***
Миссис Дженнингс снова запела. Саламандра закружилась и запрыгала, ее нити крутились в вихре и сплетались в сложные и великолепные узоры.
– Это хорошо, но этого недостаточно. Можешь придумать что-нибудь еще? Я напряженно думал:
– Скажите ей, что, если она захочет, я выстрою камин в моем доме, где она сможет жить, когда захочет.
Миссис Дженнингс одобрительно кивнула и заговорила снова. Я почти что понял ответ саламандры, но миссис Дженнингс перевела:
– Ты ей нравишься. Ты позволишь ей приблизиться к тебе? А это мне не повредит? – Не беспокойся, здесь – нет. – Тогда хорошо.
Она нарисовала знак "Т" между двумя нашими кругами. Саламандра следовала прямо за кинжалом, как кошка в открытую дверь. Затем она закружилась вокруг меня и легонько коснулась моих рук и лица. Ее прикосновение не жгло, а скорее пощипывало, я как бы ощущал ее вибрацию непосредственно, а не в виде тепла. Она проплыла перед моим лицом. Я погрузился в мир света, в самое сердце северной Авроры. Поначалу я боялся вздохнуть, но потом все же решился. Никакого вреда мне это не причинило, только пощипывание несколько усилилось.
Странное дела: с тех пор, как саламандра коснулась меня, у меня больше не было ни одной простуды. А до того я обычно сопел носом всю зиму.
– Достаточно, достаточно, – услышал я голос миссис Дженнингс. Огненное облако вышло из моего круга и вернулось в свой. Музыкальная дискуссия подошла к концу, и они почти сразу же пришли к общему мнению. Миссис Дженнингс удовлетворенно кивнула и произнесла: – С этим покончено, дитя огня. Ступай! Она повторила ту самую формулу, что и для короля гномов.
Ундина показалась не сразу. Миссис Дженнингс снова взялась за свою книгу и стала читать из нее монотонным шепотом. Я даже начал засыпать – в шатре было немного душно, – когда вдруг кот принялся шипеть. Он уставился в центр круга, зубы у него были ощерены, спина выгнута дугой, а хвост распушен.
В круге было нечто бесформенное, нечто капающее и распространяющее склизкую влагу по всей поверхности магического круга. Оно издавало зловонный запах рыбы, морских водорослей, йода и вдобавок светилось влажным фосфорическим светом.
– Ты опоздала, – сказала миссис Дженнингс) – ты получила мое послание, почему же ты ждала, пока я заставлю тебя появиться?
Ундина издала вязкий, хлюпающий звук, но ничего не произнесла. – Очень хорошо, – сказала миссис Дженнингс твердо, – я не стану с тобой спорить. Ты знаешь, чего я хочу. Ты сделаешь это!
Она встала и схватила большую свечу из центра круга. Пламя взметнулось жгучим факелом в целый ярд высотой. Она ткнула им из своего круга в ундину.
Раздалось шипение, как бывает, когда вода попадает на горячее железо, и булькающий вопль. Она тыкала факелом еще и еще. Наконец она остановилась и посмотрела на ундину, которая лежала на земле, вздрагивая и втягивая все свои выступающие части вовнутрь. – Этого довольно, – объявила миссис Дженнингс, – в следующий раз ты будешь более внимательна к своей госпоже. Ступай!
Ундина, казалось, просто ушла в землю, даже грязь после нее высохла.
Когда все было закончено, миссис Дженнингс сделала нам знак войти в ее круг и разрезала наши круги разрешающим знаком кинжала. Серафин легко перепрыгнул из своего маленького круга в большой и, громко урча, потерся о ее колени. Она повторила бессмысленную серию слогов и Звонко хлопнула в ладоши.
Раздался шум, снаружи явно происходила какая-то возня. Пологи шатра вздымались и потрескивали. Я слышал бульканье воды и треск огня, и поверх всего этого шум торопливых шагов. Миссис Дженнингс поворачивала голову из стороны в сторону, и там, куда падал ее взгляд, стена шатра становилась прозрачной. Я видел мелькающие сцены невообразимой суматохи.
А затем вдруг все стихло с поразительной внезапностью. Тишина звенела в ушах. Шатер исчез, мы стояли на грузовом дворе перед моим главным складом.
Он был на месте! Он вернулся, вернулся невредимым, без единого следа повреждения от огня или воды. Я бросился со всех ног через главные ворота туда, где стоял мой офис. Он тоже был на месте, как и прежде, витрины сверкали на солнце, а наверху, под крышей висела моя вывеска:
АРЧИБАЛЬД ФРЕЙЗЕР Строительные материалы и другие контракты
Вскоре оттуда вышел Джедсон и неторопливым прогулочным шагом направился ко мне.
– Чего ты кричишь, Арчи? – он дотронулся до моей руки.
Я уставился на него. Я и не заметил, что, оказывается, ору во все горло.
В понедельник утром я, как обычно, занимался своим бизнесом. Я думал, что все уже вернулось на свои места и мои беды закончились. Но оптимизм был несколько преждевременным.
Вообще-то не происходило ничего такого, за что можно было бы зацепиться – так, обычные превратности бизнеса, мелкие заботы, которые вклиниваются в работу и несколько замедляют дело. Собственно, ничего, стоящего упоминания, и не произошло, кроме одного: все это стало случаться слишком часто. Видите ли, в любом бизнесе, который ведется на основе последовательной менеджерской политики, потери из-за непредвиденных обстоятельств должны постепенно выровняться на некотором среднем уровне в течение года – примерно как в прошлом году. Вы учитываете это в своих расчетах. Но у меня стало происходить столько разных мелких инцидентов, что это съело все проценты от прибыли.
