– А ты неплохо выглядишь, солдат, – сказал человек из Безопасности, холодно оглядывая Яна сверху донизу, словно пытаясь обнаружить на его мундире незастегнутую пуговицу. Таковых не оказалось.
– Я прибыл сюда, как только получил приказ.
– Если ты здесь купаешься в роскоши, не думай, что можешь забывать об исполнении своих обязанностей.
Произведя ритуальное внушение, человек из Безопасности сунул удостоверение в свой терминал и кивнул Яну, который прижал подушечки пальцев правой руки к опознавательной панели. Почти столь же мгновенно был сделал снимок сетчатки глаза. Удостоверение было возвращено Яну, личность его установлена. Должно быть, Сергуд-Смит вел досье на высшем уровне – никто не следил за его действиями.
– Ну что же, сэр, похоже, вам предоставляется транспорт высшего класса, – перемена в тоне сотрудника Безопасности была неожиданна и внезапна, и Ян понял, что его новый статус гораздо выше того, что ожидал этот человек. – Скоро сюда прилетит реактивный самолет. Будьте любезны, подождите в баре, а я кого-нибудь за вами пришлю, когда самолет прибудет. Вы не возражаете? Я позабочусь о вашем багаже.
Ян кивнул и направился в бар, не слишком обрадованный своим положением высокого чина из Безопасности. Он был совершенно одинок. Одно дело – понимать это в теории, другое – подвергнуться одиночеству в действительности. Позади все время маячила смутная тень Сергуда-Смита, и это лишь способствовало беспокойству. Партия в шахматы, причем Сергуд-Смит передвигает все фигуры. Ян до сих пор не мог понять, что задумал этот человек.
Пиво было безвкусное, но холодное, и он ограничился одной бутылкой. Нынче был не тот день, чтобы ходить с тяжелой головой. Он был здесь наедине с барменом-египтянином, который зловеще протирал бокал за бокалом. Каирский аэропорт не мог пожаловаться на чрезмерную загрузку. Не было и признака оккупационных войска, придававших такой вес речи президента Махата. Было ли так в действительности? Ян не мог об этом судить. Но его положение было достаточно реальным, и он глядел на предстоящее вторжение без особого энтузиазма. События гнались за ним, перегоняли, и было трудно воспринимать их смену. Тоскливые годы, проведенные на Халвмерке в сравнении выглядели почти привлекательно. Когда он вернется (если вернется), жизнь там будет тихой и спокойной. У него будет семья: жена, ребенок, нет, много-много детей. Главное же сейчас – будущее планеты. Элжбета… она почти отсутствовала в его мыслях. Он увидел ее в памяти – улыбающуюся, протягивающую к нему руки. Но удержать образ оказалось трудно; он расплывался. Более прочным был образ Дворы, нагой и близкой, и пряный запах ее тела щекотал ноздри…
Черт… Он опорожнил стакан и жестом потребовал еще. Как ни опасно было его пребывание на Земле с момента возвращения, оно, тем не менее, было… занятным? Нет, так не скажешь. Интересно вот верное слово, и чертовски возбуждающее, поскольку он знал, что жить ему оставалась всего ничего. Не надо теперь думать о будущем, поскольку он не сомневался больше, что он остался один. Смотреть и ждать, остается только смотреть и ждать…
– Техник Холлидей, – раздалось по переговорно системе. Техник Холлидей, пройдите к третьему выходу.
Ян выслушал сообщение дважды, прежде чем оно проникло в его мозг. Он отставил бокал и направился к третьему выходу. Его поджидал там все тот же офицер Безопасности.
– Будьте любезны, пройдите со мной, сэр. Самолет заправляется и почти готов к вылету. Ваш багаж уже на борту.
Ян кивнул и прошел за ним на жару; солнце жгло, отражаясь от бетона. ОНи подошли к сверхзвуковому двухплоскостному истребителю с белой звездой военно-воздушных сил США. Два механика поставили трап, Ян поднялся, и один из них последовал за ним и запер люк. Пилот обернулся и приветливо помахал через плечо.
