Глава пятая
Поселок уменьшался на глазах, дома стали игрушечными, такие лепил для малышей Вайткус. Еще он лепил для них коров, коз, собак и всякую земную живность.
Потом поселок заволокло туманом, и человечки, стоявшие на выгоне, и коза, так и не понявшая, куда исчезла ее любимая Марьяшка, и холмик кладбища – все это исчезло; внизу пошел лес, одинаковый и бесконечный.
Воздушный шар летел ровно, как будто его тянули на веревке, но движение угадывалось только по тому, как уплывали назад деревья. В корзине стояла тишина и воздух был неподвижен.
Все трое и раньше поднимались на воздушном шаре и знали, как с ним обращаться, но это был первый настоящий полет шара – не подъем к облакам, а путешествие.
В каждой группе людей по уговору или негласно устанавливается разделение труда и обязанностей. Никто не просил Казика становиться к горелке и определять курс, это случилось само по себе. Летал Казик не больше других, да и вообще был еще подростком, маленьким даже по здешним меркам. Но здесь, в корзине шара, с ним произошло немедленное превращение, подобное тому, что происходило с ним, когда он попадал в лес. Казик из существа скорее робкого и молчаливого превратился в уверенного в себе человечка, будто он всю жизнь только и делал, что летал на воздушных шарах. И уверенность его была столь очевидна, что и Марьяна, и Дик безо всяких возражений уступили ему первенство в управлении шаром, к которому оба относились с некоторой опаской.
Марьяна до последней возможности вглядывалась во мглу внизу, ей все казалось, что она видит Олега, который так храбрился в последние минуты, скрывая свой страх за Марьяну и зависть к тем, кто улетает. Марьяна не боялась за себя – некогда было об этом думать, да и пустые это мысли бояться за себя. Она хотела сейчас одного: как можно скорее слетать, неважно даже, найти или не найти ту экспедицию, в которую ей трудно было поверить, как раньше в существование корабля, пока она не дотронулась до него. Но если корабль всегда существовал в разговорах и памяти жителей поселка, то появление на планете какой-то научной экспедиции было из породы снов. Это была какая-то ненастоящая экспедиция, и ее неумение отыскать поселок и выручить их лишь усугубляло это ощущение. Поэтому Марьяна боялась только, как бы им не заблудиться, не улететь слишком далеко, потому что надо вернуться до того дня, как Олег уйдет в горы к "Полюсу", и пойти вместе с ним.
Для Дика экспедиция, на поиски которой они летели, тоже не была реальностью. Она никак не вписывалась в космогонию его мира. Правда, прошлогодний поход к "Полюсу" эту картину изменил, но не разрушил – ведь "Полюс" был мертв, он был продолжением поселка и в то же время его истоком. Дик не представлял себе жизни вне планеты, вне леса. Его тщеславие удовлетворялось борьбой с лесом и покорением леса. Он никогда не представлял себе жизни на какой-то другой планете, допустим на Земле, хотя бы потому, что там другой лес и другие звери.
Лишь Казик жил уже на Земле. Если жители поселка знакомились с воздушным шаром по мере того, как он возникал и принимал форму, то Казик увидел его внутренним взором куда раньше остальных. Интуитивно Казик знал все, что можно было знать о воздушных шарах. Уже в первых полетах с Олегом он постиг характер шара лучше самого Олега, но ничего ему об этом не сказал – Казик и сам не думал, что лучше Олега знает, как управлять шаром. В первые минуты, пользуясь тем, что и Марьяна и Дик мысленно еще оставались внизу, Казик получше укрепил мешки с балластом и пищей таким образом, чтобы достичь максимального равновесия, или, как он сам себе это объяснил, для того чтобы шару было удобнее их везти. Он воспринимал шар как некое живое существо, которому бывает тяжело, легко, весело и даже неудобно, и он помогал шару, чтобы ему было приятнее.
Дик смотрел вниз. Он старался угадать в лесу свои тропы и места привалов, по сверху лес был совсем иным, будто Дик не исходил эти места вдоль и поперек. Вдруг он узнал поляну. На ней год назад он заколол большого медведя и медведь оставил у него на руке отметины – три параллельных шрама. Дик взглянул на шрамы, а когда снова посмотрел вниз, поляна уже исчезла.
Ветер стал тише, Казик засуетился возле горелки, увеличивая пламя, потому что почувствовал, что шар начал снижаться. Видимость стала еще хуже, даже деревья внизу заволокло туманом.
– Ниже спускаться? – спросил Казик.
Это были первые слова, сказанные с момента отлета, и потому они показались очень громкими.
– Спускаться? – Дик не сразу осознал причину вопроса. Ведь полет еще не окончен. – А река?
– Не видно, куда летим, – сказал Казик.
– Мы правильно летим, – сказала Марьяна. – Скоро первое болото.
Шар дернулся и завис – заряд дождя ударил сверху, и было слышно, как капли гулко стучат по тонкой оболочке. Кабину закачало. Дик вцепился в ее край, а Марьяна присела – ей показалось, что борт корзины очень низкий и ее может выбросить.
– Я наверх пойду, – сказал Казик. – Мы будем искать ветер. А то обратно в поселок принесет.
– Не надо обратно, – сказал Дик. – Они будут смеяться.
Дик не выносил мысли, что над ним можно смеяться.
Казик подтащил к борту мешок с песком и, развязав, высыпал часть песка вниз. Мешок он берег, мешок еще пригодится.
Шар сразу пошел вверх – видно было, как уменьшаются и тонут в тумане деревья.
– Правда, здорово? Я высыпал, а он меня слушается, – радостно сказал Казик, но никто не ответил.
Было страшно, потому что шар был ненадежен и в нем жило странное своенравие. И Дику и Марьяне стало ясно, что они – пленники шара, ничтожные игрушки его прихоти. Хочет – унесет в небо, хочет – бросит о землю. Они, в отличие от Казика, не чувствовали шара и не повелевали им.
Через несколько секунд шар скрылся в облаках, и стало еще неприятнее, потому что за пределами корзины, вторгаясь в нее, висел непроницаемый туман, в котором что-то таилось. Может, летающий зверь, может, скала, может, нечто необъяснимое.
– А теперь совсем непонятно, – признался вслух Казик. – То ли мы вверх летим, то ли никуда не летим. Я не знаю.
– Давай поднимемся, – сказал Дик. – Поднимемся наверх, выше облаков, как с Олегом.
– Балласта немного, – сообщил Казик, – он может понадобиться.
– Тогда сделай огонь побольше, – сказала Марьяна.
