***
Очередная площадь легла перед ними шахматной доской с "толпой" фигур-скульптур и колонн. Затем слева потянулось гигантское здание Лабиринт, по словам Селкит, пантеон бесчисленного множества богов страны, среди которых были не только человекоподобные существа, но и кинноры, "кентавры-наоборот", и другие монстры, полулюди-ползувери-полуптицы, выраженные галереей скульптурных щедевров, созданных неведомыми скульпторами.
Справа открылась аллея своеобразных сфинксов – динозавров с человеческими головами, размеры которых по мере продвижения увеличивались, росли, пока не превзошли размеры зданий за ними.
Последний сфинкс высотой с небоскреб казался живым, а формой больше всего походил на… жругра! Он смотрел вниз, на людей-букашек, с насмешливым презрением и улыбался, и от этой улыбки по коже ползли мурашки.
– Это мавзолей Ахтоя, последнего кемтарха Риангомбе, – сказала притихшая Селкит. – Он пришел с юга с армией хемуу, победил Хаттусилиса и возвел эту часть города.
– Видимо, строителями у него были недобрые люди, – тихо проговорил Никита, поднимая голову: показалось, что сверху на них упала холодная зловещая тень. Оглянулся.
Сзади город был творением умелых зодчих и художников, выражением их эстетического идеала, пусть его пропорции и казались странными для людей Земли, впереди же город преображался, становился иным, более грубым и тяжелым, подавляющим психику и воображение. Ухищрениями архитекторов и строителей человек здесь низводился до уровня песчинки, теряя остатки воли и превращаясь в послушного чужому приказу исполнителя. Главными элементами этой архитектуры были гигантские пирамиды, видимые издалека, за десятки километров от города, и "зиккураты" – витые асимметричные башни с колючими шпилями.
– Там живут хемуу, – кивнула на пирамиды Селкит, – а также зимба, тиесс нисут и другие твари. Кроме того, иногда пробуждается Ме, а это очень опасная укву, справиться с ней невозможно.
Вы сильные маги, но я не советовала бы идти туда.
– Я тоже, – сказал Такэда, задирая голову на "сфинкса". – Вылитый жругр, а?
Никита, стоящий в тени здания, кивнул, разглядывая город впереди. За "сфинксами" площадь уступами спускалась к реке Лойянгалани, через которую переползали тяжелые и угрюмые мосты. Идти через реку не хотелось.
– А почему вы не живете в городе? – спросил Сухов, решая задачу идти или не идти.
– Я же говорила – Ме, – коротко ответила Селкит, веселость которой улетучилась без остатка.
– А что такое Ме? – деликатно спросил Такэда.
– Могучая таинственная сила, управляющая миром. Иногда она приходит в образе богини-воительницы Найт, но чаще безлика, хотя и вездесуща. От нее все наши беды. Если бы она выходила чаще, наш народ давно исчез бы.
– И как часто она выходит?
– Раз в пятьдесят лет. Прошло уже сорок семь.
Такэда подошел к Сухову, сказал вполголоса:
– Уж не наша ли знакомая Гиибель – эта "богиня-воительница" Найт? Здешний мир явно под контролем игв.
– Если бы он был под контролем игв, мы были бы уже мертвы.
Идемте, – решил наконец Никита; эрцхаор не показывал присутствие "князей тьмы" из свиты Люцифера, к тому же, для демонов свиты расстояния не служили препятствием. Если бы они захотели нанести удар, они нашли бы Посланника везде.
Такэда снова поплелся сзади беседующей пары, остро осознавая свою ненужность и вспоминая их появление в доме отца Селкит, номарха провинции, колдуна и мага, воителя и врачевателя со звучным именем Зу-л-Кифл…
Путь от родника к селению, где жили Селкит и ее родичи, оказался достаточно коротким, не более двух километров. Селение – десятка три квадратных башен, окруженное оградой из огромных, наклоненных наружу, острых копий, пряталось в скалах, на плоскогорье с отвесными стенами, поднятом над равниной на высоту в триста-четыреста метров. Добраться до него можно было только по висячему мосту или с помощью подъемника, которые охранялись могучими воинами, вооруженными пиками, короткими мечами, скорее всего, бронзовыми, и кистенями – тяжелыми колючими шарами на цепях. Начальник стражи, молодой, скуластый, энергичный, был, к тому же, вооружен плетью наподобие плети Селкит. Пропустил гостей он только после повторного приказа девушки, вспыхнувшей под взглядами Никиты и Толи.
Ни дети, ни старики и женщины на улицах селения не появлялись, лишь изредка проходили одетые в длинные рубахи до пят мужчины с грузом на плечах или на тележках, да группы обнаженных по пояс воинов. На пришельцев они смотрели косо и лишь присутствие Селкит заставляло их сдерживать любопытство. "Мэр" селения, он же номарх, то есть правитель области нома Кемет, оказался отцом Селкит. Звали его Зу-л-Кифл, и выглядел он, как вылитый египетский фараон из земной истории. Он вышел из "дворца" – такой же башни, как и все остальные, разве что украшенной барельефами, – в ослепительно белой галабии – то ли рубахе, то ли плаще, с красным шарфом на шее и красным поясом, обутый в золотые сандалии. В ушах его качались такие же серьги, как и у Селкит, а голову укарашала необычная шапочка, сплетенная из золотых нитей.
У него было длинное, надменно-усталое лицо с тяжелым скощенным подбородком и полузакрытыми глазами, и седые волосы, но стариком он не был. В каждом его движении чувствовалась сдержанная сила, шаг был легок, а под галабией угадывалась атлетическая фигура если не юноши, то зрелого мужчины. Никита, даже не глянув на индикатор, понял, что перед ним тот, кого он искал, маг и хозяин хрона. Перстень отреагировал на появление номарха зеленой вспышкой, и тотчас же Никите показалось, что кто-то открыл дверцу в голове, заглянул, увидел, что надо, улыбнулся и закрыл. Лицо Зу-л-Кифла при этом осталось неподвижным, но в гдазах мелькнул веселый огонек.
