Глава 13
Поиск нового места занял не один, а два дня и это были ужасные дни.
Они часто останавливались, чтобы простерилизовать бинты для Билла. Шары, которые они использовали для нагревания воды были далеки от керамического горшка; шар расслаивался и готов был раствориться в воде, сама вода становилась мутной. Для того, чтобы вскипятить воду, уходило почти час, так давление на Гее было выше атмосферного.
Габи и Сирокко спали урывками, стараясь выбирать время когда река была широкая и спокойная. Но когда они вышли на опасное пространство, им необходимо было обеим стать настороже, чтобы не посадить лодку на мель. Регулярно продолжал идти дождь.
Билл спал и когда он впервые проснулся после двадцати четырехчасового беспробудного сна, он выглядел, по крайней мере, на пять лет постаревшим. Лицо его приобрело землистый оттенок. Когда Габи меняла повязку на ране, то она ей совершенно не нравилась. Нижняя часть ноги и большая часть ступни были почти вдвое меньше нормального размера.
Когда они отплыли от болота, он был в бреду, сильно потел, был весь в жару…
Рано утром следующего дня Сирокко позвала цеппелин, в ответ тот просвистел ей: – Ладно, я передам ему. Но Сирокко начала опасаться, что уже слишком поздно. Она наблюдала как цеппелин спокойно уплывает по направлению к замерзшему морю и казнила себя за то, что настояла покинуть лес. Если это даже было необходимо, то почему нельзя было проделать это на цеппелине, пролетев над всей этой территорией, на расстоянии от этого ужасного существа похожего на рыбу, которое они не сумели убить и которое чуть не погубило их всех, и неизвестно еще, что будет с Биллом?
Сейчас ее доводы были такими же вескими, как и тогда, когда они начинали свое путешествие к ступице, но это не мешало Сирокко винить себя. Габи не выносила полета на цеппелине, но они должны были найти выход. И выход этот должен был быть более приемлемым, она не имела права рисковать жизнями людей, Сирокко было тошно от чувства своей вины. Ей хотелось умереть, хотелось, чтобы кто-нибудь принял на себя ее ношу. Как могло прийти ей в голову, что она может быть капитаном? Что она совершила как капитан с тех пор как приняла командование "Властелина Колец"?
То, чего ей в самом деле хотелось, было незамысловато. Ей хотелось любви, обычной человеческой любви. Билл говорил, что любит ее; почему она не могла сказать ему то же самое? Она думала тогда, что когда-нибудь скажет ему это, но теперь он умирал и она была за это ответственна.
Ей хотелось также приключений. Стремление к приключениям преследовало ее на протяжении всей жизни, начиная с первых комиксов, которые она прочитала, с первых документальных фильмов о космосе, которые она смотрела широко открыв детские глаза, поверх черно-белых на плоских экранах и полномасштабных цветных вестернов, которые она смотрела в кино. Ее никогда не покидала жажда совершить что-нибудь скандальное и героическое. Это стремление толкнуло ее от карьеры певицы, которую прочила ей ее мать, ей претила роль домашней хозяйки. Она хотела налететь на базу воздушных пиратов вооруженной сверкающим лазером, или пробираться сквозь джунгли с бандой свирепых революционеров для рейда на вражескую крепость, или в поисках чаши Грааля, или разрушения Смертельной Звезды. Со временем на место детских мечтаний пришла определенная цель – она усердно работала в колледже и тренировалась, чтобы быть лучшей, когда появится шанс; они должны будут выбрать ее для выполнения миссии по исследованию Сатурна. Но за всем этим, что привело ее на борт "Властелина Колец", стояла все та же жажда путешествий, желание увидеть незнакомые места, стремление делать то, чего никто до нее не делал.
Теперь она имела то, к чему стремилась. Она плыла вниз по реке в лодке-скорлупе, находясь внутри наиболее колоссальной структуры виденной когда-либо человеком, рядом умирал любимый ею человек.
Восточный Гиперион представлял из себя местность с плавными холмами и раскинувшимися равнинами, усеянными открытыми ветрам деревьями; все это напоминало африканскую саванну. Офион стал уже, течение стало стремительным, вода стала на удивление более холодной.
