Глава третья
Планета не имела названия.
У нее был цифровой код. Любой справочный компьютер выдавал о ней сведения, даже не подозревая, что людям приятнее, когда планета имеет название. Привычнее.
Но так случается с планетами, открытыми издали, из космоса, и затем включенными в список исследований.
Планету открыли несколько лет назад. Потом, как и положено, к ней была отправлена станция "Тест". Автоматическая станция, которая вышла на орбиту, выпустила скаутов, сняла ее поверхность, выкинула на поверхность пробы, которые собрали образцы воздуха и почвы. Затем "Тест" собрал всех своих слуг и отправился к трассе, где его подобрал корабль-матка. На корабле-матке младший научный сотрудник Кирейко проглядел материал, сделал квалифицированные выводы, и все материалы по планете отправились в архив, ждать очереди.
Младший научный сотрудник Кирейко мог обнаружить, что планета представляет собой исключительный интерес то ли потому, что на ней есть разумная жизнь, то ли потому, что неразумная жизнь необыкновенна, то ли потому, что там замечательный климат и отличные условия для колонизации, то ли, наконец, потому, что ее минеральные богатства ошеломляют разнообразием и выбором.
Ничего такого младший научный сотрудник Кирейко не обнаружил.
Планета была лишена разумной жизни. Ее высокие широты были заняты снежными горами, ниже располагались закрытые вечным облачным слоем первобытные леса, а в экваториальной области тянулись на тысячи километров раскаленные пустыни. Угол ее наклона к орбите был невелик, период обращения чуть больше тысячи дней. Ничего особенного.
В принципе средние широты, туманные области лесов и более жарких прерий были пригодны для человека, но отдаленность планеты от космических трасс и нехватка исследовательских групп в этом неблизком секторе Галактики обрекли планету на частичное забвение.
А раз на планете нет разумной жизни и мало шансов на ее появление в ближайшие тысячелетия, то и в имени планета пока не нуждалась.
"В крайнем случае, – думал Павлыш, собирая рабочий стол, – мы можем окрестить планету по собственному усмотрению (разведгруппы имели на то право), например Фиалкой, при условии, что в каталоге галактических тел нет другой фиалки".
Стол собрать никак не удавалось. В комплекте недоставало нижней трети телескопической ножки, правда, ящиков оказалось на один больше, чем нужно. Ящики Павлыш надул, вдвинул на место, а лишний приспособил под мусорную корзину. С ножкой он поломал голову, пока не догадался приспособить рейку от палатки.
Клавдия видела эту борьбу и была недовольна. Клавдия не выносила беспорядка, от чего бы он ни происходил.
Павлыш поставил стол к иллюминатору так, чтобы серый сумеречный свет падал справа. Он не любил работать лицом к свету.
Клавдия поставила свой столик так, чтобы работать лицом к свету.
В ее комплекте, разумеется, все составные части стола были налицо, и ни одной лишней. Затем Клавдия начала раскладывать на столе приборы, чистые и аккуратные, хотя некоторые из них уже побывали на трех-четырех планетах, куда более сложных, чем эта.
Третий стол, принадлежавший Салли Госк, так и остался пока в плоском ящике. Салли отложила устройство личных дел, пока не устроит быт станции.
Станция должна была быть женской.
Экипаж Клавдии Сун.
Клавдия Сун – начальник группы и геолог. Салли Госк – радист, электронщик и повар. Сребрина Талева – биолог.
Вместе они работали уже на четырех планетах.
Центр Космических исследований предпочитает не создавать в малых разведгруппах бытовых сложностей. Он комплектует такие экипажи либо из семейных пар, либо подбирает однополые группы. Купол станции невелик, душ и туалет отделены от общей рабочей комнаты пластиковыми шторками, а перегородки между спальными отсеками чуть выше человеческого роста.
Но Сребрина Талева умудрилась сломать бедро за день до высадки.
Капитан "Магеллана", старый друг Глеб Бауэр, вызвал Павлыша. Он смотрел на него сочувственно.
– Ты, конечно, понимаешь, – сказал он, – что группа Клавдии Сун последняя на борту. Остальные высажены.
– Сребрину можно будет выписать только через месяц, – сказал Павлыш.Очень сложный перелом.
– Я не об этом. Я хотел спросить, что они будут делать там без биолога?
– Без биолога им трудно, – согласился Павлыш.
– Ты понимаешь, что мы им сорвали высадку?
– Мы-то тут при чем?
– Мы несем ответственность, – сказал Бауэр так, что ясно было ответственность несет именно Павлыш.
– Отдать ей мою ногу?
– Слава, это не предмет для шуток.
Удивительно, как быстро капитаны начинают ощущать себя капитанами. Можно подумать, что прошло много лет с тех пор, как Бауэр ходил вторым штурманом на "Сегеже". Правда, Павлыш тогда был судовым врачом и сейчас им остался.
– Что же ты предлагаешь? – спросил Павлыш. – У капитана должны на все быть рецепты.
Бауэр не захотел услышать иронии.
– Слушай, Слава, – сказал он куда мягче. – Ты же тысячу раз меня просил: пусти в поиск, надоело сидеть в железной банке. Просил?
– Мне стать Сребриной Талевой?
– Я спрашиваю, хочешь помочь разведчикам?
– Не хочу.
– Почему же?
– Не представляю, как буду работать в женской группе.
– В ней будет тридцать три процента мужчин.
– Клавдия Сун меня съест. Ты же знаешь, какая у нее репутация.
– Клавдия милейшая женщина. Я тебе это гарантирую.