– Привет, Посланник, – сказал он звучным и глубоким голосом. – Будь моим гостем. Привет и тебе. Наблюдатель.
– Э-э… – сказал в ответ Такэда.
– Привет, один из Семи, – уверенно произнес Никита.
– Не торопитесь, Посланник, – улыбнулся Зу-л-Кифл, отступил в сторону. – Селкит, проведи гостей ко мне. Прошу простить меня, я вернусь вечером, – обратился он к землянам, – появились неотложные дела. Отдыхайте, здесь вы в безопасности.
– Отец, они спасли меня от хемуу.
– Ты, как всегда, уходишь без охраны и когда-нибудь будешь наказана.
Селкит фыркнула, высокомерно подняла подбородок и прошествовала в дом.
– Оказывается, и дети магов не слушаются родителей, – проявил сочувствие Такэда, реабилитируя себя за рестерянность во время знакомства.
– Такова реальность. – Зу-л-Кифл снова улыбнулся и… исчез!
Друзья невольно оглянулись, но хозяин действительно испарился. Им ничего не оставалось делать, как войти в никем с виду не охраняемую резиденцию номарха.
Селкит они увидели через два часа, только после того, как их искупали в огромных чанах юные обнаженные девушки, похожие друг на друга, как сестры, и после вечерней трапезы. Для путешественников это был завтрак, обед и ужин одновременно.
Зал-столовая находился на первом этаже дома, две стены его были прозрачными, как и потолок, и поэтому казалось, что едоки сидят на открытой веранде, но оба точно знали, что извне стены владения номарха кажутся каменными, а потолок сделан из толстых каменных перекрытий и прозрачным быть не может.
Были поданы салаты из бобов и трав, а также из какого-то растения, напоминавшего цветную капусту, но со вкусом сладкого перца. Потом вынесли кашу из проса, овсяные лепешки и мясо, на вид телячий язык под белым соусом. "Язык" оказался мясом камеланда, животного, соединявшего в себе признаки верблюда и кенгуру. И завершало обед сладкое: нечто, напоминавшее по вкусу финики и сок бангеро – местной разновидности кактуса, коричневый, тягучий, как сироп, но прекрасно утоляющий жажду, бодрящий и вкусный. Ничего похожего на вино и другие алкогольные напитки подано не было, а когда Такэда ради любопытства спросил об этом служанку, та его не поняла.
Тот же самый вопрос он задал и Селкит, которая после раздумий сообщила, что существует такой священный гриб – теонанакатл, – поев которого человек ощущает опьянение, эйфорию, становится на некоторое время неуязвим для любого оружия, но потом теряет рассудок и память.
– Но употребление гриба запрещено законом, а больше ничего подобного народ не ест и не пьет.
Селкит вывела их на плоскую крышу здания, и они с интересом посмотрели заход солнца: краски были иными, чем на Земле, но зрелище от этого своего великолепия не потеряло.
Затем Никита, переодетый, как и Толя, в такой же белый халат галабию, принялся расспрашивать девушку о местных обычаях, разговор перескочил на развлечения молодежи в обоих мирах, и Селкит, пораженная рассказом танцора, слушала его, забыв обо всем, в том числе и о своей роли хозяйки и дочери главы государства. Оживилась она лишь тогда, когда Сухов проговорился, что он профессиональный танцор. Оказалось, что Селкит победительница кемтессий – ежегодного праздника-состязания танцоров, собирающихся со всех концов страны в бывшей ее столице Соут-Хорре.
– Послезавтра как раз начало очередных кемтессий. – Селкит оценивающе глянула на Никиту. – Что если ты будешь моим партнером? – Глаза ее загорелись, она даже захлопала в ладоши. – Если ты "великий искусник" (так переводилось на местный язык слово "профессионал"), то мы наверняка станем победителями.
Не возражай! Превращу в аазы или в бииняо!
– А что это такое? – Никита с удовольствием смотрел на лицо Селкит, воодушевленное идеей, свежее и прекрасное.
– Аазы – наш посыльный. – Палец девушки показал на пересекающий пустыную, приближающийся к селению хвостик пыли.
– Такой маленький бегун с глазами на макушке? Мы его встречали. А бииняо?
– Утка с одним крылом. Чтобы летать, ей надо соединиться с другой уткой – мужского пола.
– Ну, если второй половиной будешь ты…
К дальнейшему разговору юной пары Такэда не прислушивался, ему стало скучно, и выручило его лишь появление у дома посыльного Зу-л-Кифла.
Бегун и в самом деле оказался человечком, вернее, пародией на него, с тонкими ручками и длинными, кузнечикообразными ногами, а также с головой огурцом, с которой смотрели во все стороны не два, а целых пять глаз: три по бокам и два на макушке!
Он принес сообщение от номарха, в котором тот извинялся за задержку, обещал быть завтра к обеду и просил Селкит показать им утром город.
Пожелав всем спокойной ночи, Такэда ушел спать, а утром они направились в Соут Хорр, в бывшую столицу Риангомбе…
– Уснул, что ли? – донесся голос Никиты.
Такэда встряхнулся, подхватил транскоф ("Вы всегда с этим ходите? поинтересовалась Селкит утром. – У вас там спрятаны сокровища?" "Жизнь", серьезно ответил Толя), и с готовностью затрусил вслед за Суховым и Селкит, уже вступившими на мост.
Идти на ту сторону все также не хотелось, но Толя никогда не спорил с тем, кого сам же определил в лидеры. Догнав молодежь, он спросил:
– А почему все-таки город стоит так долго, не разрушаясь?
– Он законсервирован, – ответил Никита, понимающе подмигивая инженеру.
– Кем и для чего?
– Хорошо, что ты не спрашиваешь – как, – засмеялся Сухов, повернув голову к Селкит. – Что скажете, принцесса?
– На город наложено страшное заклятие, – понизила голос девушка. – Он будет стоять таким до конца вселенной, как напоминание о Предательстве, и даже Хаос не сможет разрушить его.
– Что за предательство?
