Тимоти Пол, которому в следующую среду исполнится четырнадцать лет, и доктор Уэллес, психолог-психиатр, были на пути в почтовое отделение.
Тим сгорал от возбуждения, но не говорил ни слова. Уэллес, молча наблюдающий за ним, знал почему. Одно слово от любого из них и польются потоки речи, которые были невозможны на людях. Итак, они шли за первыми ответами на объявление, которое они поместили в газетах и журналах, распространяющихся в стране.
Объявление было составлено самим Тимом и он очень гордился этим. Ему очень не терпелось найти других, похожих на него детей… если они существовали, так как был повод надеяться. Уэллес намеревался воспользоваться другими средствами и в течение недели ждал своего первого отчета от детективной конторы, прослеживающей всех детей родителей, умерших после атомного взрыва в 1958 году.
– Сироты, р.ок.59, коэффициент умственного развития, три звездочки плюс, – гласило объявление.
– Мы получим все виды сумасшедших ответов, – сказал Тим, – но я хочу, чтобы оно было достаточно понятным и его нельзя было пропустить.
– Мы можем отсортировать их, – ответил Уэллес. – Мы можем продавать авторам галстуки по почте или что-то в этом роде. Мы можем объяснить все это, говоря, что я, как психолог, хотел посмотреть, какие ответы получило объявление с загадочной бессмыслицей.
– Р обозначает рожденные, ок – около, – объяснил Тим, указывая. – А 59 – это год, они все должны были родиться в 1959 году или очень близко к этому.
Остальное достаточно ясно; они все сироты и это делает броским первое слово.
– Да, – ответил Уэллес терпеливо.
– Я не имел в виду объяснение, – извинился Тим, смутившись. Извините меня, Питер. Это только из-за того, что я так привык, что люди никогда ничего не постигают сами.
– Это кажется почти слишком ясным, – сказал психолог. – Но мы увидим.
Ну что ж, в худшем случае, они получат ответы о сообразительных детях, и Тиму не будет ни какого вреда связаться с сообразительными детьми, даже если коэффициент умственного развития у них был в классе 150-200.
Питер Уэллес открыл ключом абонементный почтовый ящик и без слов начал делить семь писем, которые содержались в нем, одно для Тима и одно для него самого, одно для Тима и одно для него самого, таким образом нечетное письмо попало к мальчику. Питер быстро вышел из почтового отделения, и когда Тим, который шел медленно, изучая снаружи конверты, достиг улицы, он увидел, что доктор остановил такси.
– Сейчас нужна скорость, – заметил Уэллес.
Тим улыбнулся, не размыкая губ. Психолог видел, что у мальчика не хватало смелости разомкнуть губы, чтобы не выплеснулась неосторожная речь. Было всегда затруднительно помнить, что этому ребенку, чей интеллект превзошел интеллект высокообразованных взрослых, все еще было в эмоциональном отношении только около тринадцати лет.
– Подержи все, приятель, – ободряюще сказал Уэллес. – Это не будет долго сейчас.
Когда они добрались до конторы доктора, которая также была его домом, Тим выпрыгнул из такси и ворвался внутрь. К тому времени, когда туда вошел Питер, первое письмо было открыто и прочитано.
– Эта думает, что мы ищем детей-звезд для радио или кино, – сказал мальчик. – Но она не знает, почему сироты, говорит она, если только что-то не так в нашем предложении.
– Что мы ответим? – спросил Питер, вскрывая конверт.
– Скажем ей, что мы не хотим, чтобы родители ребенка получали какую-то часть жалованья ребенка, – сказал Тим. – Это, как нужно, успокоит ее. Каков твой первый захват?
– Считает, что это должна быть какая-то чепуха о сексе, потому что оно загадочно, – сказал Уэллес, бросая письмо в камин.
Тим не обратил внимания; он углубился во второе письмо, которое попало к нему.
– Это выглядит возможным! – воскликнул мальчик. – Оно непонятно… но…
– А в этом, – прервал Уэллес, – спрашивают, или мы предлагаем сирот для усыновления, или мы хотим сами усыновить ребенка. Это нехорошо. Но мы должны ответить. – Он вскрыл еще одно и воскликнул:
– Эй! Это закодировано!
Они прочитали его вместе и на мгновение отложили в сторону, к другому письму, которое казалось вероятным, но непонятным.
– Этот собирает странные объявления, так он говорит, – ответил Тим после просмотра своего третьего письма. – Может быть это и вероятно, но я так не думаю. Мы можем осторожно проследить за ним. И самое последнее из всего… ну! Это интересно, во всяком случае!
Он прочитал письмо вслух:
"Уважаемый сэр,
Мне показалось, что Ваше объявление заслуживает более широкой аудитории, поэтому я передаю его по моему коротко-волновому приемнику в течение часа через каждый час на этой неделе. Можно мне сказать, что я лично заинтересован в этом деле? Был бы Вам признателен за получение от Вас письма.
Джей Уортингтон"
– Думаю, что это он, – вскричал Тим. – То есть, если действительно еще есть такие, как я.
– Может быть. Мы должны придумать ему ответ; но он должен быть менее понятным, чем объявление, Тим. В действительности, нам бы лучше как-то ответить на все письма, просто на всякий случай.
– На все, но одно ты бросил в огонь, – сказал Тим. – Давай еще раз посмотрим закодированное письмо.
Они склонились над ним.
– Дверь-голова зуб-голова рука крюк-зуб дом-голова-рыба рыба бык-змей кулак-змей…
Тим начал хихикать. Во многих отношениях он был совсем обычным маленьким мальчиком.
– Рот-голова-рыба-знак-зуб дверь рыба-стойка бык-знак-вода рука-спина головы стрекало-верблюд стрекало-рыба-стрекало-рука.
– Что-нибудь еще?
– Ни слова, за исключением имени и адреса на конверте. Мари Хит девочка!
– Там без сомнения есть девочки тоже, – сказал Тим с подготовленной беспечностью, которая могла бы обмануть случайного наблюдателя. – Но почему она использовала эту бумагу? Она сложена как открытка. Разверни ее ровно Питер.
Уэллес развернул бумагу во всю ее величину.
– Здесь что-то неразборчиво написано карандашом. Какая-то закорючка. Нет, дай мне взглянуть получше… Тим, это иврит!
– Я не знаю иврит. А ты знаешь? Тогда я зайду в главную библиотеку прежде чем я пойду домой и транслитерирую ее. А сейчас непонятное письмо.
Тимоти медленно читал его вслух:
"Уважаемый номер ящика:
Бросается в глаза то, что это мой сигнал.
Но возможно Вы находитесь в темноте столько же, сколько и я, и может быть так лучше.
Б. Бэрк."
– Звучит обещающе, – сказал Уэллес.
Тим мгновение бормотал, а затем воскликнул: "Лучше в темноте!" и выбежал из комнаты. К тому времени, когда Питер Уэллес поднялся на ноги, раздался крик Тимоти, зовущий Уэллеса в свою собственную спальню, там был Тим, манящий к себе из платяного шкафа. Они закрылись в шкафу и в темноте смогли прочитать слова, тускло светящиеся между строками машинописи:
"Если в моей бутылочке была пища ускорения умственного развития, когда я была ребенком, это многое бы объяснило. Давали ли другим такую же еду? Я должна рискнуть, я должна узнать. Бет Бэрк."
– Еще одна девочка, – воскликнул Тим с торжеством. – Смотри, мы уже узнали о двоих и я не могу ждать, чтобы понять этот код. Если мы запишем слово иврита английскими буквами, это может нам помочь; в противном случае нам придется попросить кого-нибудь, кто знает язык.
– Тогда беги и позвони мне, когда у тебя будет что сказать.
– Не по телефону, – осторожно сказал Тим. – Я все же свяжусь.
– Не распространяй на меня все эти коды, приятель. Если это будет продолжаться, у нас будет куча проблем. Беги! Тебе придется хорошо побегать.
– Еще как придется! – согласился Тим. И он помчался.
Немного спустя он неистово звонил в дверной звонок Уэллеса.
– У меня получилось! Когда я открыл энциклопедию, чтобы транслитерировать буквы иврита, я нашел значение каждого знака. Смотри дверь – это далет, то есть д, а голова – это реш, то есть р…
Он написал это на отдельном листке бумаги.
– Ув с я род в… затем должны быть цифры. Буквы тоже имеют численное значение – 1-9-50-9. Это делает хороший код, так как гласные отсутствуют. Это означает: "Уважаемый сэр, я родился в 1959 году". А затем идет продолжение, рдтл мрл нс… Я не знаю, что это значит – атм днк… Это все.
