1
Впервые за эти
(часы? дни?)
стрелок замолчал. Посидел, глядя на здание, что возвышалось к востоку от них (солнце поднималось из-за него, так что они видели черный силуэт дворца, окруженный золотым нимбом), положив руки на колени. Потом взял бурдюк с водой, лежавший на мостовой рядом с ним, поднял над головой, раскрыл рот.
Пил то, что попадало в рот, остальные видели, как ходил его кадык, когда Роланд лег на асфальт, но вода лилась и на лоб, текла по закрытым глазам, стекала с висков, отчего волосы становились темнее.
Наконец он отложил бурдюк в сторону, но остался лежать с закрытыми глазами, закинув руки за голову, словно человек, сдавшийся во сне. Пар поднимаются над мокрым лицом.
– А-х-х-х, – вырвалось у него.
– Полегчало? – спросил Эдци. Веки стрелка поднялись, обнажая выцветшие синие глаза.
– Да, полегчало. Я не понимаю, как это может быть, я так боялся рассказывать об этом… но полегчало.
– Те, для кого рыться в наших мозгах – профессия, наверное, тебе бы это объяснили, – подала голос Сюзанна, – но едва ли ты стал бы их слушать. – Она уперлась руками в поясницу, прогнулась, скривилась… но скривилась, пожалуй, лишь по привычке. Спина не затекла, а потому никакой боли она не почувствовала, хотя ожидала обратного.
– Вот что я тебе скажу, – продолжил Эдди. – Твой рассказ заставляет по-новому взглянуть на выражение "рассказать все как на духу". Сколько мы здесь пробыли, Роланд?
– Всего одну ночь.
– "Духи создали все это в одну ночь", – задумчиво произнес Джейк. Он сидел, разведя согнутые в коленях ноги, а Ыш устроился между ними, глядя на него яркими, золотисто-черными глазами.
Роланд сел, вытер лицо шейным платком, пристально посмотрел на Джейка:
– Что ты сказал?
– Не я. Это написал Чарлз Диккенс. В рассказе "Рождественская песнь". Все в одну ночь, а?
– Какая-нибудь часть твоего тела говорит о том, что времени прошло больше?
Джейк покачал головой. Нет, чувствовал он себя так же, как и в любое другое утро, может, даже получше. Ему хотелось по-маленькому, но мышцы не затекли, ничего не болело.
– Эдди? Сюзанна?
– Я отлично себя чувствую, – ответила Сюзанна. – После бессонной ночи, а то и нескольких, такого не бывало.
– У меня примерно такое же состояние, как и в те времена, когда я сидел на игле… есть что-то общее…
– Только что-то, не все? – сухо осведомился Роланд.
– Слушай, почему бы тебе не задать этот вопрос следующему свихнувшемуся поезду, на котором нам доведется ехать? Я вот про что. Если проведешь много ночей под кайфом, то привыкаешь к тому, что утром ты в полном дерьме: голова раскалывается, нос забит, сердце колотится как бешеное, позвоночник не гнется. Поверь старине Эдди, именно по своему утреннему состоянию можно понять, хорош ли для тебя тот или иной наркотик. Короче, к этому привыкаешь, я вот привык, а если пропустить ночь, не принять дозу, то утром, проснувшись, сидишь на кровати и думаешь: "Что со мной такое? Я болен? Как-то странно я себя чувствую. Или меня ночью хватил удар?"
Джейк рассмеялся, затем с такой силой зажал рот ладонью, будто хотел не только заглушить смех, но и загнать обратно то, что вырвалось.
– Извини. Мне сразу вспомнился мой отец.
– Наш человек, да? – усмехнулся Эдди. – В общем, я ожидал, что у меня будет все болеть, я ожидал, что усталость тяжелым грузом навалится на плечи, я ожидал, что при каждом движении все кости будут жалобно скрипеть… но в действительности я в полном порядке, разве что не помешало бы отлить.
– И чего-нибудь съесть? – полюбопытствовал Роланд.
Улыбка, что кривила губы Эдди, исчезла:
– Нет. После этой истории есть не хочется. Есть мне совсем не хочется.