Пять или шесть километров они плыли положившись на волю течения, минуя нависшие над берегом низкие скалы. "Титаник" на большой скорости был неуправляемым. Сирокко ждала когда река опять станет шире и высматривала место для остановки.
Наконец Сирокко нашла подходящее место и они потратили два часа, чтобы причалить к скалистому берегу, с помощью шестов и самодельных байдарочных весел борясь с бурным течением. И Сирокко и Габи были на грани изнеможения. Наиболее угрожающим было то, что в лодке не осталось провизии, а Восточный Гиперион не казался плодородной землей.
Они подтянули "Титаник" к берегу, скользя вылезли на упавший сглаженный водой камень, предварительно убедившись, что это безопасно. Билл не осознавал, что его переносят, он уже долгое время не разговаривал.
Сирокко сидела рядом с Биллом, пока Габи спала мертвецким сном. Чтобы не уснуть, она обследовала место стоянки в радиусе сотни метров.
Метрах в двадцати от реки была невысокая насыпь. Сирокко взобралась на ее вершину.
Восточный Гиперион потрясающе подходил для фермерского хозяйства. Широко раскинувшиеся земли выглядели как канзасские желтые пшеничные поля. Это впечатление портили ржаво-красные участки, а также бледно-голубые перемешанные с оранжевыми. Все это слегка было подернуто рябью от небольшого ветерка, так колышутся высокие травы. Медленно проплывали тени, некоторые облака находились так низко, что образовывали над руслом реки полосу тумана, не проходящую даже при солнечном свете.
На востоке холмы тянулись в сумеречную зону Западной Реи, постепенно они приобретали зеленый цвет, должно быть это леса, затем зелень терялась в темноте и холмы превращались в сплошные каменистые горы. На западе земля выравнивалась, появлялись небольшие озера и болота, трясины – прибежища ильных рыб. Они сверкали как от солнечного света. Вдали виднелась более темная зелень тропических лесов, за которыми опять тянулись равнины, которые терялись из виду в полумраке Океана с его замерзшим морем.
Скользя взглядом по далеким холмам, Сирокко заметила группу животных, они казались черными точками на желтом фоне. По все вероятности, две или три точки были крупнее остальных.
Сирокко уже собиралась вернуться на стоянку, когда вдруг услыхала музыку. Звуки были такими слабыми и далекими, что Сирокко сообразила, что слышит их уже на протяжении некоторого времени, не осознавая что это такое. Было похоже, что играет струнный инструмент, быстрые звуки сменялись протяжной нотой, музыка была мелодичная и светлая. Она навевала мысли о тихих, спокойных местах и душевном покое, который, как подумала Сирокко, ей уже никогда не суждено обрести. Эта мелодия напоминала ей колыбельную, слышанную в детстве.
Сирокко обнаружила, что тихо плачет, она чувствовала себя умиротворенной, насколько это только было возможно в теперешнем ее положении, ей хотелось, чтобы эта мелодия всегда была с ней. Но она вдруг исчезла.
Титанида нашла их, когда Сирокко и Габи сняли навес, чтобы перенести на нем Билла. Она стояла на вершине насыпи, на которую накануне взбиралась Сирокко. Сирокко не двигалась, ожидая, чтобы титанида сделала первое движение. Титанида, по всей вероятности, ждала того же от Сирокко. Наиболее подходящим словом для определения стоящего перед ними существа было бы, очевидно, кентавр. Нижняя часть его походила на лошадь, а верхняя половина настолько была похожа на человеческую, что становилось страшно. Сирокко не была уверена, что все это ей не мерещится.
Это не был кентавр, нарисованный воображением Диснея, но не был он похож и на классический греческий образец кентавра. У него были густые пышные волосы, кроме волос бросалась в глаза обнаженная бледная кожа. С головы, хвоста, передних ног и предплечий существа обильным каскадом ниспадали цветные волосы. Наиболее странный вид имели волосы между двумя передними ногами, в этом месте, как старалась припомнить Сирокко, у нормальных лошадей не было ничего, кроме гладкой кожи. В руках у существа был пастуший посох украшенный орнаментом, одежды на существе не было никакой.
Сирокко была уверена, что это одна из титанид, о которых упоминал Калвин. Эти кентавры были все женского рода, но у них было не шесть ног, как сказал Калвин, а шесть конечностей.