– Олег велел не очень надувать, – сказал Казик. – Если он лопнет – мы, как камень, вниз грохнемся.
Казик почувствовал свою власть над старшими, он понял, что ничего не боится, что ему увлекательно до щекотки в груди подниматься в облаках или нестись над землей, а им страшно, непривычно.
– Поднимайся, – приказал Дик, который уловил скрытый бунт.
Казик пожал узкими плечами и прибавил огня в горелке.
Стало холоднее, корзина была мокрой, крупные капли стекали по оболочке шара и срывались с нижнего обода.
Казику хотелось выразить торжественное чувство полета, но выразить его можно было только в песне. И если бы он был один, он бы обязательно запел и даже запел бы со словами, которые умел складывать в стихи. Но он стеснялся это делать при остальных. Не посмел и сейчас. Он беззвучно напевал, сжав губы.
Дика охватило отчаяние бессилия. Облако никогда не кончится. Они потерялись. И не надо было вообще этого затевать. Пошли бы пешком, как-нибудь перебрались бы через реку. Ничего особенного. А теперь ни реки, ни поселка не будет…
И тут стало светлее, шар выскочил в промежуток между облаками – над головами был еще слой, и их несло к почти черной громадной туче, которая стеной стояла впереди, словно поджидала шар, чтобы сожрать его. В туче проскальзывали, сверкали молнии, она казалась живой и горячей.
– Ух ты, как красиво! – крикнул Казик. – Как сейчас тряханет!
– Вниз! – сказал Дик. – Давай вниз, не понимаешь, что ли!
– Жалко, – Казик протянул руку к горелке, чтобы убавить огонь. – Я такого еще никогда не видел. Снизу это не так интересно.
– Мне не интересно, – сказала Марьяна.
Шар почему-то не снижался, а продолжал лететь навстречу грозовой туче, и грохот, исходивший от нее, был почти непрерывным, будто кто-то вел огромной палкой по огромной изгороди.
Дик оттолкнул Казика и резким движением потушил горелку.
– Это тебе не игрушки! – сказал он.
Порывы встречного ветра ударяли по шару, он метался между облаками и никак не мог спуститься.
– Нельзя совсем тушить! – закричал Казик. – Вы дураки!
– Молчи, – сказал Дик. – Надоел.
Грубостью он прикрывал свой страх, потому что даже себе не хотел признаться, что может бояться.
Шар вдруг задрожал, попав в воздушный вихрь, и заскользил вниз,
– Зажигай! – крикнул Казик. – Неужели не понимаешь – сейчас он остынет.
– Успеем, – сказал Дик. – Сначала надо спуститься вниз.
– Нельзя так сразу. Где зажигалка?
Зажигалка была у Дика, и он ее не давал Казику, потому что не верил в то, что шару что-то угрожает внизу. Ему хотелось одного – скорей уйти от грозовой тучи.
– Ты посмотри, он же уменьшается! – Казик показал вверх, но лишь его глаза видели, что шар теряет упругость и скорость его снижения увеличивается.
– На, – Дик все же встревожился от настойчивого тона Казика и протянул мальчику зажигалку.
Зажигалка хлопала, щелкала и никак не хотела загораться.
Было мокро, сыро, все уже промокли. Трут в зажигалке тоже успел отсыреть. Если бы Казик знал, что Дик потушит огонь, он бы заранее спрятал зажигалку и держал бы ее сухой.
Вокруг снова были облака, опять было полутемно, и грохот, исходивший от грозовой тучи, чуть утих, остался там, наверху, почти над головами.
– Хорошо, что успели, – сказал Дик, оправдываясь. Краем глаза он смотрел, как Казик снова и снова щелкает кресалом.
– Дай-ка я сам, – сказал Дик и выдрал зажигалку из напряженных пальцев Казика. Зажигалка не слушалась и его. Казик стоял рядом и глядел на искорки, вылетавшие от кремня. Они казались холодными и маленькими.
– Он меньше стал, – сказала Марьяна испуганно. Она смотрела вверх и увидела, что веревки сетки, которой был обмотан шар, все глубже врезаются в его оболочку.
Дик взял зажигалку в ладони и постарался протереть фитиль.
Теперь всем было ясно, что шар падает все быстрее.
– Может, закрыть дырку? – спросила Марьяна, но осеклась – она поняла, что дырку внизу шара им закрыть нечем.
– А твоя, твоя зажигалка! – вдруг закричал Казик. – У тебя же должна быть!
– Конечно, – ответила Марьяна, – как же я не вспомнила. У меня она есть.
– Давай!
– А где она?
– В кошельке на шее, – подсказал Казик.
Марьяна быстро развязала лечебную сумочку, которая висела у нее на груди, и достала оттуда зажигалку.
Казик выхватил ее и, оттолкнув Дика, начал высекать огонь.
Но горелка не зажглась.
– Открути ее! – закричал Казик Дику. – Ты же ее закрутил.
Корзину снова качнуло, Дик потерял равновесие и еле-еле успел ухватиться за борт.
Казик сам, чуть не отломав колесико, открутил горелку и с наслаждением вдохнул отвратительный запах газа, который выделялся из трубки.
Зажигалка, к счастью, не погасла, и на конце трубки вспыхнул лиловый огонек. Казик сразу прибавил огня, и пламя на секунду исчезло, потом занялось ярко и уверенно.
Казик заглянул в отверстие шара – теплый воздух пошел туда, в полутьму.
И в этот момент они вывалились вниз из облаков.
– Мы все равно падаем, – сказала Марьяна тихо.
Ветер был несильным, но порывистым, шар толчками двигался вниз.
– Поздно, – сказал Дик. – Теперь держись.
Он успокоился. Лес ему был знаком, а поверить в силу удара о деревья, представить то, чего никогда не испытывал, он не мог. Ему казалось, что лес примет их и не убьет.
– Мешки! – закричала Марьяна, прерывая наступившую зачарованную паузу ожидания.
Она сама кинулась к мешку, лежавшему у ее ног, и с трудом перевалила его через борт корзины, чуть не вывалившись за мешком.
В тот момент шар как раз достиг вершин деревьев – это было мгновение, когда можно было разглядеть каждый листок на деревьях, и Казик, который вспомнил о балласте только после крика Марьяны, смотрел как зачарованный на приближение земли, не боясь за себя, но очень жалея такой красивый шар, которому суждено сейчас разорваться.
Вершины деревьев, такие близкие, вдруг толчком ушли вниз, и земля как бы с сожалением отсрочила встречу с шаром.