Однажды утром два грузовика не завелись. Мы так и не смогли отыскать никакой поломки. Я был вынужден отправить их в мастерскую и арендовать другой грузовик на время ремонта. Мы выполнили все наши поставки, но мне пришлось уплатить за аренду грузовика, за ремонт моих грузовиков и за четыре часа сверхурочной работы водителей по полуторной цене. В итоге я потерял уйму денег в тот день.
На следующий день я заканчивал деловые переговоры с человеком, которого пытался заполучить уже в течение двух лет. Сделка не была особенно важной, но она открывала дорогу к хорошему бизнесу в будущем, поскольку мой партнер владел значительной долей доходной собственности: несколько кортов и один или два жилых дома, а также контролировал несколько коммерческих "углов" и оптации1 на ряд удачно расположенных участков по всему городу. У него также часто появлялись заказы на ремонт и строительство новых зданий, которые он мог бы размещать у меня. Если бы я ему понравился, он мог стать моим постоянным заказчиком, причем с немедленной оплатой заказов, то есть это был тот самый случай, когда можно себе позволить работать за сравнительно небольшой процент прибыли.
1Оптация – приобретаемая при уплате известной премии привилегия на покупку товара по заранее установленной цене и в заранее условленный срок.
Мы стояли в выставочном павильоне, что рядом с моим офисом, и беседовали, и уже почти достигли соглашения. Там же, рядом находился стенд не выгорающих на солнце красок – примерно в трех футах от нас. Банки с краской были уложены в аккуратную пирамиду. Клянусь, что ни один из нас не прикасался к ней, но она все же свалилась на пол, да еще с таким грохотом, от которого молоко киснет.
Это само по себе было достаточно досадно, но на этом "сюрприз" еще далеко не закончился! Крышка с одной из банок слетела, и мой предполагаемый клиент был обрызган красной краской с головы до ног. Он даже взвизгнул. Я боялся, что он в обморок упадет. Мне удалось отвести его обратно в офис, где я безуспешно размазывал пятна краски по его костюму носовым платком и одновременно пытался его успокоить. Он был на взводе как физически, так и душевно. ,
– Фрейзер, – ярился он, – вы должны сжечь того клерка, который сшиб эти чертовы банки! Поглядите на меня! Этот костюм стоит восемьдесят долларов, и он полностью испорчен.
Не торопитесь, – сказал я примирительно, сам тоже сдерживая свой темперамент. Я никогда не стану оскорблять человека только для того, чтобы угодить клиенту, и не люблю, когда мне говорят такое. – Никого ведь рядом не было, кроме нас самих. – Вы полагаете, что это сделал я? – Вовсе нет. Я знаю, что не вы, – я выпрямился, вытер руки, подошел к конторке и достал чековую книжку. – Тогда это сделали вы!
– Не думаю, – ответил я терпеливо. – Сколько, вы сказали, стоит ваш костюм? – Зачем вам это? – Я хочу дать вам чек на эту сумму. Я не хотел на самом деле этого делать, поскольку не чувствовал за собой никакой вины. Но это случилось и не по его вине, в моем заведении.
– Вы так просто не отделаетесь! – ответил он явно неразумно. – Я имел в виду не цену костюма…
Он нахлобучил шляпу и выскочил на улицу. Я знал его характер: он был у меня в последний раз.
Именно такого рода вещи я и имею в виду. Конечно, это могла быть и случайность – просто из-за неудачно сложенных банок. Но это мог быть и полтергейст. Случайности ведь не случаются сами по себе.
Дитворт зашел ко мне через день или два после того дурацкого счета от Биддла. Меня втянули в этот продолжающийся день и ночь круговорот изрядных неприятностей, и характер мой стал постепенно портиться. Как раз в тот день банда цветных рабочих-каменщиков отказалась работать, потому что какой-то придурок накарябал на некоторых кирпичах какие-то каракули. "Колдовские знаки" – сказали они и отказались прикасаться к кирпичам. Так что я был не совсем в настроении общаться с мистером Дитвортом. Думаю, что был с ним достаточно лаконичен.
– Добрый день, мистер Фрейзер, – сказал он довольно любезно, – не могли бы вы уделить мне несколько минут?
– Может, минут десять, – ответил я, взглянув на часы.
Он поставил свой портфель около стула и достал какие-то бумаги.
– Тогда я сразу перейду к делу. Это касается претензий к вам доктора Биддла. Вы и я – мы оба порядочные люди. Я совершенно уверен, что мы сможем прийти к взаимоприемлемому соглашению.
– Биддл не может иметь ко мне никаких претензий. Он кивнул:
– Мне известно ваше мнение. Конечно, в письменном контракте нет ничего, что обязывало бы вас заплатить ему. Но есть и другие правила, столь же обязательные, как и письменные контракты.
– Я не совсем понимаю вас. Весь мой бизнес идет через письменные контракты.
