Гостиная в доме Руматы. Кира с тряпочкой и щеткой обмахивает с мебели пыль. Кира одета и причесана по-современному, по моде последней четверти двадцатого вена. Входит, прихрамывая, Уно – через глаз черная повязка, на боку здоровенный палаш.
УНО. Кира, там опять эта сука пришла.
КИРА. Которая?
УНО. Эта… нарядная. Которая с доном Рэбой.
КИРА. Окана? Приглашай.
УНО. Так обед скоро. А хозяин ее не любит…
КИРА. Ничего, я ее быстро спроважу.
Уно выходит. Входит Окана в своем обычном пышном наряде, подбегает к Кире, целует ее в щеку, оглядывает.
ОКАНА. Какая прелесть! Милочка, кто это вас так надоумил? Ножки напоказ… верх до шеи закрыт… Это что, так теперь в метрополии носят? Кто-нибудь из Эстора к дону Румате?
КИРА. Нет. Это сам дон Румата. Даже сшил сам.
ОКАНА. Смело, смело… Только боюсь, что во дворце епископа… Вы знаете, какие у дона Рэбы строгие взгляды…
КИРА. Нет, конечно, во дворец в этом нельзя… Я и дома-то стесняюсь… Но Румата сказал, что так ему нравится…
ОКАНА. Конечно, конечно… Слово повелителя – закон… А прическа какая… Впрочем, что это я разболталась, я же спешу… Ехала к доне Сатарине, дай, думаю, загляну к моей душечке… Что у вас нового?
КИРА. Так, ничего… Все по-старому.
ОКАНА. Как поживает дон Румата?
КИРА. Жив, здоров… Что ему сделается?
ОКАНА. Я замечаю, он в последнее время почти нигде не бывает.
КИРА. Ему и дома хорошо.
ОКАНА. Конечно, конечно… Епископ не одобряет светских развлечений…
КИРА. Дону Румате епископ не указ.
ОКАНА. Это не совсем так, милочка. Просто дон Рэба благоволит к дону Румате.
КИРА. Ну, кто там к кому благоволит… Дон Румата свободен как ветер. Захочет – уедет, захочет – приедет…
ОКАНА. Мне сказали, что у вас сейчас гостит высокоученый отец Будах…
КИРА. Сегодня уезжает. Они с доном Руматой руду какую-то ищут…
ОКАНА. Так они оба уезжают сегодня?
КИРА. Оба. Дня на три.
ОКАНА. Какая жалость! Я так хотела пригласить вас к себе…
КИРА. Вы же знаете, дон Румата к дону Рэбе только в канцелярию ходит.
ОКАНА. Да… Да… Так дон Румата сегодня уезжает…
КИРА. Сразу после обеда. Сейчас будет обед.
ОКАНА. Тогда не буду мешать… Прощание влюбленных, даже на срок короче мгновенья, даже богам неуместно обременять присутствием своим… Ах, какая вы счастливица!
Окана целует Киру и выходит. Кира задумчиво глядит ей вслед. Входят Будах и Румата.
БУДАХ. Когда торжествуют серые, к власти приходят черные… Да. Отличная мысль. Поздравляю, дон Румата.
РУМАТА. Да мысль, в общем банальная. Но она в какой-то степени отражает закономерности нашего мира…
БУДАХ. До чего ловко научились выражаться эти дворяне! Не обижайтесь, мой друг…
РУМАТА. Давайте присядем… Кира, принеси отцу Будаху пива.
Они садятся. Кира выходит.
БУДАХ. Собственно, само наличие закономерностей мира свидетельствует о совершенстве мира.
РУМАТА. Вот как? Вы считаете мир совершенным, отец Будах? И это после пожара в вашей библиотеке? После отсидки в подвалах дона Рэбы?
БУДАХ. Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим… Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих…
Входит Кира с кувшином и стаканом, садится рядом с Руматой.
