Глава VII
Что необходимо сделать прежде всего. – Мост через реку. Плато Дальнего Вида превратится в остров. – Подъемный мост. Сбор хлеба. – Ручей. – Мостики. – Птичий двор. – Голубятня. Повозка заложена. – Поездка в гавань Воздушного Шара.
Итак, обитатели острова Линкольна вновь вступили во владение своим жилищем, не воспользовавшись прежним водостоком; это избавило их от необходимости превратиться в каменщиков. Действительно, для них было большим счастьем, что в ту минуту, когда они уже направлялись к водостоку, стаю обезьян охватил испуг, столь же внезапный, сколь необъяснимый, и они решили покинуть дворец. Видимо, животные предчувствовали, что их ждет нападение с другой стороны. Только таким образом можно было объяснить отступление обезьян.
В конце этого дня трупы обезьян были перенесены в лес и зарыты. Затем колонисты занялись ликвидацией беспорядка, но, к счастью, не разрушений. Обезьяны опрокинули мебель в комнатах, но ничего не разбили. Наб разжег плиту и состряпал из домашних запасов обильный обед, которому все оказали величайшую честь.
Юп тоже не был забыт и с аппетитом поел сосновых зерен и кореньев. Пенкроф развязал ему руки, но счел за лучшее не снимать пут с ног, пока животное не станет ручным.
Перед тем как лечь спать, Сайрес Смит и его товарищи, усевшись вокруг стола, обсудили некоторые неотложные мероприятия.
Самым важным и спешным делом была постройка моста через реку, который связал бы южную часть острова с Гранитным Дворцом. Затем следовало устроить загон для муфлонов и других животных, богатых шерстью.
Как видим, оба эти проекта должны были помочь разрешить вопрос об одежде, в настоящее время самый серьезный. Действительно, мост облегчит переноску оболочки аэростата, которая даст полотно. А загон обеспечит запас шерсти для зимнего платья. Сайрес Смит предполагал устроить этот загон у самых истоков Красного ручья, где жвачные животные всегда могли найти обильный и свежий корм. Дорога от Гранитного Дворца к ручью была уже частью проложена, и при наличии более удобной тачки транспорт должен был значительно облегчиться, особенно если бы удалось поймать несколько упряжных животных. Но, если загон можно было без всякого неудобства построить вдали от Гранитного Дворца, иначе дело обстояло с птичником, о котором Наб напомнил своим товарищам. Его пернатые обитатели должны были всегда находиться под рукой у главного повара. Самым подходящим местом для устройства птичника была найдена часть берега озера, граничащая с прежним водостоком Водяные птицы там должны были чувствовать себя так же хорошо, как и прочие Самец и самка тинаму. пойманные в последнюю экспедицию, предназначались для первого опыта разведения домашней птицы.
На следующий день, 4 ноября, колонисты приступили к работе, начав с постройки моста. Для этого важного дела понадобилось участие всех. Обитатели острова Линкольна взвалили на плечи пилы, молотки, топоры и прочие инструменты и, превратившись на время в плотников, вышли на берег.
Тут Пенкроф высказал мысль:
– А вдруг дядюшке Юпу, пока нас не будет, придет фантазия поднять лестницу, которую он нам так любезно бросил вчера? сказал он.
– Прикрепим ее за нижний конец, – ответил Сайрес Смит.
Так и сделали при помощи двух кольев, глубоко загнанных в песок Затем колонисты поднялись по левому берегу и вскоре достигли первой излучины реки Тут они остановились, чтобы посмотреть, нельзя ли построить мост в этом месте. Оно оказалось вполне подходящим. Действительно, отсюда до гавани Воздушного Шара, открытой накануне на южном берегу, было всего три с половиной мили. От моста до гавани было нетрудно проложить проезжую дорогу, которая должна была значительно облегчить сообщение между южной частью острова и Гранитным Дворцом
Сайрес Смит поделился с товарищами одним планом, очень простым и в то же время весьма полезным. Инженер уже давно обдумал этот план. Он заключался в том, чтобы совершенно изолировать плато Дальнего Вида и таким образом совершенно защитить его от нападения четвероногих или четвероруких В этом случае Гранитный Дворец, Трубы, птичник и вся верхняя часть плато, предназначенная для посевов, были бы в полной безопасности от нашествия животных.
Исполнить этот план было очень легко, и вот как предполагал действовать инженер.
Плато было уже защищено с трех сторон естественными или искусственными водными бассейнами.