И в следующее мгновение все ожили. Дик тоже подхватил мешок. Третий мешок тащил Казик, но не кинул его, как Марьяна, а, быстро придя в себя, высыпал песок из мешка и был очень доволен тем, что подумал об этом даже в такой момент, и сказал:
– Мешки беречь надо.
Но его никто не слышал. Марьяна и Дик смотрели вниз, на вершины деревьев, уплывающие в туман. Они продолжали смотреть, даже когда Казик спокойно занялся делами. Ведь никому не было нужно, чтобы шар снова умчался в облака, тем более что больше балласта не осталось. Он подкрутил горелку и смотрел, чтобы шар больше не поднимался. Это было трудно сделать, потому что уже разыгралась гроза и ветер никак не мог успокоиться. Шар продолжал болтаться мыльным пузырьком, совершая эволюции в туманном пространстве между облаками и лесом.
– Ну вот, – сказал Дик, – а вы боялись.
В корзине было трудно стоять. Тем более что она стала легче без балласта и ее кидало из стороны в сторону. Туча выплюнула из себя короткий шквал, шар понесся, наклонив корзину, словно хотел выбросить из нее людей, и они сжались на полу корзины, вцепившись в прутья и веревки и пережидая, пока шквал не прекратится и не хлынет, как знак окончания безумств, сильный и ровный ливень.
– Не повезло, – сказал Дик, поднимаясь с пола и вглядываясь вниз.Теперь уж совсем неизвестно, куда нас унесло.
– Сначала мы летели правильно, – сказал Казик. – До того как поднялись наверх. Мы летели правильно почти час, а потом нас мотало минут десять.
В поселке не было часов, но понятия часа, минуты и даже секунды остались. У Казика было чутье на время. И ему верили.
– Значит, мы в нужной стороне? – спросила Марьяна.
– Только неточно, – сказал Казик.
Они промокли и замерзли. Даже куртки и сапоги из рыбьей кожи не спасали. Но они только теперь поняли, как замерзли – до этого они думали, как бы не разбиться.
– Будем Смотреть вниз, – сказала Марьяна. – Вы охотники.
– Мы должны увидеть реку, – сказал Казик. – И болота перед ней.
– Если мы не перелетели ее, когда были наверху, – сказал Дик.
– Нет, такой скорости ветра нет. До реки пять дней пути, если идти по земле.
Шар теперь плыл медленно.
– Дождь кончится, – сказал Казик, – и мы поднимемся наверх.
– Зачем? – спросил Дик.
– Посмотрим на солнце, – сказал Казик, – и узнаем направление. Сейчас теней нет, ничего нет.
– Лучше спуститься и поискать на земле, – сказал Дик неуверенно.
Он понимал, что это не лучшее решение, потому что если они окажутся в незнакомом месте, то с земли найти направление еще трудней. Но подниматься наверх не хотелось.
– Вы голодные? – спросила Марьяна.
– Нет, – сказал Казик.
Но Марьяна достала из мешка сухарей, намазала их грибным паштетом, и мужчины принялись хрустеть, поглядывая вниз, в надежде увидеть что-нибудь знакомое.
Один раз Дику показалось, что он узнает холм, выдававшийся из леса, но Казик сказал, что это другой холм. Время шло. Дождь все не прекращался, хотя гром гремел издалека и нестрашно. Прошло еще часа полтора. Марьяна, чтобы согреться, приседала в корзине, пока не устала. Но не согрелась, а только запыхалась. Дик уселся на дне и принялся протирать арбалет. Казик грел руки у горелки, потом он сказал Марьяне, чтобы она тоже погрелась. Все очень устали от неизвестности. Казалось, что они улетели так далеко от поселка, что никогда уже не вернутся обратно.
Дождь прекратился. Сразу стало тише, потому что капли перестали стучать по оболочке. От теплого шара поднимался пар.
Казик долго смотрел вперед, потом вдруг крикнул:
– Смотрите!
В начинающихся ранних сумерках впереди, у горизонта, была видна светлая полоса.
Дик всмотрелся туда и сказал, что это, наверное, река.
– А может, кончается лес, – сказала Марьяна.
Она стояла с другой стороны корзины и тоже увидела светлую полосу на горизонте. Это было непонятно. Получалось, что они видят две реки.
Еще через полчаса неспешного полета они убедились, что впереди в самом деле река – возник и другой темный берег. Светлая полоса справа была очень широкой и терялась за горизонтом, а река с ней соединялась.
Дик сказал, что это другая, очень большая река.
А Казик предположил:
– Хорошо бы это было море.
– Море? – Марьяна знала это слово, но не представляла себе, что на этой планете тоже может быть море и притом так близко.
– Или очень большое озеро, – сказал Казик. – Но все-таки лучше море. Тогда мы построим корабль и уйдем в плавание.
– Только бы шар не унесло в это море, – сказал Дик.
Он все вглядывался вперед, стараясь угадать, та ли это река, что им нужна. Когда-то, кажется в прошлом году, он доходил до реки, но не смог из-за болот, кишащих всякими гадами, выйти на берег. У него кончилась еда, а охота была плохая. Пришлось вернуться. Он помнил холмы у реки, но здесь таких холмов не было видно.
Они решили подняться повыше, к облакам, в поисках попутного ветра. Шар устал лететь и поднялся еле-еле, лениво и нехотя.
Здесь ветер в самом деле был сильнее, но тоже дул не туда, куда хотелось. К тому же снова пошел дождь. Это всем надоело – ленивый шар, холод, влага, и тем более обидно, когда ты уже у цели, еще немного – и перелетим через реку, а там уже можно спускаться, переночевать и искать людей.
Несколько больших птиц, которые живут высоко в небе и потому их можно увидеть только издали, снизились к шару и с криками, хлопая перепончатыми крыльями, принялись виться вокруг, недовольные тем, что он нарушил границы их владений.
Одна из них даже умудрилась вцепиться когтями в веревки и несколько раз ударила усеянным зубами клювом по оболочке.
– Вот этого я тебе не советую, – сказал Дик, быстро поднимая арбалет.
Стрела пронзила птице грудь, и та медленно убрала когти, отвалилась от шара и пролетела совсем рядом с корзиной, кругами планируя вниз. Дик даже протянул руку, надеясь схватить ее, и Марьяна повисла на нем, потому что Дик вывалился бы из корзины.
– Жалко, – сказал Дик, – у нее вкусное мясо.
Он выстрелил в другую птицу, но промахнулся.
Птицы еще некоторое время преследовали шар, но потом скрылись в завесе дождя.
Реку уже можно было разглядеть. Она была широкой, темно-серой, в цвет облаков, и текла прямо, почти не извиваясь, не то что ручьи, к которым они привыкли.