Сирокко сделала шаг навстречу титаниде, та в ответ приложила руку к губам и быстро выбросила ее вперед.
– Осторожнее! – закричала она. – Пожалуйста, будь осторожнее!
На какую-то долю секунды Сирокко заинтересовалась, что имеет в виду титанида, но уже в следующее мгновение у нее осталось лишь изумление. Титанида не говорила по-английски, по-русски или пофранцузски – на языках, которые Сирокко знала.
– Что… – она запнулась, прочищая горло. Некоторые слова произносились очень высоко. _ Что случилось? Мы в опасности? Вопрос дался Сирокко нелегко. В произношении слов использовалась сложная музыкальная орнаментика.
– Я почувствовала тебя, – пропела титанида. – Я почувствовала, что ты наверняка должна погибнуть. Но ты должна знать, как тебе следует поступать для собственного благополучия.
Габи удивленно смотрела на Сирокко.
– Какого дьявола, что здесь происходит? – спросила она.
– Я понимаю ее, – ответила Сирокко, не желая вдаваться в подробности. – Она сказала, что мы должны быть внимательнее.
– Внимательнее… ~почему~?
– Каким образом Калвин понимал, что говорит цеппелин? В наше сознание были посланы какие-то сигналы, моя милая. Это происходит и сейчас, так что помолчи пока.
Сирокко поспешила предотвратить следующие вопросы Габи, на которые она не знала ответа.
– Вы люди из болот? – спросила титанида, – или же вы пришли из замерзшего моря?
– Ни то, ни другое, – издала в ответ трель Сирокко. – Мы пробирались через болота к… к морю бедствия, но один из нас был ранен. Мы не намерены причинять вам никакого вреда, никакой обиды.
– Вы огорчите меня, если пойдете к морю бедствий, вы там погибнете. Вы слишком большие, чтобы быть ангелами, потерявшими свои крылья и слишком красивы, чтобы быть морскими созданиями. Признаюсь, что мне никогда не доводилось видеть никого похожего на вас.
– Мы… не могли ли бы вы присоединиться к нам на берегу? Моя песня слабая; ветер не поднимает ее.
– Я буду около вас через мгновение.
– Роки! – зашипела Габи, – осторожнее, она опускается! – Роки стала перед Сирокко держа наготове шпагу из стеклянных волокон.
– Я знаю, – сказала Сирокко, выхватывая шпагу из рук Габи. – Я попросила ее об этом. Убери эту штуку подальше, пока она не подумала чего плохого и стань в сторонку. Если что-то произойдет, я закричу.
Спускаясь со скалы, титанида ступала вперед передними ногами, балансируя при этом руками. Она проворно, словно танцуя, перебирала ногами по небольшой лавине камней, образованной ею во время спуска. Через мгновение она уже рысью приближалась к ним. При этом раздавался знакомый стук копыт о камни.
Титанида была на тридцать сантиметров выше Сирокко. Когда титанида подошла поближе, Сирокко мимо воли отступила на шаг назад. За свою жизнь она редко встречала женщин выше себя ростом, но это женоподобное существо возвышалось над ней как игрок профессиональной сборной по баскетболу. Вблизи она смотрелась еще более чужеродной именно из-за того, что отдельные части ее тела были совсем как у человека.
Серия красных, оранжевых и голубых полос, покрывающих большую часть лица и груди титаниды оказались не естественными, как вначале подумала Сирокко, а нарисованными. Четыре полосы украшали ее живот прямо над тем местом, где должен быть пупок.
У нее было довольно широкое лицо, нос и рот соответствовали этому лицу. Глаза у титаниды были огромные и широко расставлены. Радужка была ярко-желтая, на ней радиально вокруг большого зрачка располагались зеленые полоски.
Глаза были настолько изумительные, что Сирокко почти не замечала большинство нечеловеческих черт ее лица. Она подумала, что это похоже на то, как если бы два удивительных цветка были спрятаны у ушей титаниды, которые потом сами собой превратились в глаза. Остроконечные уши венчали ее голову.
– Меня звать До Диез… – пропела титанида. На самом деле это была серия музыкальных нот в музыкальном ключе до диез.
