Борн открыл глаза, и увидел перед собой акади исполинского размера, пристально смотрящего на него сверху вниз. Борн сел на топчане так быстро, словно его что-то подбросило, и, щурясь и мигая, стал протирать глаза.
– Ты давно уже здесь, – заметила Логан, отступая на шаг назад с половика, – но совсем не поправляешься.
Борн огляделся. Он находился в одном из жилищ вождя.
– Ты был без сознания, – добавила Логан, – около восемнадцати часов.
– Часов? – Борн с недоумением смотрел на нее. Он еще до конца не проснулся, и его сознание было слегка затуманено долгим пребыванием в забытьи.
– Полтора дня, – уточнила Логан.
Только одна мысль вертелась в голове у Борна: "Я не пропустил лонгаго?"
Логан, казалось, растерялась и оглянулась назад, где сидел Кохома и натачивал нож.
– Тебе известно что-нибудь о времени погребения, Жан? – Кохома покачал головой.
Борн встал, опираясь на плечо Логан. Сам, без поддержки, он вряд ли мог стоять.
– Нет, Борн, – прозвучал вдруг сильный голос. – Ты сохранил много жизней наших братьев, и лонгаго не может произойти без тебя. Сейчас, когда ты пришел в себя, мы можем начать совершать его.
– Что такое лонгаго – что-то вроде обряда, церемонии погребения? спросила Логан, оглядываясь назад, в сторону Джойлы, которая стояла в дверях.
– Это возвращение назад, – сказала жена вождя. – Те, кого убили акади, должны быть возвращены обратно в другой мир. – Джойла опять посмотрела на Борна. – Тех, кто должен быть возвращен, много. И среди них юноша по имени Дин. – Заметив неожиданную перемену на лице Борна, которое сразу стало сумрачным, Джойла сказала ласковым внимательным тоном. – Как ты себя чувствуешь? Ты слишком долго спал, и иногда это…
– Все нормально… Со мной все нормально, – пробормотал Борн, отпуская плечо Логан. Он пытался удержаться на ногах, слегка шатаясь из стороны в сторону, затем тяжело опустился на половик, сотканный из каких-то пестрых волокон, и обхватил свою голову руками, словно от этого она могла перестать болеть и кружиться.
– Я голоден и хочу есть, – неожиданно сказал Борн.
– Еда для тебя там, – просто ответила Логан, указывая на соседнюю дверь. – Тебе помочь?
– За половину какого-нибудь фрукта я пополз бы на животе, помогая себе ногтями, – ответил Борн. Медленно передвигаясь, он направился к двери. Логан отошла, чтобы не мешать ему. Все еще покачиваясь и нетвердо держась на ногах, Борн без посторонней помощи пошел в жилище, из которого доносилось множество запахов. Джойла шла рядом, чтобы в любую минуту поддержать его, если он упадет.
– Не забывай, тебе нельзя предоставлять волю своему аппетиту и перегружать желудок. Еще слишком рано, – посоветовала Джойла, а затем слегка улыбнулась. – Иначе тебе придется снова лежать на этом топчане.
Борн кивнул головой, но на самом деле он не слышал, что сказала Джойла. Запинаясь, он вошел в жилище, где фрукты и свежее мясо, приготовленные к употреблению, в изобилии были выложены на скатерти. Джойла сделала знак Кохоме и Логан, давая понять, что они тоже могут есть.
– Спасибо, сказала Логан.
– Смотрите за ним, пока он ест, и сдерживайте его, когда будет нужно, – попросила Джойла.
– А ты не будешь есть? – спросила Логан у Джойлы, садясь на половик, на самый его кончик, и выбирая себе блестящий фрукт, имеющий форму тыквы, желтого цвета и испещренный голубыми полосками.
Джойла осуждающе покачала головой. Она внимательно наблюдала за Борном, который с ужасающей быстротой запихивал пищу себе в рот.
– Я уже ела, и сейчас если что-то и осталось несделанным, то это лонгаго, – сказала Джойла. Ее улыбка внезапно стала грустной. – Сегодня вечером многие мои старые друзья будут возвращены Дереву, а с ними и моя дочь.. Она хотела еще что-то сказать, потом передумала и вышла из жилища, отодвинув сделанную из куска кожи занавеску.
Логан продолжала думать о лонгаго, которое, казалось, было сейчас первостепенным вопросом для всех этих людей. Она откусила от фрукта, который держала в руках, найдя его вкус немного похожим на подслащенную хурму. Как же братья Борна избавляются от своих мертвых, если у них не было земли, чтобы их похоронить? Может быть, они применяли кремацию в огненной яме в центре деревни.
Логан высказала свои предположения Борну. Он пытался возразить ей со ртом, набитым пищей.
– Земля? Ты могла бы отдать души своих собственных друзей дьяволу? Они будут возвращены обратно Дереву.
– Да, Джойла об этом уже говорила, – нетерпеливо ответила Логан, – но что это означает?
Но Борн все еще жевал, Логан начала убеждать его, что перерыв в приеме пищи был бы ему на пользу. Борн все еще не высказывал желания говорить, но Логан не отступала, и Борн, наконец, послушался ее.
