НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД

5.

А когда я с работы вернулся, со мной в квартиру как будто прошмыгнула тень. Причем не моя. Конечно, это все нормально для застрессованного невротика, то есть для меня. Последнее время мне вообще казалось, что в моей квартире живет кто-то другой. А кто я такой – вообще непонятно, кратковременное привидение в лучшем случае. Это так по-буддистски, сказала мне Нина, в качестве первой и последней похвалы. Я все-таки отнесся к этой тени серьезно, в смысле вытащил револьвер и проверил все уголки и щелки в своем жилье. Однако, ничего подозрительного. Тогда я достал очередной замороженный "суповой набор" из холодильника, швырнул в кастрюлю с кипятком, подождал три минуты, пока он станет едой. Подсел с ней к своему верному "Секстиуму" и направился незарастающей тропой к "доктору Хантеру" среди изумрудных игровых джунглей. Не стал состязаться в on-line с тевтонами, янки и самураями, а выбрал генеральский тип зверобойства – когда бьешь с кресла, никто не мешает, а животные расслабленные. Пример Гиреева заразителен оказался. А, кстати, почему неуловимые червяги не трогают ничего в гиреевской фирме или какой-то похожей зажравшейся, заваленной льготами и субсидиями конторе? Почему-почему? Потому что там система безопасности не чета нашей. А вообще, заметьте, любое нашествие всегда кому-то на руку, поэтому оно так спокойно развивается и нарастает. Когда же становится ясно, что оно никому не нужно, кроме каких-то исключительных параноиков, то уже поздно. Тогда Родина-Мать зовет самых своих глупых сыновей в добровольцы и закидывает их трупами злобного врага. Мыслю я вроде культурно, но чувствую с некоего момента напряг в спинном хребте. Как будто кто-то пялится сзади и желает мне дурного. А потом и шебуршение обозначилось. Пока саундбластеры моего компьютера ухают и воют, я этот сомнительный звук различаю, только уберу громкость – тихо, как на виселице. Я даже подумал – может, я кого-то завел, купил там котенка или там черепашку, а потом полная амнезия, забыл про такое дело. Лежит какой-нибудь бедолага под диваном, обои доедает. Да нет же, если кто и котенок, так это я сам. Файнберг тоже, наверное, себя уговаривал по схожей схеме, а надо было на голову шлем попрочнее надеть и забрало опустить. Впрочем, и это бы вряд ли помогло; ты чугунок нахлобучишь, а червяга-снайпер тебе засадит в мошонку и тоже мало не покажется. Я выключил игру. Более того, захотел вообще покинуть свою квартиру и прописаться в песочнице перед домом, оставив жилплощадь невидимке. Я снова каждый кубический сантиметр своей квартиры обшарил, устроил тотальный шмон. Но что-то к концу его мне поплохело. Голова стала весить на два пуда больше, и мысли еле уже шевелились. Мыслительный аппарат забуксовал, как автомобиль в сельской грязи. Вдобавок в носу кран сопливый открылся, слизь кровавая течет. По ушам будто ладонями врезали, из-за озноба челюсть прыгает. Весь сделался я горячий, как казанок в печи. Как это называется? Иначе, чем грипп, инфлуэнца, лихорадка не назовешь. Я вообще-то утром промок, когда по дороге решил заскочить туда, где люди пивком разминаются. А потом в тапках вода хлюпала. Но, с другой стороны, простуда с гриппом меня никогда не берут. Вот одного моего приятеля триппер не брал, даже, казалось, в самых безнадежных случаях. Зато стоит сквознячку повеять, и этот тип уже готов, лежит, хрипит, сложив ручки. Такой вот разброс и плюрализм. Я пошел на кухню угоститься чаем со спиртом, с таблеткой парацетомола, с малиновым вареньем, и встретил в коридоре лужицу. Очень подозрительную. Но почему-то возбуждаться и бросаться на новые поиски уже не захотелось. Наоборот, захотелось покоя и сладкого ничегонеделанья. Я даже стал, как мне тогда почудилось, вполне здраво рассуждать. Это, дескать, СНИЗУ протекает. Потолок чистый, значит не сверху. Почему бы не быть жидкостям, которые снизу умеют течь? Наверняка и закон физики подходящий имеется, пока неизвестный мне – у меня ведь полно прорех в образовании. Я-то как учился, пока меня не выперли из института: ночью под пивко сто законов выучу, утром сдам поскорее экзамен, потом коньяк из заначки – и Успокоил я себя столь незатейливым способом, загрузил вовнутрь народные снадобья, включая хрен и чеснок, после чего растекся на диване. Есть отпад, слегка "лечу", реминисцирую детство золотое. Мне тогда нравилось болеть: морсик, жрачку в постель подносят, уносят; горшок и то рядом расположился; родным-близким от тебя ничего не надо, только вьются вокруг со своими услугами; ты же Вальтер Скотта почитываешь. Принял я еще немного комплексного снадобья и разморился окончательно, потом задремал. В дреме я будто бы по-прежнему на своем диване, но диван мало-помалу превращается в операционный стол, а сверху разгорается свет. Откуда ни возьмись доктор, хочет меня оперировать. Из-под шапочки и над повязкой только два глаза-буравчика виднеются и нос. Последняя деталька не просто сидит на