– Конечно, – согласился он, – это потому, что вы бизнесмен. Но в различных профессиях – разные правила. Если вы идете к зубному врачу и просите его выдернуть у вас больной зуб, и он делает это, то вы обязаны заплатить ему его гонорар, даже если вы перед этим не уславливались об оплате…
– Действительно так, – прервал я его, – но здесь нет никакой параллели. Биддл не выдернул у меня зуб.
– В некотором смысле он все же сделал это, – настаивал Дитворт. – Претензии к вам касаются предварительного исследования – услуги, которая была вами заказана до подписания контракта.
– Да, но не было никаких упоминаний о гонораре за эту услугу.
– Это как раз тот случай, когда неписаные правила вступают в силу, мистер Фрейзер. Вы сказали доктору Биддлу, что беседовали со мной. Он понял это так, что я предварительно объяснил вам стандартную систему оплаты, принятую в ассоциации… – Но я ведь не принадлежу к ассоциации! – Знаю, знаю. И я объяснил это директорам, но они настаивают, что какое-то урегулирование должно быть произведено. Я сам не считаю, что вина целиком на вашей стороне, но вы должны понять и нашу позицию. Мы не сможем принять вас в члены ассоциации до тех пор, пока дело не улажено – из уважения к доктору Биддлу.
– С чего вы взяли, что я собираюсь вступать в вашу ассоциацию?
– Не ожидал я, что вы займете такую позицию, мистер Фрейзер, – он выглядел даже огорченным. – Ассоциация нуждается в людях такого калибра, как вы. Но и в ваших же интересах непременно присоединиться к ассоциации, поскольку теперь будет очень трудно получить эффективную тауматургию иначе, чем от членов ассоциации. Мы хотим помочь вам. Прошу вас, не усложняйте нашу задачу. Я встал.
– Боюсь, что вам придется возбудить против меня иск и передать дело в суд, пусть он разрешит наш спор, мистер Дитворт. Похоже, что это будет единственное удовлетворительное решение.
– Боюсь, что это осложнит вашу позицию, когда вы все же решите вступить в ассоциацию, – ответил он и покачал головой.
– Что ж, пусть так, – коротко согласился я и проводил его к выходу.
После того, как он ушел, я придрался к своей секретарше из-за какого-то вчерашнего поручения и вынужден был потом извиниться перед ней. Я ходил взад и вперед, возбуждая сам себя, хотя у меня была еще уйма работы. Я нервничал, все начинало раздражать меня: дюжина происшествий, о которых я уже сказал, а тут еще эти нелепые требования Дитворта – они оказались последней каплей, которая меня доконала. И дело совсем не в том, что он подаст на меня в суд, – это было бы прекрасно. Просто оставалась какая-то досада. Говорят, что у китайцев есть такая пытка: на голову осужденному капают по капле каждые несколько минут. Именно так я себя и чувствовал. Наконец я позвонил Джедсону и попросил его пойти со мной на ланч.
После ланча я почувствовал себя лучше. Джедсон несколько успокоил меня, как он это умеет делать, и я уже был в состоянии избавиться от большей части своих огорчений просто потому, что рассказал о них Джедсону. К тому времени, когда я выпил вторую чашечку кофе и закурил сигарету, я уже вполне созрел для нормального человеческого общения.
Мы прогулялись назад к моему офису, обсуждая дела Джедсона. Оказывается, той блондинке, белой ведьме из Джерси Сити, все же в конце концов удалось выполнить свой трюк с синтезированием обуви. Но и тут незадача: она выдала восемь сотен левых ботинков – и ни одного правого.
Мы как раз обсуждали, что могло быть причиной всех наших несчастий, когда Джедсон толкнул меня в бок.
– Погляди-ка, Арчи. Тобой начинают интересоваться парни со скрытой камерой.
Я осмотрелся. Это был малый, который стоял на поребрике прямо напротив моего офиса и наводил камеру на мой павильон. Я посмотрел еще раз.
– Джо, – внезапно у меня внутри похолодело, – это же тот самый красавчик, о котором я тебе говорил. Тот самый, что ввалился ко мне в магазин и заварил всю эту кашу!
– Ты уверен? – спросил он, понижая голос. – Совершенно! В этом не было никакого сомнения. Он стоял совсем близко от нас, на той же стороне улицы. Тот самый рэкетир, что пытался всучить мне "протекцию"; та же самая средиземноморская внешность, та же безвкусная одежда. – Сейчас мы его схватим, прошептал Джо. Но эта мысль пришла мне в голову раньше. Я бросился к нему, схватил его за воротник и за штаны прежде, чем он сообразил, что происходит, и пихнул вперед. Мы почти побежали по улице, но я настолько разошелся, что не обращал на это никакого внимания. Джедсон с довольным видом шествовал за нами.
Задняя дверь моего офиса была раскрыта. Я дал этой крысе еще хорошего пинка, так что он перелетел через порог и растянулся на полу. Джедсон был уже у него за спиной. Я закрыл дверь на засов, как только мы вошли внутрь.
Джедсон одним махом перескочил через мой стол и принялся шарить в среднем ящике среди хлама, который всегда набирается в таких местах. Наконец он нашел то, что искал – синий плотницкий карандаш, – и снова оказался за спиной нашего гангстера, прежде чем тот достаточно очнулся, чтобы встать на ноги. Джедсон нарисовал вокруг него круг на полу, почти наступая себе на ноги от спешки, и закрыл его сложным росчерком с завитушками.