– Родители умерли, и я также не узнал нс; может быть автор немного запутался. Числовыми значениями были бы 50-60. Конечно атм это атом, а затем идет КУР большими буквами. Что такое вш?
– Оставшись один, – сказал Тим уверенно.
– Мне кажется, что это также слишком легко, – беспокоился Уэллес. Но я предполагаю, что они не передали бы многое всякому, кто не знает о вундеркиндах. – Он затаил дыхание, но было поздно. Тимоти только усмехнулся.
– Значит так ты нас называешь?
– Не тебя, Тим. Остальных… ну, я ведь должен их как-то называть.
– Да? Я называю их "моими", я думаю. Я говорю себе: "Можем ли мы найти еще кого-нибудь из моих?" Но это глупо, тоже. Сейчас мы можем подобрать имена некоторым из них; но мы должны придумать подходящее имя для группы и пользоваться им, Питер. То есть, если мы когда-нибудь в действительности получим группу.
– Тимоти, уже почти настало время твоего ужина, – сказал Уэллес, как только часы пробили шесть раз, – Беги!
– Можно мне написать им ответы?
– Да, но не отправляй, пока я не посмотрю, – уступил доктор.
Написание ответов было самой восхитительной игрой, в которую Тим когда-либо играл. Подростки тринадцати-четырнадцати лет имеют очень мало тайн относительно своей входящей почты; все письма должны быть тщательно закодированы и, кроме этого, "скроены так, чтобы соответствовать" письму, на которое они отвечали. Тим работал, ссылаясь на "Назад к Мафусаилу" Шоу и на "Страну слепого" Уэллса.
Спустя два дня поступил первый перечень из детективной конторы, Уэллес поспешно отпустил больного и большими шагами направился в школу, где свои дни проводил Тимоти. Мисс Пейдж подняла бровь, когда Уэллес поманил к себе Тимоти из дверного проема, но кивком разрешила мальчику идти.
Уэллес торопливо довел мальчика до середины пустого коридора, где их нельзя было подслушать и мягко произнес.
– У меня есть перечень – в нем девятнадцать имен, это первая группа. Одна из них, девочка, находится в психиатрической больнице. Она, вероятно, совершенно здорова. Я должен немедленно к ней поехать.
– Должно быть она выдала себя и никто ей не поверил, – Тим был потрясен и огорчен. – Питер, ты сможешь ее вытащить, не так ли?
– Я не знаю. Она может быть ненормальной. И я не имею права вмешиваться. Но я сделаю, что смогу.
– Могу ли я сделать что-нибудь? Или ты просто хочешь, чтобы я знал, что ты уходишь?
– Тим, ты можешь усердно молиться. А вот тот список, который я получил. Составь письмо, которое мы можем послать всем им, если хочешь. Но не отправляй, пока я не вернусь.
Тим взглянул на список и широко улыбнулся.
– Здесь один из моих друзей по переписке, Джерард Чейз. Я думал, что некоторые из моих друзей по переписке могли бы принадлежать. Конечно я напишу ему. Послушай, могу я отправить всем моим друзьям по переписке экземпляр объявления, и просто сказать, что я его увидел, и не странно ли оно?
– Конечно. Начинай сразу с этого. И к тому же получи почту, если хочешь. Вот ключ от ящика.
Тимоти взял ключ и пошел обратно в свой восьмой класс.
Бедный ребенок, думал Уэллес, торопясь в аэропорт. Так или иначе он должен встретиться со всеми другими ребятами, не затягивая. Но не в этой поездке.
Психиатрическая больница была маленькой частной лечебницей, три часа лету самолетом. Вокруг нее был приятный парк, цветы, деревья. Заведующим был доктор Марк Фоксвелл. Не мог бы д-р Фоксвелл встретиться с д-ром Уэллесом? Конечно, сэр; сюда, пожалуйста.
– Да, Элси Ламбет – пациентка здесь, – сказал Фоксвелл. Он был крупным человеком, тяжелее Питера по меньшей мере на пятьдесят фунтов; возможно старше на пятнадцать лет. Он казался надежным, как скала, подумал Питер. И казался добрым; добрым и терпеливым. Хорошо!
– Дело в том, – сказал Уэллес, – что меня попросил друг – ну, можно было бы сказать, друг родителей Элси – Я объясню все это позднее, д-р Фоксвелл. Следует сказать, что у меня дружеский интерес к маленькой девочке, хотя до сегодняшнего утра я не знал о ее существовании. Мое удостоверение личности…
Фоксвелл бросил взгляд на врачебное удостоверение Уэллеса и кивнул.
– Слышал о Вас, – пробормотал он. – Что Вы хотите узнать? Или Вы хотите увидеть ребенка?
– Если возможно, я хочу услышать о ней все, – сказал Питер. – И я хочу увидеть ее, позднее, если можно. В обмен я могу рассказать Вам об очень интересном случае, доктор – о мальчике почти такого же возраста. У меня есть причина считать, что эти случаи могут быть связаны.
– Отлично! – сердечно сказал большой доктор. – Случай Элси приводит в замешательство, и это так. Ничего мне не хотелось бы больше, чем прояснить ее случай. Целый город знает об этом все; Вам также можно откровенно рассказать все, что я знаю. Ее дядя является ее опекуном; родители ребенка умерли, когда она была младенцем. Ее привезли к нам, когда ей еще не было и шести лет – совершенно неуправляемую, такова была жалоба.
– Опасна?
– Не особенно; но отчаянна. Вспышки раздражения, чередующиеся с приступами депрессии и истерии. Оскорбительные выражения – говорит, что все дураки. Совсем не играла с другими детьми. На самом деле именно здесь и начались настоящие неприятности. Она не хотела идти в школу. До того, как она достигла пятилетнего возраста, главная проблема заключалась в том, что она все время убегала. Но всегда в одно и тоже место. Куда, как бы Вы думали, постоянно стремился убежать трехлетний ребенок?
– В данном случае, в библиотеку, – сказал Питер.
– Хм! Должно быть Вы знаете что-то, чего я не знаю. – Доктор Фоксвелл, искренне пораженный, задумчиво потер свой подбородок. – Вы никогда не слышали об Элси до сегодняшнего дня? Кто рассказал Вам это?
– Никто, – сказал Питер. – Я сказал Вам, что знал случай, который мог быть похожим.
– Хорошо – в библиотеку. Да. Она брала наугад книгу, открывала ее в любом месте, по всей вероятности держала ее вверх ногами, и смотрела в нее часами.
Переворачивая страницы быстрее, чем может читать любой взрослый, но медленнее, чем любопытный ребенок перелистывал бы страницы.
Библиотекари звали ее тетю, которая стремглав спускалась вниз. Но это никуда не годилось. Элси почти разрывала страницу на части.
– Она портила книги?
– Нет, никогда. Сломать стул на части… опрокинуть стол… пронзительно кричать, рвать и метать… но испортить книгу – никогда. Нет, я беру это обратно; однажды она сделала это. Разорвала книгу в клочья. Она сказала, что в ней ложь. Ребенок трех лет!
– Она сделала это?
– Не знаю. Это было до меня. Но библиотекарь привыкла к детям, она сказала Элси, если она когда-либо сделает это снова, то она совсем не сможет приходить в библиотеку. А затем она подумала, что поскольку ребенок был совершенно спокоен, пока смотрел в книги, то ему можно позволить остаться здесь, если нравится. После того, как она выделилась, кто-нибудь звонил ее тете, и по пути домой с работы ее дядя заглядывал каждый вечер и смотрел, там ли она была, и забирал ее домой ужинать.
– Шла ли она спокойно а таком случае?
– Обычно да. Иногда нет.
– В зависимости от того, что она читала, я думаю, – сказал Уэллес. А что произошло, когда ей было пять?
– Она ни за что не хотела идти в детский сад. Что-то вроде старой шутки о маленьком мальчике, который сказал своей матери: "Ладно, если ты хочешь, чтобы я вырос богомольцем, я пойду". Но Элси не хотела идти. Она могла отправиться в школу, но она редко приходила туда. Она останавливалась в библиотеке или в колледже с двухгодичным неполным курсом. Студенты обычно проводили ее тайно и она сидела сзади, где преподаватель не мог ее видеть. Студенты считали забавным то, что она там сидит и, по-видимому, все воспринимает. Неприятности появились после первой недели или около этого, она не могла быть тихой. Она выкрикивала: "О, ты не знаешь, о чем ты говоришь", или другие маленькие любезности в том же духе. Она называла студентов глупыми и тупыми, когда они пытались рассказывать. Один профессор прервал свою лекцию, чтобы сказать, что ей лучше выйти и учить класс, если она знает так много, а Элси сказала: "Я могла бы это делать также, как и Вы, но заплатят ли мне за это?"