лице, а еще и вытягивается в мою сторону, на конце становится твердой, металлической, как и полагается медицинскому инструменту. Кстати, в охватившем меня сне я отношусь к докторскому носу с пониманием. А может, товарищ – потомственный хирург? Куда больше беспокоит, что он там собирается ковырять? В качестве ответа металл ныряет в мой нос, потом опускается в глотку, добирается чуть ли не до желудка. Там из докторского носа что-то высмаркивается. И я сразу чувствую тяжесть под ложечкой. Сон заканчивается, возвращаюсь в явь. Батюшки – на часах уже семнадцать часов следующего вечера. Получается, что я почти сутки проспал! Да и в желудке нехорошо. Хотя чего там может быть хорошего? Однако, есть и плюсы, за время лежки и спячки голова облегчилась, организм мой остыл, и уши, как новые трубы. Я шлепанцы с дивана спустил, а рядом с моим лежачим местом нашелся новый повод для огорчения, еще одна подозрительная лужица с каким-то утробным запашком – если точнее с запахом гнилых белков. Я, спотыкаясь, будто богатырский конь, направился к "Секстиуму". Вот единственное, что мне не изменит, когда успокоит, а когда и силенок подбросит. Но железная уверенность в "докторе Хантере" рухнула, нанеся душевную травму, едва я оказался в виртуальных джунглях. Что-то двинулось из меня наружу, так сказать, чтобы поздороваться. И я, метнувшись в ванную комнатку, как лев за антилопой, стравил там харчи в раковину. По завершению процедуры, ноги у меня, как у плюшевого мишки стали, и я ударил туловищем пол. Упал и остался лежать. На кафеле вскоре стало холодно. С натужным кряхтением я выполз из ванной комнаты. Только на теплом ковре в гостиной (она же еще кабинет и спальня) немного в себя пришел. В себя пришел, встал, попил пивка для дезинфекции и почувствовал, что жизненные силы ко мне возвращаются. Любое полное сил тело, не евшее сутки, требует еды. Я налопался макарон, задабривая живот; и наконец, мораль моя настолько окрепла, что я пошел в ванную комнатку прибраться. А там подарок, оказалось, меня поджидает, рассчитанный на особое чувство прекрасного. В раковине, той самой, куда я бле.., пардон, стравил, червячки резвились, толстенькие, как те самые макароны, но вдобавок с заметным сосательным отверстием с одного конца и какими-то иголочками и крючками на другом. Это откуда они? Это из меня что ли?! Некоторые червяки-активисты уже просыпались на пол и неторопливо расползались кто куда. Один червячок решил познакомиться поближе. Присосавшись и изогнувшись, он стал процарапывать своими крючками носок моего тапка. Я попытался отшвырнуть малолетку, мол, знай свое место, щенок; но тут же пришлось разочароваться в проявленной грубости. Большой палец ноги обожгло, ошпарило и дернуло. Током, что ли, шарахнуло? Или еще чем? Я скинул тапок вместе с червяком. Палец уже опух и покраснел, а в нем застряла одна из иголок. Поскорее ее вытащил и залил пострадавший член йодом. Малыши, оказывается, опасны и способны на многое – снимаю шляпу перед мастерством природы. Однако, внимание приковалось к тому, что шкафчик в ванной комнате они весь источили (я ж на нем столько месяцев проверял свое плотницкое мастерство), еще и пасту зубную слопали, шампунь и то сметали. Вот этого уже простить нельзя! Даже природе. Милая компания, тем временем, десантировалась почти в полном составе из раковины и уже явно тяготилась тесноватой ванной. Смышленые малыши стремились на просторы моей квартирки. Стало обидно, что кто-то сейчас будет комиссарить на такой скромной жилплощади. Я, между прочим, порядок люблю, никогда на паркет не сплевываю и хабарики к потолку не приклеиваю, хотя и умею. Да и лишних вещей, продуктов что-то у себя не замечал. Могу я намечающееся веселое пиршество позволить, не умаляя своего человеческого достоинства? Был бы я без достоинства, йог какой-нибудь, нолик, который умалить нельзя, то смотрел бы сейчас на живые сосиски ласковым взором. Но от йоговских упражнений и припевок у меня всегда начиналось сильное зевание. И кинулся я защищать свою честь, достоинство и имущество, применяя разнообразное оружие. Испробовал я для борьбы с гаденышами бесполезную швабру (присоски у них будь здоров) и никчемную табуретку (в момент битья они как заклепки). Потом сгонял на кухню за особой заначкой для зимы – бутылью спирта. Вернулся в ванную, суровый, как Снегурочка, и расплескал зимнюю радость, зажав до обеззвучивания крик: "Подавитесь, падлы". Червячки мои, конечно, оживились, давай слизывать, думали, что угостились на очередную халяву. И тут я, неумолимый, как Молох, температурку им добавил, бросил спичку слегка дрогнувшей рукой. До безумия было еще далеко, я вроде осмысленно понадеялся на прочность кафеля и гидроизоляции в ванной комнате. Кое-кто из моих маленьких друзей пытался покинуть мероприятие типа "ауто-да-фе", большинство же, наоборот, давай сползаться в прочный комок. Те мерзавчики, что на поверхности этого кома оказались, спеклись в итоге в корочку. Однако, когда пожар закончился