РУМАТА. А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
БУДАХ. На это способны только высшие силы.
РУМАТА. Но все-таки представьте себе, что вы бог…
Кира вздрагивает и прижимается лицом к плечу Руматы.
БУДАХ. Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им.
РУМАТА. Ну а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
БУДАХ. Я всегда говорил, что у вас богатейшее воображение…
РУМАТА. Вы мне льстите… Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать богу, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?
БУДАХ. Что ж, извольте. Я сказал бы всемогущему: "Создатель, я не знаю твоих планов, но захоти сделать людей добрыми и счастливыми. Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей…"
РУМАТА. И это все?
БУДАХ. Вам кажется, что этого мало?
РУМАТА. Бог ответил бы вам: "Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими".
БУДАХ. Я бы попросил бога оградить слабых. "Вразуми жестоких правителей", – сказал бы я.
РУМАТА. Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
БУДАХ. Накажи жестоких! Чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым!
РУМАТА. Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг него сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильнейшие из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
БУДАХ. Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
РУМАТА. И это не пойдет людям на пользу. Ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
БУДАХ. Не давай им всего сразу! Давай понемногу, постепенно!
РУМАТА. Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
БУДАХ (чешет в затылке). Да, я вижу, это не так просто. Я как-то не думал о таких вещах… Кажется, мы с вами, мой друг, перебрали все возможности. Впрочем, есть еще одна. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы это стало единственным смыслом их жизни!
РУМАТА. Я мог бы сделать и это. Но стоит ли лишать человечество истории? Нужно ли подменять одно человечество другим? Это же все равно, что стереть человечество с лица планеты и создать на его месте новое…
БУДАХ. Понятно… Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или, еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
РУМАТА (медленно). Сердце мое полно жалости. Я не могу этого сделать.
Кира отшатывается от Руматы и закрывает лицо ладонями. Будах медленно поднимается из кресла.
БУДАХ. Слушайте, дон Румата. Хотел бы я знать все-таки… (Садится.) Черт знает что!
Румата, пригнув голову, примеривается сбить что-то щелчком со стола.
БУДАХ (нервно). Что это вы?
РУМАТА. Таракан. (Щелчком сбивает таракана со стола.) О чем это мы… Да! (Кире.) Кто это приходил?
КИРА. Дона Окана.
РУМАТА. Что-то она зачастила… Чего ей нужно?
КИРА. Так, зашла по дороге… Жалела, что ты уезжаешь, а у самой на морде полпуда краски…
РУМАТА. Жалела, что я уезжаю? Откуда она узнала?
КИРА. Я сказала… А что, не нужно было?
Румата и Будах переглядываются.
РУМАТА. Что ты ей сказала?
КИРА. Что вы будете сейчас обедать, а потом скоро уедете… с отцом Будахом… Я не так сделала?
РУМАТА. Нет-нет, ничего…
БУДАХ. Неосторожно…
РУМАТА. Вообще-то пустяк, конечно…
Пауза.
КИРА. Простите меня… Я не думала… Я не знала…
БУДАХ. М-да… Ежели дом Рэба знает, что ты собираешься сделать, лучше сделать все шиворот-навыворот…
РУМАТА. Правильно. Береженого бог бережет… (Звонит в колокольчик. Вбежавшему Уно.) Коня для отца Будаха.
УНО. А обед как же?
БУДАХ. Сейчас уж не до обеда, братец…
РУМАТА. Дашь отцу Будаху в дорогу окорок и хлеба…
БУДАХ. Эсторского во все фляги… да смотри, настоящего, а не этой кислой водицы…
УНО. А вы, хозяин, значит, не едете?
РУМАТА. Остаюсь. Ступай, делай.
Уно выходит. Кира робко подходит к Румате, берет его за руку.
КИРА. Ты не сердишься?
