Год одна тысяча двести восьмидесятый от Рождества Христова.
Государство хана Кубилая раскинулось на нескольких долготах и широтах; он мечтал о мировой империи, и двор его приветствовал каждого чужеземца со свежими знаниями. Молодой венецианский купец по имени Марко Поло стал его любимцем. Но не все народы хотели иметь над собой царя-монгола. Повсюду создавались строго секретные союзы и общества. Япония уже отразила одно нашествие, не без помощи ветра Камикадзе. Да и сами монголы были объединенным народом только теоретически. Русские цари были недовольны, а в Багдаде сидел султан Иль-Абека.
Тень Абиссинского Калифа простерлась над Каиром; Дели был городом рабов; папой был Николай III; Италию наводнили гвельфы и гибеллины; Германией правил император Рудольф Габсбургский, Францией – Филипп Красивый, Англией – король Эдуард. Но это было и время Роджера Бэкона, поэтов Данте Алигьери и Томаса Мора.
А в Северной Америке Мэнс Эверард и Джек Сандовал сдерживали своих лошадей на вершине пологого холма.
– Впервые я увидел их на прошлой неделе, – сказал навайец. – С тех пор они успели далеко уйти. Так что при такой скорости они будут в Мексике через несколько месяцев, даже если им придется пробираться через горы.
– По монгольским стандартам, – заметил Эверард, – они двигаются еще довольно лениво.
Он поднял бинокль. Вокруг цвел апрель. Даже самые старые ветки пустили зеленые побеги. Ели качались под сильным холодным ветром, который принес из-за гор мягкий, приятный запах тающего снега. Стаи птиц в небе, казалось, затмевали собой солнце. Горные пики Каскада на западе были бело-голубыми, далекими и холодными. Еще дальше к западу виднелись поросшие лесами холмы и долины со стадами бизонов.
Эверард сосредоточил свое внимание на экспедиции. Караван шел по открытой местности, ориентируясь по течению реки. Примерно семьдесят смуглых коротконогих людей на азиатских лошадях. Вьючные животные были тяжело нагружены снаряжением и продовольствием. Он опознал двух проводников-туземцев по их одежде и неумению держаться в седле. Но больше всего его интересовали монголы.
– Как много жеребых кобыл, – произнес Эверард, ни к кому не обращаясь. – Наверное, они выпускали их каждый раз, когда приставали к берегу. Сейчас эти кобылы только тормозят их.
– Часть лошадей они оставили у кораблей, – сообщил Сандовал. – Я проверил.
– Что еще вам известно?
– Не более того, что я уже рассказал, а остальное вы сами видите. Да еще есть этот документ в архиве Кубилая. В нем, если вы помните, лишь удостоверяется, что четыре корабля под командой нойона Токтая и ученого Ли Тай Чунга были отправлены к землям, расположенным по другую сторону Японии.
Эверард рассеянно кивнул. Бессмысленно было сидеть и чего-то ждать.
Сандовал откашлялся.
– Я думаю, нам не стоит обоим появляться перед ними, – сказал он. Может быть, вам пока лучше остаться в резерве, на случай непредвиденных действий с их стороны?
– У вас комплекс героя, да? – насмешливо произнес Эверард. – Нет, нам лучше идти вместе. Пока нет оснований опасаться. Они не настолько глупы, чтобы нападать на неизвестных людей. Вы разве не видите, как хорошо они обращаются с индейцами? А мы для них будем еще более непонятны… Однако, несмотря на это, я ничего не буду иметь против пары хороших глотков перед дорогой.
– Согласен! И после тоже!
Каждый достал из седельной сумки полугалонную флягу и как следует приложился к ней. Согретый шотландским, Эверард пришпорил лошадь, и оба патрульных поскакали вниз по холму.
Над долиной раздался резкий свист. Их заметили. Вскоре они ехали ровной рысью сквозь строй монголов. С обеих сторон их сопровождали всадники с луками наготове.