и корочка лопнула, показалась живая-здоровая начинка из их товарищей. А вот моя ванная комната, некогда гвоздь программы, пропала и сгинула; одна вонь и копоть в виде положительного сальдо. Я, наверное, только после этого завелся по-настоящему. Надел кованные ботинки, напялил шерстяные перчатки, на них резиновые рукавицы, оставшиеся с тех времен, когда я работал говночистом-сантехником, подхватил гирю-двухпудовку, ее тоже тряпкой обмотал. Получилась палица, вроде той, что была у любого уважающего себя былинного деятеля. Ею стал я крошить врагов, добивая заодно остатки кафеля, сотрясая здание до самого фундамента. Правда, было одно "но": малыши бодро, как мячики, отпрыгивали всегда от моей дубины в нужную сторону. Наконец я случайно расколошматил раковину. Но психоз еще не прошел, не кончилась заводка. Я подхватил стальной прут и снова вышел на поле брани и срани. Однако "макаронам" я уже надоел, так что они и скрылись через сток. Матч завершился в чужую пользу. Стою я перед ванной комнатой, уничтоженной моими собственными усилиями, и страдаю. Страдаю как-то философски. Почему животные в моей жизни, вначале в виде персонажей "доктора Хантера", а потом и наяву, играют такую роль? Достоевский и Толстой никогда не взялись бы писать о зверях, для них это было бы низменно и мелко. Где тут вопросы нравственности, где клубок человеческих взаимоотношений, где основа духовного возрождения – спросили бы они и, не получив ответа, ушли бы, монотонно гудя: "Суди его Бог". Однако же, господа хорошие – заметил бы я им вслед – есть вещи, от которых побледнеют ваши Безуховы и Карамазовы. Давайте сравним поведение червяг и некоторых наших сограждан. Если не станем зажмуриваться, найдем так много схожего. Просто биологическое у одних становится психическим у других. Вот сегодня, не спрашивая согласия, в моем теле было проведено паразитическое мероприятие. Какие-то животные воспользовались моим многострадальным организмом, чтобы обстряпать свои делишки. А разве мало встречалось граждан, которые занимались тем же самым, аналогично задурманив мою голову. Или еще. Любая банда ведет себя в критической ситуации подобно сегодняшним червякам, крайних отдает "огню", а в середке остается цела и невредима. Ой, изыди философия. Какая тут может быть философия. Меня не беспокоит Weltschmerz <$F нем. мировая скорбь>. Меня мучает примитивный страх и незаслуженная боль в пальце ноги. Сегодня из меня вылезли червяки, а еще скорее личинки, которые созрели в моем теплом брюхе, после того как самка, тот самый доктор из сна, отложила в него яички. Или ооцисты там какие-нибудь. Я хватаюсь за живот, прощупываю и пальпирую, не шевелится ли кто еще. Ведь там, чего доброго, осталось кое-что похлеще, чем скромняга бычий цепень или семейство аскаридок. Я, качаясь как дредноут, плыву по квартире и доплываю до шкафа с алкоголем. Лимонная настойка всегда помогала – очень хорошо действовала, и когда рухнула моя литературная карьера, и когда от меня срулила жена. И сейчас должна. А что, страх я немного растворил. Я даже почувствовал, что у червячков царит заединщина и никто из всей шатии-братии не задержался в моем нутре до лучших времен. Итак, стою я посреди комнаты, как ежик, которого вывернули наизнанку и снова вернули в исходное состояние. Пар постепенно из меня выходит, я начинаю расслабляться, но блаженства так и не удалось достигнуть. Звоночек от Нины случился. Она интересовалась мной, очень интересовалась. Пожалуй, впервые я ощущал столь животрепещущий интерес к своей персоне со стороны дамы. Нине что-то было от меня надо. А мне на сей момент от нее ничего. Я посоветовал поразвлекаться без моего участия, посмотреть телевизор, скушать ведро клубники, которой ей маманя из загородного садоводства прислала… Однако, Нина явно домогалась моего общества. Я, конечно же, уловил, что за этим скрывается. У Нинки явно какой-то кавалер сорвался с крючка, вот она и хочет в порядке компенсации немедленно зацепить другую рыбку. Но то, что "примитивом" меня посчитала – тоже помню, обиду взлелеял. Я вообще злопамятный. Поэтому объясняю звонящей даме: не таков Гвидонов, чтоб бежать, придерживая подтяжки, по первому свистку. Плавное Нинино витийство оборвалось, а в моем ухе громыхнуло так, будто она растоптала телефонный аппарат солдатскими сапогами и запустила телефонную трубу в стену со скоростью пушечного ядра. Я уж думал, обида навек. Ан нет. Через полчаса она уже маячила в моих дверях. Истеричку видно по быстроте полета. Впустить я ее впустил, но посоветовал в ванную лишний раз не хаживать. А на хрена ей эта ванная, она устраивается на кушетке и начинает в стиле плохой телепередачи лопотать про всякие ужасы. Едва, дескать, она погасит свет и захочет дрыхнуть, как кто-то начинает с шипением стаскивать с нее одеяло и трогать ее тело белое в разных интимных местах короткопалой скользкой лапкой. Этот рассказ меня совсем не убедил: просто массовая истерия отразилась в ее сильно восприимчивой