– Номарх Маунглай позволил воинству Сахаб-Бассо-Нарока, правой руке Люцифера, спрятаться в городе и ударить силам Закона в спину. Из-за этого Предательства погиб один из Семерых магов.
Если вы шли через. Черные Земли, вы должны были его видеть.
– Великан в латах с мечом, разрубившим… м-м, чудовище?
– Это чудовище – искусственное существо, Конь Великих игв.
Справиться с ним может только один из Семерых.
– Что же тогда говорить о всаднике? – пробормотал Такэда. – Если его конь-робот способен уничтожить полпланеты.
Никита вдруг насторожился: ему снова показалось, что сверху на них упала холодная мрачная тень. Но это был лишь отзвук его экстрасенсорного восприятия. Кто-то следил за ними, угрюмый, сосредоточенный в себе, тяжелый, как горы, и смертельно опасный.
Он следил и решал, что ему делать с пришельцами. Ме, вспомнил Сухов слова Селкит, таинственная и могущественная сила. Что за сила? Добрая или злая? И почему она дремлет здесь, в городе, красота которого принадлежит вечности? Или это и есть – Заклятие Семерых?
Селкит, ушедшая вперед, нетерпеливо оглянулась.
– Поторопитесь, Посланник, нас уже ждет отец. Я покажу вам только мбори, и мы вернемся.
– Мбори? – переспросил заинтересованный Такэда, потому что лингвер не дал перевода слова.
– Увидите.
Девушка вывела их на площадь, мощенную булыжником, поуглам которой стояли четыре пирамиды, сложенные из какого-то слоистого камня. Каждая пирамида достигала стометровой высоты, имела лестницу для подъема на вершину и входной портал со множеством колонн. И у каждой стоял свой "сфинкс" – динозавровидное чудовище с человеческим лицом. Лица были разные, видимо, строились пирамиды разными властителями, но одинаковые в выражении презрительного высокомерия.
– Династия Птахоттепа, – сказала Селкит. – Это усыпальницы кемтархов Шешонка, Снофру, Хасехема и Птахоттепа.
Где-то вдруг послышался шум и высокие пронзительные крики.
Стихли. Селкит поморщилась, сказала с отвращением:
– Сонгайхай… хемуу развлекаются. Идемте, нам осталось немного.
– Я бы хотел посмотреть, как развлекаются хемуу. – сказал Никита.
Селкит удивленно вскинула брови, но перечить не стала, дернула плечиком.
– Это не очень интересное зрелище.
– А если они нападут? – корректно вмешался Толя.
– Во время сонгайхай хемуу беспечны. Но ведь вы – риддхи, неужели не справитесь?
Возражать было нечего, и Такэда снял с пояса нервайлер. Никита только усмехнулся в ответ.
Сонгайхай оказался "театром страуса", аналогичным тому, что существовал у африканских племен на Земле: страусам, а то и двум и трем сразу, отрубали головы и смотрели, как они мечутся по арене. Только вместо страусов здешние "театралы" кентавры-наоборот использовали странных животных, совмещавших в себе несколько земных. У них были по две длинных и сухих ноги лошади, торс медведя, длинные шеи жирафа и узкие змеиные головы с огромными, зонтикообразными, переливающимися всеми цветами радуги, ушами.
Толпа кинноров выла, ревела и визжала при каждом "удачном" прыжке безголового "страуса", люди-лошади колотили палками по спинам соседей, производя небывалый шум, и ничего не слышали и не видели по сторонам.
– Флоэры, – назвала Селкит животных, – они собирают насекомых, которые садятся им на уши, принимая их за цветы.
Понаблюдав за реакцией кинноров, Никита сделал знак, и они поспешно обошли "театр" стороной, снова выбираясь к пирамидам.
Через несколько минут дочь Зу-л-Кифла вывела их к колодцу. Правда, размеры колодца потрясали: в землю уходило каменное кольцо диаметром в километр, если не больше, возвышаясь над землей мера на полтора. Толщина кольца тоже действовала на воображение – метров десять, и собрано оно было из многотонных каменных блоков по пять метров в поперечнике каждый.
Никита и Такэда, заинтересованные, влезли на кольцо, подошли к краю колодца, огромного, как вулканическое жерло, и заглянули внутрь. И отпрянули! Из глубины провала на них злобно посмотрел некто, наделенный ужасающей силой и мощью, настроенный враждебно, внушающий страх и желание бежать отсюда со всех ног.
Заглядывать в колодец больше не хотелось, но, преодолевая отвращение, зябкое чувство страха и ожидания выстрела в лицо, мобилизовав силы, Никита заставил себя еще раз наклониться над провалом.
В колодце никого не было! Но стены его экранировали какоето явление, физическая сущность которого не поддавалась анализу человеческого мозга. И все же в голове Сухова загорелся огонек догадки, словно кто-то шепнул ему верные слова: пересечение времен!
– Это узел пересечения хронов, – сказал он, отступив и встретив восхищенный взгляд Селкит. – И колодец – защита окружающей среды от последствий. Так?
– Ты настоящий Посланник! – сказала девушка восторженно. – Там, очень глубоко, находится источник Хаоса, замкнутый еще одним страшным заклятием. Отец говорил, что там проникают друг в друга множество миров с разными временами.
Такэда деликатно кашлянул.
– Очень интересно! Значит, стены колодца или весь он и есть реализованная формула заклятия?
Селкит беспомощно оглянулась на Сухова.
– Не понимаю, – он произносит слова, которых я не знаю.
– Он всегда так говорит, – меланхолически заметил Сухов. – Не обращай внимания. А твоя таинственная Ме не здесь проживает?
– Не шути так, – сдвинула брови Селкит. – Она все слышит и видит… девушка не договорила.
Где-то в загадочных недрах колодца раздался гулкий рыдающий стон, и над его срезом вознеслась исполинская полупрозрачная фигура неведомого существа, неимоверно сложного, с тысячью пересекающихся друга друге форм и конструкций, выступов, впадин и деталей, светящихся пятен и линий, но тем не менее фигура, карикатурно повторяющая тело человека с конусовидной головой, руками-крыльями и безобразно раздутыми ногами. Конус головы существа повернулся из стороны в сторону и наклонился вниз, на людей глянули два черных провала-глаза с плавающими в них огнями.