– Каждый остается при своем мнении. Я просил тебя отпустить меня, когда уходила группа Сато. Там была интересная планета, и людей я хорошо знал.
– Ты боишься одной женщины или боишься работы?
– Пожалуй, одной женщины. Да и она не согласится.
– Тогда с тобой все ясно. А Сун полетит хоть с самим чертом, только чтобы не сорвалась экспедиция.
Разумеется, Клавдия согласилась лететь с Павлышом. Иначе бы пришлось возвращаться на Землю – больше на борту биологов не было. Правда, настроена она была скептически, и, как часто бывает, Павлыш помимо своей воли начал оправдывать ее самые плохие предчувствия. При погрузке он умудрился разбить инфраскоп, который теоретически можно скинуть с десятого этажа без всякого вреда для прибора. А вот теперь, к примеру, он не может сделать простейшей вещи – собрать рабочий стол.
В любой стае, включая человеческую, обязательно существует табель о рангах. Трех человек для такой системы достаточно. Появление Павлыша нарушило сложившуюся за несколько лет субординацию. Все было бы проще, будь Клавдия Сун пожилой мужеподобной дамой с громовым голосом и резкими манерами. Но Клавдия Сун не производила впечатления космического волка и начальника разведэкипажа. Внешне она была сказочно хрупким и беззащитным созданием с большими, чуть раскосыми вишневыми глазами и упругими, склонными виться, чего им не дозволяли, черными волосами, разделенными на прямой пробор и затянутыми в тугой узел.
Клавдия Сун была из тех женщин, которые безусловно и сразу начинают главенствовать в женской среде, но пасуют перед большими мужчинами и от того становятся агрессивны и дерзки. К тому же у Клавдии порой отказывало чувство юмора, у Павлыша же оно не отказывало никогда.
Оробев внутренне перед Павлышом, Клавдия усилила внешнее сопротивление, как только обнаружилось, что в ее организованное женское гнездо подложили кукушонка мужского пола.
По наследству Павлышу следовало бы занять экологическую нишу Сребрины Талевой, женщины романтичной, склонной к неожиданным сменам настроения, открытой, веселой, но невезучей – обыкновенному человеку никогда не сломать бедро на космическом корабле. Но Клавдия сразу начала противопоставлять, даже порой несправедливо, "неловкого и неумного" Павлыша "идеальной работнице и замечательному человеку" Сребрине. То есть он как бы стал антисребриной.
Но Павлыш умел находить выгоды в положении, оставлявшем желать лучшего. Ему предстоит провести четыре месяца на совершенно неизученной планете – тысячи ученых мечтают попасть в группы поиска. У него появились шансы оставить след в науке, открыть неизвестное семейство бактерий или новый тип симбиоза. А почему бы и нет? Да и что может быть лучше, чем вырваться из отработанной рутины корабельной жизни и броситься навстречу приключениям? Разве он сам не просил Бауэра отправить его с группой? Конечно, просил. Пускай в справочниках и инструкциях тебя убеждают, что настоящая станция поиска должна обходиться без приключений, что хорошо организованная работа не допускает срывов, а любое приключение не более как досадный срыв… В общем, корабельный врач Владислав Павлыш, сорока лет от роду, в меру способный и любознательный, не слишком тщеславный, не потерявший вкуса к жизни, покинул борт фрегата, бороздившего космические моря, и более или менее добровольно высадился на берегу необитаемого острова в обществе двух прекрасных дам. Одна из них, Салли Госк, была девицей, вторая в разводе. Теперь оставалось лишь выяснить, есть ли на необитаемом острове кокосовые пальмы, тигры и Пятницы.
В этом месте его размышлений рейка от палатки скрипнула, въехала в трубку ножки от стола – и стол, ловко избегнув попытки Павлыша его подхватить, улегся посреди комнаты, разбросав по полу все, что Павлыш успел на него поставить.
Клавдия с некоторым раздражением смотрела, как ее новый биолог ползает по полу, собирая свое добро. Салли, выглянув из камбуза, сказала, разрываясь между жалостью к Павлышу и внутренним трепетом перед Клавдией:
– Может, пока подложим под ножку ящик, а потом Слава отрежет от какого-нибудь дерева сучок и сделает ножку?
– Разумеется, – сухо ответила Клавдия, не глядя на подчиненных, а обратя взор к иллюминатору, за которым темнел затянутый туманом лес. – Не хватало еще притащить на станцию местную микрофлору.
– Один мальчик, – сказал Павлыш, возражая не столько против слов Клавдии, сколько против тона, – притащил домой крокодила, и тот откусил пальчик дедушке.
– Мой муж… – сказала Клавдия неожиданно, закусила губу и замолчала.
– Не надо, Клавдия, – сказала Салли.
– Почему не надо? Пускай он знает.
Клавдия смотрела Павлышу в глаза.
"Господи, – подумал Павлыш, – я и не знал, что ее муж погиб на какой-то ужасной планете".
– Мой муж, – повторила Клавдия, – с которым я рассталась шесть лет назад, чуть не погубил экспедицию в системе Коррак, так как легкомысленно притащил на станцию местное животное.
"И после этого я с ним, разумеется, рассталась, – мысленно закончил за нее фразу Павлыш, – потому что не могла перенести столь вопиющего нарушения инструкций". Вслух же он сказал:
– Я обещаю вам, Клавдия, никогда не приносить на станцию местных животных.
Клавдия с некоторым облегчением вздохнула – видно, решила воспринять это заявление как серьезное обещание.