Уэллес захихикал.
– А заплатить он ей не предлагал?
– Он нет, но спустя несколько дней другой преподаватель предложил. И Элси сказала: "Бесполезно; эти глупые люди никак не хотят ничему учиться.
– Прелестный ребенок, – тихо проговорил Уэллес. – А сейчас позвольте мне задать вопрос. Знала ли Элси на самом деле что-нибудь о себе? Доказала ли она, что знала?
– Ничего такого, что мы могли бы когда-нибудь доказать. Иногда она говорила: "Это все есть в книге; Вы не можете читать?" или "Вы уже достаточно часто слышали это; любой дурак должен это знать сейчас". Я уверен, что ребенок действительно мог читать к тому времени. Я появился на сцене позднее. Ну, короче говоря, Элси стала помехой общественности. Даже библиотекари иногда теряли терпение. Обычно Элси была тихой в библиотеке, но однажды, когда люди вытаскивали книги, она подошла и сказала: "Зачем Вам нужна эта макулатура?", и на следующий день, когда один человек случайно сказал библиотекарю, что только четыре человека когда-либо прочитали всю Британскую Энциклопедию, Элси неожиданно возникла у его локтя и сказала: "В таком случае я пятая и шестая. Я прочитала ее от начала и до конца дважды".
Фоксвелл остановился, чтобы закурить сигарету.
– Вы можете смеяться, – заметил он довольно холодно, – но это не шутка. Ребенок находится здесь, в психиатрической больнице, потому что люди не слишком долго считали это смешным. Ее дядя и тетя не управляли ею, и в конце концов они привезли ее сюда. Она была здесь год или около этого, когда я пришел и взял на себя руководство этой больницей.
– Она убегала?
– Они держали ребенка взаперти. Должны были. Но когда я пришел, я поступил иначе. Элси, сказал я, ты хочешь пойти в библиотеку? Ладно, если ты будешь хорошей девочкой, тебя не надо будет запирать. Никаких побегов, никаких вспышек раздражения, никакой дурной болтовни и я позволю тебе ходить в библиотеку и брать книги каждую неделю. Затем ты сможешь читать их здесь, в своей комнате или на воздухе в прекрасном большом саду. Именно так ты остаешься здесь, Элси, сказал я, и будь хорошей девочкой. Это подействовало довольно хорошо. Нам пришлось запереть ее пару раз, пока она не увидела, что я не шутил.
– Что она еще делает помимо чтения?
– Она пишет, – сказал Фоксвелл. – Что-то неразборчивое, что никто не может понять. Похоже на какой-то вид стенографии. Записи она хранит запертыми в ящике в своей комнате, а ключ носит на ленте вокруг шеи. Я разрешаю это, но время от времени ей приходится разрешать кому-нибудь просматривать их – чтобы убедиться, что там нет ничего необычного – спичек или другой контрабанды. Она знает, что если она не будет вести себя хорошо, она не сможет хранить их запертыми. Изредка она просматривает их и сжигает большую часть. То есть, конечно, кто-то другой сжигает их, а она стоит рядом и смотрит, как это происходит. У нее есть радио; ей нравится его негромкое звучание, так что с этим нет никаких проблем.
– Какой диагноз?
– Кто может сказать? Мы назвали его как-то для отчета.
– Каков ее коэффициент умственного развития?
– Мы никогда не узнаем. Она не отвечает. Более высокий интеллект, без сомнения, но без взаимодействия. Хотя сейчас мы отлично ладим. Я знаю, что она не будет делать, а что будет, и мы отлично ладим. Она не разговаривает, не отвечает на вопросы, не выполняет тесты и не участвует в играх. Но она убирает свою комнату, заправляет постель и все такое, она обучилась некоторым видам рукоделия, прекрасно шьет – шьет некоторые свои платья – она помогает в саду, и сейчас знает как вежливо разговаривать. "Элси, – сказал я, – никаких дерзких речей здесь, ты должна быть любезной с людьми, если ты хочешь, чтобы мы были любезными с тобой. Неважно, что ты думаешь, молчи, если не можешь говорить как леди". И она ведет небольшой вежливый разговор, когда ее тетя и дядя приезжают повидаться с ней, так любезно, как только можно пожелать. Я сказал ей, что она должна отвечать, когда к ней обращаются, быть любезной и не быть капризной и упрямой. Здесь нет других детей, но Элси все равно; она ненавидит детей. Она много не общается с другими больными, однако она, по-видимому, вроде бы заинтересовалась ими.
Я начал рассказывать ей немного о других случаях, чтобы ее не напугали странности в их поведении, и она слушала так серьезно, как судья. Не могут быть совпадениями также те небольшие приемы, с помощью которых она им помогает. У нас есть старая дева с широко раскрытыми глазами, которой все время хочется поработать с косилкой. Доводит садовника до безумия, но Элси бросает все и бежит туда и делает что-нибудь, чтобы отвлечь старую деву. Садовник клянется, что однажды, когда Элси завлекала старую деву, ребенок повернулся и подмигнул ему".
– Вы думаете, она ненормальная?
– Она необычна. Она ведет себя необычно. Что Вы имеете в виду под ненормальной?
– Могла она вести себя разумно, если бы захотела?
– Вероятнее всего, что могла бы. Куда это приведет Вас? Элси не хочет. Она говорит, что ей нравится здесь.
Фоксвелл подошел к окну и показал.
– Вот она, там под деревом. Как обычно, читает. Хотите пойти туда и поговорить с ней? Я не обещаю, что она ответит Вам что-то, что стоило бы услышать.
– Недолгий разговор, как будто ее научили, не правда ли? пробормотал Уэллес задумчиво. – Разве не звучит это как карикатура?
– Обычно звучит, – согласился Фоксвелл. – Мне казалось, что она очень старается угодить нам. Может быть Вы и правы – всегда в этом было что-то насмешливое. Или же как если бы она играла с нами в какую-ту игру. Хм! Хочу послушать о вашем случае! Ну что ж, продолжайте.
Двое мужчин углубились в парк и направились к Элси. Она была поглощена книгой и не обращала внимание на их приближение.
– Добрый день, Элси, – сказал доктор Фоксвелл.
Ребенок поднял лицо, встал и ответил:
– Добрый день, доктор, – ответил милый детский голосок. Она была крепкой маленькой девочкой с черными кудряшками, одетая также, как любой другой ребенок ее возраста.
– Доктор Уэллес, позвольте представить Элси Ламбет.
– Здравствуй, Элси!
– Здравствуйте. – Девочка держала свой пальчик в книге, чтобы запомнить место. Она была вполне вежливой с полным отсутствием интереса.
Питер поднял глаза на Фосквелла, который кивнул, поняв вопрос.
– Я пришел сюда, чтобы увидеть тебя, Элси, – сказал Питер. – Я знаю мальчика, чей случай несколько похож на твой. Поэтому я пришел сюда, чтобы посмотреть, готова ли ты покинуть это место. Доктор Фоксвелл говорит, что ты не отвечаешь на его вопросы или же отвергаешь тесты, которые он хочет дать тебе. Возможно, когда ты услышишь мой рассказ, ты изменишь свое мнение.
Элси в изумлении посмотрела на него. Через мгновение она опустила глаза и личико ее покраснело.
– Все в порядке, Элси, – продолжил он. – Я собираюсь рассказать доктору Фоксвеллу свою историю, а затем мы можем послать за тобой и рассказать тебе о ней.
– Вы слишком торопитесь, – сказал Фоксвелл, слегка подталкивая Уэллеса локтем. – Она может быть неготовой к отъезду от нас. Может быть она не захочет жить в другом месте.
– Есть проблемы, чтобы жить в другом месте, не так ли, Элси? Но может быть мы сможем решить их. Тот мальчик, о котором я хочу вам рассказать, решил их. Но в таком случае это очень умный мальчик.
Взгляд, который Элси бросила на доктора Уэллеса, заставил его улыбнуться, когда он в ответ кивнул ей.
– У него были срывы. Однако сейчас дела должны пойти хорошо для некоторых других девочек и мальчиков. Ты ведь послушаешь мою историю, не так ли, Элси?
– Я хочу услышать ее первым, – сказал немного грубо Фоксвелл. Может быть ей будет не очень интересно.