– Если не перелетим, – сказал Дик, – то трудно будет перебраться.
– Может, опустимся на ночь? – сказала Марьяна. – А утром подождем ветра и полетим дальше.
– Хорошо бы, – неуверенно ответил Казик. – И балласта еще наберем. Только садиться негде.
Он был прав: внизу не было ни поляны, ни большого открытого места, чтобы посадить шар.
Они замолчали, слушая тишину, царившую над миром. Стук капелек по шару лишь усиливал эту тишину.
И тут впереди возникла серая стена.
Марьяна ахнула, когда первой увидела, что громадная неровная стена поднимается перед шаром. Порыв ветра подхватил шар и понес его быстрее, словно шар нарочно хотел отомстить людям за то, что они заставили его так долго лететь.
– Казик! – закричала Марьяна.
Казик тоже увидел стену, выплывающую из дождя.
Он до отказа открыл горелку и крикнул:
– Все кидайте! Все кидайте вниз!
Балласта уже почти не оставалось, только маленький мешочек. Дик швырнул его за борт. Марьяна подняла мешок с едой, но колебалась.
– Скорее! – крикнул Казик, и Дик вырвал у Марьяны мешок и кинул его вниз, потом он подхватывал со дна корзины разные вещи, не думая, что это такое, и швырял за борт.
Шар, поколебавшись несколько секунд, пошел вверх.
В изумлении, замерев, аэронавты смотрели, как уходила вниз серая стена.
Это было дерево, немыслимое, гигантское дерево. Они увидели, как от главного ствола отходит сук толщиной метров в двадцать и тянется почти горизонтально. Шар пролетел рядом с суком, чуть не дотронувшись до него. Выше ветви расходились все чаще, и только чудом шар не наталкивался на них.
Никто не знал, сколько минут продолжался этот подъем, но вдруг стало темно и ствол исчез из глаз – шар вошел в облака.
Дерево было рядом, оно еще не кончилось, оно тянуло к шару свои серые лапы.
Порыв ветра подхватил шар и кинул его в сторону дерева.
– Держись! – крикнул Дик, падая на пол корзины и увлекая за собой Марьяну. Казик упал сверху.
И вовремя.
Раздался очень громкий треск, корзину бросило вперед, потом она налетела на препятствие, заметалась, как птенец, попавший в ловушку, что-то ухнуло с треском над головами, шар сделал несколько судорожных предсмертных движений.
И наступила тишина. Ничего не видно вокруг.
Корзина, круто наклонившись, медленно покачивалась.
– Вот и все, – сказал Казик печально. – Нет больше шара.
– Главное, мы живы, – возразил Дик. – И не разбились. Это главное.
x x x
Они сидели на дне корзины, стараясь не раскачивать ее, чтобы не сорваться вниз. Языки облака ползли через корзину, порой скрывая темное пятно отверстия в шаре, порой рассеиваясь, и тогда можно было заглянуть в загадочную глубь пузыря. Но понять, что с ним случилось, никак не удавалось. Светало так медленно, что казалось, день не наступит никогда. Клочья облаков были светлее воздуха, но постепенно воздух сравнялся с ними цветом, и все стало одинаково серым.
Дрема оставила аэронавтов, тягучая дрема, на грани сна, которая связывает язык и сковывает члены, но не заменяет сна, потому что все время чувствуешь, как холодно и ненадежно.
– Я никогда не думал, что бывают такие деревья, – сказал Казик.
– Наверное, даже на Земле их нет, – ответила Марьяна.
– На Земле деревья еще больше, – сказал уверенно Казик. – Например, секвойя. Она растет в Скалистых горах.
– Может, это не дерево, – сказал Дик. – Может, такая скала?
– С сучьями? – спросила Марьяна.
– Разве разглядишь?
– Но мы висим.
– Может быть, висим на выступе, – сказал Дик. – Если это дерево, то еще хуже.
Марьяна осторожно шарила вокруг в надежде, что выбросили не всю пищу, что-нибудь осталось. Но корзина была совсем пуста.
– Зря выбросили топливо, – сказал Казик.
– Мы больше не полетим, – уверенно сказал Дик. – Хватит. Лучше ходить пешком.
– Надо скорее спуститься вниз, – сказала Марьяна. – И отыскать мешки. А то кто-нибудь их найдет раньше и все съест.
– Ну, топливо вряд ли кто съест.
Дик подполз к краю корзины и стал вглядываться в туман.
Марьяна вскрикнула. Она выпрямила ногу, а нога так онемела, что по всему телу прошла иголками боль. Дик вздрогнул, корзина зашаталась.
– Я думаю, – сказал Дик, – что шар зацепился за верх и разорвался. Если мы будем шатать корзину, она может совсем оторваться, а до земли далеко.
Ветерок погнал клочья облака, и в просветах между ними можно было разглядеть сучья дерева, серую, с темными проплешинами и провалами стену. Вершина шара все еще скрывалась в тумане.
– Надо выбираться, – сказал Дик неуверенно.
Он вытащил из колчана стрелу с тяжелым наконечником и кинул вниз.
Было тихо. Казик считал про себя. Он досчитал до двадцати.
Ничего они не услышали.
– Может, на дерево упала, – сказал Казик. – Или в мох. Я полезу.
– Куда? – спросила Марьяна.
– По веревкам наверх. Чего ждать? А потом вам крикну.
– Давай, – сказал Дик. – Ты самый легкий.
Казик проверил, хорошо ли держится нож. Потом, держась за канат, осторожно вылез на край корзины.
– Совсем не страшно, – сообщил он. – Ничего не видно и поэтому не страшно.
Он ухватился обеими руками за канат и подтянулся так, чтобы ухватить его ногами. Марьяна и Дик замерли с другой стороны корзины. Корзина раскачивалась. Казик сказал:
– Я вам буду рассказывать, чтобы вы знали.
Он лез быстро – он привык лазить по лианам. Через полминуты его уже не было видно, только корзина раскачивалась в такт его движениям.
– Ну и как? – спросил Дик.
– Лезу, – сказал Казик. – Шар совсем без воздуха, как тряпка.
Через некоторое время корзина перестала покачиваться.
– Что? Добрался? – спросил Дик.
– Нет, это я отдыхаю, – сказал Казик. – Уже скоро доберусь.
"Ждать всегда плохо, особенно когда не знаешь, чем кончится ожидание, – думала Марьяна, – но почему-то мы всегда чего-то ждем. Даже жить некогда. Вообще-то все ждут, когда мы улетим на Землю, а я жду, когда вернусь к Олегу. Дик ждет, чтобы скорей оказаться в лесу. Теперь мы ждем оборвется шар или нет. Очень глупо ждать, самое обыкновенное и самое неправильное занятие. Жить надо так, чтобы совсем не ждать…"
Корзина снова начала покачиваться. Послышался треск. Марьяна поняла, что это трещит оболочка шара. Корзина дернулась и опустилась рывком на полметра.