– Кому-то невтерпеж, чтобы ваша задница оказалась отсюда подальше. Оторвали меня от покера, не дали доиграть в самую ответственную минуту. Пристегнитесь!
Под ними заревели, завибрировали двигатели, и они, взлетев по пологой траектории, перешли на крейсерскую скорость.
– Мохавк?
– Нет, черт бы ее… Не хотел бы я этого. Я так давно в этой пустыне, что, похоже, у меня начинает расти горб, как у верблюда. Он бы и вырос наверняка, если бы мы полетели в Мохавк. Но нет, мы держим курс прямиком на Байконур, а сейчас под нами торговые линии. Эти русские никого не любят, даже самих себя. Запрут себя в тесной комнате, кругом стража да ружья. Заставят подписать на топливо восемь тысяч бумажонок. Вытащат крабов из-под шкафа… Клянусь, я там встречал одного старого болвана, он натаскивает крабов… Говорит, они прыгают дальше техасских крабов, да и на четырнадцати ногах к тому же…
Потребовалось немного усилий, чтобы отключиться от потока пилотских воспоминаний. Очевидно, голос у него работал независимо от мозгов, потому что самолет он вел с большой точностью, постоянно следил за приборами и проверял курс, не замолкая ни на секунду.
Байконур. Ян вспомнил, что это где-то в Южной России. Не самая важная база, слишком маленькая для кораблей крупнее орбитальных лифтеров. Она и существует, вероятно, только для подтверждения того, что Советы состоят в членах многонационального клуба. Его оттуда, несомненно, переправят в космос. И он не будет ничего знать о своем назначении.
Военная истерия еще более усугубила традиционную русскую паранойю, и башня Байконура вошла с ними в контакт сразу же, как только они оказались над Черным морем.
– Получите предупреждение, Эйр-Форс четыре три девятки. В случае малейшего несоблюдения правил наказание последует автоматически. Вы нас поняли?
– Принял? О, господи, Байконур, да я вам клянусь, уже семнадцать раз принял. Мой автопилот зафиксирован на вашей частоте. Я придерживаюсь установленной вами высоты в двадцать тысяч. Я – всего лишь пассажир на этом самолете, так что ведите его сами и обращайтесь к своей механике, если вам нравится отдавать приказы.
Глубокий голос с непоколебимой настойчивостью продолжал:
– Отклонения запрещены. Вы приняли меня, Эйр-Форс четыре три девятки?
– Принял, принял, – устало сказал пилот, отступая перед славянской флегматичностью.
Была ночь, когда они пролетели над советским берегом и стали приближаться к космическому комплексу. Под ними проплывали огни городов и сел, но сам Байконур был затемнен из соображений безопасности. Было страшновато смотреть, как самолет опускается все ниже и ниже, оставаясь полностью под управлением наземных служб. Одно дело – абстрактно понимать, что радарная и электронная связь не нуждаются в освещении, что прекрасно способны действовать в полнейшей темноте; совсем другое дело слышать, как замолкает двигатель, как выпускается тормозной парашют – и в любом направлении при этом ничего не видно. Все эти действия контролируются с Земли компьютером, а сама земля впереди при этом совершенно неразличима. Посадочные огни самолета были погашены, как и сигнальные огни аэродрома. Ян обнаружил, что сдерживает дыхание.
Они совершили идеальную посадку на все еще невидимую дорожку. Лишь когда они остановились в конце полосы, управление вновь перешло к пилоту.
– Черт, чувствуешь себя, как паршивый пассажир, – пробормотал тот, устанавливая на место инфракрасные очки-консервы; появилась машина "СЛЕДУЙТЕ ЗА МНОЙ", и они направились за нею в чернеющий ангар. Свет вспыхнул не раньше, чем за ними закрылась дверь. Ян, моргая от непривычно-яркого света, расстегнул ремни. Одетый в такую же, как у него, форму офицер ждал у подножия трапа.