Уэллес подмигнул ребенку и повернулся уходить.
Оба доктора уходили вместе с большим удовлетворением.
– Заинтересовали ее, – заметил Фоксвелл, – Но это ничего по сравнению с тем, как Вы заинтересовали меня, Уэллес! Намеки, намеки! Должно быть Вы очень уверены в себе.
– Нельзя, чтобы нас подслушали. Случай с Тимом секретный.
– Мой офис совершенно звуконепроницаемый.
– Я уверен, что Вы уже поняли намеки?
– Не удивительно, если я понял. Вы думаете, что Элси очень умна и у нее нет ни малейшего шанса приспособиться. К тому времени, когда появился я, она была здесь один год, и мне не удалось много сделать для нее.
– Вы считаете ее нормальной?
– Мне не удалось доказать этого. А сейчас, каков же Ваш случай, доктор Уэллес?
Они вошли в офис Фоксвелла и закрыли дверь на ключ; и затем Питер Уэллес рассказал историю Тимоти Пола.
Фоксвелл слушал, разинув рот от удивления.
– Вы считаете, что Элси притворяется?
– Скрытничает. Она еще не нашла наилучший способ того, как лучше сделать это, а сейчас потребуется более сильный, чем у нее, интеллект, чтобы найти выход. Ее упрямство и вспыльчивость навлекли на нее неприятности прежде, чем она достаточно подросла, чтобы изобрести поумнее способ управления своей жизнью; а сейчас, что она может сделать?
– Что у Вас есть предложить, доктор Уэллес?
– Если она сможет доказать, что она нормальная, ее можно будет забрать отсюда в другие условия. Вы должны научить ее самоконтролю и хорошим манерам; она легко бы могла начать снова там, где о ней не знают. Таково было бы мое предложение. Но она находится под Вашей заботой.
Фоксвелл сделал широкий жест рукой.
– Сейчас она под Вашей заботой, если Вы можете сделать что-нибудь для нее. Вы считаете, что Ваш Тимоти мог бы помочь ей приспособиться?
– Возможно, – сказал Уэллес. – Стоило бы попытаться. Он сам хочет быть психиатром. И для него было бы очень хорошо встретиться с кем-нибудь из других детей.
– Мне хотелось бы встретиться с Вашим Тимом.
– Конечно, Вы должны встретиться с ним. А если бы мы могли взять Элси туда и дать им возможность встретиться… но возможно он сначала должен встретиться с некоторыми другими.
Доктор Фоксвелл медленно сказал:
– Может быть было бы лучше, если бы он встретился прежде всего с Элси.
Уэллес кивнул:
– Понимаю. Да, Вы правы.
– Если она нормальная, ей все равно потребуется время приспособиться, – сказал Фоксвелл. – Вы должны помочь мне в этом.
– Я надеялся, что Вы скажете это. И я надеюсь на Вашу помощь мне с другими детьми, если я найду их. Это слишком большая работа для одного человека, чтобы он мог управиться с ней; и не многие имеют квалификацию, чтобы справиться с ней. В течение некоторого времени это должно быть совершенно секретно.
Послышался стук в дверь; сестра напомнила доктору Фоксвеллу, что подошло время обеда. Мужчины ели быстро и рассеянно, говорили мало. После обеда послали за Элси.
Ребенок был в своей собственной комнате, нервозно ходя по ней.
– Доктор Фоксвелл хочет тебя видеть сейчас, – сказала сестра. – С ним его друг.
Элси послушно кивнула.
– Я очень надеюсь, что ты будешь хорошей, Элси, – умоляюще произнесла сестра. – Ты была таким хорошим ребенком в последнее время. Если бы только поговорила с доктором и ответила на его вопросы…
– Они ждут, – резко сказала Элси. – Почему же мы не идем сразу?
– Хорошо, – воскликнула сестра слегка раздраженно. – По крайней мере ты хочешь пойти. Идем.
Сестра вместе с Элси направились к офису, затем ее отпустили.
– Садись, моя дорогая, и позволь доктору Уэллесу рассказать тебе о мальчике, чей случай похож на твой, – сказал Фоксвелл.
– Нет такого случая, похожего на мой, – сказала Элси.
– Я думаю Тим немного умнее тебя, – задумчиво сказал Уэллес. – У него были всякие ошибки и он совершал большинство из них. Но сейчас наступают обстоятельства как раз для тебя.
– Вы говорили это раньше, – сказала девочка.
– Я могу повторить это еще раз, прежде чем я кончу. Но сейчас рассказ, – и без дальнейших предварительных замечаний Питер погрузился в рассказ о Тимоте Поле.
Элси слушала с сосредоточенным вниманием.
– И сейчас я знаю, что ты тот ребенок, чьи родители тоже испытали некоторое облучение, – в заключении сказал он, – и которые умерли от его воздействия вскоре после твоего рождения. Я считаю и доктор Фоксвелл считает, что ты также нормальная и обладаешь весьма исключительным интеллектом. Если ты нормальная, ты можешь уехать из этой психиатрической больницы и под нашим руководством вести такой образ жизни, какой должна вести такая блестящая девочка. Но, если ты нормальная, ты должна доказать это.
– Конечно я нормальная, – сказала девочка. – Я могла доказать это в любое время в течение этих последних пяти лет.
– Почему ты этого не сделала?
– Я не видела ничего хорошего в этом. Мне пришлось бы вернуться в школу к множеству глупой ребятни и вести себя, как маленькая девочка, и жить с моими глупыми тетей и дядей. Я не могу здесь быть сама собой, но у меня больше свободы, чем было бы за пределами больницы. Я всегда была несчастливой, пока не приехала сюда.
– Мне приятно видеть, что ты отвечаешь на мои вопросы, – сказал Питер, улыбаясь девочке, пока она не улыбнулась в ответ. Твоя тетя и дядя не были добры к тебе?
– Они испортили меня, – искренне сказала Элси. – Разве это хорошо? Они не научили меня управлять моим вспыльчивым характером или быть вежливой с людьми, или еще что-нибудь.
– Они пытались не так ли?
– Не очень усердно. Моя тетя всегда говорила, что ничего не могла поделать со мной. Я была ужасным отродьем. Но ведь взрослые люди должны иметь больший контроль над ребенком, даже над умным ребенком. Они не пытались объяснить мне положение вещей. Я могла бы понять, если бы они объяснили мне. Доктор Фоксвелл сделал это сразу. Почему они не объясняли мне смысл, также как это он делал? Вначале они смеялись и смеялись, и считали меня забавной, а затем они рассердились на меня. Дураки!
– Не думаю, что ты вела себя очень умно, Элси.
– Доктор Фоксвелл беседовал со мной, и еще я читала много книг о том, как воспитывать детей, и по психологии. И тогда я поняла, как глупо было с моей стороны быть такой непослушной. Но я не могла придумать, что делать, кроме как остаться здесь.
– Что это все, что ты пишешь? – с любопытством спросил Уэллес.
– Поэзия и рассказы, и мой дневник, и все такое. Я собираюсь опубликовать многое из этих вещей, когда я выберусь отсюда. Конечно, я имела в виду выбраться, как только стану взрослой.
– Что ты думаешь делать сейчас? – спросил доктор Фоксвелл.
– Я думаю выбраться отсюда и опубликовать сейчас свои работы, – с некоторым удивлением сказала Элси. – Разве вы оба не сказали, что я могла бы? Тимоти Пол ведь делает это.
– Ты должна вести себя также хорошо, как он, и чтобы тебя считали нормальным членом общества, – сказал Фоксвелл.
– Ну, если я притворялась сумасшедшей все эти годы, – колко сказала Элси, – я могу притворяться нормальной, если захочу.
– Что ты имеешь в виду? Притворялась сумасшедшей?
– Как только я увидела, куда неуправляемость привела меня, конечно же я поняла, как я должна себя вести. Но я продолжала раздражаться и дуться и не разговаривать, чтобы могла остаться здесь в покое.
– Ты выбрала неправильный путь, моя дорогая, – мягко сказал Питер.
– Я знаю это. Я знала это в течение долгого времени. Но ведь я все еще только маленькая девочка и я могла оставаться жить с моими тетей и дядей, и с другими детьми. Они все такие дураки!
– Элси, – сказал доктор Фоксвелл, – я рад слышать, что ты говоришь так много, но ты должна убрать это слово "дурак" из своего словаря. Оно может быть уместным, а может и не быть; но давай уберем его.
– Да, сэр, – послушно сказала девочка.
– А сейчас о твоей системе письма, – сказал Уэллес. – Можешь ты писать так, чтобы люди могли это читать?