Наш невольный гость пронзительно вскрикнул, когда увидел, что делает Джедсон, и попробовал выбраться из круга до того, как он будет закрыт. Но Джедсон оказался проворнее – круг был закрыт и запечатан. Гангстер отлетел назад за границы круга, как если бы он наткнулся на стеклянную стену, и снова упал на колени. Он стоял так некоторое время и непрерывно изрыгал проклятия на языке, который я посчитал итальянским, хотя думаю, что там были ругательства из всех других языков, по крайней мере, из английского – точно.
Джедсон достал сигарету, закурил и еще одну дал мне.
– Давай, Арчи, посидим, отдохнем, – сказал он, – пока наш дружок успокоится до такой степени, чтобы можно было с ним поговорить о делах. Ругательства полились из того потоком. Мы покурили несколько минут, пока поток ругательств не начал стихать. И тут Джедсон скосил один глаз на этого парня и сказал: – Приятель, а не начал ли ты уже повторяться? Это его несколько отрезвило. Он сел и огляделся. – Ну, – продолжал Джедсон, – не хочешь ли ты нам что-нибудь рассказать? Он проворчал что-то себе под нос, а потом сказал: – Я хочу позвонить моему адвокату. Джедсон даже изумился: – Ты не понял ситуацию. Ты не арестован, и мы не посягаем на твои конституционные права. Мы просто наколдовали норку и засунули тебя туда, вот и все.
Парень стал медленно бледнеть сквозь смуглоту своей кожи.
– О, да, – продолжал Джедсон, – мы вполне умеем делать такое – или еще похуже. Видишь ли, ты нам не нравишься. Конечно, – добавил он задумчиво, – мы могли бы переправить тебя в полицию. Понимаешь, иногда у меня бывает очень мягкий характер. Малый, похоже, совсем скис. – Тебе и это не нравится? Может, там есть твои отпечатки пальцев?
Джедсон вскочил на ноги и в два прыжка оказался перед ним, но снаружи круга.
– Ну, хорошо же, – резко сказал он, – давай отвечай, и смотря у меня! Почему ты фотографировал офис?
Малый промычал что-то, опустив глаза. Джедсон остановил его:
Брось вешать мне лапшу на уши, мы ведь не дети. Кто тебя послал? Тут малый вовсе растерялся и замолчал. – Очень хорошо, – отреагировал Джедсон и повернулся ко мне. – Есть у тебя вакса или модельная глина, или что-нибудь такое?
– Оконная замазка подойдет? – предложил я – То, что надо.
Я подскочил к навесу, где мы хранили материалы для стекольщиков, и вернулся с пятифунтовой банкой. Джедсон с любопытством взглянул на ее содержимое и выволок оттуда добрую пригоршню замазки, затем уселся за мой стол и стал добавлять туда льняное масло до тех пор, пока она не размягчилась в достаточной мере. Наш пленник молча наблюдал за приготовлениями с самыми мрачными предчувствиями. – Ну вот? Она почти готова, объявил Джедсон и плюхнул мягкий ком на мою конторскую книгу. Он принялся лепить из нее нечто. Постепенно ком превращался в маленькую куколку около десяти дюймов в высоту. Джедсон, конечно, не художник, но он старался изо всех сил: постоянно поглядывая на человека в круге, как это делает скульптор, выполняя глиняный набросок прямо с модели. Было заметно, как нервозность того парня увеличивалась с каждой минутой.
– Ну, а теперь, – сказал Джедсон, осматривая фигурку из оконной замазки и сравнивая ее с оригиналом, – она такая же уродливая, как и ты. Как это тебя угораздило таким уродиться?
Пленник не отвечал, но потихоньку отползал в самую дальнюю часть круга. Лицо его помрачнело вконец.
– Говори! – потребовал Джедсон и сжал двумя пальцами левую ногу куколки. Левая нога нашего пленника дернулась и сильно задрожала. Он тяжело рухнул на пол, повизгивая от боли. – Ты собирался наслать чары на это место, так? Наконец тот издал первый членораздельный звук: – Нет, нет, мистер! Это не я! – Не ты? Вижу. Ты просто шестерка. Кто должен был делать колдовство?
– Я не знаю! О! О! Боже мой! – он схватился за левую икру и стал нянчить ее в руках, как ребенка. Джедсон ткнул кончиком ручки в ногу куклы. – Я на самом деле не знаю! Пожалуйста, прошу вас!
– Может, ты и не знаешь, – недовольно отреагировал Джедсон, – но ты в конце концов знаешь, кто отдает приказы тебе, кто еще входит в вашу шайку. Давай, выкладывай.
Тот рухнул навзничь и стал кататься по полу туда и обратно, закрыв лицо руками.
– Я не смею, мистер, – стонал он. – Пожалуйста, не заставляйте меня. Джедсон ткнул куклу еще раз. Сицилиец аж подпрыгнул, но на этот раз переносил боль молча, с видом мрачной решимости.
– О’кей, – сказал Джедсон, – раз ты настаиваешь…
Он еще разок затянулся сигаретой, а потом медленно поднес горящий конец прямо к лицу куклы. Человек в круге пытался заслониться, поднял руки к лицу, но напрасно. Я своими глазами видел, как кожа на его лице покраснела и воспалилась, а затем покрылась водяными волдырями под его руками. Мне даже дурно сделалось, и хотя я не испытывал к этой крысе никаких симпатий, я повернулся к Джедсону и уже собирался попросить, чтобы он прекратил все это, как он убрал сигарету от лица куклы. – Ну что, готов разговаривать? – спросил он. Человек слабо кивнул. Слезы катились из глаз по его обожженным щекам. Похоже, он совсем сломался.