Селкит закричала, спрыгивая с кольца, Такэда последовал за ней, выхватывая из-под плаща хардсан, однако Сухов остался стоять, словно завороженный глядя вверх, на лицо-маску чудовища, соединявшего в себе признаки робота и старухи в капюшоне в образе Смерти.
Длилось это противостояние несколько секунд, в течение которых Никита с нарастающей яростью боролся с наплывом слабости и гипноволной, внушающей ему приказ сделать шаг и прыгнуть вниз, в бездну колодца. Потом опомнившийся Такэда выстрелил из лазера – сиреневый всплеск света пронзил фигуру, не причинив ей вреда, а Сухов наконец смог мобилизовать волю и включить на короткое время экстрарезерв.
Монстр отшатнулся, получив всплеск пси-энергии – отражение собственного импульса от защитного блока Сухова, – переломился пополам и с тем же стоном провалился в колодец. На дрожащих ногах Никита спрыгнул с обреза колодца на камни, подошел к девушке, бледной, глядящей на него с недоверием и испугом.
– Что это было?
– Бахр-дар асмэтра! – Селкит сделала жест, словно отгоняя нечистого. – Ты настоящий маг, Сух! Ты смог выдержать взгляд Морока!
Селкит произнесла другое слово, но лингвер перевел его как "Морок", и Такэда, во всем любивший точность, вспомнив земную мофилогию, не удержался от вопроса:
– Вы сказали – Морок, любезная Селкит? Кто он? Один из ваших богов? Или демонов?
– Морок – одно из воплощений Веб-Шабель, то есть Того, Кто Заперт. Олицетворение Мрака, Темноты, Бездны, Смерти.
Такэда кивнул.
– Я так и думал. – Повернулся к Сухову. – Это была тень Люцифера, Кит. Призрак Люцифера, если быть точнее, живущий самостоятельно. А может быть, нечто вроде голографической проекции с эффектом сенсорного присутствия, память среды.
– Что он говорит? – требовательно обратилась к Сухову Селкит. – Я не понимаю.
– Если бы он сам понимал, – буркнул Никита. – Но он Наблюдатель и много знает, больше, чем я.
– Я тоже Наблюдатель, – гордо сказала девушка. – Отец был Наблюдателем много лет, а потом, когда стал врачевателем, посвятил меня в тайну Страшного Заклятия.
– Так он – врач?
– Сейчас он – нормарх, правитель Лойянгалани, хотя продолжает заниматься врачеванием.
– И что же он лечит, какие болезни?
– Он лечит не болезни – весь наш мир. Он никого не боится, как и Посланник Сух, даже Найт и Веб-Шабель, потому что он маг. И я тоже когда-нибудь буду магом.
Назад через мост они шли быстро, почти не разговаривая, думая каждый о своем. Возле "сфинкса" с лицом последнего кемтарха Риангомбе им навстречу высыпала группа кинноров, понукающая ползущую тварь, помесь черепахи и крокодила, но Никита спокойно направился прямо на кентавров-наоборот, расстроив их ряды.
Никто из них не решился напасть на маленькую группу людей.
У гигантского храма с тысячью колонн путешественников ждала странная повозка, без колес, висящая в воздухе без опор, запряженная в уже знакомых животных, "пустынных кенгуру". Селкит запрыгнула в нее без удивления, с видимым удовлетворением, Никита тоже сел без вопросов, и лишь Такэда не удержался от попытки объяснения феномена:
– Антигравитационная тележка. Странно, что без мотора…
Селкит уничтожающим взглядом смерила его с головы до ног, и Толя умолк.
Уже подъезжая к отвесным стенам плоскогорья, они увидели на краю обрыва белую фигуру – Зу-л-Кифл ждал своих гостей.
Они проговорили с хозяином до вечера.
После обеденной церемонии Зу-л-Кифл пригласил гостей на открытую с виду веранду, выходящую опять же с виду на квадратный двор, мощенный красивыми цветными плитками, с небольшим бассейном в центре и рощицей светлокорых деревьев, похожих на те, что путешественники встретили при переходе через пустыню. "Двор" мог быть только иллюзией, по мнению Такэды, так как они находились все там же, в квадратной башне – резиденции номарха, в которой таким пространствам не было места. Но Зу-л-Кифл рассеял его недоумение, обойдя двор и выпустив из клетки в противоположной стене птицу, похожую на рогатого сокола. Птица долбанула номарха клювом в подбородок, посмотрела в глаза, словно что-то спрашивая, и, подброшенная в воздух, мгновенно исчезла в сизо-зеленом, с желтым отливом, небе. Видимо, изнутри здание было гораздо сложнее, чем выглядело снаружи.
Кресла, в которые хозяин усадил гостей, с резными спинками, гнутыми ножками, со множеством завитков и инкрустаций, напоминающие по стилю земное барокко, были удобны и очень красивы, как и столик с напитками, и земляне обратили на них внимание.
– Восьмое чудо света, – учтиво указал на столик Такэда. – Я такое видел только в музее.
– Ну, если каждый шедевр искусства называть чудом света, – улыбнулся Зу-л-Кифл, отчего его властное, высокомерно-усталое лицо совершенно преобразилось, – то чудес света гораздо больше, чем семь, как принято считать у вас на Земле.
Говорил номарх как-будто на русском языке, однако Никита иногда ловил себя на ощущении, что слова речи мага звучат прямо в его голове. Очевидно, имело место прямое мысленное общение, но чтобы не ранить чувства гостей, номарх создал иллюзию звукового разговора.
– Традиция, – сказал Такэда. – На Земле к чудесам света причисляли египетские пирамиды, висячие сады Семирамиды в Вавилоне, храм Артемиды Эфесской, статую Зевса в Олимпии, Колосс Родосский – статую Гелиоса, Мавзолей в Геликарнасе и Александрийский маяк в дельте Нила, на Фаросе, высотой в сто двадцать метров.