РУМАТА. Вот еще, стану я на тебя сердиться из-за какого-то задрипанного епископа… Значит, сделаем так, отец Будах. Поезжайте к Угрюмой Берлоге и ждите меня там. А я здесь осмотрюсь, погляжу, что к чему…
БУДАХ. Договорились. Гм… А может быть, мне остаться с вами?
РУМАТА. Нет-нет. Поезжайте, мой друг. И не медлите в городе. Прямо со двора – в галоп и к северным воротам.
БУДАХ. Хорошо, мой друг. Вам виднее…
РУМАТА. А чтобы вам не было скучно… (берет Будаха под руку, отводит его на авансцену.) Пораскиньте умом, попробуйте доказать, что отношение длины окружности к ее радиусу есть величина постоянная…
БУДАХ. Отношение длины к радиусу… Ого! Любопытная идея! Черт подери, дон Румата, ну и голова у вас!
Входит Уно.
УНО. Все готово.
РУМАТА. Поезжайте, мой добрый друг…
БУДАХ. Не хочется что-то… Ладно. Берегите себя. (Обнимает Румату.) И ты тоже… (Обнимает Киру.) Ладно…
Уходит вместе с Уно. Кира и Румата стоят посередине гостиной, прислушиваясь. Слышится стук удаляющихся копыт.
КИРА. Уехал… Я все-таки рада, что ты остался. А ты рад?
РУМАТА. Я? Я всегда рад, когда я с тобой…
КИРА. Помнишь, ты как-то сказал: все к лучшему… Видишь, хоть я и плохо сделала, что разболталась с этой Оканой, а получилось чудо как хорошо… Так мне не нравится, когда ты уезжаешь, если бы ты знал…
РУМАТА. Не ври.
КИРА. Я не вру! Я тебе никогда не вру!
РУМАТА (обнимает ее). А кому ты врешь?
КИРА. Кому угодно. А тебе – нет. Вот только…
РУМАТА. Что?
КИРА (освобождается из его рук). Пусти-ка… Вот нужно мне сказать тебе кое-что, а я не знаю, совру или нет…
РУМАТА. Интересно.
КИРА. Сказать?
РУМАТА. Конечно. Все равно не утерпишь.
КИРА. Это правда. Не утерплю. Только не знаю еще… не уверена я, правда или нет…
РУМАТА. Понятно.
КИРА. Что? Что тебе понятно?
РУМАТА. Наверное, так начинали миллионы и миллионы женщин, которых любят.
КИРА. Догадался…
РУМАТА. Еще бы не догадаться… (Обнимает и нежно целует ее.) Рада?
КИРА. Я-то рада… А вот ты, по-моему…
РУМАТА. Если бы ты знала! А как обрадуется Александр Васильевич!
КИРА. Алексан… Кто-кто?
РУМАТА. Так, один мой хороший знакомый. Значит, теперь нас трое…
КИРА. Да. Девятнадцатый барон Румата.
РУМАТА. Или баронесса. Ты знаешь, я не против и баронессы.
КИРА. Мужчины всегда хотят мальчиков. Сыновей,
РУМАТА. Это смотря какие мужчины. Настоящие мужнины больше любят дочерей. Впрочем, сыновей они тоже больше любят…
КИРА. О чем ты думаешь?
РУМАТА. Я не думаю. Я боюсь.
КИРА. Ты? Боишься?
РУМАТА. Боюсь.
КИРА. Ах да… Ты об отце Будахе… Он славный, веселый…
РУМАТА. Нет, за отца Будаха я не боюсь. Ему что – подхватил какую-нибудь оглоблю и всех раскидал… Ты знаешь, что самое неприятное на свете?
КИРА. Конечно, знаю. Это когда тебя нет со мной.
РУМАТА. Это, конечно, неприятно. Но еще неприятней – это держать за хвост тигра. Держать тошно, а отпустить страшно.
КИРА. Не понимаю.
