Глава десятая
Группа демонстрантов на площади Гросвенор, такая малочисленная с утра, постепенно росла и превратилась к обеду в толпу. Были вызваны дополнительные отряды полиции, прибыли репортеры, толпа еще более пополнила свои ряды, а отдельные выкрики можно было слышать уже и на Оксфорд-стрит, и на Парк-Лейн.
Когда к посольству подкатил автомобиль Торна, из толпы вырвались несколько человек, но их тут же задержали полицейские. Дэмьен вышел из лимузина и повернулся к толпе, задерживая взгляд то на одном, то на другом плакате.
"Осудить израильских зачинщиков кровавой бойни!"
"Где же твой голос, Америка?"
"Прекратите поддержку еврейских подонков!"
Сквозь толпу репортеров Дэмьен продирался ко входу в посольство. – Как вы себя чувствуете, господин посол? – прозвучал первый вопрос. – Как никогда хорошо. – А не находите ли вы, что существует какая-то связь между тем, что произошло на Би-би-си, и сегодняшними событиями?
– Никакой связи. Торн, окруженный репортерами и телеоператорами, протиснулся к двери. В это время отчетливо и громко прозвучал вопрос:
– Как бы вы прокомментировали заявление Шредера, будто за взрыв Асуанской плотины несут ответственность израильтяне?
– Если это соответствует действительности, – произнес Дэмьен, происшедшее – настоящий удар по миру на всем земном шаре.
– Можно считать ваши слова официальным заявлением? – выкрикнул другой репортер.
– Я осуждаю всякое насилие, но делать выводы слишком рано. Раздались многочисленные голоса, но Дэмьен, как бы извиняясь, развел руками и поспешил к дверям, которые один из его охранников услужливо распахнул перед ним.
Он уже заходил в здание посольства, когда услышал голос Кейт, позвавшей его. Дэмьен обернулся и увидел журналистку, проталкивающуюся к нему сквозь толпу.
– Доброе утро, миссис Рейнолдс. – Дэмьен кивнул телохранителю, и Кейт вошла в здание, не обращая внимания на возмущенную толпу репортеров.
Следом за Дэмьеном она добралась до лифтов и перевела дыхание. – Я вчера пыталась вам дозвониться, но телефон не отвечал. – Кейт взглянула на посла. В ее взгляде еще сквозило тревожное воспоминание о случившейся трагедии. – Сможем ли мы хоть как-нибудь исправиться?
– Как, например? – полюбопытствовал Дэмьен, останавливаясь у лифта и нажимая кнопку вызова.
Кейт пожала плечами. Пока она в уме лихорадочно перебирала все возможные варианты, Дэмьен сам пришел ей на помощь.
– Ну, к примеру, можно закончить интервью. Кейт благодарно взглянула на него. – Однако на этот раз я бы предпочел встретиться у меня, – продолжал Дэмьен. – Ваши апартаменты меня не очень-то устраивают.
Кейт облегченно вздохнула.
Дэмьен стоял перед разошедшимися створками лифта. – Вы можете остаться на обед, если захотите. – Он вошел в лифт. – Мы будем втроем.
Кейт в недоумении захлопала ресницами. – Вы, я и Питер.
"Почему Питер?" – подумала Кейт и выпалила скороговоркой: – Спасибо, но мне кажется, что Питеру необязательно присутствовать. – Мне бы хотелось, чтобы он пришел, – бросил на прощание Дэмьен, прежде чем дверцы лифта сомкнулись.
Кожа и дерево в кабинете Эндрю Дойла уступили место мебели, отвечающей вкусам Дэмьена. Сжав в руке телефонную трубку, Харвей Дин испытывал в кабинете Торна странное ощущение, будто все это уже происходило. Он стоял у окна и наблюдал за демонстрантами. Сквозь толстые оконные стекла до него долетали выкрики. Дин пытался определить размеры толпы.
– Когда Белый дом получил все это? – спросил он в трубку. Услышав ответ, Дин кивнул и бросил взгляд на часы. – Полагаю, мы можем ждать ответа… м-м-м… во сколько? К полудню по вашему времени? – Он помедлил, заметив, отряд полицейских, направлявшихся к площади, затем продолжал со странным удовлетворением в голосе: – Я уже давно не видел ничего подобного. Даже представить себе боюсь, как все это выглядит у израильского посольства.
Дин прошел на середину кабинета, потянув за собой телефонный шнур. На его лице играла торжествующая улыбка.
– Нет, – возражал он кому-то, – мальчик. – Тут Дин увидел входящего в кабинет Дэмьена. – Я потом перезвоню, Поль, – бросил он на прощание и повесил трубку.
Улыбка Дэмьена улетучилась. Здесь, за закрытыми дверями, он мог позволить себе быть самим собой и не прятать свое отвратительное настроение.