– Эй, не падай в "обморок, – добавил Джедсон и легонько щелкнул пальцем по лицу куклы.
Послышался звонкий шлепок, и голова парня запрокинулась назад от удара. Но это, похоже, только привело его в чувство.
– Все в порядке, Арчи, записывай, – Джедсон обернулся назад. – А ты, приятель, говори-говори, не останавливайся. Расскажи нам все, что знаешь. А если тебе начнет изменять память, остановись и подумай, насколько это приятно, если я дам кукле прикурить!
И тот заговорил – да еще как. Он, кажется, совершенно пал духом и даже сам хотел говорить еще и еще, останавливаясь только для того, чтобы набрать воздуха в легкие и вытереть слезы. Джедсон спрашивал его, чтобы прояснить некоторые все еще неясные детали.
В банде было еще пять человек, о которых он знал. Организация довольно примитивная, насколько мы могли это понять. Это была их работа: обложить данью всех в этом конце города, кто был связан с магией – и волшебников, и их клиентов. Нет, они на самом деле не могли предложить никакой реальной защиты, кроме как от самих себя. Кто их босс? Он уже сказал, что не знает, кто их главный босс. Он совершенно уверен, что их босс работает на кого-то еще, кого он не знает. Даже если мы будем жечь его снова, он не сможет нам этого сказать. Но это большая организация – он уверен в этом. Его самого привезли с Востока, чтобы помочь организации здесь.
Он волшебник? Боже упаси, нет! Босс его секции действует в одиночку? Нет, он уверен в этом, все исходит откуда-то сверху. Это все, что он знает. Может ли он теперь идти? Джедсон надавил на него, чтобы он вспомнил еще кое-что, и он действительно добавил некоторые детали, большинство из которых оказались несущественными, но я все тщательно записал. В конце он сказал, что ему кажется, будто нас отметили особо, потому что нам удалось выдержать первый "урок".
Наконец Джедсон сжалился. – Я собираюсь отпустить тебя, сказал он. – Тебе лучше убраться из города. Не дай Бог, увижу, что ты шляешься по улицам. Но не уходи и слишком далеко, ты можешь мне еще понадобиться. Видишь это? – он взял куклу и тихонько сжал ее посредине.
Несчастный пленник мгновенно начал хватать ртом воздух, как будто его сдавили в смирительной рубашке.
– Не забывай, что я всегда могу добраться до тебя, когда только захочу, – он отпустил куклу, и его жертва задышала с облегчением. – Я собираюсь поместить твое alter ego – твою куклу! – туда, где она будет в сохранности, .за холодное железо. Когда понадобишься мне, ты почувствуешь боль, как сейчас, – он ущипнул куклу за плечо ногтями. Человек вскрикнул. – Тогда ты позвонишь мне, где бы ты ни был. Джедсон вытащил из жилетного кармана перочинный нож и разрезал круг , соединил разрезы. – А теперь – убирайся!
Я думал, что он выскочит, как только его отпустят, но он 'неуверенно переступил черта карандашную линию, постоял мгновение и задрожал всем телом. Затем, спотыкаясь, сделал шаг по направлению к двери. Он обернулся, прежде чем выйти наружу, и посмотрел на нас глазами, полными невыразимого ужаса. В них была и мольба тоже, и казалось, что он хочет еще что-то сказать. Но он передумал, повернулся и вышел вон.
Когда он ушел, я оглянулся на Джедсона. Тот собрал все мои записи и теперь их просматривал.
– Не знаю, – размышлял он вслух, – как лучше поступить с этим дерьмом: пропустить их прямо сейчас через Бюро контроля за бизнесом или же заняться ими самим. Соблазнительно? Но меня не это сейчас интересовало. – Джо, – сказал я, – тебе не следовало прижигать ему лицо!
– А? Как это? – он, казалось, даже удивился и перестал почесывать подбородок. – Я и не прижигал ею.
– Не крути, – сказал я, несколько озадаченный. – Ты прижигал его через куклу, я имею в виду – при помощи магии.
– Но я не делал этого, Арчи. Действительно не делал. Он сделал это себе сам, и это даже не была магия. Я абсолютно ничего не делал. – Какого черта ты имеешь в виду? Симпатическая магия – это вовсе не настоящая магия. Арчи. Это просто применение нейропсихологии и коллоидной химии. Он все это делал себе сам, потому что верил во все это. Я только лишь подправил его сознание.
Дискуссия не была слишком продолжительной, поскольку мы услышали полный смертный муки вопль откуда-то с улицы. Он неожиданно оборвался на верхней ноте.
– Что это было? – спросил я и от волнения сглотнул.
– Не знаю, – ответил Джедсон и выглянул за дверь. Он повертел головой в разные стороны, прежде чем продолжить . – Это где-то дальше. Я здесь ничего не вижу. Он вернулся в комнату. Так вот, будет очень весело, если-. На этот раз раздался вой полицейской сирены. Мы услышали ее издалека, но она быстро приближалась, завернула за угол и теперь завывала уже на нашей улице. Мы переглянулись.