– Да; но я должна иметь тайную систему письма для своих личных бумаг, в противном случае каждый узнает, что я нормальная. Я сниму копию со всего для Вас, в любое время, когда Вы захотите.
– Ты уверена, что сочинения нормальные?
На мгновение Элси задумалась.
– Да, я уверена. Следует ли мне рассказать немного о них? Я думаю, немного – это все, на что у меня есть время сегодня. – Ей явно не терпелось рассказать и врачи поощряли ее продолжать говорить.
– Есть один ящик, полный вещей, которые я нашла неправильными в книгах и статьях, которые я читала, и высказываний людей; ответы на журнальные статьи и книжные обзоры, и на неправильные вещи. Я больше не могла поправлять людей вслух, поэтому я все записывала. Это вышло из моей головы. Но журналы не напечатают это; и большая часть из этого на сегодня устарела. В некоторых книгах говорится о глупейших вещах. Некоторые из этих учителей в начальном колледже – один из них сказал, что мы не могли знать что-либо. Он сказал, что не было такой вещи, как правда, а если бы была, мы не могли знать ее. Такие ненормальные люди, пытаются учить! И…
– Элси, – сказал доктор Фоксвелл, – ты не должна называть людей ненормальными. И к тому же это нехорошо. Прекрати.
– Привилегия сохранилась для вас, – сказала Элси с ехидной улыбкой, от которой у доктора перехватило дыхание. А затем она быстро добавила: Вы также не должны называть меня ненормальной. Видите, я могу даже шутить.
– Ты взяла слова прямо из моей головы, – вернул шутку Уэллес. Продолжай. Что еще ты написала?
– Я не могу рассказывать стихотворения наизусть, а любой другой способ испортил бы их. Но пьеса хороша. Вам понравится пьеса, которую я только что закончила. Вам нравится Шекспир, д-р Уэллес?
– Э… да.
– Мне тоже – некоторым образом. Но иногда он ненормальный. Я имею в виду то, что он не всегда мне нравится так, как обычно, – спокойно сказала девочка, сверкнув глазами. – Мне кажется, он упустил верный шанс, чтобы написать о Каталине…
– Каталине? – тихо спросил д-р Фоксвелл.
– Да, и Цицероне, Вы знаете. Поэтому я подумала, что напишу пьесу, похожую на "Юлия Цезаря", о заговоре Каталины, и включу некоторые великие речи Цицерона белым стихом и… как мне кажется, это было бы забавной мистификацией, если бы я могла сделать вид, что она в действительности принадлежала Шекспиру, обнаруженной только сейчас, но мистификация была бы нечестной, поэтому я решила не пытаться сделать ее. Это моя первая пьеса, – скромно добавила она, – но она мне нравится. Это было так забавно. Я так рада, что вы можете прочитать ее, оба. Что было действительно трудно, так это держать все в секрете. Если бы я могла быть свободной, как Тим… мои тетя и дядя следили за мной. Его дедушка и бабушка должны быть замечательными. Они доверяют ему, не так ли? Вы будете доверять мне?
– Это необязательно, – сказал Уэллес. – Ты можешь положиться на нас, ты знаешь. А сейчас, так как становится поздно, мы должны отправить тебя спать. Если д-р Фоксвелл завтра предложит тебе тесты, сможешь ты их правильно выполнить?
– Да, доктор.
– И ответишь на все, о чем мы тебя спросим?
– Да, доктор.
– И как тогда мы должны поступить с тобой?
Малышка пожевала ноготь своего большого пальца и наморщила лобик.
– Вы могли бы всем рассказать, что в город приехал д-р Уэллес с новым лечением, – сказала она с торжеством. – Ему удалось поговорить со мной и очень скоро вы оба смогли бы сказать, что новое лечение сработало. Всегда пробуют новые виды психотерапии.
– Элси, практикуешься ли ты говорить так хорошо, когда ты одна? – со стоном произнес д-р Фоксвелл.
– Конечно. Я ведь должна знать как говорить, не правда ли? – был холодный ответ. – Хорошо, а могла бы я уехать и жить где-нибудь рядом с Тимом? Его бабушка помогла бы мне? Наверно нет, вы сказали, что она безразлична к детям, кроме своего внука. И я не могла бы жить с вами, д-р Уэллес, потому что я девочка.
– Она думает обо всем, – изумился Фоксвелл.
– Конечно, думаю, – быстро ответила Элси. – Я может быть ненормальная, но я не дура. Я… о, доктор, пожалуйста простите меня, я забыла!
– Прощаю, – засмеялся большой доктор. – Уэллес? У вас есть решение этих проблем?
– Должна быть какая-то женщина, с которой она могла бы жить, – сказал Питер, – и я думаю об одной. Но нет никакой нужды в том, чтобы рассказывать кому-нибудь об Элси. Она должна подражать Тиму и показать миру нормальное лицо. Мы можем объяснить, что она болела, что у нее было нервное расстройство или что-то в этом роде, что она избалована и нуждается в воспитании, и что ей следует разрешить заниматься любым делом подобно другим девочкам. Когда д-р Фоксвелл освободит тебя, Элси, мы думаем, что ты должна быть далеко отсюда и уехать куда-нибудь от всего твоего прошлого.
– В этом состояла одна причина, почему я не видела никакого толку в лечении, – сказала Элси. – Весь этот город считал бы, что все что я сделала, было нено… было странным, не важно что я сделала.
– Согласятся ли ее опекуны на то, чтобы она уехала из города?
– Ее дядя с радостью заплатит за ее содержание и уход в любом месте. Они хотят сделать для ребенка все, что в их силах, хотя они и не понимают ее… И я не могу винить их, сейчас я вижу, что я не очень-то хорошо понимаю ее сам.
– Должно быть я была очень трудным ребенком, – сказала девочка.
– Думаю, что была, – сказал д-р Фоксвелл.
– Несите свои тесты, – сказала Элси, размахивая руками. – Но если я не в своем уме, то тогда я хочу остаться здесь. Я не хочу притворяться нормальной, если я таковой не являюсь. Сколько мальчиков и девочек там? Можем все мы жить вместе?
– Это моя мечта, – признался Уэллес, – но это может быть невозможным. Вы все дети и ничего нельзя сделать без согласия ваших опекунов. Первым делом после окончания тестов завтра я встречусь с твоими дядей и тетей.
– Они согласятся, – сказала Элси. Внезапно ее глаза наполнились слезами. – Они ужасно глу… несообразительные бедняги. Но они ведь хотели хорошего. И они будут так счастливы думать, что я собираюсь быть хорошей. Им от этого тоже было тяжело.
Она выбежала из комнаты, хлопнув за собой дверью.
Остальное было легко. На следующее утро д-р Фоксвелл дал Элси тесты, и как делал Тимоти Пол, также поступала и Элси. Она прошла сквозь верхушку тестов по коэффициенту умственного развития и С.М., а на тесты Роршаха она дала нормальные, явно неотрепетированные ответы, которые зачастую вызывали улыбку у ее экзаменаторов. Ее дядя и тетя, когда им сказали столько, сколько им положено было знать, были искренне рады узнать, что Элси можно вылечить, они быстро согласились на то, чтобы она переехала поближе к д-ру Уэллесу и под его заботу, как посоветовал д-р Фоксвелл, и была на пансионе с любой женщиной, которую предложит д-р Уэллес, чтобы завершить ее приспособление к нормальной жизни.
Питер вернулся дневным самолетом и попал в свой родной город как раз вовремя, чтобы застать выходящего из школы Тима.
– Все в порядке, – сказал он. – Все в порядке. Приходи ко мне в кабинет после ужина.
Мальчишки кричали Тиму придти и поиграть в мяч.
– Да, я приду, – крикнул в ответ Тим. – Можно я сейчас уйду, сэр? Спасибо, доктор, – и он быстро убежал.
Уэллес восхищенно наблюдал за ним. Годы жесткого самоконтроля сделали чудеса. Никто бы никогда и не подумал, что Питер сказал что-то важное, что-то интересное для паренька, чьи однокашники хотели поиграть с ним.
Психолог вошел в школьное здание и сел у стола мисс Пейдж. Эта подвижная дама зорко посмотрела на него, взмахнув ресницами, и поинтересовалась его здоровьем.
– Я здоров. А как ты себя чувствуешь, мисс Пейдж?
– О, прекрасно, но моложе не становлюсь. Тридцать с лишним лет преподавания – это довольно приличный срок.
– А интересно… то есть, есть ли у тебя особые планы на это лето?