На северо-востоке – от угла, примыкающего к отверстию прежнего водостока, до пробоины для стока воды на восточном берегу – его защищало озеро Гранта; на севере от этой пробоины до моря оно было ограждено новым ручьем, продолжившим свое русло на плато и на побережье, выше и ниже водопада. Достаточно было углубить русло этого ручья, чтобы он стал не проходимым для животных.
Вдоль всего восточного берега защитой служило само море, от устья упомянутого ручья до устья реки Благодарности.
И, наконец, на юге, от устья реки до ее излучины, где предполагалось построить мост, преградой являлась сама река.
Оставалась еще западная часть плато, между излучиной реки и южной оконечностью озера, протяжением меньше мили, открытая для любого нападения. Но было совсем нетрудно вырыть широкий и глубокий овраг, который наполнится водой озера, причем избыток ее должен излиться в реку. Конечно, уровень озера при этом несколько понизится, но Сайрес Смит установил, что количество воды в Красном ручье было вполне достаточно для его плана.
– Таким образом, – продолжал инженер, – плато Дальнего Вида, окруженное водой со всех сторон, превратится в настоящий остров, и сообщение с ним будет возможно только по мосту, который мы перебросим через реку, по мостикам, уже поставленным выше и ниже водопада, и двум другим мостикам, которые еще придется построить. Один мы перекинем через овраг, который нам предстоит вырыть, а другой – на левый берег реки. Если эти мосты и мостики можно будет поднимать, плато Дальнего Вида окажется защищенным от всяких неожиданностей.
Чтобы товарищи лучше его поняли, Сайрес Смит нарисовал карту плато. Колонисты немедленно уяснили себе проект инженера и единогласно одобрили его. Пенкроф взмахнул своим топором и крикнул:
Начнем с моста!
Это было самое неотложное дело. Колонисты выбрали подходящие деревья, срубили их, очистили от веток разделали на доски, балки и брусья- В части, прилегающей к правому берегу реки, мост должен был быть неподвижным, тогда как левую его половину предполагалось в случае надобности поднимать с помощью противовесов, как пороги у шлюзов. Понятно, это была значительная работа, которая даже при умелом руководстве требовала немало времени, ибо ширина реки была около восьмидесяти футов. В дно пришлось вбить колья – они должны были поддерживать неподвижную часть моста, для чего понадобился копер (34). Колья образовали два быка, так что мост мог выдерживать значительную нагрузку.
К счастью, у колонистов было достаточно инструментов для обработки дерева и железа, чтобы его скреплять. Инженер, прекрасный специалист по подобным сооружениям, проявил большую изобретательность; его помощники, научившиеся за эти семь месяцев очень ловко работать, трудились с великим рвением. Следует сказать, что Гедеон Спилет нисколько не отставал от других и соперничал с самим Пенкрофом, который "никогда не ожидал такой прыти от обыкновенного журналиста".
Постройка моста через реку Благодарности продолжалась три недели. Все это время колонисты были очень заняты. Они обедали, где работали, и, пользуясь великолепной погодой, возвращались в Гранитный Дворец только к ужину.
За это время можно было заметить, что дядюшка Юп становится все более ручным и привыкает к своим хозяевам, на которых смотрит с величайшим любопытством. Тем не менее Пенкроф, осторожности ради, не освободил его окончательно от пут, справедливо предпочитая подождать, пока бегство с плато станет совершенно невозможным. Топ и Юп ужились как нельзя лучше и охотно играли вместе, но Юп даже в играх сохранял величайшую серьезность.
После 20 ноября мост был окончен. Его подвижная часть, уравновешенная противовесами, раздвигалась, и, чтобы привести ее в движение, требовалось лишь небольшое усилие. Между шарниром и последней балкой, на которую опиралась эта половина моста, когда ее опускали, был оставлен просвет в двадцать футов, через который не могли перейти никакие животные.
По окончании моста возник вопрос о поездке за оболочкой шара, которую колонистам хотелось как можно скорее спрятать в безопасное место. Но, чтобы ее перевезти, необходимо было доставить тачку в гавань Воздушного Шара, а для этого требовалось проложить дорогу сквозь густую чащу леса Дальнего Запада. Это требовало времени.
Поэтому Наб с Пенкрофом предварительно отправились на разведку в гавань. Они установили, что запас полотна нисколько не пострадал от пребывания в пещере, и колонисты решили не прерывать работ по изоляции плато Дальнего Вида.
– Это позволит нам создать лучшие условия для устройства птичьего двора, – сказал Пенкроф. Не придется опасаться посещения лисиц и нападения других вредных животных.