– Это ясно как день, – в конце концов пробормотал он, – что ты и понятия не имеешь о том, что случается с людьми после того, как они умирают. Я не могу описать тебе лонгаго. Вечером ты его увидишь.
Борн продемонстрировал замечательную способность оправляться от совершенно истощающих подвигов, думал Кохома.
Вместе со всеми великаны шли к месту погребения, перебираясь с ветки на ветку. Они удивлялись силе и ловкости аборигенов. Как они могли жить в таких тяжелых условиях?
– Эти люди, – сказал Кохома, кивая на толпу людей, идущих впереди и сзади них, – не так примитивны. Это потомки людей, живших много-много лет назад. С физической точки зрения, за исключением развитой ступни, приспособленной для хватания, они сложены, как и мы. Но я не могу понять, почему за такое короткое время в несколько сотен лет так уменьшился их рост. – Кохома наступил на маленький темный цветок, у которого были отвратительные, ядовитые шипы. – В менее чем, м-м-м, максимум десять поколений, они потеряли шестую часть своего роста, у них развились эти цепкие ступни, мускулы грудной клетки, приобрели темную окраску кожа, глаза и волосы. Эволюция не может произойти так быстро!
Логан улыбнулась мягкой улыбкой, указав жестом вперед.
– Хорошо, Жан. Я согласна с тобой. Итак, как же мы все это можем объяснить?
– Я отказываюсь верить, что они произошли не от нас, а развивались параллельно с нами. Различия слишком малы.
– А что вы скажете насчет мутации, – в конце концов выдвинула предположение Логан, – вызванной поглощением местных химических веществ, содержавшихся в пище. – Она показала глазами на шарообразные фрукты со вкусом ликера "Шартрез", окруженных цветами бледно-лилового цвета.
– Возможно, – наконец уступил Кохома. – Но масштаб и быстрота…
– Да, это, – прервала его речь Логан, – но необходимость быстро адаптироваться, чтобы не умереть, может вызвать необыкновенные физиологические процессы. Тело человека способно к необыкновенным переменам, когда под угрозой само выживание. Хотя, я допускаю, это была бы наиболее радикальная, сенсационная мутация, которая когда-либо была выявлена. Но все же, – Логан неторопливо помахала рукой в сторону Дерева, – если бы ты видел некоторые доклады лабораторий Цинг-Ана и Цембеса… Она слегка покачала головой, словно о чем-то сожалея.
– Эта планета является как бы коктейлем новых форм, необычных молекулярных комбинаций, комбинаций белков, – продолжала Логан. – Здесь есть структуры местных ядерных кислот, которые не поддаются общепринятой, традиционной классификации. И мы изучили только часть этого Дерева, почти не коснувшись его поверхности. Но когда мы начнем копать глубже, я уверена, мы найдем…
Кохома жестом приказал ей замолчать.
– Я думаю, скоро что-то произойдет.
Они приближались к коричневой стене, такой громадной, что не приходилось сомневаться в ее органическом происхождении. Конечно, ничто столь огромное не могло быть кем-то построено.
Люди шли мимо и огни факелов освещали темно-коричневую кору дерева. Кора была метровой толщины.
– Ствол, должно быть, метров тридцать толщиной на этом уровне, прошептала потрясенная Логан. – Интересно, какой же он у основания. – Она повысила голос. – Борн!
Охотник немного отстал от своих братьев и терпеливо подождал, пока великаны догонят его.
– Как вы называете это? – Логан показала на дерево, ствол которого остался уже позади.
– Его настоящее имя утеряно в веках, Тими. Мы называем его Тот-Кто-Хранит, потому что оно хранит в безопасности души тех, кто умер.
– Теперь мне все ясно, – сказала Логан. – Мне было очень интересно, куда вы деваете ваших умерших, потому что вы никогда на спускаетесь на поверхность, на Первый Уровень. И я догадывалась, что вы не совершаете кремации.
Борн выглядел растерянным.
– Кремация? – переспросил он.
– Сжигание тел, – пояснила Логан.
Кто-либо другой из его братьев, Ридер, например, или Сэнд, были бы открыто шокированы, если бы услышали такое. Но голова Борна работала не так, как у его товарищей. Он просто вдумчиво и спокойно рассмотрел этот вопрос.
– Я не-мог и представить такой возможности. Вы что, таким образом избавляетесь от тех, кто меняет место?
– Если ты имеешь в виду, кто умирает, – ответил Кохома, – то да, иногда и так.
– Как странно, – Борн пробормотал скорее для себя, чем для пришельцев. – Мы приходим из другого мира и верим, что нам надо вернуться туда, в Дерево. Я думаю, среди вас есть те, кто не пришел из другого мира и, следовательно, ему некуда возвращаться.
– Я не сумел бы сформулировать это лучше, чем ты, Борн, – признал Кохома.
Они шли в полной тишине еще несколько минут, пока люди не начали расходиться в раненые стороны, образуя нечто вроде круга.
– Мы уже пришли? – тихим голосом спросила Логан.
– Это только одно из мест, – поправил Борн. – Каждый устроится там, где будет чувствовать себя уверенно. – Он посмотрел вверх, рассматривая черные ветки. – Пойдем. Вам будет лучше видно сверху.