– Нет, – сказала учительница, энергично собирая бумаги. – Ничего особенного. Могу я что-то сделать для тебя?
– Как сказать. Видишь ли, есть одна маленькая девочка… Ты любишь смышленых детей, Пейдж?
– Трудно сказать. Их встречается так мало.
– Я серьезен на этот раз. Многие взрослые негодуют на смышленого ребенка, а мне нужно найти такую женщину, которая любит их.
– В мое время у меня был один или два, – призналась мисс Пейдж, – и я знаю, что ты имеешь в виду. Но я люблю их. В частности был один… – ее голос угас.
– Таким образом ты узнала, что Тимоти сообразительнее, чем думает большинство людей? – сказал Уэллес с довольным видом.
– Я всегда считала его таковым. Это не он, о ком я подумала. Тот вырос и стал психологом… но я начинаю думать, что в конце концов он не такой уж и умный.
Вспыхнув, Питер засмеялся.
– Пейдж, любовь моя, моя голова заполнена таким количеством дел, что в ней нет места для меня! А сейчас послушай! Могла бы ты взять эту девочку, новую мою пациентку из другого города на летний пансион? Девочке тринадцать лет.
– Девочка смышленая? Да, я могу и охотно. Насколько смышленая?
– Слишком смышленая, – сказал Уэллес. – Небольшое затруднение.
– Ты позаботишься об этом затруднении без сомнений. Занятия в школе закончатся через четыре недели. Когда она должна приехать? Она ходит в школу?
– Она не ходила в школу. Э… Частное обучение. Она не привыкла к другим детям. Вот это то, что не в порядке с ней.
– Привози ее, Питер. Если она приедет рано, она сможет провести некоторое время провести в моем классе, если ты не возражаешь. Для нее будет совсем неплохо походить в школу в течение короткого периода времени до каникул.
– Думаю, что неплохо. Но тебе лучше подождать, пока не кончатся занятия, не так ли?
– Если ребенок нуждается в твоей помощи, Питер, почему бы не начать?
– Пейдж, ты – просто прелесть!
Когда Тимоти этим вечером пришел в дом психолога, в руке он держал три письма.
– Я понял, что означает вш, – сказал он, начав говорить еще почти до того, как ему открыли дверь. – Буквы не должны быть вместе. Две буквы надо разделить. Буква в обозначает в, а ш обозначает дату – шестьдесят. Родители умерли в 1960 году, вот что это значит.
Питер Уэллес, который совсем забыл о зашифрованном письме, в течение нескольких секунд смотрел в изумлении. Потом он понял, о чем говорил мальчик, и в следующее мгновение осознал, какое отчаянное волнение должно лежать за этим приготовленным разговором о других вещах. Он закрыл за Тимом дверь и быстро заговорил.
– С девочкой все в порядке, – сказал он. – Все хорошо. Мы должны немного помочь ей; она приезжает сюда, чтобы пожить летом с мисс Пейдж. Я только что звонил ее врачу. В следующее воскресенье он собирается привезти ее сюда. А сейчас ты хочешь послушать все подробности?
Мальчик заколебался.
– А будет ли это хорошо? Я не хочу быть любопытным человеком. Она знает обо мне?
– Да, она знает почти все, что я знаю о тебе… сколько у меня было времени для рассказа. Знает также и ее доктор. Понимаешь, я должен был рассказать им.
– Тогда расскажи мне о ней все.
Они вспомнили о трех письмах час спустя.
– Вот это обещающее. Мальчик говорит, что он чувствует себя Гулливером… он всегда намного больше или намного меньше людей, которые с ним, но он говорит, что оставляет нам решать, что умственное, а что физическое. Это Робин Уэлч. А эта девочка говорит, что ее надлежащим образом назвали Элис – фамилия у нее Чейз – что она не общается ни с чем, даже со своими собственными ногами, а что было в той бутылке с этикеткой "Выпей меня", она даже и не вспомнила выпить. Мне кажется, она тоже принадлежит. Третье не подходит; в нем дается объявление о школе-интернате с особым вниманием к сиротам. Хорошо, Питер, я должен отправляться домой; ты ведь знаешь бабушкины правила. Когда… когда я смогу увидеть Элси?
– В семь вечера в воскресенье. Сначала мы должны привезти ее к мисс Пейдж, дать распаковать вещи, немного привыкнуть. Она поужинает с доктором Фоксвеллом и со мной и, я думаю, что ты можешь придти сразу же после ужина.
Они заполнили проходящие дни как могли лучше, каждый со своим дневным распорядком, с написанием писем. Уэллес объяснил Тиму, что он намеревался провести свой отпуск в августе так, чтобы встретиться с как можно большим числом мальчиков и девочек, а в настоящее время он мог только подготовить почву, написав письма. Тим подготовил картотеку возможных имен и хранил все бумаги с информацией собранными.
Воскресный вечер! Тимоти тщательно мылся до тех пор, пока не засиял, и представился с такой пунктуальностью, как если бы ждал снаружи точного момента, он был официально представлен д-ру Фоксвеллу и смущенной, напряженной Элси.
– Элси привезла некоторые свои произведения, чтобы показать тебе, сказал д-р Фоксвелл, – и она надеется, что ты можешь помочь ей решить, что предложить для публикации.
– Ребята, отнесите их в мой кабинет, – предложил Питер. – Выпьете что-нибудь, Фоксвелл?
– Спасибо, да. Неплохая мысль, Уэллес, – добавил он, когда дети ушли, – но мне до смерти хочется услышать что происходит.
– Нечего будет слушать, если мы будем сидеть и глазеть на них. Дадим им десять минут. Как она вела себя в последнее время?
– Прекрасно! Просто прекрасно! Каждую минуту своего свободного времени она тратила на работу над тем, что она показывает ему. Что-то удивительное, Пит! Кстати, я получил предложение на больницу. Я думаю, может быть мне удалось бы продать ее и приехать сюда. Принять участие в работе, понимаешь.
– Большой доктор говорил очень быстро, он принял свой напиток даже не взглянув. – Не хочу вмешиваться. Но есть Элси…
– Это все решено, – сказал Уэллес. – В любое время, когда Вам удастся. Элси – это Ваша пациентка. Но мне кажется, что оба ребенка должны быть вместе, а с ними и другие, если это получится. Но как мы сможем организовать все это? Удастся нам привезти сюда других детей? И как мы сможем жить, если мы тратим слишком много времени на детей?
Они вкратце обсудили этот вопрос, не придя ни к какому решению. Их ум не был занят этим предметом; и как только истекли десять минут, Питер взял на кухне кувшин с фруктовым соком и тарелку с домашним печеньем и тихо направился в кабинет. Мужчины остановились у открытых дверей и прислушались к щебетанию детей.
– Это замечательно, – говорил Тимоти. – Эти стихотворения… они почти слишком хороши, Элси! "Тягучая мягкая кривая света" – это здорово! Но я не знаю, можно ли это продать".
– Я знаю, что стихи не покупают. Мне хотелось, чтобы ты их увидел, и все. Я все печатаю на машинке.
– Вся эта поэма о бесконечности и мироздании, честно, это здорово. И это другое произведение искусно, и я думаю, что этот роман тоже можно будет продать. Был такой роман "Змеиная яма", он наделал много шуму, когда впервые вышел, тридцать лет, или около этого, тому назад, или что-то около этого. Твой, судя по резюме и первым страницам, является… о, привет Питер! И д-р Фоксвелл.
– Мы подумали, что вы будете не против немного подкрепиться, – сказал Уэллес, пододвигая поднос.
– Конечно – спасибо, – сказал Тим, вежливо отодвигая бумаги в сторону. – Послушай, ты знаешь, что сделала Элси? Она прочитала все книги о всех науках, какие могла, а затем изложила их в стихах!
– Изложено хорошо? – спросил Фоксвелл, выбирая одно печенье.
– Изложено хорошо! Просто здорово! Она рассказывает вам, что вещи означают, понятно! Не только механизмы и уравнения и все такое, но и что все это означает. Она заставляет вас представить это. И она говорит, что три романа у нее готовы, и некоторые, без сомнения, можно продать. Сегодня вечером она показала мне их краткое изложение и одну главу в качестве образца. Мы должны обдумать целую уйму литературных псевдонимов, Элси.
– Сколько у тебя их, Тимоти?
– О, я не знаю – я храню их в картотеке. Думаю две дюжины. Еще глоток? – Тим наполнил стаканы.
– Ты не все романы отпечатала на машинке, не так ли? – спросил д-р Фоксвелл.