– Что она сказала? – шепотом спросила Габи.
– Она сказала, что ее звать… – Сирокко пропела ее имя, и титанида при этом насторожила уши.
– Я это не выговорю, – протестующе сказала Габи.
– Называй ее просто До Диез. Можешь ты помолчать и дать мне возможность поговорить с ней? – Сирокко опять повернулась к титаниде.
– Меня звать Сирокко, или капитан Джонс, – пропела она. – А это мой друг Габи.
Уши титаниды опустилась к ее плечам, Сирокко едва заметно улыбнулась. Выражение лица титаниды не менялось, но ее уши были красноречивее всяких слов.
– Просто "шиир-о-ко-ка-пи-тан-жонс"? – на свой манер изменила она монотонное пение Сирокко. Когда титанида вздыхала, ее ноздри с силой расширялись, но грудь при этом оставалась неподвижной.
– Это очень длинное имя, но не лишено серьезности, прошу извинить меня. Вы что, такой безрадостный народ, что называете себя такими именами?
– Мы не сами выбираем себе имена, их выбирают для нас, – пропела в ответ Сирокко, чувствуя непонятное смущение. Ее имя и в самом деле звучало скучно по сравнению с весело пропетым именем титаниды.
– Наша речь отличается от вашей, она не такая певучая.
До Диез улыбнулась, и это была совершенно человеческая улыбка.
– Ты разговариваешь голосом тонким, как тростник, но ты нравишься мне. Если ты не против, я хотела бы пригласить тебя к нам домой.
– Мы бы с радостью приняли твое приглашение, но один из нас ранен. Нам необходима помощь.
– Кто из вас? – вопросительно пропела титанида, уши ее при этом тревожно затрепетали.
– Это не я и не Габи, а третий из нас. У него сломана кость ноги.
Во время разговора Сирокко заметила, что язык титаниды включает женские и мужские местоимения. Фрагменты песенного языка включали понятия матери мужского и женского рода, в голове Сирокко мелькали даже менее похожие понятия.
– Сломана кость ноги, – пропела До Диез, уши ее при этом произвели сложные движения как при сигнализации флажками. – Если я не ошибаюсь, это довольно серьезно для таких людей как вы, не имеющих запасных ног. – Она подняла свой посох и коротко пропела в небольшой выступ на его конце.
У Габи от удивления округлились глаза.
– У них есть радио? Роки, объясни мне, что происходит?
– Она сказала, что позвала доктора, и что у меня скучное имя.
– Билл нуждается в докторе, но это должен быть настоящий врач.
– Ты думаешь, я не знаю этого? – сердито прошипела в ответ Сирокко. Но, черт побери, Билл выглядит слишком плохо. Если даже у этого доктора нет ничего, кроме пилюль для лошадей, то хуже Биллу от того что он осмотрит не будет.
– Что у вас за речь? У вас респираторное расстройство? – спросила До Диез.
– Нет, мы таким образом разговариваем. Я…
– Пожалуйста, простите меня. Моя мама говорит, что я должна учиться тактичности. Я просто… – Она пропела мелодию, которую Сирокко не сумела перевести, конец фразы был: есть многое, чему надо учиться, чего невозможно получить в утробном развитии.
– Я понимаю, – пропела в ответ Сирокко, хотя поняла она далеко не все. – Мы должны казаться странными тебе. А ты, конечно, в свою очередь, нам.
– Я? – Тональность ее песни выдала, что эта мысль была для нее новостью.
– Для тех, кто никогда не видел ничего похожего.
– Должно быть, ты права. Но если вы никогда не видели титанид, то откуда вы пришли на великое колесо мира?
Сирокко запуталась из-за того, что ее сознание наверно перевело песню До Диез. Это произошло тогда, когда она услышала ноту "откуда" которую она восприняла как синоним двухнотного слова, которое До Диез употребляла как выражение вежливости, используемое в обращение более молодых к более старшим.
– Совсем не из колеса. За стенами этого мира есть еще больший мир, который ты не можешь видеть…
– О, вы с ~Земли~!