Несколько минут они взбирались вверх по лестнице из виноградных лоз и лиан и оказались на ветке, откуда можно было смотреть вниз на широкую часть дерева. Все тесно столпились вокруг глубокой и широкой расщелины между ветками. Слабый свет факелов, которые были защищены от дождя, не позволял с точностью определить ее глубину.
Шаман быстро и тихо пробормотал какие-то слова. Логан и Кохома не могли понять, что он говорил. Собравшиеся люди слушали его с уважительным молчанием. Один из людей, который умер в борьбе с акади, был принесен сюда с умершим фуркотом на больших носилках.
– Значит, они будут похоронены вместе, – прошептала Логан.
Борн внимательно и печально посмотрел на нее, и сильная жалость переполнила его сердце. Бедные великаны! Воздушные корабли и другие чудесные машины были им доступны, но они были лишены удобства фуркота. Каждый мужчина, каждая женщина владели фуркотом, который приставлялся к ним вскоре после рождения и проходил с ними на протяжении всей их жизни до самой смерти. Борн не мог представить свою жизнь без Руума-Хума.
– Что же случается с теми фуркотами, чьи хозяева умирают до них? спросил Кохома.
Борн насмешливо посмотрел на него.
– Руума-Хум не может жить без меня, как и я без него, – объяснил он, в то время как великаны внимательно его слушали. – Когда умирает одна половина, кончается и жизнь второй.
– Я никогда и не предполагала такое сильное влияние человека и животного друг на друга, – пробормотала Логан. – Может быть, это некий физический симбиоз, который развился здесь.
Они немного отвлеклись от действий, которые продолжали происходить внизу под ними. Сэнд и Ридер в это время поливали какие-то душистые жидкости на два тела, которые были опущены в расщелину ветки.
– Это что-то вроде священного масла или чего-то еще, – осмелился предположить Кохома.
Но Логан едва услышала его. "Эмфол… погребение вместе двух существ… половина себя…" – Мысли все кружились и кружились в ее голове, не образуя ничего целого и ничего не проясняя.
Фуркоты, изнемогающие без своих умерших хозяев, это она еще могла понять. Но что касается человека, который умирает от тоски по своему животному, здесь Кохома, возможно, был прав, думала Логан. Одна только необходимость физического выживания задержала людей Борна на пути интеллектуального развития. Многие понятия этих людей и их привычки свидетельствовали о расстройстве психики. Одна из мыслей, которая не давала покоя ее мозгу, требовала разъяснения.
– Ты сказал, мужчины и женщины, – прошептала она, устремив взгляд вниз. – Существуют ли сексуальные контакты между фуркотами и людьми? Борн, казалось, не знал, что ей ответить. – Ты ведь знаешь, – уточнила Логан, – между фуркотами женского и мужского рода, между самцами и самками? Руума-Хум – это самка?
– Я не знаю, – с отсутствующим видом ответил Борн, поглощенный церемонией, которая происходила внизу. – Я никогда не спрашивал.
Казалось, что с его стороны разговор был окончен. Но это еще больше разожгло любопытство Логан и побудило ее продолжать задавать вопросы.
– И фуркот Лостинга. Он женского рода?
– Я не знаю. Иногда мы зовем его "он", иногда "она". Это не имеет значения для фуркота. Фуркот имеет много собратьев, и для него не важен пол.
– Борн, а как ты определяешь, какого рода фуркот: женского или мужского?
– Кто его знает? Да какая разница? – Надоедливые вопросы этой женщины стали раздражать Борна.
– Видел ли кто-нибудь, чтобы фуркоты спаривались? – не отставала Логан.
– Я не видел. Я не могу утверждать, может быть, кто-то и видел. Я никогда не слышал, чтобы об этом говорили, и у меня тоже нет желания об этом говорить.
Неожиданно эта мысль отошла на второй план. Чувствовалось, что сейчас не место и не время обсуждать это. Внимание Логан снова было направлено на то, что происходило внизу.
– А что они сейчас делают, Борн?
На тела, лежащие в расщелине, были навалены листья, чернозем, засохшие ветки и суккуленты.
– Кир, конечно, должен быть надежно защищен от хищников, – произнес Борн.
– Естественно, – одобрительно согласился Кохома, – масла ускоряют биологическое разложение, в то же время делая незаметным запах от продуктов распада.
Они внимательно наблюдали за процедурой погребения. Со всех сторон доносились монотонные звуки, странные и не похожие на песнопение. Ридер несколько раз провел рукой над доверху наполненной и крепко утрамбованной расщелиной, сделал один поклон, затем повернулся и пошел к другой ветке, которая была немного повыше. Остальные последовали за ним. В эту ночь у братьев Борна было много таких погребений.
Последующая часть погребения стала скучной. Промокшие до костей Кохома и Логан, чтобы согреться, решили использовать факелы, которые горели очень слабо, но не погасали, несмотря на непрекращающийся дождь.