– Осторожнее, – сказал Дик.
– Сейчас, – ответил Казик. Голос был глухим, как будто его обгрыз туман.
Корзина качнулась сильнее.
– Выбрался! – сообщил Казик. – Вы но бойтесь, шар хорошо зацепился канатами. Здесь большой сук, с меня толщиной. И еще ветки. Так что не бойтесь. Лезьте. Я вас жду.
– Ну, иди, – сказал Дик Марьяне. Он поднялся и приторочил к спине арбалет, чтобы не мешал при подъеме. Он верил Казику и больше не боялся, что шар оборвется. – Если устанешь, отдыхай. И вниз не смотри.
– Все равно ничего не увидишь, – сказала Марьяна. – Не бойся за меня.
– Ты отдыхай, не спеши, – повторил Дик. – Я бы полез сразу за тобой, но канат может двоих не выдержать.
Марьяна встала на борт корзины, крепко держась за канат. Канат был влажным и скользким. Но страшно в самом деле не было. Она тоже умела лазить по деревьям.
Через несколько минут она уже стояла рядом с Казиком на широкой, нависающей над землей дороге – такой ей показался сук дерева. Шар зацепился за острые сучья, торчащие из главного сука, запутался в ветвях и листьях, похожих на ножи, порвался, но канаты держались крепко.
x x x
Уже совсем рассвело, и теперь, когда самое страшное было позади, всем жутко захотелось есть. Но чтобы поесть, надо как можно скорее спуститься на землю и отыскать мешок с едой.
– Пошли, – сказал Дик, беря арбалет на руку, чтобы быть готовым к неожиданностям. – Ты, Марьяш, иди в серединке.
– Нет, – сказал Казик.
– Что еще?
– Ты забыл. Нам же вниз спускаться.
– Ну и что?
– Я веревку возьму.
Дик остановился. Он понял, что Казик прав.
Но тут же возникла проблема: как достать веревку. Они попытались потянуть за одну из веревок, но все веревки были так крепко переплетены, что ни одна отдельно не поддавалась. Вытащить наверх весь шар тоже не удалось – корзина была слишком тяжелой и ноги скользили по покатой спине громадного сука.
– Ждите, – сказал тогда Казик, и, прежде чем Дик успел возразить, он скользнул вниз по веревке, скрылся в тумане и возвратился вновь минут через пять, запыхавшийся, но довольный. Он потянул за канат, по которому спускался, и канат медленно полез наверх.
Канат был крепким и длинным. Казик смотал его в кольцо и повесил через плечо. Ему было тяжело, но он и не подал вида.
За то время, пока Казик спускался, чтобы отрезать канат от корзины, Дик прошел вперед, до того места, где большой сук вливался в главный ствол дерева. Ничего опасного он не встретил. Марьяна тоже не теряла времени даром, она присела на корточки и отрезала кусочек от сука. Это было дерево, настоящее дерево, с твердой толстой корой, скользкой и плотной сверху, но куда более рыхлой, поддающейся ножу в глубине. От этого, если идешь по суку, он чуть пружинит под ногами.
Они пошли к главному стволу. Марьяна посмотрела, как Казик сгибается под тяжестью каната, и поняла, что он никогда не согласится его уступить. Поэтому она сказала:
– Казик, зачем нести канат без пользы? Я думаю, нам лучше связаться этой веревкой, и если кто-то нечаянно упадет, остальные его удержат.
– Здорово! – обрадовался Казик. – Как альпинисты, которые штурмуют Эверест.
Ни Дик, ни Марьяна не помнили, что такое Эверест, и не знали, чем занимаются альпинисты, но спрашивать не стали.
Они связались канатом, он был таким длинным, что не мешал идти.
Так они прошли до конца сука, до того места, где он присоединялся к стволу. Тогда стало понятно, что этот сук на самом деле одна из гигантских лиан, из которых было сплетено дерево. Только она отклонилась почти под прямым углом. Сук не вливался в ствол, как у обыкновенного дерева, а продолжался дальше, внутрь его, раздвинув соседние лианы. Это было как в девичьей косичке, у которой одна прядь выбилась наружу. В том месте над суком образовалась сужающаяся кверху щель, уходившая в туман, как туннель, темный и мрачный, стены которого поросли длинным шевелящимся мхом и лишайниками.
Они остановились перед входом в туннель, не зная, что делать дальше. То ли забираться в темноту, то ли поискать другой путь вниз.
Марьяна осторожно потрогала мох. Он был ей знаком. Зеленая масса вздрагивала при прикосновении, прижималась к коре. Такой пугливый мох, только поменьше ростом, часто встречается на деревьях в глубине леса, есть его нельзя, он горький. Но порой в нем живут орешки – это вроде болезни мха, – крепкие, хрустящие, почти безвкусные. Их обычно едят только ребятишки, потому что сытости от них мало. Но теперь бы и орешки не помешали.
Пока Марьяна безуспешно искала во мху орешки, Дик осторожно, на длину веревки, вошел внутрь щели. С каждым шагом гигантская лиана шла все более наклонно, водопадом скатываясь внутрь ствола. Дик поскользнулся и упал на живот, чтобы не скатиться вниз, в черную бездну, и не потянуть за собой остальных. Потом он выполз обратно.
– Будем снаружи спускаться, – сказал Дик. – Ничего но нашла?
– Нет, – сказала Марьяна.
– Пить хочется, – сказал Дик.
Они развязали веревку и замотали ее конец за ветки, которые, как кусты, вылезали у самого основания сука. Казик, укрепив другой конец у пояса, начал спускаться вниз по стволу, цепляясь пальцами за неровности коры и растения, которые гнездились в коре.
Дик все время был настороже. Он не надеялся на то, что ветви надежны, и все время ждал рывка – если ветви оборвутся, ему придется принять на себя вес Казика. И он боялся этого, потому что удержаться на скользкой покатой поверхности сука нелегко.
А Казик спускался очень медленно, он тоже был осторожен. Он поглядывал вниз, стараясь увидеть в тумане, нет ли там площадки или другого сука. Чтобы развлечься, он представлял себя земным альпинистом.