– Нет, еще не все, – сказала Элси. – Остальное из этого – это статьи, короткие рассказы и много стихов. Мне сначала хотелось отпечатать короткие произведения. Можно я возьму печенье?
Когда наступило время отправляться Элси домой, д-р Фоксвелл задержался на мгновенье в холле.
– Делай записи, – шепотом попросил он Уэллеса. – Мне придется вечерним рейсом отправиться обратно и я пропущу все это. Так делай записи, сынок!
– Нам никогда не узнать все из этого, – ответил Уэллес. – Но то, что мы услышали сегодня вечером… в этот прошедший час…
– Я прибуду в следующее воскресенье… нет, в субботу, – пообещал Фоксвелл.
В понедельник Элси тихо сидела в классе. Тим едва разговаривал с ней весь день, а когда он обращался к ней, отвечала односложно. Он ушел домой, не взглянув в ее сторону; но он был в доме мисс Пейдж десять минут спустя.
Мисс Пейдж впустила его и оставила детей одних.
– Послушай, – сказал Тим, – ты должна подружиться с другими девочками.
– Они мне не нравятся. Они глупые.
– Они могут делать массу вещей лучше тебе. Играть в игры и все такое. А сейчас послушай – ты должна, это все, Элси. Ты знаешь, что врачи тебе сказали.
– Я хочу быть с тобой вот и все, – искренне сказала Элси. – У других нет никакого здравого смысла. А ты даже не пошел домой со мной.
– Боже, нет! Ты хочешь, чтобы все ребята говорили, что ты моя девочка?
Элси в ужасе уставилась на него.
– Конечно нет! Это глупо!
– Хорошо, ты должна с кем-нибудь подружиться. Мисс Пейдж облегчила это. На прошлой неделе она рассказала ребятам, что приезжает новая девочка…
– Я им не нравлюсь. Никто ничего мне не говорит, только "Привет".
– Мисс Пейдж рассказала им, что ты стеснительная, вот почему. Она сказала, что ты не ходила в школу, что ты не привыкла быть с другими девочками и мальчиками, потому что ты болела, ясно? Они думают, что ты перенесла сердечное заболевание или что-то вроде этого, а сейчас только отходишь от этого. Они улыбались тебе, я видел их. Они стараются быть вежливыми и не тормошить тебя слишком много в первый день. А сейчас слушай! Ты должна ввести в практику играть с ними и быть хорошей – или я не буду помогать тебе публиковать произведения.
– Ты и не должен, – сказала Элси, отворачивая в сторону лицо. – Есть другие мальчики и девочки, похожие на нас. Они могут хорошо относиться ко мне.
– Никто не будет хорошо относиться к тебе, пока ты не будешь хорошей сама. Ты могла бы с таким успехом начать, – безжалостно сказал Тим. – Ты прекрасно мыслишь и прекрасно пишешь, но что еще ты можешь делать?
– У меня никогда не было ни малейшего шанса, – выпалила ему Элси.
– У тебя он есть сейчас, – решительно сказал мальчик.
В течение одной минуты они вызывающе пристально смотрели друг на друга, а затем оба начали смеяться.
– Хорошо, – сказала Элси. – Знаю, я плохо воспитана и должна исправиться. У тебя достаточно ума, чтобы дразнить меня, но я могу догнать тебя. Дай только мне немного времени.
– Мы тренируемся в баскетбол некоторое время, – сказал Тимоти. Приходи ко мне. У меня есть корзина для тренировки, моя собственная. И тогда я покажу тебе моих кошек, если захочешь.
Питеру Уэллесу, который оставил последний час перед ужином для Элси, пришлось искать ее. Он нашел детей дома у Тимоти, склонившимися над кошачьими клетками, восхищающимися некоторыми котятами. Но о чем они говорили?
– Мы – это основные признаки или рецессивные? – серьезно спрашивала Элси. – Оба моих родителя были облучены и оба твоих.
– Да, и поэтому признак может быть рецессивный. Мы должны узнать, ответил Тим. – Но мы можем узнать в том случае, если был облучен только один родитель. Если это рецессивный признак, то ты и я, и некоторые другие удвоят его, но…
– Но если мы выйдем замуж или женимся на ком-нибудь не из группы, то что тогда? Нет, мы должны узнать. И это еще одна причина для того, чтобы собрать всю группу вместе.
– Статистика, – с восхищением смотрел Тим, его глаза сияли. – Охапки и кучи статистических данных, графиков, схем, тестов… Слишком плохо, что мы не можем экспериментировать. Привет, и Питер здесь. Я показываю Элси котят. Посмотри, я спарил серебристого персидского кота с одной из этих сиамских кошечек и посмотри, что я получил! Полосатую кошку!
– Они самые красивые, – тихо нараспев произнесла Элси. – Я все равно больше всего люблю короткошерстных кошек.
– Ты можешь взять пару этих, – предложил Тим.
– Но мисс Пейдж может не понравиться, если я заведу кошек, возразила малышка.
– Она не будет против. Питер может сказать ей, что тебе нужны домашние животные, – уверенно ответил Тимоти. – Питер, что ты ей рассказал?
– Я рассказал ей, что Элси очень смышленая, очень плохо воспитана и что ей необходимо пожить рядом со мной, чтобы я мог лечить ее, – ответил Уэллес. – И мне хотелось бы, чтобы вы оба отнеслись спокойно к тому, если мисс Пейдж нечаянно услышит вас, однако вскоре может быть нам придется довериться ей, если мы предпримем какие-либо шаги к тому, чтобы здесь было больше таких детей. Я все еще не могу представить себе, как нам удастся сделать это.
– Мы придумаем как, – сказал Тим.
– Между тем, Элси должна была быть у меня полчаса назад.
Двое ребят вспыхнули.
– О, простите, – воскликнула она. – Я не знала, что уже так поздно. Мы играли в мяч, а потом…
Тимоти также пытался извиниться, но Уэллес взмахнул рукой и сказал, что на этот раз их прощает. Закончилось время по расписанию для Элси в мастерской Тима и он разрешил ей некоторые свои опубликованные произведения взять с собой и почитать. Котятам, сказал он, можно будет покинуть свою мамашу где-то через неделю, а тем временем Элси могла заручиться согласием мисс Пейдж.
Питер не видел Тима в течение нескольких дней, но он знал, что двое детей проводят вместе большую часть времени, обсуждая рукописи, участвуя в играх, постоянно разговаривая, все лучше узнавая друг друга. В пятницу он отыскал Тима и начал задавать вопросы.
– Ну что, Тимоти? Она тебе нравится?
– О, да! Надеюсь, что и другие такие же хорошие, – счастливо сказал Тим. – Это так прекрасно разговаривать с другим человеком моего возраста и видеть, что он понимает все, что я говорю. Щелк! Вот как это! Не важно, о чем я говорю. Я могу сказать все, о чем захочется, так как, я говорю с тобой. Конечно, она точно не знает тех самых вещей, которые я знаю, но она понимает все.
– Интересно, кто из вас умнее, – дал понять Питер Уэллес.
Тимоти задумался.
– Я уже думал об этом, – сказал он, – и попытался дать оценку; но это было трудно сделать, когда один из этих двух – это я сам. Я должен сказать, что мы разные, поэтому нас нельзя оценивать так. Ты знаешь, что она смотрит на вещи по-другому. Ей хочется узнать, что вещи означают, а мне хочется знать, как с ними поступать. У нас обоих есть многое, чему мы можем научить друг друга. Ее память и моя тоже действуют по-разному. Конечно, мы оба читаем так много, что не можем запомнить все или хотя бы очень большую часть прочитанного; мы помним, как мы понимаем вещи, что они значат для нас. Она помнит науки, как если бы это были стихи или картины, и думает о значении этих вещей; а я запоминаю то, как эти вещи действуют, и думаю об изобретениях и общественном учреждении, и обо всем таком, до чего ей нет никакого дела. Я думаю о практическом использовании вещей и об их теоретической основе. И все же в некоторых вопросах она практичнее меня. Она думает о философской основе вещей и о том, как они подходят к общему представлению обо всем. Ты ведь не можешь оценить любых двух людей по одной и той же мерке, так ведь, Питер?
– Думаю, что не могу, – засмеялся психолог. – Узнал ли ты что-нибудь о ней, что было бы интересно? Может быть ты можешь мне рассказать, где она научилась своей стенографии?
