Спускаясь по лестнице, Гуминский ни разу не оглянулся – и Евгений в конце концов разозлился. Какого черта? Не на допрос же его ведут, в самом деле!
По-прежнему идя друг за другом, они дошли до кабинета, и Гуминский долго возился, отпирая его. Потом жестом пригласил Евгения войти, указал на кресло. И начал неторопливо:
– Вы знаете, господин Миллер, меня очень заинтересовала ваша поездка. Дело в том, что я интересуюсь историей знатных родов Шатогории, и если вы согласитесь удовлетворить мое простительное любопытство в отношении семьи Горвич…
Евгений слегка расслабился. Ну, если дело только в этом, тогда обойдется… Главное, не сболтнуть лишнего!..
Медленно и обстоятельно он начал описывать графа Матиуша Горвича – таким, каким воспринял его после первого "вертолетного" визита. Шеф внимательно слушал, не перебивая и не переспрашивая. Когда Евгений закончил, он откинулся назад и заговорил:
– Что ж, ваше мнение о графе довольно любопытно, спасибо. Правда меня, когда я задавал вопрос, больше интересовал не граф, а графиня Горвич… как, впрочем, и вас, насколько я понимаю, Гуминский холодно усмехнулся, глядя, на побледневшее лицо Евгения. – Так что продолжайте, я слушаю…
"Один, два, три… – Евгений буквально слышал насмешливый отсчет невидимого рефери. – Так вот оно что… Четыре, пять… Ну ладно, потягаемся… Шесть, семь… Семь – еще не нокаут!"
Он поднял голову и твердо посмотрел в глаза шефа и заговорил холодно-вежливым тоном:
– Боюсь, что мне трудно будет удовлетворить ваше любопытство. Я действительно интересовался графиней, но граф был весьма неразговорчив, когда речь заходила о ней. Так что если вы уточните, что именно вы хотели бы услышать…
– С легкостью, господин Миллер: я хотел бы услышать все! – в голосе шефа неожиданно зазвенела сталь. – Тем более, что в отношении Антонины Горвич вы и вправду оказались разговорчивее самого графа! – Гуминский достал из папки лист и протянул Евгению.
Евгений, усилием воли заставив руку не дрожать, взял бумагу… и с изумлением увидел ксерокопию своей собственной записки – той самой, что взял у него в аэропорту граф в обмен на дневник! Антонина Завилейски, дата смерти, адрес… Но каким образом…
Видимо, растерянный взгляд, брошенный им на Гуминского, достаточно выразительно отразил его внутреннее состояние, потому что тот уже несколько мягче добавил:
– Ну а если вам трудно выбрать, с чего начать, поведайте для начала, зачем вообще вы написали сей… документ!
– Зачем? Да просто из дружеской любезности, – Евгений надеялся, что его голос звучит естественно. Интересно, может шеф знает и о дневнике с тайником? И о призраке?..
– Вот как? Из любезности? – Гуминский приподнял бровь.
– Ну да, – осторожно продолжал Евгений. – Ведь граф не мог жениться второй раз, пока Антонина числилась пропавшей без вести…
– Ну что ж, мне все ясно, – мягко проговорил Гуминский и неожиданно взорвался – Кроме одного: почему в ответ на вашу любезность граф отплатил вам таким вот "подарком"?!! – с этими словами он достал еще один листок. – Читайте! Насколько я знаю, языком вы владеете.
Одного взгляда на документ хватило Евгению, чтобы все понять. Гербовая бумага, крупная цветная шапка – Министерство иностранных дел Шатогории!
Он даже зажмурился от досады на себя. Черт побери, ну надо же было свалять такого дурака! Можно было понять, что граф, едва получив нужные сведения, тут же пошлет запрос о Тонечке… что этот запрос будет секретным, и что он через МИД и полицию почти наверняка попадет в СБ! Ведь именно СБ расследовала самоубийство…
Да, хорош конспиратор, нечего сказать… Так старался скрыть истинную цель поездки – и сам отдал ключ для своего разоблачения! Теперь понятно, почему Гуминский нервничает… Хотя нет, нервничает он все равно чересчур… Или тут кроется еще что-то?
Евгений пробежал глазами документ, ничего не понял, начал внимательно читать с начала. Да, недооценил он Горвича! МИД Шатогории обвинял СБ во вмешательстве во внутренние дела страны, в сокрытии оперативно-следственных данных о пропавших без вести гражданах Шатогории, в ведении агентурной деятельности на территории страны, во вторжении в личную жизнь высокопоставленных граждан Шатогории… доказательства прилагаются… требование возмещения морального ущерба в сумме… ого, губа не дура!.. в противном случае информация будет официально предана огласке…
Чувства графа были явно далеки от благодарности! Похоже, он задействовал все связи и поддержку своей влиятельной семьи, чтобы расквитаться с обидчиком за поруганное достоинство аристократа… Но на что он рассчитывал?..
– Да это же все бред собачий! – Евгений решительно отложил бумагу. – И по-моему, вам это известно куда лучше меня!