Неожиданно он увидел острый сучок, торчавший из ствола чуть в стороне от его пути, и протянул руку, чтобы за него схватиться. Но в то мгновение, когда он дотронулся до сука, тот разделился на два зазубренных ножа, и лишь мгновенная реакция Казика спасла его руку. Он успел отдернуть пальцы, но все же ножи полоснули по ним. Веревка дернулась. Дик подхватил ее сильнее и крикнул сверху:
– Ты чего?
Казик ответил не сразу. Кровь полилась из подушечки ладони, разрезанной ножами, которые оказались челюстями крупного насекомого – оно скрывалось в норе, вырезанной в коре дерева, и подстерегало добычу, сделав вид, что его жвалы – лишь обломанный сучок.
Перевязать руку было нечем. Казик крикнул наверх:
– Ничего, оцарапался. Здесь паршивец сидит, кусается.
– Осторожнее, – ответил Дик. – Не сильно поцарапался?
– Не сильно. Дальше спускаюсь.
Но, видно, запах крови возбудил в паршивце желание позавтракать, и он начал выползать из норки. За челюстями, которые нервно раскрывались и закрывались, будто насекомое норовило примериться к добыче, показалось членистое тело, оно лезло и лезло из норы, и казалось, конца ему не будет.
– Ого, – сказал Казик.
– Что? – спросил Дик.
– Длинный.
Казик, держась здоровой рукой за канат, другой вытащил нож, и, когда паршивец – теперь уже похожий на головастую радужную змею на множестве маленьких цепких ножек – подбежал к нему, Казик полоснул ножом, отрезав голову. Тело змеи продолжало шустро, но бесцельно бегать по стволу, а голова упала вниз, и метрах в трех внизу из ствола мгновенно высунулись другие щипцы, подхватили голову собрата и утянули внутрь.
Руке было больно, наверное от яда.
Казик сказал:
– Тут осторожно надо спускаться. Эти паршивцы нор накопали и ждут.
– Может, поднять тебя? – спросил Дик.
– Нет, наоборот, – ответил Казик. – Я буду побыстрее спускаться и ствола трогать не буду. Там внизу что-то есть.
Не обращая внимания на боль, он взялся за веревку обеими руками и скользнул вниз.
Крышки нор, в которых жили паршивцы, с треском распахивались, и оттуда, как вытолкнутые, выскакивали ножики челюстей, тянулись к Казику, но, к счастью, не успевали.
Внезапно белая вата облака ушла в сторону, и Казик увидел, что конец веревки лежит в воде. Его даже посетила надежда, что дерево оказалось куда ниже, чем они ожидали, и потому он уже видит землю. Но это было лишь озерко, которое уместилось между двух сросшихся лиан. Озерко было длинным и узким, вокруг него росли кусты и даже две небольшие сосенки.
Казик стал спускаться еще быстрее, но когда до поверхности воды оставалось метра три, он не выдержал боли и отпустил руки. И ухнул с плеском в озеро, сразу уйдя в него с головой.
Казик выбрался из воды, сел на берегу, поросшем травой, и сразу вернулась боль в руке. Но он не хотел говорить о ней Дику и потому стал спокойно объяснять, что нашел озеро и что, когда Марьяна и Дик будут спускаться, лучше не дотрагиваться до ствола.
– Я их выжгу, – сказал Дик, – у меня бластер.
– Не надо, – сказал Казик. – Бластер нам еще нужен, а этих паршивцев здесь много. Только они не успевают тяпнуть, если быстро спускаться.
x x x
Вода в озерце была темной, гниловатой, в ней жило множество мелких тварей. Когда Марьяна, спустившись, намазала мазью и перевязала распухшую руку Казика, она дала своим спутникам по таблетке из тех, что Олег принес с корабля, потому что от незнакомой плохой воды можно заболеть дизентерией или даже отравиться.
Они напились, но от этого голод стал еще сильнее.
Марьяна поспешила к соснам. Сосны, что росли здесь, были махонькими. Наверное, когда-то их споры занесло сюда ветром, и они укоренились в мягкой коре. Под соснами всегда бывают грибы, только Марьяна не была уверена, что грибы здесь есть, потому что нет земли, чтобы закапываться. Но ей повезло – в трухе у сосенок она поймала несколько грибков, тоже небольших, но самых настоящих. Грибы были незнакомого цвета и могли быть ядовитыми, иногда ядовитые грибы притворяются настоящими. Она надкусила один – он был настоящим, сладковатым; конечно, их лучше бы сварить, а то потом будет щипать рот, но сейчас не до костра, все такие голодные. И Марьяна поймала все грибы, что росли там (их набралось два десятка), принесла мужчинам, их разделили и съели.
А руку Казику разнесло так, что она стала толще ноги. И онемела. Это было неплохо, потому что она меньше болела. И его не знобило, не тошнило, и это тоже было хорошо – значит, яд у челюстей был несильный. Плохо только, что рукой Казик не мог пользоваться и ему было трудно спускаться по веревке, а ведь все равно придется спускаться – до земли еще далеко.
Стало теплее, здесь был нижний край облаков, а облака днем поднимаются выше, поэтому, когда они поели, оказалось, что внизу чисто и можно даже разглядеть землю.
Земля была очень далеко внизу. Как с воздушного шара. Увидеть ее можно было с трудом, потому что ствол в некоторых местах раздувался, когда лианы расходились, образуя лабиринт туннелей. В одном месте, метрах в ста ниже, получилась широкая площадка, с лоском и проплешинами болотца.
Путешественников охватило уныние.
– Лучше бы и не видеть, – сказала Марьяна. – Когда не видишь, кажется, что уже немного осталось.
– Теперь наш мешок наверняка кто-то съест, – сказал Казик. Он был страшно голоден.
– Здесь какая-нибудь добыча будет, – сказал Дик. Он держался за стволик сосны, упругий и мягкий, и глядел вниз, рассматривая лесок на развилке. – Только бы туда спуститься.
– Жалко, что Олег не сделал парашют, – сказал Казик. – Я ему советовал сделать парашют и прыгать с воздушного шара, но он сказал, что сделает его потом.
– Олег бы что-нибудь придумал, – сказала Марьяна, и Дику в этих словах послышался укор.
– Ему хорошо думать там, в поселке, – сказал он. – А здесь надо действовать.
– Олег хотел полететь с нами, – сказала Марьяна. – Его не пустили.
– Тогда и нечего жалеть, – сказал Дик.
На самом деле он не сердился на Олега. Это сейчас не играло роли. Главное было – спуститься вниз.
Казик прошел по суку дальше, за озеро, чтобы посмотреть вдаль.
И, увидев эту даль, не выдержал и закричал:
– Скорее сюда! Вы только посмотрите!
Они подбежали к нему.