РУМАТА. Это я о нашем друге, о епископе Арканарском, о доне Рэбе. Видишь ли, все дорогое, что у нас есть, должно быть либо далеко на Земле, либо внутри нас. Чтобы его нельзя было отобрать у нас и взять в качестве заложника.
Пауза.
КИРА. Что ты такое говоришь, я не понимаю…
В гостиную входит черный монах в рясе с надвинутым капюшоном. Румата хватается за шпагу.
РУМАТА. Стой, сукин сын!
МОНАХ. Осторожнее с железом, благородный дон Румата. Это опять я.
РУМАТА. Арата? Вы?
АРАТА. Я. У меня срочное дело. (Румата поворачивается к Кире.) Ничего. Ваша подруга нам не помешает. А может быть, и поможет. Она хорошая женщина.
РУМАТА. Садитесь, благородный Арата…
Они садятся. Кира сжавшись в комок в кресле, во все глаза разглядывает их.
АРАТА. Вы знаете, что творится в стране?
РУМАТА. Представляю.
АРАТА. Такого даже я еще не видел. Трупы, трупы, трупы… Людишек режут, распинают и жгут прямо на улицах…
РУМАТА. Знаю… Я пытаюсь вмешиваться, но все бесполезно. Там, где я вытаскиваю из петли одного, немедленно вешают десятерых…
АРАТА. Ничего. Чем хуже, тем лучше… Дон Румата, почему вы не хотите помочь мне?
В это время в гостиной появляется Уно. Он стоит у входа и слушает. Никто не замечает его.
РУМАТА. Одну минутку. Прошу прощения, но я котел бы знать, как вы проникли в дом?
АРАТА. Это неважно. Никто, кроме меня, не знает этой дороги. Не уклоняйтесь, дон Румата. Почему вы не хотите дать мне вашу силу?
РУМАТА. Не будем говорить об этом.
АРАТА. Нет, мы будем говорить об этом! Я не звал вас. Я никогда никому не молился. Вы пришли ко мне сами. Или бог просто решил позабавиться?
РУМАТА. Вы не поймете меня. Я вам двадцать раз пытался объяснить, что я не бог – вы так и не поверили. И вы не поймете, почему я не могу помочь вам оружием…
АРАТА. У вас есть молнии?
РУМАТА. Я не могу дать вам молнии.
АРАТА. Я хочу знать почему?
РУМАТА. Я повторяю: вы не поймете.
АРАТА. А вы попытайтесь объяснить!
РУМАТА. Что вы собираетесь делать с молниями?
АРАТА. Я выжгу черную и золоченую сволочь, как клопов, всех до одного, весь их проклятый род до двенадцатого потомка. Я сотру с лица земли их монастыри, казармы и крепости. Я сожгу их армии и всех, кто будет защищать и поддерживать их. Можете не беспокоиться – ваши молнии будут служить только добру, и когда на земле останутся только освобожденные рабы и воцарится мир, я верну вам ваши молнии и никогда больше не попрошу их.
РУМАТА. Нет. Я не дам вам молний. Это было бы ошибкой. Постарайтесь поверить мне, я вижу дальше вас. Я приведу вам только один довод. Он ничтожен по сравнению с главным, но зато вы поймете его. Вы живучи, славный Арата, но вы тоже смертны. И если вы погибните – ваши молнии перейдут в другие руки, уже не такие чистые, как ваши, тогда… мне страшно подумать, чем это может кончиться.
Пауза.
АРАТА. Зачем вы пришли к нам?
РУМАТА. Это вам тоже трудно понять. Мы пришли учиться.
АРАТА. Учиться? Чему?
РУМАТА. Учиться помогать вам.
АРАТА. Помогать нам… Но это так просто!
РУМАТА. Нет. Это дело длительное и сложное. Пока мы не знаем еще даже, с какого конца взяться за него…
АРАТА. Так… Да, это мне не понять. Дон Румата, вам не следовало спускаться с неба. Возвращайтесь к себе. Вы только мешаете нам.