Факелы из медленно горящей сухой древесины были потушены, и затем смешаны с зажигающей пыльцой, которая повсюду была в изобилии. Лист какого-то растения был испещрен дырками и вычищен от мякоти, которой он был наполнен внутри. Таким образом, осталась твердая оболочка сферической формы около тридцати сантиметров в диаметре. Затем сферу надели на верх факела, предварительно проделав в ней маленькую дырку. С помощью этой дырки можно было зажечь порошок, а затем и дерево, в то же время обеспечивая выход для дыма и сажи, хотя, казалось, дерево горело без дыма. Крепкое волокно листа хорошо сопротивлялось жаре и пламени. Получилось нечто вроде обогреваемого зонта.
Процессия извивалась во влажной темноте, похожая на поющую, светящуюся змею с переливчатыми желто-зелеными пятнышками. Все, кто был в состоянии идти, начиная с маленьких детей и кончая такими стариками, как Сэнд, собрались вместе в этой изгибающейся спиралевидной колонне. Никто не жаловался, никто не возражал, когда колонна стала подниматься вверх, никому не хотелось отдохнуть или вернуться назад.
Вдруг что-то с сильным грохотом вышло из леса. Страшный звук прорывался через обычные и мягкие успокаивающие звуки дождя. Борн подошел к Логан и Кохоме.
– Оставайтесь здесь с колонной. Что бы ни случилось, поддерживайте огонь.
– Почему? – начала Логан, но Борн уже ушел. Его поглотило зеленое хлорофилловое море. Шестилапая масса фуркота последовала за ним.
Великаны ждали вместе с другими под дождем. Вверху над колонной и справа раздавался сильный грохот и стон. Стон становился выше, превращаясь в визгливый, гортанный смех. Он поднялся и превратился в оглушительные крики. Звук прервался бульканьем.
Что-то массивное и далекое двигалось справа, сокрушая по пути ветки и разрывая виноградную лозу. Свет от факелов едва освещал пространство.
И ни у кого из колонны не появилось желания рассмотреть поближе громадные передвигающиеся где-то поблизости очертания.
Грохот слабел, становился тише, как будто гигантская масса пропала в темноте, словно камешек в сухом колодце. Грохот превратился в шелест, потом в эхо, пока все не поглотил шум дождя. Борн вернулся на свое место, а колонна снова двинулась вперед.
– Что это? – мягко спросил Кохома. – Мы только едва разглядели, как оно шло мимо.
Кохома только сейчас с удивлением заметил, как дрожали его руки.
– Какой-то неизвестный нам биологический вид, – предположила Логан, не пряча свое лицо, мокрое не только от дождя.
– Один из больших ночных хищников, – сказал Борн. Глаза его не отрывались от угольно-черных веток.
– Дивердаунт. Он не подойдет близко к Дому из-за своего брюха, но если один-два человека встретятся с этим чудовищем в лесу, они не вернутся в Дом. Он пересекал нашу дорогу и был голоден. Он бы никогда не напал. Они очень сильные, но медлительные. И очень интересные для охотников и фуркотов.
Последние слова были произнесены с явным удовлетворением.
– Почему мы ждали, когда он пройдет? – удивилась Логан.
Борн возмутился.
– Это последний бросок. Никому не разрешено прерывать последний бросок.
– Даже гнезду акади? – прошептал Кохома.
Борн быстро взглянул на него, сверкнув в свете факелов глазами.
– Зачем вы это говорите?
– Я оцениваю ваши возможности, – объяснил Кохома, хорошо понимая, что Борн не имеет представления об этом и напоминая ему, что есть вещи, которые не может понять даже великий охотник.
Логан в душе обиделась на товарища за отсутствие у него такта и быстро спросила:
– Я просто удивляюсь, как все эти создания могли получить постоянные названия.
Борн улыбнулся, опять почувствовав себя в своей тарелке.
– Когда молодой задает вопрос, старший отвечает, что это дивердаунт или окифер, либо плод несъедобного растения мальпаз.
– Судя по сообщениям первых колонистов, попавших сюда, – пробормотала Логан, – они не были расположены давать стандартную научную классификацию. Поэтому имена, что давали они, были скорее разговорными, чем видовыми.
Борн слышал это четко, он слышал все, что говорили гиганты своими тихими голосами. Однако по обыкновению, он не подал вида, что слышал. Это было бы невежливо. Хотя много раз ему хотелось бы понимать больше, чем он слышал.
Колонна продолжала подниматься. Сверху слышались плевки и визг. Однажды откуда-то снизу послышалось треньканье, словно работал неприглушенный компьютер. Охотников послали вперед разведать источники этих пугающих звуков, но они ничего не нашли. На людей никто не нападал.
В конце концов последние, павшие в битве с акади, вернулись в свой мир. Были сказаны последние слова, отданы последние почести. Люди возвращались в Дом. Кохома и Логан не могли понять, каким образом братья Борна находили дорогу. И они скорее успокоились, чем обеспокоились, когда увидели первые цветущие виноградные лозы со множеством розовых цветов и кожаными мешочками.
Позже, когда вся колонна вновь вступила под уютные стволы Дома, когда были погашены последние медленно горящие факелы, когда был туго натянут последний кожаный занавес, заграждающий вход в жилище – только тогда послышались одинокие звуки плача, сдерживавшиеся в лонгаго. Ночь покрыли деревню черным влажным одеялом и принесла покой и сон.