– Может, пойдем посмотрим, – сказали мы оба одновременно и нервно засмеялись"
Это был наш приятель-гангстер. Мы нашли его лежащим поперек улицы в центре небольшой группки любопытных прохожих, которых теснили полицейские из дежурной машины. Он был уже мертв.
Он лежал на спине, но в весьма необычной позе. Он был располосован ото лба до талии, расцарапан до костей тремя глубокими параллельными царапинами, как будто его зацепил своими когтями ястреб или орел. Только такая птичка должна была быть размером с пятитонный грузовик.
Выражения лица было не разглядеть. Лицо, шея, рот были заполнены какой-то желтоватой массой с пурпурными прожилками. Она была густая, как деревенский сыр, но имела такой одуряющий запах, какого мне еще никогда не приходилось встречать.
Я повернулся к Джедсону. Он тоже выглядел не слишком весело. – Пойдем обратно в офис. И мы пошли.
Мы решили провести небольшое самостоятельное расследование, прежде чем решить, будем ли мы связываться с бюро контроля за бизнесом или с полицией. И это было единственное, что нам удалось сделать. Никого из гангстеров, чьи имена мы смогли узнать, найти в их логовищах не удалось. Оставалось множество следов того, что они действительно жили по тем адресам, которые Джедсон выпытал у того парня. Но все они без исключения исчезли в неизвестном направлении в тот же день, когда их сообщник был убит.
Мы не пошли в полицию, поскольку не имели никакого желания быть замешанными в эту исключительно непривлекательную историю. Вместо этого Джедсон шепнул на ухо своему другу из Бюро контроля, который, в свою очередь, передал это дежурной команде по рэкету с тем, чтобы они поступили по своему усмотрению.
С этих пор у меня не было никаких осложнений в моем бизнесе. Я много работал, стремясь наверстать упущенные в этом квартале прибыли, и поэтому совершенно выкинул из головы все происшедшее. Разве что позволил себе как-то по случаю заглянуть к миссис Дженнингс, да еще раз или два воспользовался услугами ее молодого друга Джека Води, когда мне потребовалась коммерческая магия. Он был хорошим работником – никаких выкрутасов и отличное качество.
Я уже начал подумывать, что снова крепко сижу в седле, как со мной произошла еще серия инцидентов. На этот раз угрожали не моему бизнесу – угрожали мне. А я так же дорожу своей шкурой, как и любой другой.
В доме, где я жил, на кухне был установлен водогрей. Это была древняя система с пилотным огоньком и термостатическим контролем основного пламени. Как раз с пилотным огоньком все это и произошло.
Я проснулся среди ночи от какого-то неясного беспокойства и решил, что хочу попить воды. Когда я ступил на кухню – не спрашивайте меня, почему я не пошел за водой в ванную, я и сам этого не знаю, – меня чуть не свалил с ног запах газа. Я бросился к окну и распахнул его пошире, потом раскрыл дверь, побежал в комнату и там тоже открыл большое окно, чтобы устроить сквозняк.
В этот момент раздался негромкий хлопок и удар, и я обнаружил, что сижу в комнате на полу. Меня не ранило и не причинило никакого ущерба кухне, кроме разве что нескольких разбитых тарелок. То, что я открыл окна, предотвратило взрыв, смягчило эффект. Природный газ не взрывоопасен до тех пор, пока не наполняет собою замкнутое пространство. Что же именно произошло, стало ясно, когда я осмотрел место происшествия. Пилотный огонек на водогрее погас, вода в баке остыла, а термостат открыл основной клапан на полную мощь. После этого помещение быстро наполнилось газом. Когда взрывоопасная смесь образовалась, пилотный огонек снова каким-то образом зажегся, и все это рвануло. К счастью, я проснулся как раз вовремя. Я переговорил по этому поводу с домовладельцем, и в итоге мы совершили маленькую сделку: он установил электрический водогрей, который я же продал ему до себестоимости, а он оплатил работу. И никакой магии в этом инциденте, правда? И я так думал. Но теперь в этом не уверен.
Следующее событие, которое повергло меня в ужас, случилось на той же неделе, хотя и без всякой видимой связи с первым. Я держал сухую смесь – песок, гравий, щебень – в обычных больших бункерах, установленных на прочных подпорках так, чтобы грузовики могли заезжать под хопперы на погрузку. Однажды вечером, уже после закрытия я проходил около бункеров, когда заметил, что кто-то оставит совковую лопату в погрузочной яме под хоппером.
У меня уже бывали проблемы с инструментом, который люди оставляли на ночь не на месте" потому я решил взять ее с собой машину, а утром разобраться с виновником. Только я собрался прыгнуть в яму, как услышал, что кто-то окликает меня по имени:
– Арчибальд! – это прозвучало очень похоже на голос миссис Дженнингс. Естественно, я оглянулся. Никого не было, и я снова повернулся к яме – и как раз вовремя, чтобы услышать шум и треск и увидеть, как лопату завалило двадцатью тоннами гравия среднего размера.
Человек может остаться в живых, даже если его вот так засыплет заживо, но не тогда, когда придется всю ночь ждать, пока кто-нибудь найдет его и откопает. Prima facie1 причиной происшествия был дефект кристаллизации металла опоры. Думаю, что этого достаточно.
Вроде бы нет никаких других причин, кроме естественных, но за эти две недели я дважды оступился на банановой корке – в прямом и переносном смысле. Я спас свою шею только при помощи собственных проворных ног по меньшей мере десяток раз. Под конец я сломался и рассказал обо всем миссис Дженнингс.