Казик отодвинул свисавший сверху лист размером больше него самого, и в этом окне была видна широкая река, отсюда совсем близкая. Можно было даже увидеть, как по ней бежит рябь от ветра. Река делилась дальше на несколько рукавов и вливалась в озеро. Было понятно, что это озеро, а не море, потому что за его громадным зеркалом была полоска голубых холмов, отороченных темной каймой леса. В дельте реки, по песчаной косе, брело стадо мустангов. Что-то спугнуло их, и они, надув пузыри, поспешили к воде.
За рекой лес был другой, темнее по цвету, в синь; он поднимался на невысокие сопки и уходил в мягкие долины, казалось, что там застыло пологими волнами голубое море. И это было красиво.
Лагерь экспедиции им не был виден – до него оставалось километров двадцать и он скрывался за волнами сопок. Им очень хотелось его увидеть, и они долго обшаривали взглядами лес за рекой.
– Блестит! – закричал вдруг Казик и показал туда, в лес.
Над лесом поднялась блестящая точка, как огонек на фоне серых облаков, и исчезла.
Остальные не увидели этого огонька, потому что он исчез в облаках слишком быстро. Но поверили Казику, потому что очень хотелось поверить. Место, откуда поднялся огонек, было недалеко от берега озера, и поэтому Дик сказал:
– Мы переберемся через реку поближе к озеру, там неширокие рукава, легче переплыть. И пойдем по берегу.
– Правильно, – сказал Казик. – У озера и лес не такой густой.
Они еще долго стояли и глядели в то место, надеясь что-нибудь увидеть. Но в то утро Клавдия запустила только один геоскаут. Она хотела запустить и второй, но потом решила, что ей достаточно работы и без этого. У нее было плохое настроение, и она не хотела признаться себе, что причиной было то, что она вчера вечером увидела в лаборатории. Вернее, она ничего не увидела, но почувствовала по неловкости Павлыша и Салли, по тому, как близко они стояли друг от друга, что их связывает тайна, которой они не намерены с ней делиться. Это было обидным предательством со стороны Салли.
Павлыш об этом не подозревал. Он задумал полет к горам. Ему надоело препарировать здешних злобных тварей и каталогизировать бесконечные виды бактерий. Ему хотелось оказаться там, где синее небо и чистый снег, где ничто не ползет, не крадется, не подстерегает, где не поднимается вонючая сырость из предательских топей, где можно снять шлем и погулять, не думая о болезнях, – там только чистый снег, мороз и синее небо.
В тот момент, когда ребята с великого дерева вглядывались в лес, окружавший станцию, Павлыш разговаривал с Салли, взявшейся расконсервировать планетарный катер. Он сказал, что хотел бы улететь на целый день в горы. И Салли попросила, чтобы он ее взял, потому что ее также угнетал сырой лес, и она очень обрадовалась, что Павлыш чувствует то же, что и она.
x x x
Следующую ночь путешественники провели в воздушном лесу на большой развилке дерева. Это был настоящий лес, в котором росли не только сосны, но и злобные кустометы. Правда, если ты их увидел вовремя, то они не опасны. Кустометы чувствуют тепло, и если к ним приблизится неосторожный зверь, они мечут в него свои острые длинные иглы. Иглы летят так сильно, что могут пронзить козу или медведя. Бороться с ними научились быстро. Надо было только, не доходя до куста шагов десять, кинуть в него чем-нибудь теплым. Можно даже снять куртку и кинуть, кусты сразу метнут все иглы, а потом уж можно смело подходить. Их иглы идут в хозяйство, а молодые побеги очень сочные.
Увидев кусты, Марьяна обрадовалась. Она наломала ветвей, и они ели их целый час, пока не надоело. От них во рту оставался приторный привкус. Голод не утолился, он только заглох и очень захотелось чего-нибудь еще более солидного.
Дик пошел по леску, чтобы поискать добычу, он был убежден, что здесь что-нибудь гнездится. Он бродил по леску целый час, но кроме несъедобной змеи и птицы, которая улетела, как только его заметила, ничего не нашел.
Но вниз они спускаться не стали. Погода опять испортилась, и хоть было тепло, даже теплее, чем обычно, снизу поднялся туман. К тому же у Казика болела рука, и его даже в лес спускали, привязав к веревке.
x x x
В тот вечер, пока не стемнело, Павлыш решил проехать на вездеходе по берегу озера, но не в сторону реки, а туда, где раньше еще не был.
Проехав километров десять вдоль озера, он добрался до небольшой быстрой речки, впадавшей в него. По ней поднялся еще на несколько километров. Потом он увидал странное и чем-то привлекательное ленивое существо размером чуть больше собаки. Существо поросло густыми, длинными, до земли, водорослями. Оно брело среди низких кустов, но обращая на вездеход никакого внимания, иногда разгребало землю длинными когтями, выискивая пищу. А дальнейшее случилось так неожиданно, что, только вернувшись в лабораторию и прокрутив пленки, Павлыш понял, что этот зеленый медведь приблизился к невинным на вид кустам, поросшим колючками, к тем самым, что плевались иголками в Павлыша. Куст тут же метнул иглами в медведя, и тот, превратившись в дикобраза, свалился замертво.
Павлышу было непонятно, зачем кусту такая агрессивность. Ведь медведь ничем ему не угрожал. Поэтому он вытащил несколько иголок из шкуры медведя и в лаборатории рассмотрел их под микроскопом. И обнаружил любопытную вещь, которая еще раз подтверждала расхожий неумолимый и вечный закон – в природе нет ничего бессмысленного. Оказалось, что на концах игл находились микроскопические споры. Споры, попавшие в кровь, .сразу же проросли.
x x x
Утром Казик проснулся раньше всех. Пожевал молодых побегов и тихонько, чтобы не разбудить старших, пошел к своему наблюдательному пункту. Озеро еще было покрыто туманом, и потому дальний берег скрывался в белесой бесконечности. И легко было представить, что это Тихий океан, а он – английский капитан Дрейк, который с помощью индейца поднялся на высокое дерево, что растет на Панамском перешейке, и смотрит сверху на простор океана, который намерен покорить на своей "Золотой лани". Там, в просторах Тихого океана, его ждут атоллы, на которых качают пышными головами кокосовые пальмы, встреча с испанским серебряным галеоном, запах муската на островах пряностей и таинственные берега Африки… Мир был светел, романтичен и открыт для него – великого путешественника.