– И, кроме того, – прибавил Наб, – мы сможем распахать плато, пересадить туда дикие растения..
– …и подготовить второе хлебное поле! – с торжествующим видом вскричал моряк.
Дело в том, что первый посев хлеба, состоявший из одного-единственного зерна, благодаря заботам Пенкрофа дал отличный урожай. Как и предполагал инженер, из одного зерна выросло десять колосьев, а в каждом колосе было по восьмидесяти зерен, так что колонисты оказались обладателями восьмисот зерен – и при этом в шесть месяцев, а это обещало два урожая в год.
Эти восемьсот зерен, за вычетом пятидесяти, которые были из осторожности припрятаны, решили посеять в новом поле, так же заботливо, как первое, единственное зерно.
Приготовив поле, его окружили высоким крепким острым забором, через который было бы нелегко перескочить. Что же касается птиц, то чтобы их отпугнуть, оказалось достаточно трещоток и страшных пугал, созданных с помощью богатой фантазии Пенкрофа. Семьсот пятьдесят зерен были посажены в маленькие правильные борозды; остальное должна была доделать природа
21 ноября Сайрес Смит начертил план рва, который должен был оградить плато с запада, от южной оконечности озера Гранта до излучины реки Благодарности В этом месте было два-три фута плодородной почвы, а ниже гранит Поэтому пришлось снова заняться изготовлением нитроглицерина, и нитроглицерин произвел обычное действие Меньше чем в две недели в твердом основании плато образовался овраг в двенадцать футов ширины и шесть глубины Тем же способом была сделана новая пробоина в скалистом берегу озера; вода устремилась в это новое русло; маленький ручей, получивший название Глицеринового ручья, превратился в приток реки Благодарности Как и предупреждал инженер, уровень озера понизился, но совершенно незначительно Наконец, чтобы замкнуть преграду, русло прибрежного ручья было значительно расширено; для задержания песка был построен двойной забор.
К середине декабря эти работы были совершенно закончены, и плато Дальнего Вида, то есть неправильный пятиугольник периметром примерно в четыре мили, окруженное поясом воды, оказалось в полной безопасности от нападения В декабре стояла жестокая жара, однако колонисты не хотели прерывать осуществление своих планов' птичий двор становился все более необходимым, и было решено заняться его устройством.
Нечего и говорить, что, когда плато было окончательно загорожено, дядюшка Юп получил свободу. Он не покидал своих хозяев и не проявлял никакого желания убежать Это было кроткое, но очень сильное и замечательно ловкое животное Когда приходилось карабкаться на лестницу Гранитного Дворца, никто не отваживался состязаться с Юпом. Ему уже поручались некоторые работы' он таскал дрова и возил камни, поднятые со дна Глицеринового ручья
Это еще не каменщик, но уже хорошая "обезьяна", – шутливо говорил Харберт, намекая на прозвище, которое каменщики дают подмастерьям Действительно, трудно было придумать более подходящее прозвище.
Птичник раскинулся на юго-восточном берегу реки и занял площадь в двести квадратных ярдов. Его окружили забором и застроили помещениями для будущего населения. Это были хижины из ветвей, разделенные на клетушки, в которых не хватало теперь только жильцов.
Первыми обитателями птичьего двора были самец и самка тинаму, которые вскоре вывели множество птенцов. Вскоре к ним присоединились полдюжины уток, водившихся на берегу озера. Среди них было несколько китайских уток, у которых крылья раскрываются веером. По красоте и яркости оперения эти утки могут соперничать с золотистыми фазанами. Несколько дней спустя Харберт поймал пару птиц из отряда куриных, с круглыми длинноперыми хвостами. Это были великолепные алекторы, которые очень быстро стали ручными. Что же касается пеликанов, зимородков, водяных курочек, то они сами пришли на птичий двор. Весь пернатый мир, наполнявший воздух кудахтаньем, писком и воркованьем, после первых неполадок удобно устроился в птичнике и начал интенсивно размножаться, так что пропитание колонистов можно было считать обеспеченным.
Чтобы завершить начатое дело, Сайрес Смит решил построить в углу птичника голубятню. Там поместили с десяток голубей, водящихся на высоких прибрежных скалах. Птицы быстро привыкли возвращаться по вечерам в свое новое жилище и проявили больше склонности к приручению, чем их родичи вяхири, которые к тому же плодятся только на воле.