И никто не видел движения перед Домом, никто не видел шевелящиеся длинные тени, собирающиеся наверху на сплетенных ветвях.
От легкого удара в голову детеныш проснулся и завизжал. Трое учеников щурились в почти полной темноте. Руума-Хум стоял перед Сувом. С уходом Мура он должен был заботиться об этом детеныше. Не было никакого чувства сожаления, никакой томительной печали из-за смерти Мура. Сув был со своим человеком и это был Лоу.
– Старина, что я должен делать? – спросил Сув.
– Ничего, то, что ты без сомнения и продолжаешь делать.
Руума-Хум фыркнул и начал пробираться к месту сбора. Детеныш следовал за ним, запутался в своих средних лапах, но потом все шесть лап стали работать вместе и засеменили.
– Что это в таком случае?
– Ты увидишь. Успокойся и запоминай.
Сув почувствовал необычную торжественность в голосе нового наставника и понял, что юнцам надо держать язык за зубами, пока им не дают других указаний. Молодой фуркот уже привык к своему новому наставнику.
Когда подошли Руума-Хум и Сув, все уже были в сборе. Они вышли из Дома колонной по двое, двигаясь тайком и в молчании. Такое тихое передвижение все же не могло остаться незамеченным. Чуткие ночные хищники, вышедшие на охоту, обнаружили его и крались рядом, ощущая запах и видя очертания между ветками.
Другие хищники в своих норах волновались из-за шума множества ног и готовились к защите своих территорий и логовищ от непрошенных пришельцев. Случайный порыв ночного ветра шевелил листья и доносил до их расширенных ноздрей запах фуркотов. Независимо от своих размеров, количества или вида, независимо от страха, учуявшие этот острый запах бросали свои территории, свои убежища и уходили. Живое облако светящихся существ порхало, переливалось темно-красным, зеленым и лазурным, кружилось меж ветвями и стволами, зависая над колонной.
Фуркоты не смотрели ни вправо, ни влево, ни вверх на двигающиеся пятнышки, исполняющие разноцветный танец. Тут и там порхающие существа опускались ниже, блестящие крылышки сверкали в ночи, словно драгоценности. Огоньки плясали во всех трех глазах фуркотов.
Наконец, дошли до огромного дерева, настоящего исполина. Но не только из-за своих размеров он стало значимым для фуркотов. Они расположились вокруг дерева под его переплетенными ветками в соответствии с возрастом.
Лиходон, фуркот Сэнда, занял место в центре полукруга. Остановившись, он по очереди поглядел в глаза всем собравшимся братьям. Потом откинул голову. Из-под острых как нож клыков и зубов раздался неземной звук, что-то сродни крику, мяуканью и чему-то неописуемому человеческими словами. Остальная группа присоединилась к нему, в том числе и Сув и другие детеныши, которые пока не понимали значения этого рева.
Большинство зверей убегало от этого раздирающего нервы концерта. Но некоторые подползали ближе (любопытство брало верх над страхом) и с изумлением смотрели на этот обряд, такой старый и вечно новый. Он был таким непохожим, на этот раз более сложным, чем помнили Руума-Хум или Лиходон. Он будет иным и в следующий раз, хор всегда изменяется, подходя к необъяснимому, невообразимому концу.
Это было за два дня до окончательной подготовки больших запасов для второй попытки добраться до Дома гигантов. Два дня для приготовления к смерти, которая миновала их в битве с акади, так думало большинство братьев Борна.
Он трижды совершал поступки, которые для других были лишь мечтой детства. Но это не могло изменить мнения его товарищей о его сумасшествии. Они, в том числе Лостинг, полагали, что его особая храбрость – тоже составная часть сумасшествия. Они высказывали почтение к Борну, но не восхищение. Кто же будет восхищаться сумасшедшим.
Борн чувствовал только их равнодушие, не ощущая подлинного отношения, поскольку никто не говорил ему в лицо о сумасшествии. Это еще больше сводило его с ума, но в другом смысле. Он до предела наточил топор и нож, и был очень сердит.
Он вернулся со схватки с грейзером. Он вернулся от демона небесного корабля. Он возвратился от акади. И он вернется со станции гигантов и принесет все чудесные вещи, которые они обещали ему. Может быть, может быть тогда, наконец, Брайтли Гоу увидит смелость, и отвагу, и ум там, где все видят только умопомешательство. Она поймет, что в Борне больше ума и отваги, чем мощи и силы.
Из всех охотников только Лостинг по своим личным причинам идет с ним. Разве Борн не спас жизнь других? Правильно, считали они, но это тем более не причина, чтобы покинуть своих спасенных братьев. Лостинг, которого Борн раньше мог не видеть неделями и месяцами, будет сопровождать его. Борн был доволен помощью великого охотника, но на людях подтрунивал над ним.
– Ты думаешь, я иду на смерть. Тогда зачем же ты идешь со мной? усмехнулся он, прекрасно зная причину.