– Не беспокойся об этом слишком. Арчи, – успокоила она меня. – Не так-то просто убить человека при помощи магии, пока он сам связан с магией и чувствителен к ней.
– Но можно ведь убить человека, напугав его до смерти! запротестовал я.
Она улыбнулась мне этой своей невообразимой улыбкой и сказала:
– Я не думаю, что тебя действительно напугали, мальчик мой. По крайней мере, ты не подаешь виду.
Я почувствовал в этом замечании участие и оценил его.
– Это ведь вы повсюду наблюдали за мной и вытягивали меня из ловушек, правда?:
I Pnma facie (лат.) – на первый взгляд.
Она улыбнулась еще шире и ответила- Это моя профессия. Арчи. Нехорошо, конечно, когда молодым требуется помощь старухи. Но покончим с этим. Я хочу еще поразмышлять на эту тему. Через пару дней по почте пришло письмо, адресованное мне и надписанное тончайшим изысканным почерком. Оно имело тот благородный аромат, который был свойствен прошлому веку, и надписано было чуть дрожащей рукой, как будто автор был немного нездоров или очень стар. Я никогда не видел ее почерка, но сразу догадался, от кого оно. Я прочитал:
"Мой дорогой Арчибальд). Хочу представить вам моего испытаииого друга, доктора Ройса Уоррингтона. Вы найдете его в отеле "Бельмонт", где он ожидает известия, от вас. Доктор Уоррингтон исключительно знающий специалист в тех вопросах, которые вас беспокоят на протяжении последних недель. Вы можете полностью положиться на ею мнение, особенно там, где требуются меры не совсем обычные.
Пожалуйста, пригласите с собой вашего друга, мистера Джедсона, если вы не возражаете.
Остаюсь Вам, сэр, чрезвычайно искренне преданная Аманда Тодд Дженнингс".
Я позвонил Джо и прочел ему письмо. Он сразу же сказал, что будет немедленно, и попросил меня позвонить Уоррингтону.
– Позовите, пожалуйста, доктора Уоррингтона, – вопросил я, как только клерк соединил меня с его номером.
– Говорите, – ответил мне культурный британский голос с явными оксфордскими тонами.
– Это Арчибальд Фрейзер, доктор. Миссис Дженнингс написала мне, чтобы я с вами повидался.
– О, да! – ответил он тепло. – Это будет очень любезно. Как мы с вами условимся о встрече? – Если вы свободны, я могу зайти прямо сейчас.
– Позвольте, я взгляну, – он помедлил ровно столько, сколько нужно, чтобы посмотреть на часы. – У меня есть дела в вашей части города. Могу ли я зайти к вам в офис минут через тридцать или чуть позже?
– Это будет замечательно, доктор, если только не доставит вам неудобств.. – Совеем нет. Я буду у вас. Вскоре пришел Джедсон и сразу же спросил меня о докторе Уоррингтоне.
– Я его еще не видел, – сказал я, – но по телефону голос у него совершенно шикарный, как у члена совета английского университета. Он скоро будет здесь сам.
Моя секретарша принесла его визитку спустя полчаса. Я поднялся, чтобы приветствовать его – рослого, плотного телосложения человека с лицом, исполненным большого достоинства и явной интеллигентности. На нем был довольно консервативный костюм, сшитый у дорого портного, в руках перчатки, трость и большой портфель. Но он был черен, как уголь!
Я постарался никак не выказать своего удивления. Надеюсь, мне это удалось, поскольку я очень боялся обидеть его подобной невоспитанностью. В самом деле, почему бы человеку не быть негром? Я проста не ожидал этого.
Джедсон помог мне выйти из положения. Я думаю, что он не растерялся бы, даже если бы ему подмигнула яичница-глазунья. Он взял разговор в свои руки уже через несколько минут после того, как я представил его. Мы все удобно расположились в креслах и провели несколько минут в вежливом обмене ничего не значащими любезностями, как это обычно делают не слишком хорошо знакомые между собой люди.
Уоррингтон первым перешел к делу. – Миссис Дженнингс дала мне понять, – начался, – что есть некие проблемы, в которых я могу быть полезным одному из вас или же вам обоим.
Я сказал ему, что, несомненно, такие проблемы существуют, и коротко обрисовал ему ситуацию, начиная с того, как тот рэкетир впервые показался в моем магазина Он задал несколько вопросов, и Джедсон помог мне восстановить некоторые детали. У меня сложилось впечатление, что миссис Дженнингс уже многое ему рассказала, и он просто уточняет кое-что.
– Очень хорошо, – сказал он в конце глубоким голосом, звучным и сочным, который, казалось отдается эхом в его грудной клетке еще до того, как прозвучит в воздухе.
– Я имею основания быть уверенным, что мы отыщем способ справиться с вашими проблемами. Но сначала я должен провести некоторую проверку. Он наклонился и начал расстегивать портфель. – Мм-м, доктор, – предложил я, – не следует ли нам прежде заключить соглашение, а потом уже приниматься за работу?
– Соглашение? – он выглядел весьма удивленным, а потом широко улыбнулся. – А, вы, вероятно, имеете в виду оплату? Дорогой мой сэр, это привилегия – сделать небольшое одолжение миссис Дженнингс.