Павлыш взял ящик, из тех, что уже опорожнила Салли, и подложил его под короткую ножку стола.
x x x
Павлыш уселся за стол. Кресло послушно обняло его. Вроде бы удобно. Он поглядел направо. Стекло иллюминатора запотело. Павлыш протер его. Но не успел разглядеть лес, потому что заряд дождя со снегом полоснул по стеклу и серые стволы деревьев задрожали, расплылись, повторяя контуры дождевых струй.
– На окна надо поставить дворники, – сообщил Павлыш Клавдии. – Без дворников плохо любоваться пейзажем.
– Я давно об этом думала, – сказала Клавдия, – еще на прошлом поиске. Но нам самим их не сделать.
Павлыш вздохнул. Ему повезло с серьезной начальницей.
Снег пошел гуще. Снежинки тоскливо скреблись в окно, и деревья окончательно застило мутью.
– Сводку погоды не передавали? – спросил Павлыш.
– Как так? – удивилась Клавдия. И спохватилась: – Не говорите глупостей.
– А то я совершенно не представляю себе, что надеть, когда пойду гулять.
– Наденете скафандр биозащиты, – не желала шутить Клавдия. – И никогда не будете снимать его за пределами станции.
– Значит, сводку не передавали. – Павлыш вдруг поймал себя на том, что ему трудно остановиться. Ему хотелось дразнить Клавдию.
Салли хихикнула. Тут же что-то зашипело.
– Я молоко упустила, – сообщила она.
– У нас с вами, Павлыш, разное мироощущение, – сказала Клавдия.Потребность постоянно балагурить ведет к браваде. Бравада к неоправданному риску. Риск здесь крайне опасен. От вашей неудачной шутки может зависеть судьба всей станции.
– Я буду серьезен, – вздохнул Павлыш.
Зуммер связи прервал эту беседу. Салли попросила Клавдию сменить ее у плиты, а сама поспешила к передатчику. Вызывал "Магеллан". Он уходил дальше по маршруту и через несколько часов, когда он начнет большой прыжок к следующей планете, связь прервется. Прервется на четыре месяца. Космические станции связи устанавливаются лишь на больших кораблях и на больших станциях. Разведстанциям космического передатчика не положено. В этом есть элемент риска. С ним приходится мириться. Гравитационный передатчик занял бы весь купол.
На крайний случай в открытом космосе, за пределами активного поля тяготения системы, находится маяк. Если что случится, до него можно долететь на планетарном катере.
С этого момента связь можно поддерживать лишь неспешным старинным способом. В случае необходимости сигнал идет с обычной скоростью радиоволны – до маяка, который находится в открытом космосе в световом месяце от планеты. От него сигнал пойдет на Землю-14. И поэтому раньше чем через шесть недель его никто не услышит.
В конце связи Бауэр передал всем приветы, просил не скучать.
И – до связи!
Еще через несколько часов корабль "Магеллан" исчезнет в этом участке космоса и возникнет в ином, отдаленном многими парсеками.
Павлыш слушал, как Салли завершала связь, принимала последние инструкции. Он подошел поближе к окну и поглядел на небо. Можно было и не глядеть. Там были сплошная муть и серость.
Он знал, что их капсула приземлилась в конце весны, в северном полушарии, в умеренной зоне. Значит, можно рассчитывать, что с каждым днем погода будет улучшаться. Это место было выбрано по данным, собранным раньше автоматами. Здесь был оптимальный климат для исследователей: севернее начинались горные системы, пустые и мрачные, за ними – голая тундра, южнее, за океаном, – пустыня. Пояс, выбранный для работы, был наиболее биологически активным – значительная часть работ будет вестись в окрестностях купола.
Через иллюминатор Павлышу был виден переходник – округлый туннель, ведущий к куполу поменьше – лаборатории биоскаутов. Таких вспомогательных куполов было три. Один, с биоскаутами, принадлежал Павлышу. Второй, с геологическим оборудованием, – Клавдии. Третий был складом и гаражом, в котором хранился вездеход. Сама капсула, или планетарный катер, доставивший их сюда, стоял поодаль. Он был похож на детский волчок, только вместо острого конца, на котором ему положено вращаться, катер покоился на трех ногах, тонких и вроде бы ненадежных. Хотя они были надежны.
– Если моя помощь не нужна, – сказал Павлыш, – я пошел на склад. Займусь разборкой.
– Идите, – сказала Клавдия. – А после обеда будете готовить биоскаутов. Завтра начинаем выполнять программу.
– Знаю, – сказал Павлыш.
Павлыш перешел во второй складской отсек. Контейнеры с оборудованием и припасами были сложены в четком порядке. За разгрузкой следила Клавдия, при виде ее даже роботы дрожали. Здесь было душновато. Павлыш подошел к кондиционеру и перевел его на деление. Тот зашуршал веселее. Павлышу показалось, что он слышит, как движутся, избирательно отсеивая все вредное и чужое для помещения, тончайшие лепестки многочисленных фильтров.
Начиналась самая сложная для Павлыша часть подготовительной работы. Надо было отыскать в этих аккуратных штабелях ящиков именно те двадцать три номера, в которых хранятся разобранные биоскауты, анализаторы, приемные устройства экспресс-лабораторий, диагносты, полевая операционная, прозекторская и что-то еще.
Павлыш с грустью держал в руке табличку со списком оборудования, понимая, что по крайней мере три из четырех месяцев он проведет в поисках и сборке своего хозяйства.