– Некоторые говорят, лес защищает сумасшедших, – начал Лостинг. Если это так, он на самом деле спасет тебя. И я такой же ненормальный, как и ты. Разве любовь – не вид умопомешательства?
– Если так, мы точно оба сумасшедшие, – согласился Борн, застегивая пряжку на плаще. – А они все правы, я самый сумасшедший.
– Запомни, Борн, ты не убедишь меня остаться. Или я увижу как ты умрешь, или я вернусь с тобой.
Борн посмотрел на двух великанов, разговаривающих с вождем.
Оба согласились принять в подарок водонепроницаемые плащи, хотя они и настаивали, что будут носить под ними свое изодранное в клочья одеяние. Когда Борн стал спорить с абсурдностью сохранения таких лохмотьев, они отвечали, что боятся простудиться. Это остановило Борна, ведь кто знает, какие странные болезни бывают у великанов.
– Они многому научились, когда жили среди нас, – заметил он, – хотя каждый все еще неуклюж как ребенок. По крайней мере сейчас они спрашивают, прежде чем трогать, смотрят, прежде чем идти.
– Что ты думаешь о них, Борн? – спросил Лостинг.
– Мы должны постоянно следить, чтобы они не навредили себе, прежде чем мы дойдем до их станции-Дома.
– Я не об этом, – поправил его Лостинг. – Я имею в виду, нравятся они тебе как люди?
Борн пожал плечами.
– Они очень разные. Если все, что они говорят, правда, они могут принести нам пользу. Если нет, – лицо его приняло уклончивое выражение, это будет история для наших внуков.
Одновременно у них в умах появился образ одной молодой женщины. Разговор прекратился. Не следует начинать долгое путешествие со схватки. В мире будет достаточно борьбы, прежде чем они достигнут цели. С этим согласились оба.
Многие в поселке пришли к ним с добрыми пожеланиями и подарками, хотя никто не встречался с Борном взглядами. Они уже давным-давно вернулись к своим ежедневным делам по добыванию пищи и заботам о Доме.
Когда они выходили из Дома, только один единственный фуркотик смотрел им вслед. Густой шар из меха – детеныш Сув. Этот образ напоминал Борну другого ребенка, вернувшегося в мир.
Он опустил глаза.
Космический корабль великанов – скаммер – был оснащен хорошим дальномером, новым радиолокационным маяком, блоком радиовещания и автоматическим устройством наведения по лучу. Но все это оборудование было разбито и искорежено. Единственное, что взяла с собой Логан со скаммера это компас. Она вынула крошечный черный диск с четким циферблатом и еще раз мысленно поблагодарила тех разработчиков, которые установили компас в крошечных наборах жизнеобеспечения. Логан надеялась, что на этой планете нет никаких магнитных аномалий. В конце концов им не говорили об этом. Борна же мучили различные сомнения. Ведь подобное путешествие было самоубийственным, потому что они только со слов гигантов знали, куда идут. Борн старался не думать о том, что они четко не представляют, где находится станция. Это портило его настроение. Кроме того, он считал, что даже если у них нет ясного представления, им все равно не стоит отсиживаться в безопасном Доме и упускать возможность случайно наткнуться на станцию-Дом великанов. Борн не знал, что может ожидать и его, и Лостинга на загадочной станции. В эту минуту его не очень волновало, как освоиться среди новых людей.
Прошло уже много дней, с тех пор как они покинули Дом. И хотя позади уже было много ночевок, основными чувствами в душе Борна были не тоска по родине и опасения, что ждет впереди. Он ощущал скорее какую-то смесь скуки и напряжения, – скуки из-за каждодневного открытия, что новый кусок мира похож на тот, что был вчера, и напряжения из-за неизбежного чувства, что завтра все может измениться.
Через неделю пути гиганты стали вести себя гораздо лучше, задавали вопросы, когда встречали новое для себя растение или обитателя леса. Спокойными были отношения и с Лостингом.
Охотники продолжали смотреть друг на друга со смесью ненависти и уважения. Эти чувства исключали одно другое и это держало отряд в ровном и спокойном состоянии. Оба знали, что не было ни времени, ни места для выяснения отношений. Со взаимной кровавой разборкой надо было подождать до славного возвращения.
Как и предсказывал Борн, специально созданная для джунглей прочная ткань одежды великанов начала рваться под натиском леса. Кохома и Логан каждый день радовались своим зеленым плащам. Хороший плащ: защищает своего хозяина от врагов, укрывает от ночного дождя, служит подстилкой и имеет еще множество назначений.
С каждым днем, прошедшим без событий, великаны становились увереннее. Учитывая их невероятную неуклюжесть при преодолении лесных троп, Борн полагался исключительно на удачу.
– Будь я проклята, – заметила Логан своему помощнику, указывая наверх и вправо. – Там клочок чистого неба или у меня галлюцинации?
Борн с Лостингом двигались впереди и ни один из охотников не обращал большого внимания на беседу великанов.
Кохома посмотрел в указанном направлении. Он увидел что-то похожее на кусок голубого неба, испещренный пушистыми белыми облаками.
– В лесу должен быть другой проход, похожий на тот, что сделал наш скаммер.
Они поспешили в эту сторону.