– Н-но послушайте, доктор, я буду себя так лучше чувствовать. Уверяю вас, это в моих правилах – платить за магию… Он протестующе поднял руку. – Это невозможно, мой юный друг, по двум причинам: во-первых, я не имею лицензии на практику в вашем штате. А во-вторых, я не волшебник.
Думаю, что я выглядел так же глупо, как и говорил:
– Как? Что такое? О, извините меня, доктор. Я имею в виду, что я был уверен – раз вас послала миссис Дженнингс, и ваш титул, и все такое" Он продолжал улыбаться, но это была скорее улыбка понимания, нежели насмешка над моим смущением.
– Это и не удивительно, даже некоторые ваши сограждане одной со мной крови ошибаются. Нет, моя степень – это почетный доктор права в Кембриджском университете. Основная специальность – антропология, которую я иногда преподаю в университете Южной Африки. Но антропология имеет и некоторые весьма странные ответвления. Я здесь для того, чтобы исследовать одно из них. – Ну, тогда могу ли я спросить. – Конечно, сэр. Мое увлечение, если вольно перевести это совершенно непроизносимое название, звучит так: "чующий ведьм". Я стоял, совершенно пораженный. – Не затрагивает ли это магию? – И да, и нет. В Африке иерархия и категории для обозначения этих предметов не такие, как у вас. Я не считаюсь волшебником или колдуном, но скорее – противоядием против них. Кое-что продолжало беспокоить Джедсона. – Доктор, – поинтересовался он, – вы случайно родом не из Южной Африки?
Уоррингтон жестом указал на свое лицо. Полагаю, что Джедсон прочел на нем что-то такое, что выходило за пределы моего понимания.
– Как вы уже, вероятно, поняли, нет. Я родился в племени бушменов к югу от Нижнего Конго.
– Оттуда, да? Это интересно. Вы случайно не нганга?
– Из Ндембо, но не случайно. Он повернулся ко мне и вежливо пояснил: – Ваш друг спросил меня, не являюсь ли я членом оккультного братства, которое простирается по всей Африке, но большая часть его находится на моей родной территории. Прошедших инициацию называют нганга. Джедсон упорствовал в своем любопытстве:
– Мне кажется, доктор, что Уоррингтон – это вымышленное имя, – а какое у вас другое имя?
– Вы опять совершенно правы. Мое племенное имя – это вы хотите знать? – Если вы не возражаете. – Оно звучит так." – я не могу воспроизвести те странные щелкающие и чмокающие звуки, которые он издал – …или можно более или менее точно выразить его по-английски как "человек-который-зада-ет-неудобные-вопросы". "Прокурор" – вот еще один приемлемый, хотя и не вполне строгий перевод, поскольку здесь затрагиваются племенные функции. Но мне кажется, – продолжал он с благожелательной улыбкой, – что это имя больше подходит вам, чем мне. Могу ли я передать его вам?
Здесь произошло нечто, чего уж я совсем не понял, разве что оно имеет корни в каких-то африканских обычаях, полностью непонятных и чуждых нашим привычкам и образу мыслей. Я уже приготовился посмеяться над остротой доктора, поскольку был уверен, что это шутка, но Джедсон ответил ему совершенно серьезно:
– Я глубоко польщен вашим предложением. – Это ты оказал мне честь, брат. С этого момента и во все время нашего с ним знакомства доктор Уоррингтон неизменно адресовался к Джедсону по его новому африканскому имени. А Джедсон называл его "брат" или "Ройс". И все их взаимоотношения претерпели явную перемену, как будто предложение и принятие имени действительно сделало их братьями со всеми вытекающими отсюда привилегиями и обязанностями.
– Я не оставил тебя без имени? – спросил Джедсон. – У тебя есть еще третье, настоящее имя?
– Да, конечно, – признался Уоррингтон, – имя, которое не может быть произнесено.
– Естественно, – согласился Джедсон, – имя, которое не может быть произнесено. Ну, начнем работу?
– Да, давайте начнем, – он повернулся ко мне. Есть ли у вас какое-либо место, где я могу совершить некоторые приготовления? Оно может быть и совсем небольшим…
– Это подойдет? – предложил я, открывая дверь гардеробной и ванной, примыкающих к офису. – Прекрасно, спасибо.
Он взял с собой портфель, закрыл дверь и пробыл там минут десять, не меньше.
Джедсон, похоже, не был расположен к беседе. Он только попросил предупредить мою секретаршу, чтобы она не беспокоила нас и не впускала никого постороннего в офис. Мы сели и стали ждать.
Когда доктор вышел из гардеробной, я ощутил величайшее удивление уже второй раз за день. Собственно, доктора Уоррингтона больше не было. На его месте был африканец. Он стоял босиком и возвышался на шесть футов. Его обширная, мощная грудная клетка была покрыта тугими, гладкими мускулами, как из полированного обсидиана. На нем была шкура леопарда и некоторые колдовские знаки, прежде всего мешок на поясе.
Но меня поразил ее его наряд и даже не фигура воина, а лицо. Брови были раскрашены белым, и линия лба также выделена тем же цветом. Но даже это я едва заметил. Самым .впечатляющим было выражение лица: без тени юмора, неумолимое, исполненное достоинства и силы, которые нужно было почувствовать самому, чтобы оценить в достаточной мере. Глаза его излучали убежденность в мудрости, превосходившей мое понимание. В них не было жалости – только суровая справедливость. С таким противником я не отважился бы встретиться лицом к лицу.