Она не сказала слово Земля, также, как и не называла себя титанидой. Но связь этого слова с третьей планетой от солнца поразила Сирокко как никогда в жизни. Поза До Диез менялась по мере изменения темы разговора – она то следовала за Сирокко, то выступала перед Сирокко с менторской речью. Она заметно оживилась, и будь ее уши немного пошире, она бы уже взлетела в воздух.
– Я смущена, – пропела она. – Я думала, что Земля, это выдумка для подростков, болтовня около бивачного костра. И я думала, что Земляне такие же, как титаниды.
Сирокко снова прислушалась к последнему слову, задаваясь вопросом, не следует ли его перевести как "люди". Как в выражении "вы люди, вы варвары". Но шовинистического подтекста здесь не было. Она разговаривала как один из многих видов живых существ Геи.
– Мы впервые попали сюда, – пропела Сирокко. – Я удивлена, что вы знаете о нас, в то время, как мы до настоящего момента ничего не знали о вас.
– Вы не пели о наших великих делах, как мы пели о ваших?
– Боюсь, что нет.
До Диез оглянулась через плечо. На вершине утеса стояла другая титанида. Она была похожа на До Диез, хотя с некоторыми тревожащими отличиями.
– Это Си Бемоль… – пропела она с виноватым видом, снова приобретая официальный вид.
– До его прибытия я хочу задать вопрос, который жжет мою душу с первого мгновения, как я увидела тебя.
– Ты не должна обращаться ко мне как к старшей, – пропела Сирокко. Ты можешь быть старше, чем я.
– О, нет. По меркам Земли мне только три года. Что я хочу знать, надеясь, что вопрос не покажется тебе дерзким, как ты можешь так долго стоять и не опрокидываться?
Когда вторая титанида подошла к ним поближе, отличие ее от предыдущей стало очевидно и это еще больше привело Сирокко в замешательство. Между ее передних ног, в том месте, где у До Диез находился пучок волос, у Си Бемоль был настоящий человеческий пенис.
– Боже мой, – прошептала Сирокко, подталкивая Габи локтем.
– Тебя это не волнует? – спросила Сирокко. – Это заставляет меня сильно нервничать.
– Ты волнуешься? А что я могу сказать? Я ничего не понимаю, о чем вы там поете, но звучит это неплохо, Роки. Ты в самом деле хорошо понимаешь.
Не считая мужского полового органа, во всем остальном Си Бемоль была почти что копией До Диез. У обеих были высокие конические груди и бледная кожа. Лица у обеих были женские, они были большеротые и безбородые. Если бы не пенис, то их было бы трудно отличить друг от друга.
Из складки кожи на месте их отсутствующего пупка торчал конец деревянной флейты. Очевидно там был карман.
Си Бемоль сделала шаг вперед и протянула руку. Сирокко отступила назад, но Си Бемоль быстро приблизилась к Сирокко и положила ей руки на плечи. На секунду Сирокко испугалась, но потом поняла, что Си Бемоль разделяет опасения До Диез, она посчитала, что Сирокко упадет навзничь и решила поддержать ее.
– Со мной все в порядке, – нервно запела Сирокко, – я могу стоять на ногах.
Руки у него были большие, но абсолютно как человеческие. Было довольно странно ощущать их прикосновение. Одно дело видеть невероятное существо, а другое дело – ощущать теплоту его тела. Это усиливало ощущение первого контакта с чужой цивилизацией. От него исходил запах корицы и яблок.
– Скоро появится лекарь. – Он пел в одной тональности с Сирокко, хотя и в официальной форме.
– Между тем, вы уже ели?
– Мы бы должны были сами предложить вам это, – пропела Сирокко, – но, по правде говоря, у нас кончилась вся провизия.
– И моя сестра ничего не предложила вам? – Си Бемоль бросил на До Диез укоризненный взгляд, та удрученно повесила голову. – Она любопытная и импульсивная, но не внимательная. Пожалуйста, простите ее.
Слова, которые использовал Си Бемоль для описания проступка До Диез были сложными, Сирокко поняла их дословный перевод, но она не полностью поняла смысл в целом.
– Она была очень любезна.
– Ее матери будет приятно об этом узнать. Вы присоединитесь к нам? Я не знаю какой вид пищи вы предпочитаете, но если мы располагаем нечто подобным, то оно в вашем распоряжении.