Наконец пришло время использовать для пошивки белья оболочку аэростата. Сохранить ее в неприкосновенности, чтобы покинуть остров на воздушном шаре и совершить полет над безбрежным океаном, могли только люди, доведенные до последней крайности. Сайрес Смит, человек практический, даже и не подумал об этом. Итак, предстояло доставить оболочку в Гранитный Дворец, и колонисты принялись за работу, чтобы сделать свою тяжелую тачку более удобной и легкой. Но если повозка у них была, то двигатель предстояло еще придумать. Неужели на острове не было никакого жвачного животного, могущего заменить лошадь, осла, быка или корову? Это надо было выяснить.
– Какое-нибудь упряжное животное было бы нам очень полезно до того времени, пока мистер Сайрес не построит паровую тачку или локомотив. Я не сомневаюсь, что когда-нибудь у нас будет железная дорога от Гранитного Дворца до гавани Воздушного Шара с веткой на гору Франклина!
Славный моряк говорил все это с полным убеждением. Чего только не вообразишь, если есть вера!
Но, отбросив всякие преувеличения, нужно сказать, что простое упряжное животное вполне удовлетворило бы Пенкрофа. Как известно, провидение благоволило к нашему моряку и не заставило его долго ждать.
Однажды, 23 ноября, послышались крики Наба, которые Топ старался заглушить своим лаем. Колонисты, работавшие в Трубах, тотчас же прибежали, предполагая, что произошло какое-нибудь несчастье. Что же они увидели? Двух прекрасных животных, которые неосторожно забрели на плато, когда мостки были опущены. Эти животные, самец и самка, напоминали лошадей или больших ослов: красавцы, с изящным, тонким станом, буланой масти, с белыми ногами и хвостом, с черными полосами на шее, голове и туловище. Они спокойно шли, не проявляя ни малейшей тревоги, и живым взглядом смотрели на людей, которых не считали еще своими хозяевами.
– Это онагги, – воскликнул Харберт, – четвероногие, занимающие среднее положение между зеброй и кваггой!
– А почему не назвать их ослами? – спросил Наб.
– Потому что они не такие длинноухие, и сложены они красивее.
– Ослы или лошади – безразлично! – воскликнул Пенкроф. Они "двигатели", как сказал бы мистер Смит, и, следовательно, их нужно поймать.
Стараясь не испугать животных, моряк прополз по траве до мостика Глицеринового ручья и поднял его:
онагги были в плену.
Следовало ли схватить их и насильно сделать домашними животными? Нет. Было решено несколько дней их не трогать и дать им бродить по плато, где было много травы. Инженер сейчас же распорядился построить возле птичника конюшню, где онагги могли найти мягкую подстилку и приют на ночь.
Итак, зеликолепные животные были оставлены на свободе, причем колонисты даже не подходили к ним, чтобы их эе испугать. Несколько раз онагги как будто испытывали желание покинуть плато, слишком тесное для этих животных, привыкших к обширным пространствам и дремучим лесам. Они ходили вдоль водной преграды, представлявшей для них непреодолимое препятствие, громко и резко ржали, прыгая в траве, потом, успокоившись, по целым часам стояли и смотрели на густой лес, теперь уже навсегда для них потерянный.
Между- тем были приготовлены вожжи и сбруя из растительных волокон. Спустя несколько дней после поимки онагг повозку можно было уже запрягать; сквозь лес Дальнего Запада, от излучины реки до гавани Воздушного Шара, была даже проложена дорога, или, скорее, просека. По ней уже могла проехать повозка. К концу декабря онагги были в первый раз подвергнуты испытанию. Животные настолько привыкли к Пенкрофу, что е-ди у него из рук и позволяли к себе приблизиться, но, когда их запрягли, они встали на дыбы и их очень трудно было сдержать. Однако можно было ожидать, что они скоро привыкнут к новой работе: онагги гораздо послушнее, чем ослы, и их часто запрягают в горных областях Южной Африки; даже в Европе, в довольно холодных зонах, удавалось разводить этих животных.
В тот день все обитатели колонии, кроме Пенкрофа, который шел впереди животных, уселись в повозку и направились в гавань Воздушного Шара. Нечего и говорить, что едва намеченная дорога была довольно тряской, но все же повозка доехала благополучно, и оболочка вместе с прочими частями воздушного шара была погружена в тот же день.
В восемь часов вечера повозка снова переправилась через мост, спустилась по левому берегу реки, и остановилась п&ред Гранитным Дворцом. Онагг распрягли и отвели в конюшню. Ложась спать, Пенкроф так громко вздохнул от удовольствия, что во всех углах дворца откликнулось эхо.