РУМАТА. Это не так. Во всяком случае, мы никому не вредим.
АРАТА. Нет, вы вредите. Вы внушаете беспочвенные надежды.
РУМАТА. Кому?
АРАТА. Мне. Вы ослабили мою воле, дон Румата. Раньше я надеялся только на себя, а вы сделали так, что теперь я чувствую вашу силу за своей спиной. Раньше я вел каждый бой так, словно это мой последний бой, а теперь я заметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими, потому что бог примет в них участие.
РУМАТА. Славный Арата, некогда борцы за свободу на моей родине шли в бой с песней: "Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни царь и ни герой…"
АРАТА. Ага! Они понимали толк в борьбе! Нет, дон Румата, уходите отсюда, вернитесь к себе на небо и никогда больше не приходите… Или без оглядки переходите к нам, обнажите ваш меч и встаньте плечом к плечу с нами! (Пауза.) В нашем деле не может быть друзей наполовину. Друг наполовину – это всегда наполовину враг…
Кира вскакивает.
КИРА. Вы не смеете так с ним разговаривать! Он добрый, он сильный! Он сильней всех на свете! Он все-все видит и знает! Что мы ему? Муравьи! Один муравейник воюет с другим муравейником… И вы хотите, чтобы он разорил один муравейник во славу другого?
УНО. Не ври! (Подбегает к Арате, становится рядом с ним.) Мы не муравьи! Мы люди! Хозяин, я любил и почитал вас, вы знаете… Но великий Арата прав! Молнии… Нет? Пусть! Мы и без молний! Я ухожу от вас, хозяин. Если Арата возьмет меня с собой, я пойду с ним. Если не возьмет, я пойду один. Я сам буду резать этих сволочей, один или не один…
АРАТА. Я беру тебя, мальчик. Пойдем. Мы не придем сюда больше. Нехорошо мешать богам учиться…
КИРА. Погодите… (Подбегает и Уно, хватает его за плечи, трясет.) Уходишь? Покидаешь Румату? Он из тебя человека сделал, а ты его предаешь?
УНО. Отпусти меня… Не я предаю. Это он предает… Пусти же!
Уно вырывается из рук Киры, отходит.
АРАТА. Ну, вот и все. Слово сказано. Прощайте, дон Румата. Пойдем, мальчик.
Он поворачивается, чтобы идти, и вдруг останавливается, прислушиваясь. Румата тоже поднимает голову. Слышится цокот множества копыт. И сразу – грубые голоса:
– Это здесь.
– Вроде здесь…
– Сто-ой!
КИРА. Румата, это за нами!
В дверь ударяют кулаки. Грубый голос:
– Во имя господа! Открывай, девушка!
Румата подскакивает и окну, распахивает створку.
РУМАТА. Эй, вы! Вам что – жить надоело?
Шум мгновенно стихает. Голоса негромко:
– И всегда ведь в канцелярии напутают. Хозяин-то дома, никуда не уехал…
– Что делать будем?
– У меня есть приказ: взять девицу в доме дона Руматы. Будем брать.
– А хозяин?
– Хозяина приведем в неподвижность.
РУМАТА. Перебью как собак!
Кира подбегает к нему, прижимается к его плечу. Голос за окном:
– Вывернуть столб, бить в дверь. Быстро!
РУМАТА (Кире). Ну что ты, маленькая! Испугалась! Неужели этой швали испугалась! (Отходит от окна, обнажает шпагу.) Сейчас я их…
АРАТА. Может быть, проще уйти? Я знаю потайной ход…
РУМАТА. Уйти? Мне это как-то… Послушайте, славный Арата. Возьмите девушку и Уно и уходите. Спрячьте их где-нибудь. А я…
В раскрытом окне появляется занесенная во взмахе рука.
КИРА. Не смей!