– Но и у вас на Земле чудес – творений рук человеческих было гораздо больше, да и сейчас есть. Тот же Московский Кремль, Эйфелева башня, собор Нотр Дам, статуя Зевса в Таренте, римский Колизей, Великая китайская стена длиной в две тысячи семьсот километров, гробница Тадж-Махал в Индии, дворец гренадских халифов Альгамбра… перечислять можно долго. Подобных чудес – неисчислимое количество во всех Мирах Веера. Талантливых творцов, зодчих, архитекторов, Скульпторов и художников Вселенная рождает вне зависимости от условий жизни.
– И танцоров, – тихонько добавил Такэда.
Сухов незаметно показал ему кулак. Зу-л-Кифл посмотрел на инженера из-под тяжелых век, кивнул понимающе:
– И танцоров. Я слышал от дочери, что вы собтираетесь принять участие в коемтессиях?
Никита покраснел, не зная, как объяснить свое желание.
– Не стесняйтесь, – сказал номарх. – Искусство танца – редкое искусство, и владющий им – волшебник образа и прямого эстетического удовлетворения. – Зу-л-Кифл поймал взгляд Сухова, украдкой брошенный на перстень эрцхаора, снова улыбнулся. – И не переживайте о погоне, вы здесь в безопасности, несмотря на Ме, Веб-Шабель, кинноров, Мороков и прочих монстров.
– Значит, это благодаря вам мы добрались до города без особых приключений? – догадался Никита.
– Я хозяин и обязан оберегать гостей. Но и вы, насколько я наслышан, можете постоять за себя. Впрочем, удивляться нечему, Посланник всегда был Воином Пути.
Сухов помрачнел, сказал через силу:
– Я еще не посвящен… да и многого не знаю и не умею… хотя и встал на Путь. Из-за этого я, по сути, и пришел к вам: мне нужна помощь, помощь мага и врача. Кроме того, я пришел к вам, конечно, и как Посланник с предложением стать одним из Семи.
Зу-л-Кифл некоторое время о чем-то размышлял, поглядывая то на Толю, то на Сухова, отчего они почувствовали неловкость и стеснение.
– Что ж, я знаю вашу историю, давайте расставим точки над "i", произнес наконец номарх. – Вы назвали меня одним из Семерых. Благодарю за честь, но, боюсь, вы ошибаетесь в оценке ситуации. Я – маг, и только. Тех Семи, которые воевали с Люцифером и устраняли последствия его экспериментов, уже нет. Вернее, они есть, но исчерпали себя. На новую битву, я бы назвал ее Хирургической Операцией – почему, вы поймете позже, – они не способны. Вам надо искать другую Семерку.
Никита почувствовал в груди холодную пустоту, желудок сжал неприятный спазм. Подтверждения словам Такэды из уст мага он услышать не ожидал. Как и Такэда, оставшийся с виду бесстрастным.
– В-вы хотите сказать… вы… отказываетесь?!
– Я этого не говорил. – Зу-л-Кифл на мгновение сделался полупрозрачным, как глыба стекла, оделся в сетку фиолетовых молний и тут же стал самим собой. – Извините, я живу несколько иначе по сравнению с людьми, и не всегда контролирую все свои "я".
– И много их у вас? – спросил Такэда, чтобы поддержать разговор, потому что Никита не сразу вышел из ступора.
– Много, – сознался номарх. – Маги – многомерные существа.
– Я думал, это касается только демонов… игв…
– Они тоже маги, разве что поддались влиянию Веб-Шабель… или Люцифера и поставили перед собой цели, недостойные талантливых творцов, проигнорировав закон: ни одно из живых существ в данной Вселенной не может проявить абсолютной воли. Даже гений из гениев, даже такой мощнейший интеллект, как Люцифер.
– Почему?
– Потому что и в рамках существующих законов остается достаточно простора для проявления воли настоящего Творца.
– У моего народа, – Такэда пошипел сквозь зубы, как истый японец, существует поговорка: хи-ри-хо-кэн-тэн, – что переводится как: несправедливость – справедливость – закон – власть – небо. То есть несправедливость подвластна справедливости, та – закону, закон – власти, а власть – закону Неба.
– Хорошая поговорка, со смыслом. Но Люцифер не желает считаться с …э, законом Неба, экспериментируя с самым страшным из объектов-категорий абсолюта Хаосом. Абсолютный Хаос – больше, чем мрак.
– Но тогда закон Неба, или Вселенной, – больше, чем свет!
Я имею в виду универсальный закон Шаданакара.
Зу-л-Кифл снова стал прозрачным, поголубел, стряхнул облачко молний на пол, извинился, задумчиво разглядывая инженера.
– Я понял, о чем вы говорите. Но не понимаете вы сами. Дело в том, что человеческие законы, законы нравственности, на макро и микроуровнях не действуют. Несправедливы. Задумайтесь над этим. Вселенной в общем-то нет дела до ее структурных составляющих, не способных объять мыслью всю Вселенную.
Толя помолчал.
– Вы хотите сказать, что для вселенных типа Шаданакара, Веера Миров, существуют другие универсальные законы? Не Добра и Зла?
– И даже не толерантности и справедливости. Ведь и эти законы созданы живым и для живого. Надеюсь, вы поймете.
Вы хороший собеседник, Тоява Оямович. А также весьма проницательный Наблюдатель. И неоценимый спутник… м-м. Посланника.
– Благодарю, – поклонился Толя.
Номарх повернулся к Никите.
– Итак, Посланник, чем я могу быть вам полезен?
Сухов уже пришел в себя, но продолжал к чему-то прислушиваться, поглядывая при этом на Зу-л-Кифла.
– Вестник передал мне Весть, некий запас информации, закодированный таким образом, что я не могу читать его в спокойной обстановке. Весть включается, только если я нахожусь в стрессовом состоянии, в состоянии крайнего напряжения. Помогите мне перевести Весть из подсознания в оперативную память.