Он сунул руку в сумку на поясе, это была обернутая вокруг талии полоса кожи, а не часть его тела, и вынул оттуда что-то краснокоричневое, похожее на копченую ветчину. Он держал ее как индюшачью ножку.
Легко и ловко подогнув ноги, титаниды сели, Сирокко и Габи присоединились к ним. Титаниды с нескрываемым интересом наблюдали, как они это делали.
Мясо пошло по кругу. До Диез вынула с дюжину зеленых яблок. Титаниды клали их в рот целиком. Раздавался хруст и яблоко исчезало.
Габи насупившись сидела над фруктами. Она приподняла бровь, когда Сирокко надкусила одно. Вкус был зеленого яблока. Внутри яблоко было белое и сочное с маленькими коричневыми семечками.
– Наверное, мы позже все выясним, – сказала Сирокко.
– Кое-что я хотела бы узнать прямо сейчас, – возразила ей Габи.
– Никто не поверит, что мы сидели с телесного цвета кентаврами и ели эту дерьмовую зеленую песенку.
– Та, что зовется Га-а-би, очень воодушевленно поет, – рассмеялась До Диез.
– Она что, говорит обо мне?
– Ей нравится как ты поешь.
Габи застенчиво улыбнулась. – Это совсем не Вагнер, который выходит под твоим руководством. Как ты их понимаешь? Как тебе их вид? Я слышала о параллельных эволюциях, но чтобы ~только выше талии~? Я могу поверить в гуманоидов. Я была готова ко всему, ко всякому виду – от капель желе до гигантских пауков. Но они ~слишком~ похожи на нас!
– Но большая их часть не похожа на нас.
– Верно! – опять перешла на крик Габи. – Но посмотри на это лицо! Отбрось ослиные уши. Рот у них широкий, глаза большие, нос выглядит так, как будто по нему заехали лопатой, но все похожее ты можешь найти и на Земле. Посмотри ниже, если решишься. – Сирокко лишь пожала плечами. – Посмотри на это, – продолжала Габи, – и попробуй сказать, что это не человеческий пенис!
– Спроси ее, можем ли мы присоединиться к ней, – искренне пропел Си Бемоль. – Мы не знаем слов, но мы можем сопровождать ее импровизируя.
Сирокко пропела, что ей надо еще немного поговорить со своим другом, а позже она все переведет. Он согласно кивнул ей, но продолжал внимательно следить за разговором.
– Габи, пожалуйста, не кричи на меня.
– Прости меня. – Габи опустила взгляд на свои колени и попыталась успокоиться. – Мне нравится когда вещи имеют смысл. Человеческий пенис на этом существе не имеет смысла. Ты видела их руки? На их пальцах есть отпечатки, я заметила это. ФБР не упустил бы случая иметь их в своем досье.
– Я видела.
– Если бы ты сказала, как ты с нами разговариваешь…
– Я не знаю, – выбросила вперед руки Сирокко, – все происходит само собой, как будто этот язык всегда был в моем сознании. Петь тяжелее, чем слушать, но это лишь потому, что мое горло не подходит для этого. Поначалу я испугалась, но сейчас мне не страшно, я им верю.
– Также как и Калвин верит цеппелинам.
– Ясно, что кто-то позабавлялся с нами, пока мы спали. Кто-то дал мне этот язык, хотя я не знаю, каким образом. И этот кто-то дал мне коечто еще. У меня ощущение, что это сделано не со злой целью. И чем больше я разговариваю с титанидами, тем больше они мне нравятся.
– То же самое говорил Калвин об этих проклятых цеппелинах, – мрачно сказала Габи, – а ты чуть не арестовала его.
– Я думаю, что теперь поняла его немного лучше.
Титанида лекарь была женского рода, имя ее тоже было в тональности си бемоль. Она вошла под навес, где лежал Билл и провела там некоторое время, осматривая его. Сирокко при этом не сводила с нее глаз.
Края раны были желтыми и сине-черными. Когда лекарь нажала на них, из раны запузырилась жидкость.
Лекарь не обращала на Сирокко ни малейшего внимания. Она изогнула свой человеческий торс и порылась в кожаной сумке прикрепленной к лошадиному боку лентой подпруги и вынула прозрачную круглую флягу наполненную коричневой жидкостью.