– Техник Холлидей?
– Да, сэр.
– Возьмите чемодан и следуйте за мной. Через двадцать минут стартует челнок обеспечения. Если поторопимся, успеем. Пошли.
Теперь Ян стал всего лишь пассажиром. Ракета на химическом топливе вылетела на низкую орбиту сразу за пределами атмосферы. С ней состыковался челнок дальнего следования, и пассажиры, все военные, переправились на него. Любой из них при отсутствии тяжести чувствовал себя, как дома. Ян был счастлив, что уже работал в космосе, иначе неопытность выдала бы его сразу же. Уже сидя в кресле, пассажирам пришлось ждать, пока кончится погрузка; тем временем они имели возможность получить сомнительное удовольствие от русских блюд из концентратов. Еда обладала структурой мыла и сильно смахивала на рыбу. Зато, прежде чем воспользоваться туалетом, Ян прочитал инструкцию, как это следует делать при отсутствии тяжести. На эту тему ходит не меньше страшных историй, чем о санитарных узлах в подводных лодках.
Напряжение очень быстро сменилось скукой, поскольку ничего другого здесь не оставалось, как смотреть видеозаписи или дремать. К несчастью, космическая колония на Лагранже находилась на максимальном расстоянии от Земли в 200000 миллионах миль, так что путешествие предстояло долгое. Притворясь спящим, Ян бессовестно подслушивал своих спутников-космонавтов. Колония служила базой для Земных Сил и штаб-квартирой земному Оборонному флоту. Беседа, по большей части, состояла из сплетен и слухов, и он постарался запомнить как можно больше – может пригодиться в качестве легенды.
Разговаривая с соседями, он вскоре обнаружил, что большинство из них резервисты, никогда прежде не служившие в регулярных Космических силах. Это воодушевляло, поскольку обещало сгладить возможные в будущей его деятельности шереховатости. Но выяснилось, что подобные предостережения лишние: Сергуд-Смит продумал его будущее с доскональной точностью. Когда, наконец, они опустились на Лагранж-5 и разгрузились, Яну не предоставили даже возможности полюбоваться внутренним устройством промышленной колонии. На выходе из воздушного шлюза его ждал посыльный.
– Техник Холлидей! – кричал он проплывающим мимо людям. Кто из вас техник Холлидей?
Ян помедлил лишь мгновение, затем оттолкнулся и поплыл к этому человеку. Личина его, должно быть, еще не раскрыта, и это заслуга Сергуда-Смита.
– Одевайтесь, Холлидей, а вещи свои оставьте здесь. Они подождут вашего возвращения. Сейчас отправляется наш разведчик, и нам позарез нужен техник. Вы – тот счастливчик, на которого пал выбор. – Он взглянул на распечатку, которую держал в руке. Капитана зовут Лестрап. Корабль – Ида Питере Два Пять Шесть. Пошли.
Они воспользовались джакстером, открытым скелетным каркасом с закрепленными на нем шестью креслами. Кроме этого, здесь было еще четыре дюзы и панель управления. Пилот был знаком с этим экипажем, и очень аккуратно оттолкнул его от воздушного шлюза, выйдя на новую траекторию еще до завершения разворота.
Земной флот выглядел внушительно. Вокруг колоний длиной в два километра сгруппировались космические корабли дальнего плавания всех размеров – от гигантских транспортников до джакстеров, наподобие того, на котором летели они – между этими кораблями было множество различий в размерах, формах и функциях. Они совершили облет флота по дуге, направляясь к сверкающей игле разведчика. В сравнении с двигателями и запасными топливными баками в нижней части, каюты экипажа на носу выглядели крошечными. Корабль щетинился антеннами и всевозможными детекторными устройствами. В космосе, за пределами станций раннего предупреждения, именно такие корабли служили глазами и ушами флота. Джакстер подплыл к нему, притормозил и остановился, включив ненадолго боковую маневренную дюзу. На носу корабля красовался огромный опознавательный номер ИП-256, как раз над открытой дверцей воздушного шлюза. Ян отстегнул ремень безопасности, всплыл над сиденьем и оттолкнулся в строну корабля. Он мягко вошел в шлюз, схватился за одну из скоб и, нажав круглую кнопку, помахал на прощание пилоту джакстера. Наружный люк медленно закрылся.