голове. Надо еще и добавить невроз на сексуальной почве. Ей еще много чего будет чудиться и мерещиться. Нина продолжает балабонить, а я, особенно не обращая на нее внимания, подсел к своему "Секстиуму". Шлем для трехмерности, правда, не стал надевать. Натянул только перчатки с позиционными датчиками, чтобы виртуальным оружием на экране управлять. Шпок, шпок. А удовольствия мало. Я ввел в игру персонажи типа "Ужас-2", которые ближе всего напоминали червягу из подвала. Эти гады прыгали с дерева на дерево, метали в меня хобот с шипом, пытали порезать руками-ножами и ухватить крюками-челюстями. И еще дал им возможность пыхкать огнем. Сам я увиливал и разносил гадов в клочья из помпового ружья. Потом что-то дернуло меня перенести место действия в дом, в квартиру. Причем, в свою квартиру, которую я быстро отобразил в компьютере. Монстры стали выскакивать из-под пола, из-за шкафов и батарей. Я от битвы аж вспотел. Но захотелось еще большего кайфа добиться. Есть в "докторе Хантере" такой режим: ПОСМОТРИ НА СЕБЯ ГЛАЗАМИ ЗВЕРЯ. Чтобы им воспользоваться, надо несколько команд ввести. Object Uzhas-2 from library Monster Module SENCES Sub EYESIGHT Sub RANGE OF VISION Put SPHERICAL auto Пару минут потратил и с помощью "Секстиума" увидел себя так сказать со стороны. Я сидел в пузыре, такой некрасивый, расплющенный словно камбала: живот синеватый, трупный, и багровая спина, на сторону свернут пятачок незначительного лица, на шее и висках алые пятна. Вот туда лучше засадить стержень. Я (то есть кибермонстр) выбрал наилучшую позицию для атаки. И при том я (как монстр) оказался под платяным шкафом. Ну, сейчас как запистоню стержнем… И тут раздается крик-ор – и вовсе не из саунд-бластеров компьютера. Я (уже как человек) скосил глаза – это Нина портит тишину, подвижный рот словно отделен от застывшего лица. Я догадываюсь, что дамочке крупно не понравилось что-то, расположившееся за моей спиной. А за моей спиной тот самый платяной шкаф. Все совпадает! Ну, ешь, падло ползучее! В падении разворачиваюсь, занимаю огневой рубеж на полу и бабахаю из револьвера. Какое счастье, что вчера мне было лень снять с себя кобуру с оружием. Ах, как я тебе благодарен, моя вечная лень… Если я и попал в червягу, то сильно ему не навредил. Надо мной просвистел стержень и раздолбал какое-то стекло. Вот он, метатель из-под шкафа выбрался до талии – хотя это понятие в данном случае растяжимое. Все у него шевелится, все ходит ходуном. Что такое, нашему гостю нехорошо? Соединяю куски обзора в целостную картину – хобот пробил мой "Секстиум-600" и углубился во внутренности машины. Похоже, коротнуло. Теперь уже мне нехорошо. Червяга взвизгнул почище вопленницы Нины и прыгнул к компьютеру, желая помочь своему хоботу. На бреющем полете он обдал меня ветерком. Спешка, конечно, и нервный узел поврежден, поэтому гость и влепился прямо в мой "Секстиум". А я еще кинул вслед червяге "коктейль Молотова", то есть бутылку колы. Компьютер, обжигая мне сердце, полыхнул; чудище, вломившееся прямо в него, сильно застрекотало – это конвульсивно бились друг о друга панцирные кольца. Я кинулся на кухню, где готовилась яичница для Нины, и схватив раскаленную сковородку, вернулся добивать ей червягу. Но вот, как будто кончено. Сцена экзекуции увенчалась запахом сгоревших протеинов и еще чего-то неаппетитного. Приговор привелся в исполнение как минимум неэкономно. Если на каждое вредное животное по компьютеру тратить, значит, на одну единственную казнь придется работать целый год. Я останки аппарата обесточил, стеная по утраченной радости, но подумал с нарастающим оптимизмом, что у меня теперь есть образец червяги. Впрочем затем мне показалось, что этот образец скорее напоминают кучу жареного дерьма. Вряд ли кто-нибудь захочет на нее смотреть – дадут мне под зад коленом, а вдогонку это дерьмо и запустят. Но, может, какого-нибудь вдумчивому биологу этих останков вполне достаточно? Так что это все-таки – дерьмо или образец? Короче, я это образцовое дерьмо сгреб и в большой термос положил – в тот, в котором ужин себе ношу. Можно сказать, любимую вещь не пожалел. Поставил его в холодильник, хотел было Нине массаж сделать, чтобы из оцепенения вышла, как звоночек в дверь случился. Теперь у меня уже ступор случился. Может, это очередной червяга? Может, монстры научились уже в дверь звонить? Я на негнущихся ногах поковылял к двери. Но за ней был всего лишь старикашка сосед. Шумы ему послышались, козлику. Не послышались, успокоил я его, наверное, это ваша задница так постарались. Сосед отправился внимать дальше "задним устам", а я стал думать, не шпион ли приходил. Но тут Нина помешала, она вышла из столбняка и стала крыть матом мою, как она выражалась, чертову берлогу. Ей было плевать на мою трагедию. Единственного ведь друга у меня не стало, аппарата "Секстиум-600" – самого дорогого, в прямом и переносном смысле. Я даме в отместку предложил выпить рюмочку для упокоения да маршировать домой. Тут она не согласилась, стала