В эту минуту Лостинг обернулся, чтобы убедиться, что их подопечные в безопасности.
– Остановитесь!
Борн шел немного впереди Лостинга. Услышав крик, он обернулся и сразу же понял причину беспокойства охотника.
– Все в порядке, – уверенно ответила Логан. – Я знаю о небесных демонах из собственного опыта.
Она покачала головой и улыбнулась.
– Мы зашли в лес слишком далеко, а этот проход очень узкий, чтоб на него мог сесть даже самый маленький летательный аппарат. Мы в безопасности.
Она прошла еще пару шагов в сторону чистого голубого овала.
Лостинг опять закричал и в спешке пытался объяснить, но великаны не останавливались. Зная, что спорить с Кохомой и Логан бесполезно, Борн уже бежал вслед за ними. Пока он прыгал по веткам, его снаффлер гремел и стучал у него за спиной. На ходу Борн пытался выпутать топор из петли. Два упрямых гиганта были уже почти Там. Борн видел уже легкую рябь по краям голубизны, но все еще никак не мог справиться с топором.
К счастью, фуркоты тоже обнаружили опасность. Руума-Хум и Джелливан (фуркот Лостинга) были здесь. Мощные челюсти мягко, но твердо сомкнулись на прочной ткани плаща, Логан завизжала, Кохома кричал. Фуркоты не выпускали из пасти плащи великанов, не давая им двигаться.
Борн на всякий случай вынул топор. Не так-то часто за всю полную опасностей жизнь приходилось ему испытывать такое сильное волнение. Сердце охотника, не унимаясь, колотилось в груди.
Вряд ли один топор спас их всех от клаудера. Эта хищная тварь успела бы убить одного, если не двух гигантов.
Подошел Лостинг с уже приготовленным топором. Вместе они изучали овальный кусок неба и облаков, не обращая внимания на двух сердитых гигантов, только что освободившихся из пасти фуркотов. Руума-Хум и Джелливан, отпустив плащи Логан и Кохомы, отдыхали неподалеку. Борн кивнул Руума-Хуму. Старый фуркот фыркнул и с Джелливаном исчез в кустарнике.
Охотник смотрел на Логан, пока она пыталась расправить запутавшийся плащ. Ее лицо вспыхнуло.
– Какой вред от того, что мы еще раз посмотрим на небо, Борн? Все еще боишься наземных демонов? Быть может, для тебя это ничего не значит, но у нас над головой уже две недели был только зеленый полог. Просто взглянуть на обычное небо – даже если оно слегка зеленоватое – это удовольствие для нас. Паниковать как сейчас просто из-за…
– Я пойду на этот риск и разрешу тебе смотреть на ваш Верхний Дом, когда мы будем достаточно высоко, – спокойно ответил Борн.
– Ну, это когда еще будет! Что тут плохого? Это еще один выход в другой природный мир, отличающийся от вашего.
Борн покачал головой. Следует быть спокойным с этими гигантами, настраивал он себя.
– Ты не увидишь никакого неба и облаков, – ровным голосом начал Борн. – Ты могла бы встретиться с отдыхающим клаудером, когда он готовится к охоте. Вы оба стали бы для него куском мяса.
Если бы ситуация не была столь смертельно серьезной, Борн посчитал бы выражение лица Логан забавным. Она перевела смущенный взгляд на кружок "неба", изучая плывущие по нему облака, потом взглянула на Кохому, который пожал недоуменно плечами.
– Борн, я не понимаю. Разве есть такое животное, которое сидит у этих расщелин и ждет, что кто-то выйдет в открытый космос? Я не могу представить что-либо подобное.
– Здесь нет открытого космоса, – твердо ответил Борн. – Смотри.
Они встали за толстыми растениями – суккулентами – и ждали. Десять, двадцать минут молчания, в конце которых гигантами овладело нетерпение. На двадцать пятой минуте маленький брайя – животное размером со свинью, с четырьмя ногами и четырьмя лапами – подошел, копаясь в растительности в поисках съедобных кореньев.
И вновь Борн увидел вибрацию у края неба. Кохома и Логан тоже заметили какое-то движение воздуха.
Брайя подошел к пространству под небом. Когда он оказался точно в центре, небо, облака и все прочее упало. Дрожащий клаудер напоминал толстый матрац, наполненный сотнями ресниц. Они буквально окутали животное, которое только раз взвизгнуло. Клаудер подергался минуту-две потом расслабился.
Через пять минут края ресниц вытянулись. Клаудер опять вскарабкался на свое уютное местечко, обгладывая всю окружающую растительность, чтобы расчистить себе место. Он опять стал устраиваться на этом месте, на четыре метра выше ближайших растений. Снизу брюхо распластавшегося клаудера сияло такой голубизной, что походило на часть неба с облаками. Логан ущипнула себя за щеку, чтобы убедиться, что она не спит. Она никак не могла прийти в себя. Несколько костей, слишком твердых даже для пищеварительных соков клаудера, были обглоданы им дочиста.
– Камуфляж, да. Защитная мимикрия, да, – прошептала Логан. – Но плотоядное животное, имитирующее небо…
Кохома тоже был испуган, особенно когда понял, что мог бы оказаться на месте брайя, если бы не вмешались фуркоты.