– Сильный антисептик, – пропела она и подождала.
– Как его состояние, целитель?
– Очень тяжелое. Без лечения он будет с Геей через несколько десятков оборотов.
Поначалу Сирокко перевела фразу дословно, но в ней было одно слово, которое обозначало период времени. Один поворот на Гее занимал примерно один час.
Выражение "быть с Геей" было понятно, хотя "Гея" означало не планету, а богиню, которая была олицетворением вселенной, и быть с Геей означало вернуться в землю, это не подразумевало бессмертие.
– Наверное, вы бы предпочли подождать появления своего целителя, – пропела титанида.
– Билл может никогда не дождаться его.
– Да, это так. Мое лекарство должно снять инвазию маленьких паразитов. Я не знаю, препятствуют ли они метаболизму. Я не могу обещать например, что мое лекарство не причинит вреда, откачивая его жизненный газ, так как я не знаю в каком месте он у вас находится.
– Это вот здесь, – пропела Сирокко, указывая на ее грудь.
Уши титаниды поднялись и опустились. Она прислонила одно ухо к груди Билла.
– В самом деле, – пропела она. – Да, Гея мудра, и она не говорит, почему она совершает кругооборот.
Сирокко мучилась, не зная, что предпринять. Концепции метаболизма и микробов были незнакомы целителю. Эти слова переводились буквально. Даже не осознавая этого, знахарь могла навредить больному человеческому телу.
Но Калвина не было, а Билл умирал.
– А для чего это вообще? – пропела лекарь, указывая на ноги Билла. Пальцы ее осторожно касались пальцев ног.
– А, это… – Сирокко никак не могла подобрать слово для определения атрофированных эволюций рудиментов. Это было слово, определяющее эволюцию, но безотносительно к живому существу. – Они служат для удержания баланса, но они не являются необходимостью. У них нет определенного предназначения.
– А, – в полголоса пропела лекарь, – всем известно, что Гея ошибается. Возьмем, например одного, с которым я впервые занималась сексом много лет тому назад.
Сирокко хотела перевести объект последнего предложения как "мой муж", но этот перевод не годился; он точно также мог быть "моя жена", хотя это тоже имело определенные границы. Этому понятию не было эквивалента в английском языке. Тут она снова вспомнила о Билле.
– Ты сможешь помочь моему другу? – пропела она. – Я вверяю его твоим рукам.
Целительница кивнула и принялась работать.
Первое, что она сделала, так это промыла рану коричневой жидкостью. Затем наложила на рану желтое желе и положила рядом с кожей большой лист, – чтобы приманивать маленьких поедателей его плоти, – пояснила целительница. Глядя как она работает, у Сирокко появилась надежда. Ее не заботил лист и пояснение целительницы насчет "приманивания". Это выглядело слишком примитивно. Но когда та обработала рану и перевязала ее материалом из запечатанных пакетов, заметив при этом, что они очищены от паразитов – то это подействовало на Сирокко.
Работая, целительница одновременно с интересом изучала тело Билла. При этом она немного изумленно тихонько напевала что-то.
– Кто бы мог такое подумать?.. …мышцы ~здесь~? Прикреплены ~таким образом~? Подобно ходьбе на сломанной ноге… нет, я не верю в это. Она по всякому описывала мудрость Геи, как бесконечно изобретательную, чересчур сложную и неразумную. Изумленно глядя на ягодицы Билла, она также заметила, что иногда Гея любит божественно пошутить, доставляя себе удовольствие созданием подобного.
Пока целительница занималась Биллом, Сирокко вся покрылась испариной. Но, по крайней мере, та не гремела шаманскими трещотками и не рисовала на песке магические знаки. Закончив накладывать повязку, она принялась петь песню целительницы. Сирокко посчитала, что вреда это не принесет.
Целительница склонилась над Биллом, обхватила его руками, осторожно приподняла и прижала к себе. Она положила голову Билла себе на плечо и наклонила свою голову к его уху. Она раскачивала его взад-вперед, как будто пела колыбельную песню без слов.
Постепенно Билл перестал дрожать, лицо его обрело живые краски, оно стало более умиротворенным, чем было до ранения.
Через несколько минут Сирокко готова была присягнуть, что он улыбается.