берлогой обзывать свою хавиру, вцепилась в мою кушетку. Я, зажав уши, пытался обмозговать все в целом. Похоже, матка явилась проведать своих личиночек и решила примерно наказать меня за отсутствие заботы. Надеюсь, что хоть папа этих червяков сюда не явится… А Нина-то задержалась у меня. И, наверное, была права. Потому что, наверняка, у нее в квартире червяги, а то и целый биоценоз (вирусы, гады, личинки). Дамочка, слегка разрумянившись, призналась, что перед тем, как задать стрекача ко мне, харчи стравила. Этот неаппетитный факт мне кое о чем говорит. Квартирка у меня однокомнатная, да еще разгромленная местами. Нине я предложил дрыхнуть на кушетке, сам расположился в кресле. Как породистый англичанин прикрылся пледом, заснул. А во сне, ну что за напасть, очередной кошмар стал меня давить. Будто я в могиле, а сверху на меня плиту кладут. Из последних сил проснулся. И вижу, что дислокация изменилась. Я по прежнему в кресле, а вот Нины на кушетке нет. Нина расположилась на мне. Ей так, наверное, спокойнее. – Ты как-то на роль одеяла не годишься. Пуха мало, – говорю ей. – Страшно там. – и челюсть дрожит. – Я тебя сейчас тоже не защита, больно спать хочется. Кроме того, ты ж меня всего раздавила. Чай не кукла Барби. Сколько ты, кстати, весишь? На этот вопрос Нина не дала ответ. Но, чтоб мне спать больше не хотелось, она кое-куда свою руку просунула, кое-что у меня схватила, сжала, дернула и…. Да, в целом Нина меня никогда не привлекала. Не дурнушка, конечно, все при всем, но какая-то жесткость и принципиальность в ней всегда чувствовалась. Дескать, если трахаться, так с перспективным ученым, со значительным человеком, с интересным собеседником. А я ни то, ни другое, ни третье. Поэтому и захотел ее с себя сейчас согнать. Но не получилось. Нина всегда была хорошей лаборанткой, ассистенткой, секретаршей, все делала четко и правильно. Вот и нынче у нее это самое дело заладилось. В целом она меня не привлекала, а в частности вполне привлекла. Разогрела меня, расстегнула, и давай орудовать. Сама попрыгала, меня скоренько разрядила и, и еще сказала ехидно: – Ну ты совратитель, Сашка. Теперь я – твоя и ты должен мое тело охранять. "Дешевое повидло, – подумал я. – Если бы тут батальон был, ты его тоже подобным манером поставила бы под свое командование. Зря я поддался." Но утро наступает, весеннее солнышко сквозь немытые ставни подмазывает розовым фигуру дамочки, потягивающейся и поглаживающей свои "дыньки". Нет, не зря, не зря. Я, как честный кавалер, обязан-таки некоторое время еще танцевать вокруг Нины. Первое па – доставка беглянки домой. Не на мерседесе, а на трамвае. Хоть это утешает. Потом отвезу остатки червяги в свой технопарк – чтобы наконец ученые их досмотрели и об этом деле растрезвонили по всему свету… Дверь Нининой квартиры как будто и не запиралась, слегка даже приоткрыта. Еще, конечно, нет повода для мандража и напряженки. Просто Нина так торопилась вчера, поспешно уносила попку, что забыла повернуть ключ. Входим мы в квартиру, а в гостиной встречаем тело, беспросветно лежачее. На полу расположился крутой мужчина, мало похожий на живого. На зеленоватом его лице недельная щетина, в одной руке черенок ножа, а лезвие, отколотое неведомой силой, валяется неподалеку. Вдобавок на полу кое-что похожее на камушки, хотя я не побоялся бы это назвать осколками панцирных колец. Нина тут же забилась в стенку и запищала. Я ее вытолкнул на лестничную площадку и, вернувшись, перекатил мужика на спину, после чего зажмурился. Как тут не зажмуриться. В груди дыра с обугленными краями – похоже, что ее проделал тысячевольтный электрический разряд. А сейчас из дыра ползла обильная пена. Причем из лопающихся пузырьков появлялись на свет червячки; кстати, покороче и потоньше, чем те, которые барахтались в моей раковине. Вместо крючочков и иголочек – один хоботок-стилетик, причем на том же конце, что и сосательно-ротовое отверстие. Личинки выползали из человека, в котором устроили стол, дом и ванну с пеной. Я дал задний ход. Эти червячки потоньше, те прежние – потолще. В любом случае – это отпрыски больших червяг. Судя по одежке и тому подобному, матка здесь укокошила не Нинкиного ухажера, а вора невысокого пошиба или даже бомжа. Человек заглянул, так сказать, на огонек, тут червяга, наверное, его и завалил. Быстро возникло желание – выйти вон, шмыгнуть мимо Нины и на улицу. Надоело чужими хлопотами жить. Но вместо этого я снял телефонную трубку и стал звонить в милицию. Чем-то это закончится? Приедет какой-нибудь очередной Белорыбов, и поковыряв задумчиво в носу, скажет, что это я убил бомжару – из-за ревности, после того как распили на троих. Паяльной лампой. Ну, а личинки – это от мух и грязи. Голос мой звучал по телефону достаточно невнятно, но только я заикнулся про червяков, как сразу произошло автоматическое переключение линии. И уже не ментовская сиплая барышня, а роботесса нежным сопрано стала выведывать у меня адрес. Через десять минут