Но более всего хотелось отыскать контейнер, в котором лежали его микрофильмы. Павлыш опасался, что, проверяя при погрузке багаж, Клавдия изъяла заветный ящичек, в котором Павлыш вез запас детективов и фантастических романов. Он понял, что микрофильмы лежат в шестнадцатом контейнере, который благополучно заставлен шестым и тридцать четвертым, самыми тяжелыми из контейнеров. Но ведь не ждать же, пока Салли заактивирует серворобота, чтобы тот таскал тяжести.
Стараясь не шуметь, Павлыш сволок в свободный угол контейнеры, добрался до заветного ящика, открыл его – самые худшие опасения оправдались. И он возненавидел Клавдию. Конечно же, она отыскала коробку с художественной макулатурой и вместо нее засунула свою коробку, крайне ценную для науки. Разочарование, хотя и ожидаемое, было глубоким и болезненным. Павлыш понял, что именно без детективов он не протянет и месяца в обществе этого овода.
Павлыш присел на контейнер и постарался убедить себя, что ему повезло, потому что теперь он сможет больше времени уделять полезному труду и шансы сделать ценный вклад в науку резко увеличатся.
Убедить себя ни в чем не удавалось, и Павлыш начал сочинять патетическое заявление об уходе ввиду садистской жестокости, проявляемой начальством к коллективу станции.
Тут открылась дверь, вошла Салли и присела на соседний контейнер. Она была крепкой, склонной к полноте русой женщиной с умными зелеными глазами и полными, хорошо приспособленными к улыбке губами.
– Я помогу вашему горю, – Салли широко улыбнулась. Она поднялась, подошла к стопкам контейнеров и сказала: – Помогите, Слава.
Они вытащили второй сверху контейнер с маркировкой 57, что означало, что он относится к геологической группе грузов, Салли открыла его и достала заветную коробку с микрофильмами.
– Это вы сделали? – радостно сказал Павлыш, еле удержавшись, чтобы не обнять очаровательную, добрую, любезную Салли. – Она вынула, а вы вложили?
– Все не так просто, – ответила Салли. – Клавдия никогда бы не решилась оставить что-то, что принадлежит не ей, тем более без разрешения. Мы перекладывали вещи, а ее микробур не умещался. Вот мы и поменяли местами.
– Все равно спасибо, – сказал Павлыш.
– А я больше люблю классику, – сказала Салли.
– А Клавдия геологический справочник?
– Справочник и "Анну Каренину". Она всюду возит с собой "Анну Каренину". Как только ей плохо – начинает читать. Смотрите, чтобы сегодня она за нее не принялась. Она так переживает из-за вас.
– Из-за меня?
– Ей кажется, что вы над ней все время смеетесь.
– Нет, что вы, далеко не все время, – ответил Павлыш, чем развеселил добрую Салли.
Иллюминатор в складском отсеке был небольшим, и потому, когда к нему подошла образина, сразу стало темнее. И Павлыш с Салли эту перемену в освещении почувствовали.
Образина была почти белой, и если у нее были глаза, то они скрывались под жесткой длинной шерстью. Зато зубы, торчавшие вперед, – ими образина хотела испытать крепкость стекла – были коричневыми, и Павлыш подумал, что образина их никогда не чистит. Между зубами, как за частоколом древней крепости, сидели блестящие маленькие существа, похожие на недозрелые лимончики. У лимончиков тоже были зубы. Лимончики выбирались из своей крепости и, неизвестно чем цепляясь за гладкую поверхность, разбегались по стеклу. Двигались они так быстро, что сливались в зеленоватое мерцание. Образина закрыла пасть.
Павлыш сообразил, что Салли держит его за руку.
– Испугались? – спросил Павлыш.
Салли убрала руку.
– Из прогулки ничего не получится, – сказала она. – Я так надеялась, что здесь можно гулять.
– Вот и моя первая статья в "Космозоологию", – сказал Павлыш.Особенности симбиотических сообществ на планете… как она называется?
– Вы можете думать о посторонних вещах, – сказала Салли. – Вы очень хладнокровный, Слава. А я сейчас умру от отвращения.
– Вы только задумайтесь, какими отвратительными мы кажемся этим существам…
Белая безглазая морда исчезла. Лимончики засуетились еще больше видно, испугались, что их дом ушел. Салли вызвала Клавдию.
Клавдия кинула лишь один взгляд на лимончиков и тут же принесла свою камеру, уже распакованную и готовую к работе. Горький упрек в адрес Павлыша.
Черный хлыст ударил по стеклу, распоров одного из лимончиков, и его сок желтыми потеками пополз по стеклу. Остальные лимончики замерли. Хлыст полз медленно, расширяясь, пока не превратился в полосу шириной сантиметров десять. Полоса сложилась в трубку, и лимончики начали послушно в нее проваливаться. Через несколько секунд стекло стало пустым, только остатки желтого пятна напоминали о трагедии, которую они сейчас наблюдали.
– Мы до сих пор не включили внешние камеры, – сказала Клавдия. – Даже не знаем, что творится снаружи.
– Спасибо, что не забыли мои детективы, – сказал Павлыш.
– Пожалуйста, – сказала Клавдия, – вспоминайте иногда о своей работе.
– Я помню. Я даже помню латынь. И могу давать страшные названия всем гадам, которых мы увидим за окном. Для этого берутся латинские слова со значением "гадкий, страшный, отвратительный", и добавляется имя открывателя. У нас с вами открываются широкие возможности.
Клавдия вышла.
Салли посмотрела ей вслед и сказала:
– Когда решите кого-то называть моим именем, поищите не очень гадкое латинское слово.
– Вашим именем мы будем называть только мотыльков, – сказал Павлыш.