Тяжелые веки Зу-л-Кифла дрогнули, прикрывая глаза, пряча в их глубине не то насмешку, не то разочарование.
– У вас неверное представление о… Вести, Посланник. Весть – это не запись информации на молекулярном или атомарном уровне, это канал информации, по которому вы можете при соответствующем запросе получить любые сведения? Понимаете? Разумными существами Шаданакара, обитающими во всех хронах, создано универсальное поле информации, ментал или эйдос, как его называют у вас на Земле, и Весть – канал связи с этим полем. Вам надо научиться им пользоваться, после чего многие проблемы решатся сами собой.
На сей раз ответ мага выбил Сухова из колеи ненадолго, хотя и произвел сильное впечатление.
– Чего-то такого я и ожидал. Но один я не справлюсь с управлением Вестью… каналом.
– Справитесь, только нужен тренинг. Вы ведь не совсем обычный человек, Сухов, вы паранорм, и у вас уже заработала парапсихика, экстрасенсорная система. Дело за малым – разбудить запас "спящих", мобильно-депрегированных генов и подготовить себя к восприятию глубинных свойств мира, овладеть всеми формами гиперчувствительности и гипервоздействия.
– Телепатией, что ли? И телекинезом?
– Телепатия – не совсем верный термин, скорее – парасвязь, и не телекинез, а психокинез. Впрочем, не суть важно. Это лишь малая часть того, чему вам следует научиться.
– Малая часть?! Разве этого мало?
Зу-л-Кифл покачал головой. Никита шестым чувством ощутил, что маг потерял интерес: если не к нему, то к разговору. Но танцор не все еще выяснил, что хотел.
– Выход в эйдос даст вам возможности, о которых вы и не подозреваете, – добавил номарх. – Ясновидение. Прохождение сквозь предметы трехмерного мира. Полет по воздуху без крыльев и опор. Мгновенное преодоление огромных расстояний. Духовный слух и зрение, глубинную родовую память.
– Кажется, память уже начинает подчиняться мне.
– Значит, вы на верном пути. Но кроме перечисленного мной вы сможете овладеть способностью к раздвоению, то есть к многомерному копированию, к произвольному отделению психофизической матрицы от плоти, к общению с магами без помощи рации типа хоххи, а также способностью ощущать космические панорамы и перспективы.
– Хороший перечень. – с бледной улыбкой сказал Никита. – Но не потеряю ли я при этом человеческую сущность?
– Мне кажется, все будет зависеть от вас. Я еще не все перечислил, Посланник. В перспективе маг может овладеть творчеством высших гармоний, описать которые человеческим языком невозможно.
– Маг – может быть, но не человек.
– Вы ошибаетесь. Я ведь тоже принадлежу роду хомо, Человека Шаданакара, однако могу многое из того, что рекламировал.
Конечно, все это непросто, но человека можно представить как сложную суперпозицию материальных микрообъектов, полей, излучений и сил. Кстати, в Шаданакаре существуют на много порядков более сложные суперпозиции, как разумных объектов или систем, так и не обладающих интеллектом и волей.
Сухов напрягся, снова прислушиваясь к чему-то, потом расслабился, вопросительно глянув на хозяина. Такэда заметил, что он то и дело замирает, как бы "выпадая" из разговора, но по мелькавшим в эти моменты огонькам в глазах Зу-л-Кифла, Толя понял, что Никита пытается общаться с магом напрямую.
И как долго вы… тренировались, чтоб овладеть… всем этим? – Сухов неопределенно пошевелил пальцами.
– Магией? Двести лет, – спокойно ответил номарх. – Но я хочу подчеркнуть: я владею многим, но далеко не всем. Я еще достаточно молод и еще учусь.
Никита, ошеломленный услышанным, некоторое время собирался с мыслями. Двести лет тренинга его морально уничтожили.
Он не был готов тренироваться столь долгий срок. Зу-л-Кифл понял чувства Посланника, но пояснять, что он имел в виду духовный тренинг, не стал. В свое время Сухов поймет это сам.
– Значит, вы мне не поможете.
– Я этого не говорил.
Никита недоверчиво посмотрел на мага, по губам которого скользнула улыбка.
– Вы хотите сказать… я могу надеяться? Хотя бы на половину? – Сухов имел в виду "половину" своего желания: если маг отказался бы от роли Седьмого, то хотя бы помог открыть канал Вести.
– Скорее да, чем нет. – Номарх снова спрятал глаза под веками. – Не обижайтесь. Мне придется испытать вас, и только после того…
– Я понял. – Сухов потемнел. – Бой? Без оружия, на мечах, на лазерах? Или нечто более изощренное? Скажем, голодовка, схима, испытание болью? Пытки?
– Кит, – одернул друга Такэда, видя, что танцор закипает.
– Отстань! – зло огрызнулся Никита. – Мне ставят условия!
Кому нужны эти испытания? Формула стара, как мир: можешь помочь помоги, а на нет и суда нет. Пойдем отсюда. – Он встал. – Мы и так опутаны условиями с ног до головы. Путь Меча, Путь Мысли, Духа… Почему я должен обязательно проходить Путь Меча? Кому это необходимо? Вееру? Люциферу? Мифическому Собору Веера?
– Прежде всего, вам, – тихо обронил Зу-л-Кифл. – Сядьте, Посланник, и выслушайте. Ко всем прочим уловиям добавьте еще одно – научитесь сдерживать себя. Кроме того, примите совет: научитесь радоваться препятствиям, научитесь выбирать более сильного противника и более умного собеседника, только тогда сможете подняться выше по лестнице совершенства. Что касается голодовки и пыток… В вашем мире жил человек по имени Бодхидхарма.
– Будда, – тихо сказал Такэда. – Под этим именем он известен больше.
– Ему принадлежит великолепное высказывание: "Если бы можно было достичь совершенства и освобождения от уз, привязывающих человека к земле, только отказом от мясной пищи и человеческих условий, то слон и корова давно достигли бы его".