Борн вздохнул и обернулся.
– Я не знаю, как это объяснить, но небо – это небо, а клаудер – это клаудер. Ходить под его брюхом – значит лишиться жизни.
Они опять вернулись на прежнее место. Пристыженные Логан и Кохома шли следом, тревожно оглядываясь назад на притягательный бледно-голубой круг.
– Пока ты думаешь, что эта экосистема уже изучена, – пробормотал Кохома, – все хищники и их жертвы узнаны и описаны, что-то совершенно невиданное в это время щелкает над твоей головой. Хищники, имитирующие небо! В следующий раз, я думаю, Борн предупредит нас о том, что имитирует пустоту!
Прошло несколько недель. И путники достигли удобной пещеры в углублении скалы. Пещера со стенами из деревьев была достаточно большой и свободной. Все шестеро уместились в ней, Борн и Лостинг жестом показали двум гигантам остановиться. А сами осторожно подошли к изобилующей пещерами скале, оружие было наготове. Непохоже, чтобы такое хорошее, прочное убежище пустовало.
Но тем не менее это оказалось именно так. Ни Руума-Хум, ни Джелливан не обнаружили никаких следов. Войдя в пещеру, охотники увидели только очень старый навоз и много сухостоя, который можно было использовать для костров.
В эту ночь яркое пламя осветило пещеру, ее темные стены, состоящие из переплетения деревьев и коры. Борн изучающе смотрел на гигантов. Под успокаивающим действием огня и надежного укрытия он впервые за несколько дней был расположен к разговору.
– Я почти готов поверить, что вы на самом деле пришли из другого мира.
Выражение лица Кохомы не изменилось, но Логан выглядела довольной.
– Это большой шаг, Борн, и очень важный. Я не удивляюсь, что вы его сделали. Из ваших людей вы наиболее восприимчивы, наиболее чувствительны к переменам, к новым идеям. Это будет вам необходимо в будущем.
Она пошевелила палкой угли в костре, прислушалась к журчанью ручейка.
– Знаешь, Борн, когда твои братья встретились с нами – людьми из другого мира, то кто-то из вас должен был понимать нас. Иначе могла бы произойти трагедия.
Логан спокойно взглянула на Борна.
– Я рада, что этим человеком оказался ты. Лучшего и желать нельзя. Когда ты спас меня и Жана от летающего демона, я поняла, что ты сможешь помочь нам и в главном – вернуться домой.
Лостинг слушал и ничего не говорил. Его уважение к смелости Борна было настолько же велико, как и неприязнь к нему. Он прижался к Джелливану и слушал, что будет говорить Борн в ответ Логан.
– Мир, откуда вы пришли, не производит очень привлекательного впечатления, – отвечал Борн и жестом попросил Кохому не спешить с возражениями, – но это дело личного выбора. Несомненно, то же самое вы чувствуете и по отношению к нашему миру. Это не имеет значения.
Борн сделал паузу, нагнувшись вперед, чтобы выделить последние слова.
– Я хотел бы знать, – продолжал он, – если вы так довольны своим собственным миром и другими мирами, о существовании которых вы знаете, то почему вы, так ненавидя наш мир, оказались здесь?
Его лицо внезапно озарилось отсветами огня, и выглядел он вовсе не примитивно.
Кохома и Логан переглянулись.
– Есть две причины, Борн, – наконец сказала она. – Одну понять просто; другую, я думаю, ты поймешь со временем. Я не знаю, сможет ли понять это вождь Сэнд или шаман Ридер. Она повертела в руках палку, отбросила раскаленный уголек в залитый дождем уголок пещеры. Уголек зашипел под теплыми каплями дождя.
– Вам придется познакомиться с таким явлением, как деньги, и со связанной с ними торговлей. Все это станет вам понятно на станции. Когда ты увидишь все это своими глазами, то не будешь удивляться, почему я неохотно рассказываю сейчас подробности. Я только скажу, что ты и твой народ будете иметь значительную выгоду, так же как Жан, я и наши друзья.
– Другая причина менее значима для одних людей, более важная для других – любопытство. То же, что двигало тобой, когда ты спустился посмотреть на наш скаммер. То же двигало тобой вопреки другим мнениям, вопреки совету всех твоих братьев, когда ты решился на поиски нашей станции. Именно это качество – любопытство – влечет людей и транксов от звезды к звезде.
– Кто такие транксы? – спросил Борн.
– Этот народ тебе понравится, Борн, – он посмотрела в темноту. – Они очень любят этот мир, гораздо больше, чем мои люди.
– А на вашей станции есть эти транксы? – неожиданно спросил Лостинг.
– Нет. Никто из них не входит в нашу – она заколебалась – фирму, или группу, организацию, племя, если вам угодно.
Она ярко улыбнулась.
– Вам все станет понятнее, когда мы окажемся на станции.
– Я уверен, что так и будет, – задумчиво согласился Борн, глядя на пляшущие языки огня. Позже, когда он завернулся в плащ и прижался к Руума-Хуму, его охватило нетерпение и сильное желание оказаться среди других людей.