В жилом отсеке Клавдия звенела посудой. Накрывала на стол.
– А здесь может быть разумная жизнь? – спросила Салли.
– Вряд ли. Тестовские пробы ничего не обнаружили. Да и общий биологический уровень развития низок.
– А все-таки?
– Все-таки мы сможем сказать, когда будем улетать отсюда.
– Я очень люблю новые планеты, – сказала Салли. – Сначала полная темнота. Как будто ты только что родился. А потом начинаешь вживаться в этот мир. И становится светлее.
Павлыш снова подошел к иллюминатору. Мелкие насекомые ползали по стеклу вокруг желтых подтеков. Снег прекратился. Лес был пуст, насторожен.
"До чего мы здесь чужие, – подумал Павлыш. – Маленькие кусочки протоплазмы в пластиковой оболочке. Поймем ли мы этот мир? Отвергнет ли он нас? Или просто не заметит нашего присутствия?"
– Ближайший человек находится в миллиардах километров отсюда, – сказал Павлыш.
– Ну вот, – отозвалась Салли. – Зачем угадывать мои мысли?
– Но миллиард километров не так уж и много, – сказал Павлыш. – Наше существование зарегистрировано везде, где только можно. В космофлоте, на Земле-14, в Дальней разведке, в ЦКИ, нам идет стаж и насчитываются премиальные недели. Если с нами что-то случится, поднимется большая буча спасательные крейсеры кинутся сюда со всех концов Галактики…
– А если опоздают?
– Для того чтобы не опоздали, – сказал Павлыш назидательно, – мы должны себя хорошо вести и слушаться тетю Клавдию. И ничего плохого не случится. Главное – мыть руки перед едой.
– Я догадалась, – сказала Салли. – Вам одиноко, и вы уже жалеете, что полетели с нами.
– Ни в коем случае.
Павлыш продолжал смотреть на лес. Ему хотелось увидеть в нем хоть какое-нибудь движение, жизнь. И ему показалось, что деревья начали медленно, будто вступая в сомнамбулический танец, покачивать ветвями, изгибать стволы, подчиняясь общему, как бы рожденному отдаленным боем барабанов, ритму.
x x x
Станция поиска затаилась на краю большого леса.
После первых двух дней активности, суматохи, установки купола, разгрузки наступила тишина.
Никто не выходил из станции, и ее тонкие двойные стены заглушали любой звук, раздававшийся внутри.
Неподвижное не пугает.
Лес начал привыкать к тому, что рядом с ним живет чужое.
Павлыш, хоть и был очень занят эти первые дни, с любопытством наблюдал за процессом вживания станции в новый мир. Тем более что уже были включены камеры внешнего наблюдения, работал метеопункт, а буры, установленные под геокуполом, принялись шустро вгрызаться в землю началось познание леса и земли, объективное, не связанное с органами чувств, потому что приборы немедленно кодировали информацию. А закодированные понятия ведут к обобщениям закономерным, потому что все планеты состоят из одних и тех же элементов, даже чаще всего в тех же сочетаниях, а живая природа подчиняется общим законам генетики я состоит из тех же белков в любом месте Галактики. Разница не в биологической сущности, а во внешних особенностях. Поэтому Павлыш все время ощущал неудовлетворенность от расхождения между накоплением объективных знаний и полным чувственным неведением.
Он понимал, что безумие – выйти наружу, глубоко вдохнуть этого живого, не стерилизованного воздуха, размять в руке лист дерева или сорвать травинку и понюхать ее. Он знал, что за спокойствием окружающего мира таятся силы, враждебные человеку, не потому, что они направлены именно против человека, а потому, что они абсолютно чужды ему, не знают его и постараются отторгнуть, как только он попытается войти с ним в контакт.
На третий день утром Павлыш собрался запустить первый биоскаут. Всего биоскаутов было три – им предстояло обследовать атмосферу, регистрируя химический и биологический состав ее на разных высотах. Подобные же скауты были и у Клавдии, но их задачей было снятие геологической карты планеты. Разница была в том, что, в случае необходимости, Клавдия могла заставить скаут опуститься на землю и даже провести опытное бурение. Скауты Павлыша – накопители информации, о которой они сообщают по возвращении. Тогда Павлыш проглядывает препарированный скаутом отчет, просматривает снимки, определяет точки, куда следует отправиться самому.
Павлыш прошел низким овальным коридором в свою лабораторию.
Скауты ждали его, лежа на высоких подставках. Павлыш по программе, разработанной давно и для всех стандартных ситуаций, должен был на первом этапе посылать скауты ромашкой. Каждый вылет соответствовал лепестку ромашки. Длина "лепестка" – пятьсот километров, высота полета варьируется. Эллипс первого "лепестка" проходит на высоте тридцати километров, все последующие опускаются ниже. Таким образом исследуется как бы цилиндр атмосферы высотой в тридцать километров, диаметром в тысячу.
Сама процедура запуска была несложна. Задав скауту программу, Павлыш включил запуск, и дальнейшее проходило без его участия.
Скаут подмигнул ему зеленым огоньком готовности, подставка пришла в движение, поднимая скаут к куполу, в котором открылось отверстие, достаточное для выхода в атмосферу. Павлыш, закинув голову, увидел серое облачное небо. Капля дождя упала на шлем скафандра. Павлыш стер ее перчаткой.
Щелкнул запуск. Скаут медленно поднялся над подставкой и уверенно пошел к отверстию в крыше. Он поднимался, низко жужжа, как толстый жук, вылетающий на охоту.
Отверстие в крыше купола закрылось.
