпустила его взмахом руки.
– Все, Симус О'Нейл. С тобой все. Пока я не получу от тебя хороших известий, я больше ничего не смогу добавить.
Подготовка началась. Монах-психолог приготовил микстуру из лекарств и условия для представления О'Нейла на Зилонге, как безобидного странствующего космического менестреля. Эта роль хорошо подходила Симусу, и вероятность того, что зилонгцы разрушат защиту специалисты оценили шестью процентами. Защита внесла коррективы и в его внешность. Теперь он выглядел, как в бытность студентом-антропологом Тарского Университета до исключения за чрезмерные возлияния ("А кто из нас не пил?" – возразил тогда О'Нейл).
Аббат спел прощальную Мессу. Это было удивительно трогательно. Если бы у них не было надежды на его возвращение, сама Настоятельница приняла бы участие в "прощальном ритуале". Если бы его шансы были высоки, то чествование проводил бы помощник Аббата.
Поскольку пел Аббат, шансы были средние.
После Мессы он подошел к Ее Милости.
– Я не теряю надежды получить ваше последнее благословение до отправления. Уверен, что это не повредит.
Он преклонил колено, чтобы поцеловать Кельтский крест у нее в руке.
Она обняла его голову.
– Иди с Богом, О'Нейл. Возвращайся назад целым и невредимым.
Это было торжественным благословением. Благостное прикосновение этих рук пронзило все его существо. Он был преисполнен светом, теплом, избытком любви.
Удивительно, что Настоятельница чувствовала такую любовь к нему.
А что, собственно, удивительного? Она была женщиной, а он был для нее ребенком.
Ведь он тоже любил ее. Как мать. Почти…
В ее глазах застыли слезы. Это было потрясающе. Ведь сентиментальностью из Капитан не отличалась.
На мгновение показалось, что это оплакивание. Комок подступил к горлу.
Хеннеси, его второй помощник, вместе с женой ждал у компрессионной камеры, ведущей к миниатюрному космическому кораблю.
"Прекрасно, парень. Твой лучший друг женился на твоей девушке, и теперь они вместе провожают тебя."
Он пожал руку Фергусу, крепко обнял Тэсси, "Я уверен, детка, ты сделала правильный выбор. Никогда не жалей об этом." Пройдя по длинным коридорам камеры О'Нейл думал, что Тэсси, должно быть, действительно права.
Ну кто бы послал сентиментального Хеннеси на такое дикое задание.
Он прошел мимо большой группы транспортных судов – "Кевин Барри", "Томас Патрик" и "Даниэль Р. Монихан", миновал тренировочное судно "Неппа Тенди", шаттл Аббата "Михаэль Коллинз", крейсерские суда "Бернанд Дельвин", "Имон Кази" и "Джон Г. Кеннеди".
В самом центре камеры швартовался его потрепанный "Имон де Валери". Уверяли, что это корабль для межзвездных перелетов. В действительности же это было расшатанное непредсказуемое корыто, растратившее себя, как и его пилот.
В переговорном устройстве слышался звон колоколов, зовущих на вечернюю молитву. Он задраил дверь корабля. Перед тем, как нажать на кнопку старта, Потридж пожелал ему бесстрастным механическим голосом:
– С тобой Бог, Симус О'Нейл.
В ответ на это Симус задал несколько конкретных непристойных вопросов о его предках.
И чтобы лишь возможности старого болтуна ответить, отключил коммуникационный ввод.