Никита подумал и с красными ушами сел на место.
Теперь поговорим о путях достижения совершенства, – продолжал маг, словно не заметив. – Путь Меча – это не просто красивая иносказательная формулировка достижения воинского профессионализма, это прежде всего путь приобретения уверенности и твердости духа, необходимых для достижения цели. Вы поставили перед собой цель. Посланник? Ведь уцелеть в схватке с ССи ЧК – не цель. Собрать семерку магов и выиграть очередную битву – тоже не цель. Нет, целью, достойной мага – и Бога! – может быть только спасение Вселенной! Ни больше, ни меньше.
Под силу это вам, Посланник?
Никита не двигался, опустив голову. Уши и щеки его пылали.
– Поразмыслите на досуге, – Зу-л-Кифл вдруг подмигнул Такэде, – после того, как в вас перекипят злость и обида, вот тогда и поговорим о наших общих делах. Да и о судьбах тоже, вашей и моей.
Сухов молчал долго, никто его не торопил, потом резко поднял голову. Глаза его блестели веселой злостью, губы слегка улыбались.
– А ведь вы уже решили, маг… Вы будете Одним из Семерых.
Или я ошибаюсь?
Зу-л-Кифл добродушно рассмеялся, махнул рукой и исчез. Из ниоткуда раздался его голос:
– Мы поговорим об этом позже.
Двое землян в изумлении дивились на пустое кресло.
– Иногда мне хочется тебя отшлепать, – обрел наконец дар речи Такэда. – Ведешь себя, как мальчишка.
– Нельзя, – проворчал Никита. – Я Посланник.
Селкит, появившаяся на вернаде, с недоумением обвела взглядом хохочущих гостей.
На время кемтессий половина Соут-Хорра вплоть до моста в старый город с пирамидами-усыпальницами охранялась кемтурамивоинами, призванными под. знамена Закона и Мира. И еще ни разу со времен Падения, как называли на Айгюптосе битву сил Тьмы и Света, кемтессий не были отменены из-за каких-либо серьезных "партизанских" действий оставшихся в живых слуг демонов-итв вроде кинноров, призрачной нежити – Мороков, мбори, получерепах-полукрокодилов, и невидимок-баку, "сосудов Сатаны", находящихся с раруггами.
Все это сообщила Никите Селкит перед открытием праздника, но тот и без ее успокоения не чувствовал тревоги, уйдя с головой в репетиции (танцевал он один, без свидетелей, не впустив в комнату, выделенную Зу-л-Кифлом, даже Такэду, и пытаясь решить рпроблему звукового сопровождения своего танца. Никогда раньше он не чувствовал такого подъема, желания выступить на пределе, изумить местных "театралов" и… покорить воображение Селкит.
Своеобразная красота девушки будоражила кровь, опьяняла, кружила голову и звала к подвигам. О том, что будет с ним завтра, как повернутся события, Сухов не задумывался. Самое интересное, что воспоминания о Ксении, остужающие разгоряченное сердце, порождающие глухую досаду неизвестно на кого, раздвоенность и плохое настроение, вспыхивали именно от встреч с Селкит, хотя Никита старался не анализировать причин их появления. Но то и дело в памяти всплывал образ Ксении: от случайного ли жеста Селкит, от ее низкого, с бархатным тембром, смеха или от взлета бровей, когда она удивлялась чему-то. И душа бежала сама от себя, исходя странной тоской и бесформенными желаниями счастья…
Танцевальный конкурс кемтессий завершал праздник, следуя за состязаниями борцов и конкурсом певцов. Никита вознамерился было поучаствовать и в борьбе, показать класс, по ироническому замечанию Такэды, но Толе хотя и с трудом удалось уговорить друга не делать этого.
– Если ты победишь – в этом не будет ничего удивительного, – привел он решающий аргумент. – Благодаря Селкит о тебе и так уже идет слава мастера единоборств. А вот если ты победишь в танце, сыграв на контрастах силы и гибкости, о тебе будут слагать легенды.
– Убедил, – кивнул Никита, с озабоченным видом. – Единственный прокол – музыка. Под рокот тамтамов мой танец не будет смотреться как должно.
Такэда промолчал, одаако, улучив момент, поговорил на эту тему с Зу-л-Кифлом, и маг к вечеру принес откуда-то самый настоящий плейер с записью той самой мелодии, под которую танцевал Сухов перед встречей с Вестником.
– Как вам это удалось?! – Изумлению танцора не было предела.
Номарх в ответ только рассмеялся, исчезая по обыкновению, а Такэда, повертев плейер, философски заметил:
– Пути и дела мага неисповедимы. Мне кажется, что эта штучка только видится нам плейером, на самом деле Зу-л-Кифл мог прозондировать твой мозг и вытащить оттуда музыку, оформив ее под привычный нам аппарат.
Никита не возражал, довольный тем, что его проблема разрешилась.
Танцевальная часть кемтессий проходила на площади, окруженной "сфинксами", перед гигантским мавзолеем последнего кемтарха Риангомбе. Четыре "улицы"-аллеи спускались к площади уступами, образовав своеобразный амфитеатр, заполненный зрителями до отказа. Зрители располагались на террасах-ступенях амфитеатра стоя, что живо напомнило землянам их последний "конкурс" на выживание в мире индейской цивилизации.
Женщины выступали раньше, танцуя под "оркестр", состоящий из шести разнокалиберных барабанов и двух длинных, полуметрового диаметра, труб с отверстиями, издававших при шлепке по ним ладонью звуки, которые напоминали свист и кваканье одновременно. Танцевали поодиночке и парами, и целыми группами, и даже Такэда, никогда не реагировавший на женскую красоту, был заворожен ритмом, пластикой почти обнаженных женских тел, красотой и отточенностью их движений и поз, общим настроем легкости, грациозности, жизнеутверждающей силы и радости.