– Ну вот, – подумал вслух Павлыш. – Рабочий день начался.
Он включил интерком и сказал:
– Клавдия, я запустил первый скаут. Сейчас выйду наружу.
– Осторожнее, – сказала Клавдия, ее голос, чуть искаженный в наушниках, казался девичьим и почти ласковым. – Вы анбласт не забыли?
– Нет, мой ангел, – сказал Павлыш. – К тому же я взял неприкосновенный запас пищи, спальный мешок и большую палку. Заодно информирую вас, что отойду от купола ровно на сто метров.
– Слава, оставьте свои шутки, – сказала Клавдия. – Это ваш первый выход.
– Ну, скажем, второй. Не забудьте, что, когда мы сюда прилетели, нам пришлось побыть около часа на свежем воздухе.
– Под защитой планетарного катера, который нас спустил, – поправила его Клавдия, – и в обществе десяти членов экипажа.
– Спасибо, – сказал Павлыш. – Я буду осторожен. Не беспокойтесь. Кстати, все равно надо проверить анбласт.
Он достал пистолет из кармана комбинезона. Анбласт был невелик, но тяжел. Рукоять удобно легла на ладонь. С этими бластерами бывали казусы в экспедициях. Цель оружия – иммобилизовать любого агрессора, от змеи до слона, но выборочность его была, разумеется, относительна. К тому же эффект зачастую зависел от метаболизма хищника. То, что одному было достаточно, чтобы мирно заснуть на неделю, другого лишь повергало в легкую дрему, а третьего могло и убить. Так что в задачу Павлыша входило испробовать оружие на местных тварях, для чего желательно доставить образец в лабораторию и выяснить действие анестезатора. Если, правда, этот образец не будет возражать.
Люк переходника жадно чавкнул, прижимаясь к раме.
Павлыш немного постоял у купола, оглядываясь и ожидая, как будет реагировать на его появление местная фауна.
Фауна никак на него не реагировала.
Павлыш не спеша пошел по редкой траве к капсуле, погладил ее мягкий бок, нависающий над ним. Потом взглянул на иллюминатор геологической лаборатории. Так и есть, Клавдия стоит у иллюминатора и смотрит, умеет ли ее мальчик переходить улицу на зеленый свет.
Павлыш помахал Клавдии, та подняла руку в ответ, но от иллюминатора не отошла.
– Детей тебе надо, – сказал Павлыш, – пятерых как минимум.
Тут же он испугался, не включил ли интерком. Нет, но включил, она не слышала. А то бы обиделась.
Теперь можно не спеша оглядеться.
Крутой купол станции с рукавами коридоров и маленькими куполами-лабораториями стоял метрах в двухстах от края леса. На эту сторону и выходил иллюминатор, за которым стоял стол Павлыша.
Если обойти станцию, что Павлыш и сделал, то окажешься на пологом спуске, ведущем к большому озеру. Склон был покрыт травой, а ниже из голой земли вылезали покатые спины камней, возле которых росли кущи кустов.
Само озеро было серым, ровным, спокойным, да и вообще весь этот мир производил впечатление спокойной серости. Только впечатление. Павлыш понимал, что эта серость скрывает страсти и трагедии, первобытные, но от того еще более жестокие, что этот мир затаился, приглядываясь к пришельцу.
Павлыш посмотрел вверх. За три дня облака ни разу не разошлись, чтобы хотя на минутку показать солнце. Они были такого же цвета, как и озеро, и такие ровные, что нельзя было понять, движутся они или висят над головой неподвижно.
Впереди что-то блеснуло.
Павлыш осторожно пошел туда вниз по склону и остановился в нескольких шагах от блестящего существа, которое шустро закапывалось в землю. Существо не обращало на него никакого внимания. Павлыш подошел поближе, держа анбласт наготове. Металлически сверкающая округлая спинка существа уже почти скрылась под землей. Павлыш присел на корточки и начал осторожно разгребать разрыхленную землю вокруг. Потом он подхватил существо и резким движением вытащил его наружу.
Оно не сопротивлялось. Что-то треснуло. Павлыш увидел, что в землю уходит длинный щуп.
Он поднял шар на ладони и понял, что ему удалось поймать редчайшее для этих мест "животное" – бур-мобиль Клавдии, и теперь Клавдия оторвет ему за это голову – и правильно сделает.
Так как бур все равно придется чинить, он взял его с собой, затем вытащил из земли его тонкий щуп и все это сложил в контейнер для образцов. Потом, хоть и очень не хотелось этого делать, он нажал на кнопку интеркома и вызвал Клавдию.
– У вас все буры работают? – спросил он.
– Один только что отключился, – сказала Клавдия. – Я как раз хотела вас попросить проверить, что с ним случилось.
– Не надо просить, – сказал Павлыш. – Я устроил на него охоту и только что отловил. Я его принесу Салли, Салли починит.
– Но он металлический! Круглый! Его нельзя ни с чем спутать!
– Как видите, у страха глаза велики, – сказал Павлыш. – Невежество ведет к роковым ошибкам.
Павлыш отключился. Он был зол на себя. Ни один нормальный биолог не спутает прибор с живым существом. А все полагают, что Павлыш нормальный человек и даже ученый.
В этом опасность чужого мира и собственной настороженности. Удивительное сочетание – настороженность вкупе с безопасностью.