– К сожалению, известно! И честное слово, я предпочел бы, чтобы это был не бред! Уж если бы мы решили послать вас куда-то с агентурным заданием, то по крайней мере предупредили бы, что при этом можно делать, а что нет! Это обошлось бы нам куда дешевле, чем ваш глупый дилетантизм! – Гуминский сердито кивнул на документ.
– Вы что, хотите сказать, что собираетесь платить? – Евгений не смог сдержать удивления.
– А вы как думаете? – Гуминский вскочил и нетерпеливо прошелся по комнате. – Или вы полагаете, что я буду объяснять репортерам, что вы вторглись в чужие владения во время отпуска? По своей личной инициативе?
– Но ведь это так легко доказать! – Евгений даже привстал.
– Сидите! – Гуминский шагнул к нему. – Неужели вы думаете, что у любого пойманного шпиона будут не в порядке какие-нибудь документы? Или что он забудет оформить какое-нибудь разрешение? Нет, господин Миллер, судят не за бумаги, а за действия, и отвечать публично за ваши безобразия у меня нет никакого желания. Подозреваю, что у Яна тоже не будет…
– А он что, еще не знает?.. – осторожно поинтересовался Евгений.
– Узнает завтра. Пока что вы шестой или седьмой человек в стране – включая президента и премьера – которые читали эту бумажку. Видите – на ней нет регистрации входа-выхода. Это секретная нота. И будут приняты все – я подчеркиваю, все! – меры к тому, чтобы она не стала официальной!
Евгений подавленно молчал. Да, ситуация оказалась куда серьезнее, чем можно было ожидать! Уж по крайней мере на международный скандал он не рассчитывал…
– Теперь видите, что вы натворили! – Гуминский больше не сдерживался. – А ведь Ян в свое время предупреждал вас, чтобы вы не занимались самодеятельностью в отношении этой эсперки! Или все-таки не предупреждал?
Евгений проглотил комок.
– Предупреждал, – выдавил он из себя. – Но это было так давно… И потом, разве Веренков знал о ее происхождении? По-моему, он имел в виду что-то другое…
– Что бы он ни имел в виду, следовало прислушаться к его рекомендациям – как это делаю я, например! У Яна отличная интуиция и замечательное чутье на опасность, если он говорит "нет", не надо спрашивать, почему! Особенно, если вы дорожите его отношением к вам!
Евгений густо покраснел. До него дошло наконец, что он и в самом деле крупно подвел Веренкова, пусть тот и не запретил поиски прямо, ограничившись общей рекомендацией. Рассчитывал на благоразумие своего ученика? Если так, то Евгений не оправдал ожиданий…
– Я вижу, вы осознали наконец всю серьезность положения, – снова заговорил Гуминский. – Тогда надеюсь, вас не затруднит ответить на ряд вопросов. И прежде всего: каким образом вам стало известно, что Антонина Завилейски и графиня Горвич – одно лицо? Если, как вы сами уверяете, этого не знает даже Веренков!
Евгений внутренне напрягся. Ну вот, теперь-то и начнется… Игра в вопросы-ответы! Не проболтаться бы о главном…
– Ничего особенного мне не стало известно, – осторожно начал он. – Вы же знаете, что Антонина была подругой моей жены. Странно, что вас удивляет наш интерес к ее прошлому! – Евгений сделал паузу, лихорадочно соображая, что же говорить дальше: ведь про Юргена не следует упоминать ни в коем случае! – А то, что она графиня, мы узнали совершенно случайно: жена увидела фото со свадьбы в старой газете. В светской хронике… Я долго не мог поверить, – Евгений почувствовал, что "поймал несущую", и теперь врал раскованно и вдохновенно. – Но имя, страна… В общем, когда я окончательно убедился, что Антонина действительно была графиней Горвич…
– Это когда же? После запроса в МИД? – перебил Гуминский, заставив Евгения в очередной раз вздрогнуть. – Кстати, не советую в ближайшее время видеться со своим приятелем: он как раз доедает валидол после беседы с министром… которую тоже вы ему устроили! Ну так продолжайте: после того, как вы окончательно убедились, вы сели в вертолет… Нет-нет, господин Миллер, если вы сейчас начнете уверять меня, что это была случайная авария, я вас просто выставлю за дверь! Или вы хотите, чтобы я направил опергруппу для осмотра машины? Я понимаю, что пограничники уже делали это, но ведь они не искали того, что буду искать я… – он замолчал и внимательно посмотрел Евгению в глаза. – Ага, так я и думал, следы "аварии" наверняка до сих пор лежат где-нибудь среди инструментов и прочего барахла! Так?