С темно-зеленого листа, которым можно было бы перекрыть целую хижину, вереницей спускались змейки – сверкающие гребни, раздвоенные хвосты,спешили на утреннюю охоту. Сизые толстые тли, облепившие лист, зашевелились, почуяв опасность; полосатый жук родился из стебля, на глазах превратился в летающий волос и полетел по своим делам, за ним, хлопая крыльями, погналась белая птица; рой мошек вился над головой. Казик почувствовал, что сейчас из ствола ближайшей сосенки выползет ядовитый увалень. Поэтому он, только скосив глаз и не прерывая потока сладких мечтаний, метнул нож в открывающееся в коре отверстие и загнал увальня назад. Теперь до вечера не посмеет высунуть жала.
– Казик, ты где? – услышал он голос Марьяны.
– Здесь.
– Рука болит?
– Лучше.
Потянуло дымком. Это Марьяна развела огонь, чтобы поджарить побеги куста и грибы, которые вылезли из мха за ночь.
Казик оторвался от лицезрения "Тихого океана" и велел ожидавшему внизу "индейцу" отвести его обратно к "Золотой лани". По краю сука, по откосу, цепляясь за тонкие лианы, он пробрался к серой стене главного ствола и переполз через мостик из высохшего сука к следующей развилке. Тут ему повезло, удалось высмотреть старую лиану, толщиной в полметра, которая обвивала ствол спиралью, и по ней спуститься метров на тридцать ниже до входа в дупло размером с мастерскую Сергеева. Казик вытащил нож и осторожно проник в черную пещеру. Постоял, пока глаза привыкали к темноте. Потом кинул вперед шишку. Шишка прокатилась по полу дупла, запрыгала, легко цокая, потом был плеск. Значит, там вода. А если вода, то выхода нет – вода бы его нашла. Потом, как бы в ответ на плеск, послышалось уханье видно, Казик разбудил жильца этого дупла. Можно было подождать, пока жилец выползет наружу, но еще неизвестно, чего ждать. Как человек леса, Казик предпочел без нужды не рисковать.
Казик вернулся к старшим. Поев, они все вместе спустились к дуплу и, стараясь не шуметь, чтобы не разозлить неизвестного жильца, стали внимательно рассматривать ствол, надеясь все же отыскать путь вниз. Что же им, помирать на этом дереве?
– В крайнем случае, – сказал наконец Дик, – будем вырезать ступеньки в коре. И по ним спускаться.
– Сколько же ступенек надо вырезать? – ахнула Марьяна. – Это на целый год!
– Попробуем, – сказал Дик. – Раз ничего лучше нет.
x x x
После обеда Павлыш сказал Клавдии, что полетит в поиск и берет с собой Салли, потому что мотор вездехода барахлит и он хочет, чтобы Салли поглядела на него в работе.
– Хорошо, – сказала Клавдия, – только далеко не отлетайте.
– Спасибо, – сказала Салли, когда они поднялись в воздух. – Ты мне покажешь эти деревья?
– Конечно, самому не терпится на них взглянуть снова. Мне даже не верится, что они существуют.
Вездеход перелетел через реку, и когда Салли увидела сплетенные из гигантских канатов стволы, уходящие в облака, она не смогла сдержать возгласа восхищения.
– Такого не бывает, – сказала она. – Такое может только присниться.
– Мне хочется разогнать облака, – сказал Павлыш. – Чтобы снять их во всей красоте.
– Клаву надо сюда свозить, – сказала Салли. – Ей понравится.
– Она не выйдет из станции, – сказал Павлыш. – Удивительное дело – ей больше всех отвратительна планета, которую она изучает. В этом есть что-то неправильное.
– А тебе, Слава, она нравится?
– Очевидно, нельзя подходить к планете с такими мерками.
– Разумеется, нельзя, даже к живому существу нельзя подходить с такими мерками. Субъективизм исследователя опасен… прости, я заговорила словами Клавдии. Но главное не это, главное то, что эта планета нам всем не нравится. В общем, мы избалованы цивилизацией. Мы таскаем с собой наш мир, включая шампиньоновый соус, и глядим на новый мир сквозь надежные иллюминаторы вездеходов. Они для нас как окуляр микроскопа.
– Значит, ты не согласна с Клавдией?
– При чем тут мое согласие или несогласие? Клавдия такая же, как и я, жертва высокой цивилизации. К тому же она человек, у которого очень сильно развито чувство долга. Она превращает в долг и те пункты инструкции, которые придуманы в чистых кабинетах Земли-14, правда, придуманы умными людьми…
– Которые в свое время прошли не одну планету…
– И хотят, чтобы исследование обходилось без случайных жертв. Тем более что контакт с неизвестным первобытным миром часто опаснее для этого мира, чем для нас. Мы-то пока живы-здоровы. А нескольких представителей этого мира мы уже убили.
– С перепугу, – улыбнулся Павлыш.
– В общем-то, мы оба отлично понимаем, что люди, которые пишут инструкции, совершенно правы. Сначала надо узнать, с чем мы имеем дело, а потом уж делать выводы. Ведь ставка – не только мы, ставка – и другие люди, которые придут после нас, и те, с кем мы войдем в контакт, когда вернемся домой. Я не хотела бы занести на Землю какой-нибудь дикий вирус.
– И нам помогает то, что планета нам не нравится, – закончил Павлыш.
– Может быть, – согласилась Салли. – Давай как-нибудь совершим с тобой восхождение на это дерево, как на горы.
– Я об этом второй день мечтаю, – сказал Павлыш.
Они поднялись выше, метров на двести, к нижней кромке облаков. Там переплетались ветви, в широкой развилке уместилось озерко воды и даже несколько небольших деревьев.
– Идиллический уголок, место для пикника, – сказал Павлыш.
– Не дразнись, – сказала Салли, положив руку на локоть Павлыша. – Ты же знаешь, что я хотела бы устроить пикник. Только не здесь. Здесь водятся скорпионы.
– Мы в скафандрах.
– Что за пикник в скафандрах?
Они поднялись еще выше. С громадного горизонтального сука, протянувшегося по нижней кромке облаков, как виадук забытой цивилизации, свисала огромная рваная тряпка, обмотанная жилами, с тельцем вроде плетеной корзины, достаточно большой, чтобы уместить несколько человек. Павлыш сфотографировал тряпку и сказал:
– Представляешь, природа здесь додумалась до воздушного шара.
– Совсем непохоже, – сказала Салли.
– А мне кажется, что в живом виде это существо представляло собой громадный пузырь, наполненный воздухом. Я видел здесь подобные существа, только небольшие, они в-минуту опасности раздувают пузырь на спине помнишь, я показывал вам пленку? И вот оно летает где-то в облаках… А когда мы освоим эту планету, то молодые смельчаки будут кататься на них.