прибыла команда – люди, похожие на ментов, как Печорин на Грушницкого. У всех интересный прикид: толстые черные фартуки, резиновые сапоги и перчатки. Старший группы, с прохладцей глянув на труп, механическим голосом поспрашивал про обстоятельства и даже не предложил мне проехаться вместе с ним для выяснения личности. Раз их личность моя не интересует, то это точно не менты. Фартучники попрыскали для начала ароматным аэрозолем, как будто пришли в уборную, потом запихнули мертвеца в прорезиненный прометаллизированный мешок. Нескольких вертлявых червячков, улепетнувших от затаривания, эти мужики полили едкой жидкостью, затем подцепили совками-ловушками и отправили вслед за остальным. Последний костюм покойного был на молнии, которую спешно застегнули, и с клапаном. К клапану подсоединили баллон с красочным черепом и начали что-то перекачивать, после чего мешок раздулся и стал пузырем. Пузырь унесли, осколки панцирных колец втянули пылесосом. Закончив дела, захотел попрощаться и старший группы. Не пускаясь в предупреждения и объяснения, посоветовал помыть пол хлоркой и, распахнув окна, пойти прогуляться часа на три. Опомнившаяся под занавес Нина еще пыталась очаровать главного фартучника и выяснить: останься она дома, с ней бы тоже самое? Командир группы, очарованный не больше, чем "каменный гость", продавил сквозь сжатые зубы, что "гнездо" чаще всего устраивают в живом, а не в трупном "материале", поэтому, кто не любит выяснять отношения и мериться силой, скорее всего останется в списках живущих. "Каменный гость" уже движется к выходу, а я еще посылаю вдогонку: – Каков класс, отряд, вид этих паразитов? Где можно про них прочитать? Мы же граждане цивилизованной страны. Или это не паразиты? – Паразиты, паразиты, не хуже нас, – успокаивает "каменный гость", не оборачивая головы. И хлопает дверью. А потом я елозил тряпкой по полу, все лишнее смывал. Только ее квартирка заблестела, Нина сразу повеселела. В самом деле, чего печалиться, как спивали гарны хлопцы, уся жизнь упереди. Кто-то кого-то зачем-то угрохал, а ей мокрую приборку сделали и даже стереоскопический телек целехонек стоит. Нинка, наверное, прикидывала, что я поторчу у нее недельку, с преданностью в башке, с револьвером в руке. Потом страх у нее улетучится, она мне под зад коленкой, как примитиву, а на мое место перспективный аспирант въедет. Распахнул я окна, из дома дамочку вывел, показал на ближайшую киношку, дескать, иди развлекайся. – Сашка, ты чего задумал? – скрывая заинтересованность, стала прощупывать она. – Задумывать – это мне не свойственно, излишек мыслей в моей голове не задерживается. Я домой, у меня там образец. Да и отдохнуть пора. – Со мной отдохнешь, Сашуля. Елейный такой голос, мягкий, вкрадчивый, многообещающий. Носок туфли по тротуару елозит. – Теперь хочу сам с собой. Кстати, вспоминаешь ли ты иногда тех, кто тебе уже бесполезен? Что у Файнберга не все в порядке, тебе хорошо известно, в отличие от его родных и близких. Могла бы и весточку дать, или, например, "кадиш" <$F поминальная молитва в иудаизме> заказать. При слове "кадиш" она, не забыв, как держать фасон, фыркнула, словно лошадь, и я увидел ее спину. А также ножки, которые у нее ничего. С ними хочется дружить. Плюс надо учесть глаза-черносливы, рот-компот, попку-булочку, уши-оладушки, живот для плохой еды поворот, и так далее, как описал бы мой знакомый повар. Но все равно, некоторые параметры подкачали, и вообще, до Нины ли сейчас. Явился я домой. Залез в холодильник. А останков червяги нет! Замок у меня на входных дверях хилый, английский, его и шпилькой открыть можно, когда ключа нет. Чего уж обижаться на взломщиков. Но что вот термос сперли – это меня особенно взбесило. Раз так, явлюсь-ка я в свое охранное бюро, к шефу Пузыреву. Ведь, кажется, дозрел я до скандала, мнения меня распирают, еще немного и начну орать на улице… – Ну, какие неприятности на этот раз принес, ходячая ты проблема? – поприветствовал шеф. – Хорошо хоть не лежачая… Послушайте, идет война. Это червяги ученых прикончили. Они на нашу цивилизацию напали, а мы в ус не дуем. Они, может, скоро всех животных на нас повернут. Наверное, и у них там Чингисхан какой-нибудь есть, сейчас собирает всех кусачих и плевачих тварей в большой поход. – Давай-ка конкретнее, – сказал шеф. – Этой ночью я слышал по радио милицейские переговоры. Я не больной – можно сказать, при мне монстры-червяги убили девять омоновцев. Дискету с записью переговоров на следующий день у меня спиздили, пока я домой ехал. А дома червяга-матка во мне личинок отложила, затем явилась с проверкой. Ее останки у меня вместе с термосом умыкнули прямо из холодильника. В Нинкиной квартире труп лежал, которым личинки откармливались. Так и труп, и личинок какие-то фартучники увезли. Кому-то нравится, что монстры нас втихую гондошат. В награду за хорошее поведение будет нам резиновый мешок, в виде особого поощрения попадем в холодильник. Я говорил час, не умолкая; убедительный, как