Она бросается к окну, заслоняя собой Румату. Метательный нож вонзается ей в грудь. Рука исчезает. Кира шатается, падает, Румата подхватывает ее.
РУМАТА. Кира!
КИРА. Вот… больше не боюсь… хорошо…
Румата относит Киру на диван.
Пауза. Румата выпрямляется, некоторое время стоит неподвижно, затем кулаком, в котором зажата рукоять шпаги, проводит себя по глазам. Смотрит на шпагу, выходит на середину залы.
РУМАТА. Ладно. Все. Конец.
АРАТА. Надо уходить, благородный Румата.
РУМАТА. Уходить? Мне? (Трясет головой.) Я, видите ли, буду драться. А вы уходите, вы оба. Это будет мой бой.
АРАТА. Ваш? Как бы не так! (Извлекает из-под рясы короткий широкий меч. Уно выхватывает палаш.) Нет, дон Румата. Нет, человек с далекой звезды! Это будет наш бой. Вероятно, последний, но НАШ!
Они стоят трое плечом к плечу и слушают, как трещит и ломается под ударами дверь.
Поляна перед Угрюмой Берлогой. У подножия идола сидит Будах, уперев локти в колени и спрятав лицо в ладонях. Рядом стоят Кондор, Пилот и Неизвестный в широкополой шляпе с пером, закутанный в плащ.
ПИЛОТ. Они произвели целое побоище. Изрубили весь отряд и вырвались на улицу. Тут на них навалилось сразу человек пятьдесят, пеших и конных. Они не остановились. Они шли по трупам, с головы до ног в чужой и своей крови. Первым пал мальчик Уно, его изрешетили стрелами. Арата был убит уже на дворцовом площади. А Антон добрался до канцелярии. Там, на ступеньках крыльца…
Пауза.
КОНДОР. Понятно. Тело?
ПИЛОТ. Мы прибыли слишком поздно…
Пауза.
БУДАХ. Он был прав. Величина постоянная. Три и четырнадцать сотых.
КОНДОР. Что – три и четырнадцать?
БУДАХ. Отношение длины окружности к радиусу… (Опускает руки, поднимает голову и обводит всех взглядом.) Да не в этом дело! Я не знаю, кто вы – боги или демоны. Но он не был ни богом, ни демоном. Он был одним из нас. Он перестал бояться тараканов. Он был добрый и умный, он умел драться и веселиться, и он погиб за нас и как один из нас. И он любил стихи… Он очень любил мои стихи… Особенно вот эти… (Встает, декламирует.)
Теперь не уходят из жизни,
Теперь из жизни уводят.
И если кто-нибудь даже
Захочет, чтоб было иначе,
Бессильный и неумелый,
Опустит слабые руки,
Не зная, где сердце спрута
И есть ли у спрута сердце…
Но я всегда подозревал… (Достает платок, сморкается.)… что сам-то ом… сам-то он знал, где у спрута… сердце… только вот не добрался… (Вновь роняет голову на руки, плачет.)
КОНДОР. Нет, он не знал… И мы пока не знаем. Ну что ж, начнем все сначала. (Неизвестному.) Павел Сергеевич!
НЕИЗВЕСТНЫЙ. Слушаю вас, Александр Васильевич,
КОНДОР. Итак, с этой минуты вы начинаете свое существование как граф Пампа дом Бау из Ирукана. Но прежде чем пожелать вам успеха и попрощаться с вами, я хочу, чтобы вы повторили заповедь, вырезанную на мраморе в актовом зале нашего Института.
НЕИЗВЕСТНЫЙ. "Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах…"
КОНДОР. Ни при каких обстоятельствах… Ни при каких? …
По изданию: АБС. БЕЗ ОРУЖИЯ: Пьеса в двух действиях // Hаpодное твоpчество. 1991. – N 7. – С. 28-34; N 8. – С. 33-38; N 9. – С. 30-36; N 10. – С. 29-35; N 11. – С. 23-30.