Селкит, танцевавшая в кисейной накидке и юбке из переливающихся всеми цветами радуги змеиных шкур, с прической в стиле "голова Нефертити", как назвал ее для себя Толя, победила дважды: в танцах индивидуальных и в паре с девушкой, похожей на нее, как сестра-близнец. Радостная, возбужденная, невероятно красивая, увенчанная короной и венками из огромных белых цветов, похожих на улыбающееся человеческое лицо, она нашла Такэду "на трибуне" рядом с отцом, и Толя, ревниво следивший за Никитой, с грустью подумал, что винить Сухова не в чем: такая сказочная красота могла бы увлечь и Будду.
Наступил черед мужчин, среди которых единственным представителем белой расы был Сухов. Он выступал седьмым, практически после основных конкурентов, достоинства которых прокомментировала Селкит. Танцевали они великолепно, продемонстрировав каскад фигур и движений, отточенных поколениями искусных меднокожих "балетмейстеров", базирующихся на чувстве ритма и врожденной пластике, но Такэда видел выступление Сухова на Земле и ждал чуда, испытывая самый настоящий "мандраж", как перед выступлением на татами.
Никита вышел в центр площади, одетый в парео черного цвета и фиолетовую кисейную накидку с золотыми блестками. Замер, держа одну руку на сердце, другую вытянув вперед. Сложен он был ничуть не хуже предыдущих конкурсантов, и среди зрителей начался ропот, прекратившийся с первым же звуковым аккордом из включенного плейера. Огромная площадь замерла, пораженная тихой, но отчетливо слышимой мелодией, а потом Никита начал свой танец.
Впрочем, это был не просто танец, а целое представление, аллегорически передающее смысл термина "жизнь". Во всяком случае, так это понял Такэда.
Танцор начал в замедленном ритме, с плавных и гибких, буквально змеиных движений, перевернувших у Толи, да наверное и у большинства зрителей, все представления о пластике человеческого тела. Казалось, он лишился костей и переливается из позы в позу, как пластилин под пальцами мастера, как поток ртути, как слиток полужидкого металла, застывая иногда на миг в неожиданном повороте или немыслимой – буквально на одном пальце, как бы на взлете – позе.
Затем темп танца начал ускоряться, и танцор превратился в хищное многорукое и многоногое существо, подстерегающее и убивающее добычу. Но и разыгрывая представление об "охоте", Никита не забыл о ритме и красоте движения, хотя и добавил гротеска в фиксацию скульптурно выразительных "хищных" поз, мастерски показывая то бесшумный полет орла, то мощный бег тигра, то стремительный бросок удава.
Последняя фаза танца, в основе своей русская плясовая, с абсолютно неожиданными поворотами, удивительно точными прыжками, внезапными аритмичными остановками, действующими на зрителей подобно удару грома, с акробатическими элементами вроде двойного сальто, и наконец с поразительным, приводящим в ужас и восторг, мистическим скольжением по каменным плитам площади, как по льду, заставила всех оцепенеть. Даже Зу-л-Кифл выглядел завороженным, не спуская с танцора внимательных оценивающих глаз. Что касается чувств Такэды, то он испытал непередаваемое эстетическое наслаждение, от которого хотелось плакать и смеяться одновременно.
Последний прыжок был самым высоким: Никита взлетел на добрых два с половиной метра и "ласточкой" нырнул вниз с этой высоты, раскинув руки в длинном и плавном – гораздо длиннее, чем это смог бы сделать нормальный человек, будь он даже спортсмен экстракласса, – полете. Танцор коснулся телом плиты, замер. Музыка оборвалась. Наступила полная, звенящая, ошеломляющая тишина… взорвавшаяся мгновением позже бурей восторженных криков.
Такэда обнаружил, что по щеке у него катится слеза. Глянул украдкой на Селкит: девушка тоже плакала! В глазах ее плескались восхищение и обожание. Зу-л-Кифл о чем-то задумался, глядя поверх моря голов зрителей. Проворчал, словно про себя:
– Похоже, человек все-таки эволюционирует.
Перехватив взгляд Такэды, добавил:
– Надеюсь, вы не обидчивы?
– Почти, – растянул губы в улыбке Толя. – У нас на Земле считается, что, став на общественный путь развития, человек перестал развиваться морфологически. Но ведь, наверное, не зря природа запрограммировала ему колоссальный запас нейронов мозга, который он использует пока на два-три процента, и резерв так называемых "спящих" генов?
– Не зря, – кивнул номарх, как бы заново оценивая собеседника. – Ваш друг – одна из "ласточек" нового вида – хомо паранорм. Если захочет, он поднимется до высот Вселенной очень быстро, тем более, что ему удалось сохранить канал Вести и подняться на второй уровень сознания.
– А сколько их всего… уровней?
– Семь.
Такэда пошипел сквозь зубы, выказывая тем самым свой скепсис, но сказать ничего не успел, сквозь толпу возбужденных "театралов" и судей к ним проталкивался довольный, чуть улыбающийся, но совсем не смущенный и не выглядевший усталым, Сухов.
– Поздравляю, – сказал Зу-л-Кифл. – Вы наверняка выиграли состязание.
Он оказался прав. Двух следующих танцоров никто почти не смотрел и не оценивал, все еще находились под впечатлением танца – и музыки – белого конкурсанта. Ему и был вручен "лавровый" венок победителя из метельчатых растений и тончайшей работы золотая чаша в форме обнаженной женской фигурки, держащей над головой сосуд.
– Я почти жалею, что втравил тебя в историю с Вестником, – шепнул Сухову Такэда, поймав момент. – Тебе надо танцевать, а не мыкаться по лестнице Шаданакара в роли офицера связи.
Кстати, как тебе удается выглядеть свежим после такой нагрузки?
– Пустяки, – равнодушно ответил Никита. – Экспресс-восстановление – и никакого мошенничества.
В сопровождении сияющей Селкит он направился во дворец номарха, Зу-л-Кифл и Такэда последовали за ними. Толя обратил внимание, что не ощущает жары, как прежде, хотя солнце стояло в зените, а повернув голову к магу, увидел, как тот кивнул, прочитав его мысль и ответив на нее: погода в этом регионе тоже подчинялась ему, как и люди.