"Надеюсь, мы выглядим вполне миролюбиво", – подумал Эверард. Как и на Сандовале, на нем был костюм двадцатого века: бриджи, охотничья куртка от ветра и шляпа – от дождя. У каждого был кинжал, маузер и станнер тридцатого века.
Навстречу им выехала новая группа всадников. Эверард внимательно вгляделся. Примерно за час до отправления он получил довольно полное представление об истории, языке и обычаях монголов, китайцев и местных индейцев. Но он никогда не видел этих людей так близко.
Выглядели они довольно непрезентабельно: небольшого роста, кривоногие, с плоскими лицами и жидкими бороденками. Но вооружены и одеты были неплохо: кожаные штаны, обувь, нечто вроде кирас из того же материала, покрытых лаковым орнаментом, стальные шлемы с плюмажами, кривые сабли, ножи, луки и колчаны со стрелами. Человек в центре группы имел явные знаки отличия: сделанные из золота хвосты яков. С бесстрастным выражением лица он наблюдал за приближением патрульных.
На плечи предводителя был накинут расшитый серебром плащ. Он был выше самого высокого своего воина, лицо его украшала рыжая борода и почти римский нос. Приближение патрульных заставило проводника-индейца, ехавшего рядом с ним, отпрянуть назад. Нойон же Токтай остался на месте, окидывая Эверарда твердым взглядом.
– Приветствую вас, – произнес нойон. – Какой дух привел вас сюда?
Он говорил на диалекте лутуами, ставшем позднее клаймакским языком, с едва заметным акцентом.
Эверард ответил на лающем языке монголов:
– Приветствуем тебя, о Токтай, сын Батыя. По желанию Тенгри мы пришли с миром.
Это было эффектно. Краем глаза Эверард заметил, как многие монголы сделали рукой знак от дурного глаза. Но воин по левую руку от Токтая быстро обрел бесстрастность, воспитываемую у этого народа с рождения.
– О, – сказал он, – значит люди западных земель тоже достигли этой страны. Мы не знали об этом.
Эверард присмотрелся к нему. Ростом он был выше обычного монгола, кожа его была почти белой, черты лица – мягкие. Одет он был так же, как и остальные, но не вооружен. На вид ему было лет пятьдесят, и он был старше своего нойона. Эверард почтительно поклонился в седле и заговорил на северо-китайском диалекте:
– Почтенный Ли Тай Чунг, осмелюсь исправить твою ошибку, – мы пришли из южной страны.
– До нас доходили слухи об этом, – проговорил ученый, не в силах скрыть свое возбуждение. – Даже у нас на далеком севере ходят легенды об этой богатой и прекрасной стране. Мы идем туда, чтобы принести твоему правителю любовь нашего Кубилая, сына Тули, сына Тенгиса, попирающего землю своими ногами.
– Мы знаем о Кубилае, – сказал Эверард. – Мы также знаем калифа, папу, императора и других монархов, менее важных.
Ему приходилось говорить, осторожно выбирая слова, чтобы не оскорбить их повелителя, ставя его в то же время на должное место в иерархии мировых правителей.
– О нас же почти ничего не известно в мире, потому что наш правитель не ищет связи с другими землями и не хочет, чтобы искали его. Теперь разреши мне представить себя, недостойного. Имя мое – Эверард, и я не русский с запада, как можно подумать по моей наружности. Я принадлежу к охранникам границы.
Пусть сами решают, что это значит…
– Но вас немного, – резко сказал Токтай.
– Больше и не нужно, – произнес Эверард самым приятным голосом, на который он был способен.
– И вы далеки от дома, – вставил Ли.
– Не далее, чем вы, уважаемые, от Киргизского тракта…
Токтай положил руку на пояс с саблей.
– Идите за мной, – сказал он. – Я чествую вас, как посланников. Мы разобьем лагерь и послушаем слово вашего повелителя.