"Ведь я полез за этим шариком, потому что знал, что мой скафандр крепок, никаким зубам его не одолеть, что мой анбласт может уложить любого хищника, что я могу в крайнем случае убежать в купол и даже улететь в космос в капсуле и там ждать, пока меня подберут. У меня нет оснований бояться этой планеты, если она не захочет обрушить на нас какие-нибудь катаклизмы. И в то же время я ей не верю. Я ее опасаюсь и принимаю все меры, чтобы, изучая ее, ни в коем случае с ней не соприкоснуться. А что, если бы я попал сюда просто так, без куполов, скафандров, голеньким? Увидел бы я этот лес и это озеро тем же любопытствующим взором? Или лес таил бы для меня смерть, и озеро таило смерть, и воздух бы угрожал смертью?"
Это были пустые мысли, они ни к чему не вели. Лучше спуститься к озеру и взять пробы воды. Конечно, это может сделать и скаут, даже лучше сделать, чем Павлыш, но нельзя отдавать все на откуп скаутам. У них нет воображения, а у Павлыша оно отлично развито.
Павлыш обходил купы кустов, шел по открытому месту.
Кажется, фауна здесь очень бедна, что неправильно, так как с растительностью здесь все в порядке. Хотя не исключено существование мира, в котором господствует флора.
Тут он увидел насекомое – нечто черное и быстрое мелькнуло под ногами, взмыло черной точкой вверх и улетело к кустам.
"Ну вот, – удовлетворенно подумал Павлыш, – первое знакомство".
Павлыш спустился к самой воде. Постоял на берегу. Вода в озере была чистой, у самого берега покрыта тонким ледком. Ко льду снизу примерзли волоски водорослей. Тонкая змейка в палец длиной юркнула между камней и ушла в глубину.
Дальний берег озера скрывался во мгле, и можно было лишь угадать, что там поднимаются холмы.
Павлыш разбил ледок, набрал в пробирку воды, потом разворошил камешки, надеясь увидеть еще какую-нибудь живность. Но было пусто.
Далеко, метрах в ста от берега, вода вздыбилась, нечто темное, словно панцирь огромной черепахи, поднялось над ней, потом резко опустилось, и вода забурлила, пошла кругами.
Павлыш поднялся, держа пробирку в руке. Вода успокаивалась, озеро молчало. Оно ждало, что сделает Павлыш. Непроизвольно он оглянулся – до куполов было далеко. Вода вновь взволновалась, но иначе: на ней появился бурый след – кто-то, не желая показываться Павлышу, быстро плыл к берегу.
И притом стояла мертвая тишина, даже ветер стих.
В Павлыше начал подниматься необъяснимый, иррациональный страх перед тем невидимым и беззвучным, что стремилось к нему. Он сделал шаг от берега, еще один, не поглядел под ноги, наткнулся на камень, еле удержал равновесие и неожиданно для себя побежал вверх по склону, не оборачиваясь и стараясь делать вид, что ему просто надоело гулять по берегу.
– Павлыш? – услышал он голос Клавдии. – Ничего не случилось?
У этой женщины была интуиция. А может, опыт.
– Ничего, – сказал Павлыш, стараясь восстановить дыхание.
Он перешел на шаг, кинул взгляд через плечо на озеро.
Озеро было идиллически, безмятежно спокойно.
Лишь издали серой стеной шел снежный заряд, и вода перед ним мелко пузырилась.
– Ничего, – повторил Павлыш. – Иду обратно. Скучное озеро.
Купол был надежным, приятным зрелищем. Там, внутри, было тепло, туда нельзя заходить чудовищам, даже если они здесь водятся.
У капсулы стояла Салли Госк. Оранжевый скафандр поблескивал от влаги. Она помахала Павлышу рукой.
– Я узнала, что вы ушли гулять, – сказала она. – И решила к вам присоединиться. Если не возражаете.
– А Клавдия не будет сердиться?
– Так даже лучше. По инструкции положено, чтобы в опасных и незнакомых местах разведку совершали группой.
– А где здесь опасное место?
– Далеко не отходите, – раздался голос Клавдии.
– Мы только заглянем в лес – и обратно, – ответила Салли.
Редкая трава, покрывавшая поляну, исчезла за три шага до первых деревьев. Здесь была голая земля с пятнами мха.
Стволы деревьев были белесыми, одни с розоватым, другие с желтоватым отливом. Впрочем, стволами их можно было назвать лишь условно – скорее, они напоминали подземные корни, которые почему-то решили вылезти на белый свет. У самой земли корни завивались сложными узлами, словно опасались, что кто-то потянет их обратно под землю, и приняли против этого меры.
Листьев, в обычном понимании, на деревьях не было. Корни истончались, превращаясь в седые волосы, которые свисали бахромой и чуть покачивались от любого движения воздуха, что придавало лесу зловещий, колдовской вид.
Земля под ногами была мокрой, кое-где лежали лепешки снега, перемежаясь с оранжевыми и салатными клочьями лишайников и синими бугорками мха. Она казалась лоскутным одеялом.
– Как в страшной сказке, – сказала Салли.
Она протянула руку и осторожно дотронулась перчаткой до ствола. Ствол мягко поддался, будто был из каучука, а волосы на голове дерева зашевелились. Салли вскрикнула и отдернула руку. Павлыш даже не улыбнулся. Зловещая атмосфера леса угнетала.
– Что? – резко спросила Клавдия.
– Все в порядке, – ответила Салли. – Привыкнем.
Они прошли еще несколько шагов, стараясь не дотрагиваться до стволов. Остановились.
– Поглядите, – тихо сказала Салли.
Перед ними, в нескольких шагах, из моха высовывались небольшие полушария, как шляпки грибов, прорастающих из земли.
Павлыш хотел взять один из грибов, но Салли сказала:
– Погодите, у меня щуп.