Когда давление в шлюзе стало равно давлению на корабле, внутренний люк автоматически открылся. Ян отстегнул шлем и поплыл во внутренние помещения корабля. Круглая камера – видимо, жилая каюта, – была в диаметре не больше трех метров. Как выяснил Ян, здесь было около девяти кубических метров жилого пространства. Замечательно. Никаких излишеств для наших славных космических парней.
Из круглого люка в носовой части комнаты показалась голова и уставилась на Яна сверху вниз. Красное лицо с чуть вытаращенными глазами.
– Ничего себе работенка, а, тех, – лети себе да любуйся достопримечательностями. – Вне всякого сомнения, это был капитан Лестрап; с каждым гневным словом в строну Яна летела внушительная струя слюны. – Ну-ка, снимай костюм и забирайся сюда.
– Слушаю, сэр, – сказал Ян, подчинясь инструкциям.
Через два часа после отшвартовки и отправления в путь Ян уже не любил капитана. К тому времени, когда он получил разрешение быть свободным, то есть спустя двадцать часов после прибытия ан корабль, он его уже ненавидел. Было очень болезненно, проспав всего лишь три часа, оказаться разбуженным и вновь возвратиться в рубку управления.
– Тех Холлидей, я собрался ненадолго прикрыть глаза, а это означает, что ты на вахте. Ничего не касайся, ничего не трогай, по той причине, что ты некомпетентный резервист-любитель. Машина выполнит все то, на что ты неспособен. Если загорится маленькая сигнальная лампочка или послышаться гудочки, немедленно меня разбуди. Понял?
– Да, сэр. Но я способен следить за оборудованием, потому что я умею…
– Я что, тебя спрашивал? Или приказывал говорить? Прежде чем захочешь что-либо сказать, мистер, получи разрешение у меня. Понял? Если ответишь что-нибудь кроме "да, сэр", это будет неподчинением приказу, и я приму против тебя меры. Ну, а теперь что скажешь?
Ян устал и с каждым мгновением становился все злее. Он ничего не говорил и с удовольствием пронаблюдал красный цвет лица, который приобретала с каждой минутой кожа офицера.
– Я приказываю говорить!
Ян медленно сосчитал до пяти и сказал:
– Да, сэр.
Это было очень слабой местью, но пока и этого было достаточно. Ян проглотил возбуждающую таблетку и постарался не тереть больные и слезящиеся глаза. Рубку управления освещало лишь слабое сияние красных ламп. Звезды заполняли экран обзора, мерцающий текст и графика детекторных аппаратов появились на мониторах. Сейчас они проходили через внешнюю сеть, и очень скоро их доклады будут еле доноситься из этого участка пространства. Ян, хотя и не получил указаний от Сергуда-Смита, знал точно, что ему делать в этой ситуации.
Они уходили от Земли на полной скорости, уходили в пространство, в строну атакующего флота. Здесь был уже предел действия орбитальных радиотелескопов. Здесь уже корабль ИП-256 искал признаки приближающегося повстанческого флота. Яну следовало держать себя в руках и не раздражать более капитана Лестрапа. Он стыдил себя за потерю самоконтроля, за то, что посмел оказать немое противодействие. Как только капитан вернется на вахту, он извинится перед ним. После этого Ян сделает все, от него зависящее, чтобы создать себе репутацию хорошего космонавта, и будет выполнять в точности то, что от него потребуют. Пусть даже для этого будет нужна невероятная воля. И так будет, пока они не определят точное положение нападающих и не будут в этом полностью уверены.