индеец, исполняющий боевой танец. Я описал все в живописных подробностях, смачно, как Рубенс, однако, обобщая и выходя на ужасающие перспективы. – Ладно, ты собрался в этой заднице затычкой быть, а чего ты от меня-то хочешь? – наконец перебил Пузырев. В период расцвета моего ораторского искусства он или звонил по телефону, или изучал газеты, или зевал. – Ты бы лучше сходил, подстригся, вон какой чертополох на голове. У нас и так неприятностей хватает, а тут еще твой внешний вид. Я попробовал сменить тактику. – Товарищ капитан, разве я чего-то хочу? Я просто озвучиваю своей глоткой ваш внутренний голос. Я уверен, то, что случилось, только разминка, стадия первая. Сожрали пару бомжей, поразмножались, попортили аппаратуру там, где много щелей и двери хиленькие. Однако у неприятеля не только численность растет, но и способности день ото дня увеличиваются, в отличие от нас. – Это все бездоказательно, одни вопли. – скучным голосом стал усмирять Пузырев. – Ну, закончил страстную речь номер один? – Вещдоки сгребаются подчистую людьми из какой-то организации. Людьми в фартуках. Может они из контрразведки. Или еще откуда. Я видел физиономию приехавшего за личинками, на ней все написано. Какая-то жлобская контора только наблюдает и собирает, только ворует и отнимает. И ничего не предпринимает. Вся ситуевина ее вполне устраивает. – Ну, допустим. Если так, значит, умные люди, столь непохожие на нас, накопят сведения, покумекают и выложат народу необходимую правду. А пока не торопятся, чтоб пресса не бесилась, не нагнетала, – вид у Пузырева был по прежнему откровенно незаинтересованный. – Но почему правда опаздывает, хотя с "трупным материалом" дефицита нет, и разбой в технопарке продолжается? Вы не интересовались, что творится в схожих заведениях? Может, кое-кому слишком надоели приличные самостоятельные люди? Пузырев по-прежнему реагировал вяло: – Не расстраивайся, мы с тобой, братец, неприличные люди. Ты на меня не смотри – я тоже сторож у крыльца, хоть завтра наймусь огурцы охранять вместо приборов. Ты мне предлагаешь вопить: "Пусть сильнее грянет буря" и выпускать дым из порток. Но мы же не артисты какие-нибудь, не телевизионные комментаторы. Мы делаем только то, что велят, а потом становимся в очередь к кассе, где дают деньги. Ты знаешь, почему правление технопарка до сих пор не разорвала с нами контракт? Потому что мы выполняем все условия этого контракта. Благодаря нам в комплекс технопарка не должны попасть преступники. Преступники homo sapiens, а не какие-нибудь там мышки-норушки, лягушки-квакушки и прочие гады. Про всяких червяг в контракте ни полслова. Понимаешь, Саша, мы контракт читаем, а не сказки. – Понимаю. Значит, если в контракте не полслова, то монстры могут гадить нам на голову? – Могут. А ты можешь поставить на голову горшок – но уже совершенно частным образом. Я закрыл дверь кабинета с другой стороны и сел на трамвай, везущий домой. Жалко, что приличные люди думают только о себе и никогда не сбиваются в кодлы и мафии. Несколько часов после такой беседы я был даже не против, чтоб кто-нибудь меня скушал. Пусть хоть кому-то будет прок… Мой ночной сон был разрублен пополам звонком в дверь. Уж такого наглого звонка долго не забуду. Я натянул рубаху на тридцать процентов, носки на пятьдесят, штаны на десять – это рефлексы сработали – потом с револьвером стал подкрадываться к двери. Из-за нее послышался голос Пузырева. – Все дрыхнешь. Тут такое творится, а он дрыхнет, подлец. Едва я дверь распахнул, он меня схватил за руку и потащил вниз по лестнице. Затем втолкнул в свой "опель", прыг за руль и газанул. На заднем сидении были люди, представавшие в виде мрачных квадратных силуэтов. Да еще за нами катилось "Вольво". Не сказал бы, чтобы это не напрягало. – Что, струхнул, Александр? Не бзди раньше времени. – Пузырев матюкнулся и закурил дешевую сигарету. Кто-то с заднего сидения спросил: – Так это, значит, ваш провидец? – Это наш олух. – отозвался Пузырев. – Который умеет вляпаться в любое дерьмо. И этим он ценен. – Вы бы хоть подсказали, чего вам не спится, – буркнул я. – Тебя было надо найти. Работа есть. Можно сказать, руководящая. – По ночам только вампиры работают. – недоброжелательно заметил я. – Если будешь кривляться, уволю. Не когда-нибудь, а завтра пойдешь сторожить сортиры, – изуверским тоном предупредил Пузырев. – О, это совсем другой разговор. Охотно поруковожу. Лет сто никем не командовал. – Сейчас примеришь кепку Мономаха. Правление технопарка и тебя произвело в консультанты. Так что ходи с козырей. Мы подъехали к комплексу технопарка. На площадке возле главного входа стояло немало машин, в том числе милицейские, скорая помощь. Сновали люди. Мы вышли из "опеля", прошли в корпус – я с Пузыревым впереди, сзади какая-то шобла – и уже в холле бросились в глаза следы разбоя. На полу стояли лужи с гнусным запахом. Там и сям валялись пластиковые мешки, набитые свежим мусором. Кругом мокрые следы грязных ботинок. Запашок