Евгений устало откинулся в кресле и закрыл глаза. Окружающее вдруг стало каким-то далеким и безразличным. Пусть едут куда хотят, ищут что хотят, и вообще – как это все ему осточертело! Возможно, будь на месте шефа Ян, Евгений рассказал бы ему все сразу и без утайки – да и вряд ли тот стал бы так дергаться и нервничать из-за этой дурацкой ноты: наверняка что-нибудь придумал бы! Но говорить дальше с Гуминским было просто невыносимо…
…Очевидно, его мысли отразились на лице, потому что Гуминский резко повернулся к столу:
– Я вижу, у вас нет желания помочь мне в ликвидации последствий вашей самодеятельности. Что ж, тогда лучше будет сделать наш разговор более официальным, – он открыл ящик стола и достал микрофон. – До этого момента наша беседа не фиксировалась. Сейчас я включу запись и еще раз предложу вам последовательно, шаг за шагом описать ваше пребывание в замке графа Горвича абсолютно все, что сможете вспомнить! Запись будет иметь силу протокола и поможет облегчить вашу дальнейшую участь. Или, в случае отказа, ухудшить ее – и это будет намного легче сделать, учитывая все обстоятельства!
Евгений покосился на микрофон и испытал приступ упрямого отчаяния. Интересно, а если он сейчас возьмет и надиктует на пленку разговоры с Тонечкой? Точнее, с ее астралом… И опишет все подробности ее появления? Евгений ярко представил себе такой разговор и содрогнулся. Ну уж нет! Сразу из кабинета – в психушку! Впрочем, даже не это главное… Что будет с ней?.. Если шеф все же поверит… Ведь призраки исчезают при прямом взгляде – так имеет ли Евгений право привлекать к Тонечке столь пристальное внимание?
– Я не намерен обсуждать частную поездку в официальном порядке, – резко ответил он, глядя в лицо Гуминскому. – Если я нарушил закон, пусть с этим разбирается суд! А если вас не устраивает моя работа, есть дисциплинарные меры – которые должны быть подкреплены соответствующими мотивировками. Позволю вам напомнить, что я до сих пор еще в нахожусь отпуске!
– Ну-ну, не горячитесь, господин Миллер. Одной только вашей записки графу будет достаточно, чтобы припаять вам статью о злоупотреблении служебным положением со всеми вытекающими последствиями…
Несмотря на серьезность ситуации, Евгений не мог не улыбнуться: так смешно звучал уголовный жаргон в устах главы СБ!
– Имя и адрес Антонины? – переспросил он. – Тоже мне служебная тайна! Да их любой желающий может по первому запросу получить в архиве управления полиции, причем совершенно бесплатно!
– Может! – Гуминский вдруг перегнулся через стол и приблизил свое лицо к лицу Евгения. Зрачки его сузились, голос изменился так, что Евгению стало страшно. – Может, я не спорю! Но я не собираюсь больше играть с вами в логические игры и жонглировать словами! Напоминаю еще раз: судят не за слова, а за поступки… – Он снова откинулся назад, опустил глаза и принялся засовывать в стол так и не понадобившийся микрофон. – Я задам вам только один вопрос, – заговорил он уже спокойно, не глядя на Евгения, и после этого отпущу вас догуливать свой отпуск. Только один но постарайтесь ответить на него честно. Зачем вы отправились в замок? Что вы надеялись там отыскать? Заметьте, я даже не спрашиваю, удалось ли вам это отыскать! Итак?
"Только осторожно!" – подумал про себя Евгений. Вопрос был опасный, он мог спровоцировать расслабление, а расслабляться с Гуминским было никак нельзя! Медленно, тщательно подбирая слова, он заговорил:
– Я и жена хотели узнать побольше о прошлом Антонины. Особенно после того, как узнали о ее происхождении. Согласен, я нарушил рекомендацию, но надеюсь, что мое любопытство простительно. Тем более, что поездка оправдала ожидания, мы узнали многое о ее жизни в Шатогории – Евгений решил пожертвовать частью информации, чтобы спасти главное. – И мне очень жаль, что граф заметил наш интерес и среагировал столь неадекватно…
– Да нет, подозреваю, он среагировал как раз вполне адекватно, Гуминский закрыл папку и поднялся. – Хотя я верю, что у вас хватило ума не выспрашивать у него подробности гибели художника Фельцмана, – Евгений вздрогнул, – или детали ее поспешного бегства из страны. Уверен также, что вы не рассказали ему о жизни, которую его жена вела в общине экстрасенсов, о двоих исследователях, погибших из-за ее дневника, наконец, о ее собственной странной смерти… Но я не сомневаюсь, что Матиуш Горвич достаточно хорошо знал свою жену, чтобы распознать интерес, проявляемый к ее личности. И сделать правильные выводы… Смотрите мне в глаза, Миллер, и попытайтесь мне возражать…
Евгений молчал, не смея поднять глаз. Это была катастрофа. Гуминский беспощадно вытаскивал на свет то, что Евгений хотел бы скрыть подальше и поглубже, и не было никакой возможности прекратить это…
– Как видите, я тоже умею делать правильные выводы. Потому ваш ответ о "сентиментальных чувствах жены" не засчитывается. Даю вам еще одну попытку. Идите, отдыхайте, и если вспомните, зачем ездили в замок, приходите ко мне. Или к Яну – он тоже с удовольствием вас выслушает…
Гуминский подошел к двери, распахнул ее. Евгений поднялся и на ватных ногах побрел к выходу. Он почти не видел шефа, потому что смотрел прямо перед собой, боясь упасть. В голове звенело, и голос рефери продолжал беспощадный отсчет: "…семнадцать, восемнадцать, девятнадцать…"