Она протянула к грибу тонкий щуп, и вдруг гриб от прикосновения металла исчез, провалился сквозь землю.
– Любопытно, – сказала Салли и протянула щуп к другому грибу.
Но в этот момент тонкий корень, отходивший от ствола и лежавший на земле, схожий со стволом цветом и потому на вид безопасный, метнулся к щупу, рванул его к себе, обмотал, и так как Салли не выпустила щуп, а старалась удержать его, то корень чуть не свалил ее – такая была в нем упругая сила.
Павлыш действовал почти инстинктивно. Он выхватил анбласт и ударил по корню зарядом. Корень сразу выпрямился, замер.
Салли стояла, прижав щуп к груди, словно боялась, что еще кто-нибудь захочет его отобрать.
– Извините, – сказала она.
– Нас здесь не любят, – ответил Павлыш.
В лесу стало сумрачно. Снежный заряд, пришедший с озера, окутал лес суетней мокрых снежинок.
– Пошли домой, – сказала Салли.
– Согласен.
В снегу ничего не было видно за три шага. Наверное, они в короткой схватке с корнем потеряли направление, потому что прошли метров пятьдесят по лесу, но он не кончался. Лишь деревья стали еще теснее, стволы были толще и белее.
– Клавдия, – сказал тогда Павлыш. – Дай нам направление.
– Еще не хватало вам заблудиться, – сказала Клавдия.
Зазвучал зуммер наводки.
Они возвращались медленно, обходя кучки мха и лишайники. Один раз, правда, Павлыш наступил на оранжевую слизь, и она приклеилась к башмаку и начала ползти вверх по ноге. Павлыш нагнулся, чтобы стереть лишайник, но он тут же переполз на перчатку.
– Ладно, – сказал Павлыш, – будем считать, что мы несем с собой образец.
– Что несете? – спросила Клавдия.
– Очень неуютный лес, – сказал Павлыш. – Я но хочу здесь заблудиться.
– Сейчас чаю поставлю, – сказала Салли.
– Отличная мысль, – согласился Павлыш.
Сквозь последние деревья были видны перечеркнутые струями дождя и снегопада купола станции.
Но оказалось, что до них не так просто дойти.
Между лесом и куполами их поджидало животное.
Такое могло присниться лишь в босховском кошмаре. Шесть тонких ног несли тяжелое тело, покрытое зеленоватой длинной, схожей с водорослями шерстью, украшенное по хребту высокими панцирными пластинами. Страшная оскаленная морда медленно открывала и закрывала пасть, словно чудовище примерялось, как бы вгрызться в добычу.
При виде людей животное издало странный, блеющий звук, в котором Павлышу послышалась угроза и вызов, и принялось раскачиваться так, что пластины на спине начали колыхаться, стучать, выбивая грозную боевую дробь.
Не переставая блеять, чудовище кинулось им навстречу.
Павлыш успел закрыть собой Салли и всадил в чудовище заряд анбласта. Взревев высоким голосом, чудовище закрутилось на месте, будто потеряло добычу из вида, маленькие красные глазки горели злобой. Павлыш выстрелил вновь – и снова без эффекта: он лишь напомнил чудовищу, где они стоят.
И неизвестно, чем бы закончился этот бой, если бы не Клавдия. С вершины главного купола ударил зеленый луч. Он полоснул по чудовищу, и оно рухнуло на землю.
– Ну и дела, – сказал Павлыш, стараясь улыбнуться.
Он обернулся к Салли.
Салли молчала. Она пыталась вырваться из объятий дерева. Видно отступая от чудовища, она прижалась спиной к стволу, и тот обволок ее, словно хотел впитать в себя, высосать из нее соки.
Остаток заряда Павлыш выпустил по дереву. На него это подействовало. Ствол съежился, почернел, и Салли, сделав три шага вперед, упала Павлышу на руки.
– Ты что ж молчала? – спросил Павлыш.
– Не хотела пугать Клавдию, – ответила Салли тихо.
Поддерживая Салли, Павлыш подошел к лежащему во всю свою трехметровую длину телу чудовища.
– Все хотят нами поужинать, – сказал он.
Он взял у Салли щуп и осторожно приоткрыл им пасть чудовища. Вместо зубов в черной яме рта тянулись желтые тупые пластины.
Клавдия выбежала из купола. Остановилась рядом.
– Вывод первый, – сказала она, – анбласт против крупных хищников здесь не действует. Или действует недостаточно эффективно.
– Это не хищник, – сказал Павлыш. – Такими пластинами лучше перетирать пищу, чем рвать. Хотя, если бы оно нас перетерло, рассуждать было бы поздно. Спасибо, Клавдия.
– Я все время следила за вами, – сказала Клавдия.
– У меня коленки дрожат, – отозвалась Салли.
– Я довольна, что так случилось, – продолжала Клавдия. – Это предметный урок.
– Не понял, – сказал Павлыш.
– Предметный урок осторожности. Вы решили разгуливать по этой планете, как по Земле. Теперь вы этого делать не будете.
– Может, вы и правы. – Павлыш вздохнул. – Поможете перенести тушу в лабораторию?
– Я задействовала серворобота, – сказала Клавдия.
Словно услышав ее слова, из люка выбрался серворобот и мерно зашагал к туше чудовища.
– Что у вас на ноге? – спросила Клавдия.
Оранжевый лишайник покрыл тонким скользким слоем штанину скафандра почти до колена. Прежде чем пройти дезинфекцию, Павлыш соскреб лишайник в пробирку.