– Это был Бухер, – радостно объявил Дин, не уловив напряженности, висящей в воздухе. – Поль сообщил, что отправил сейчас в Белый дом доклад о Нубийском Фронте. Однако в этом докладе такие дыры, что впору танку проехать.
Дэмьен молча подошел к окну. – Спасибо за цветы, – продолжал Дин. – Барбара очень признательна. – Так как же все-таки насчет кинжалов? – раздраженно перебил его Дэмьен. Ему не хотелось говорить о мелочах.
Дин посмотрел на Торна, и вся его оживленность моментально испарилась.
– Бухер выясняет. Очевидно, кинжалы появились на аукционе, где были куплены священником, передавшим их в какой-то итальянский монастырь. – Дин подошел к письменному столу и заглянул в свои записи. – Суби… В общем, что-то в этом роде, – припомнил он.
– Субиако, – уточнил Дэмьен. – Монастырь святого Бенедикта.
– Да, точно, – согласился Дин. – Мы подключили к этому наших итальянских ребятишек, так что…
– Слишком поздно, – резко оборвал Дина Торн. – Птички уже вылетели из клетки. – Он не отрываясь смотрел в окно. – Они уже в Англии. Пытаются засвидетельствовать рождение Назаретянина и уничтожить меня прежде, чем я сотру их с лица земли. – Дэмьен взглянул на небо. – Он родился этой ночью. Дин склонился над письменным столом. Листки бумаги, разлетевшись, упали на пол.
– Как только он родился, я сразу же почувствовал его присутствие, поворачиваясь к Дину, произнес Дэмьен. – Это как вирус, пожирающий мои силы, иссушающий мое тело.
Дин впервые видел Торна таким измученным. Под глазами черные круги, лицо прорезали морщины. Это был уже не прежний, молодой и подтянутый Дэмьен. Он как бы состарился за одну ночь.
– Изо дня в день, пока он живет и растет, – монотонным и тусклым голосом констатировал Торн, – мои силы будут таять.
Он снова отвернулся от Дина и уставился в окно невидящим взглядом. – Назаретянин, неужели ты такой трус, что боишься встретиться со мной наедине? Прячься, если хочешь, но рано или поздно я выслежу тебя. Ты пригвоздил человечество к своему жалкому кресту. Вот так же я распну тебя на кресте забвения.
Дин вздрогнул и подошел к окну, пытаясь разглядеть то, что видел Дэмьен, стремясь понять и разделить его боль. Он заметил в центре толпы человека с плакатом. Плакат выделялся среди прочих: "Возрадуйтесь рождению Христову!"
Дэмьен и Дин увидели глаза священника, державшего плакат. Во взгляде его светилось торжество. Это были глаза победителя.
Дэмьен вздрогнул, отпрянул от окна, устало покачал головой и рухнул в кресло.
С наступлением вечера толпа постепенно рассеялась, площадь опустела, и только один человек оставался сидеть на скамейке. То и дело посматривая на здание посольства, он наблюдал, как постепенно гаснет свет в его окнах. Когда ко входу подкатил огромный лимузин, Мэтью поднялся и приблизился к посольству, но к автомобилю никто не вышел. Водитель сидел в машине и дремал. Только в одном окне горел свет, и Мэтью разглядел силуэты двух мужчин.
– Возрадуйтесь, – еле слышно произнес он, – ибо Христос снова с нам и…
Дин начинал беспокоиться. Дел накопилась целая куча, а Дэмьен наотрез отказывался к чему-либо прикасаться. Вместо этого он впился мрачным взглядом в площадь и не произносил ни слова. Напряжение в воздухе достигло предела, и Дин то и дело выбегал в ванную, чтобы хоть на мгновение избавиться от него.
Священник на площади не трогался с места. – Чего он там сидит? – нарушил молчание Дин. – Он ждет меня, – тусклым голосом объяснил Дэмьен, – заманивает в ловушку.
Дин негодующе хмыкнул: – Да, он, похоже, идиот. – И тут же почувствовал, как его ладонь инстинктивно сжимается в кулак. Уже одно присутствие священника было оскорбительным. – Что заставляет его думать, будто ты клюнешь крючок?
– Он знает, что именно это я и собираюсь сделать. Дин недоуменно пожал плечами. Он вдруг вспомнил человека в студии, его обгоревщий труп, и внезапно ему в голову пришла мысль, что один из кинжалов находится у этого священника.
Дэмьен приблизился к письменному столу, взял бинокль и навел его на скамейку.
– Если у него не хватает времени, я трачу время впустую, – заметил он.
Дин покачал головой. Это было слишком сложно для него. Полная бессмыслица. Дэмьен опять заговорил загадками. Но, может быть, лучше и не понимать всего этого.