какой-то едкой химии. В корпусе явно провели дегазацию и дезинфекцию. – Твои червяги или кто они там сегодня сильно позабавились. Ущерба на несколько миллионов. – сказал Пузырев, закуривая очередную дерьмовую сигарету. – Петьку Ромишевского сожрали. Но камеры наблюдения дали лишь несколько нечетких кадров. Так что фотовыставку не устроишь. Как я выяснил из его рассказа и показа, неуловимые гады в нашем технопарке сегодня ночью перепортили все ценное. И особенно, кстати, то, что может применятся в борьбе с вредными животными. На нашего охранника Петю напали, когда он пошел облегчиться в туалет. Голова сожжена, внутренности выедены. Гады пошуровали в лабораториях, где разрабатываются "глаза" и "уши", всякие там тепловизоры, эхолокаторы, электрорецепторы, оптические сканеры. В том числе миниаппараты, имплантируемые в человека. Монстры расколошматили микрочипы, которые способны были ускорить реакцию человеческого мозга и выращивать новую нервную ткань. Уничтожили летучих миникиберов типа "сова", которых готовили на борьбу с мелкими вредителями. Разбили реакторы с нанороботами, что были предназначены для борьбы с посторонними факторами в теле человека. Пожалуй, после ликвидации Файнберга, Веселкина и Водоводова, червяги сделали следующий важный шаг по по подрыву оборонного потенциала всего человечества. Мы вошли в кабинет генерального менеджера. Люди расселись возле овального ствола. Меня Пузырев поставил возле здоровенного плоского экрана с трехмерным планом здания, на котором пришлось с ходу делать наброски с помощью виртуального карандашика. Собравшимся руководителям технопарка было далеко до Гиреева. Ни экспансии, ни мощи. Они долго и старательно прятали голову в песок и надеялись, что пронесет. Не пронесло. Сейчас их загнали в угол и только теперь они решили показать зубы. Я разместил на плане здания все, что всплыло на поверхность разжиженного сном ума-разума. Указал, где надо бронировать двери и где ставить замки на люки мусоропроводов. Отметил, где нужно смонтировать крепкие решетки на выходах и отводах вентиляционных шахт. Подчеркнул, где есть трещины в подвалах, которые лучше бы зацементировать, и где стоит по-быстрому вычерпать воду. Поставил крестики там, где накопился всякий хлам, шматье и прочая параша, в которой могут скрываться червяги и произрастать их личинки. Нарисовал два сплошных периметра видеокамер и детекторов – лазерных, акустических, термальных, электрочувствительных – по прилежащей территории и по подвальным помещениям. Ну и все такое. После моего изложения господа заволновались. Но эти люди были типичными буржуйчиками. Ни воображения, ни инстинкта самосохранения, ни душевных сил. Скорее всего, они думали сейчас, как им показать зубы наиболее экономичным образом. – А ты знаешь, артист, – приподнялся Пузырев, которому что-то старательно нашептывал на ухо генеральный менеджер, – какой золотой дождик потребует "все такое"? – Во-первых, деньги не ваши, а вот этих типов, скупиться не стоит. Во-вторых, мне кажется, что я продолжаю спать. Утром обязательно буду искать толкование по соннику. Конечно, это сон, причем плохой. Я вижу в этом сне, как людям вставляют в голую задницу длинный болт и вместо того, чтобы купить трусы, они думают, сколько это будет стоить. Последними словами я, кажется, слегка убедил правление в необходимости обороны. Большинство закивало, показывая согласие. И тогда я попытался убедить их в необходимости наступления. – А теперь вы подумайте о том, кто заказал всю эту музыку? Если червяги появляются, значит, это кому-нибудь надо. Мы можем сколько угодно разыгрывать тут Брестскую крепость, но победить врага можно только в его собственном логове. Вы подумайте, господа дорогие, кому вы могли перебежать дорогу своими смелыми разработками? Вот туда и надо бросать бомбу. В противном случае каждый из нас скоро получит червягу себе на закорки. Тут от возмущения поднялся один биологический доктор с бородавкой на носу. – Молодой человек не понимает, что несет. Мы, конечно, не имеем ни одного целого образца так называемого червяги, но по тем… испражнениям, которые у нас уже есть… конечно, фрагменты ДНК не дают полной картины, но, насколько можно судить, мы имеем дело с мутантом паразитических червей типа немательминты. Всем известно, что в организмах насекомых и ракообразных, где развиваются немательминты, концентрации мутагенных и гормоноподобных веществ сейчас выше всяких пределов. Мы столкнулись с сюрпризом природы, вполне впрочем вероятным. Не надо тут внушать мысли о каких-то заговорах. – Хорошо, будем считать, что это червяк-переросток прожигает дырки размером с кулак и пробивает головы словно копьем. Все чудесно, вас это вполне устраивает. Я подозреваю, что вы не удивитесь, если за вашей женой начнет ухлестывать глист с усами. После этого меня вывели под белы руки. Дело в том, что жена доктора была любовницей генерального менеджера, обладающего роскошной растительностью под носом.

НАЗАД | INDEX | ВПЕРЕД