– Она рассказала мне, – ответил Тим. – Когда она была маленькой, она видела, что не печатают, когда они пишут, буквы отличались от печатных букв. Но двух одинаковых почерков не было, и она слышала, как ее дядя говорил, что не мог разобрать чей-то почерк; поэтому когда она была действительно маленькой, она думала, что каждый создает свой собственный произвольный характер почерка. Поэтому она тоже создала свой собственный. А затем она нашла его очень ценным и сохранила его.
– Можно ли тогда его разгадать как простой подстановочный код?
– Я не знаю; Я еще не видел его достаточно. Возможно можно; во всяком случае она никогда не давала людям тщательно изучить его, ты знаешь, пока она была в больнице. У нее могли быть некоторые специальные знаки для общих слов и свободные комбинации букв, но в большинстве случаев она пишет слова правильно; это не фонетический алфавит.
– А почему она так часто держит книги вверх ногами? Было ли это частью ее притворства?
– Я не спрашивал ее об этом, но вероятно она могла легко читать любым способом. Я могу; а ты? Обычно я этого не делаю, потому что это выглядит странным; она могла делать это нарочно, чтобы выглядеть странной. Но в большой или в меньшей степени это может делать каждый.
– А почему она всегда говорила людям, что они были неправы, но никогда не говорила им, что же было правильно? – спросил доктор. – Она отказывалась указывать им. Почему это было?
Тим засмеялся.
– Она не сказала; но думаю, я знаю. Ей хотелось быть правой всегда. Она презирала других, потому что они были глупыми, но ей была противна сама мысль, что она могла ошибаться. Думаю, что она читала сказки о полубогах и волшебных принцессах и все такое, когда была маленькой. Может быть ей даже пришла такая мысль, что если она ошибется, она больше не будет такой замечательной; что-то вроде рассеяния чар или нарушения волшебства, или что-то вроде этого. Во всяком случае я вполне уверен, что неверно то, что она считает, что нельзя испортить это мнение, которое у нее было о себе самой, как о ком-то, кто знал еще в миллион раз больше каждого. В дальнейшем, по мере того, как она становилась старше и больше читала, и узнавала больше, она должно быть поняла, как глупо то все было, к тому же она узнала, что другие люди, с которыми она столкнулась – доктор Фоксвелл, например, – были гораздо симпатичнее, чем она думала, что другие люди могли быть. Поэтому она не наговаривала на себя. Все в порядке с ней, когда она со мной – она боится говорить мне, что есть такие вещи, которые она не знает или не может вспомнить.
– Тим, я считаю, что с ней все в порядке.
Она должно быть была совершенно нормальной в течение нескольких лет, если не всегда. Возможно она была немного странной тогда немного, но я не думаю, что ее когда-либо можно было назвать ненормальной. Все же, если ты заметишь что-нибудь, что я должен знать – мы будем считать Элси твоей первой пациенткой, Тим – позовешь меня для консультации.
Тимоти улыбнулся.
– Я ничего не скрою от тебя, Питер. Ты ведь доктор. Сейчас она заводит друзей среди девочек в школе. Когда доктор Фоксвелл приезжает обратно сюда, Питер?
– Думаю завтра.
– Моя бабушка хочет увидеть вас обоих, пока он будет здесь, – сказал Тим. – Можете вы зайти завтра вечером?
– Конечно, думаю можем. А в чем дело?
– О, она хочет поговорить с вами обоими, – беспечно сказал Тим. Дедушка не будет в городе в конце этой недели, а то он бы тоже присутствовал.
– Мы придем, – сказал Питер.
Июньские дни были длинными, и врачи встретили Элси, прыгающую у ворот, по мере их приближения к дому Тимоти. Когда она их увидела, лицо ее вытянулось.
– Тим сказал, что я могу сегодня вечером забрать своих котят, сказала она, – а мисс Пейдж сказала, что я могу придти. Я вам нужна?
– Не сейчас. Мы пришли встретиться с миссис Дэвид, – сказал д-р Уэллес.
– Я побегу вперед и позвоню для вас в дверь, – сказала Элси, претворяя слова в действие.
– Впечатляющее место, – заметил Фоксвелл, оглядывая земли вокруг дома.
– Да; дедушка и бабушка Тима очень богаты, и у него есть личная мастерская позади, которая раньше была гаражом. Я выведу Вас посмотреть мастерскую, если останется время после встречи с миссис Дэвис, – сказал Уэллес. – Она, вероятно, хочет узнать, кто такая Элси, так как двое ребят проводят вместе очень много времени. Она разрешает поступать Тиму так, как ему хочется в некоторых случаях, но она очень строга к тому с кем он дружит.
– Как ему удалось сделать так много? Вы говорите, что она не имеет не малейшего представления о том, что он необычен.
– Она прилагает все усилия к тому, чтобы видеть его хорошим мальчиком и чтобы он не проказничал. Я думаю, что то, что он пишет и строит модели, она считает обычной школьной работой и мальчишеской игрой; она ничего из этого никогда не видела. Он убедил ее, что его эксперименты по размножению кошек были результатом случайного любопытства. Едва ли ее можно винить в том, что она не заподозрила ничего, похожего на правду.
Тим открыл дверь и поджидал врачей. Они ускорили свои шаги, их провели в дом и представили миссис Дэвис.
– А сейчас ты со своим маленьким другом можешь выйти во двор и поиграть, – сказала эта леди своему внуку, когда она приняла своих гостей. – Прошу садиться, доктор Фоксвелл и доктор Уэллес. У меня есть небольшой план – предложение, которое, я смею думать, может вас заинтересовать. А поскольку ваше время дорого, а я знаю, что у вас его немного, чтобы потратить на этот визит, доктор Фоксвелл, я хочу сразу же перейти к делу. Моего мужа сейчас нет в городе, но он знает о том предложении, которое я делаю, и поддерживает его. Тимоти, мой внук, рассказал мне, что вы двое мужчин хотели бы открыть экспериментальную школу для детей, интеллект, которых немного выше среднего. Я знаю, что в этой стране есть несколько школ, в которые принимают детей с коэффициентом умственного развития думаю, что это правильный термин? – выше 150. Мой дорогой Уэллес, я не знаю какое число Вы имеете в виду; может быть что-то менее крайнее; но Тимоти мне сказал, что дети выше среднего. Кроме того, я думаю, что ваши планы и методы еще не опробованы, что-то довольно новое в образовании. Но мы очень верим в Вас, доктор Уэллес, и поскольку Тимоти дал мне понять, что его вероятно можно было бы, вследствие Вашей заинтересованности в нем, считать учеником в такой школе под Вашим руководством… – миссис Дэвис остановилась и подняла свои брови.
Изумленные врачи переглянулись.
– Да, – слабо сказал Питер, – Тимоти конечно бы… э… считался.
– И он говорит мне, что Вы знаете прекрасного архитектора, Поля Т.Лоуренса, – продолжила светская дама, после обращения к полоске бумаги, на которой было ясно написано имя. – Как вы думаете, можно его уговорить спроектировать здания?
– Думаю, что можно.
– В течение многих лет мой муж и я думали о том, чтобы построить мемориал для моей дочери и ее мужа. Но до сих пор не было ничего подходящего. Упоминания Тимоти об этом вашем плане глубоко нас заинтересовали, и мы буквально… ах… выкачивали из него, думаю, что это именно то выражение, которое нужно. Так вот, доктор Уэллес, если Вы и доктор Фоксвелл согласны, мы предполагаем дать вам в пользование большой участок земли, которой владеет мой муж, как раз на краю города, и мы думаем построить соответствующие здания для школы, какие бы вам не потребовались. Конечно, подсчеты и прочие деловые подробности мы должны установить позднее. О каком количестве учеников вы думаете?
– О небольшом, – сказал Питер, пытаясь говорить спокойным голосом. Возможно не больше десяти для начала; а может быть около сорока или пятидесяти. На самом деле я должен объяснить, что это все – моя мечта. Я еще не предпринимал никаких усилий, чтобы связаться с возможными учениками для такой школы. Я…
Миссис Дэвис благосклонно кивнула.
– Доктор Уэллес, все это я понимаю. Мы думали, что возможно вы будете не против разузнать этим летом о возможных слушателях, строительство можно бы было начать осенью, а открыть школу можно было бы осенью следующего года, когда Тимоти был бы готов поступить в среднюю школу. Я не жду, что вы сразу же скажете мне, примите ли вы это наше предложение или нет; я понимаю, что вы еще не составили конкретных планов, и следует выполнить массу всего, что только можно представить себе. Позвольте мне вкратце сказать, что я предлагаю. Использование земли, соответствующие здания; но поскольку мы должны быть деловыми, все, что должно оставаться под именем моего мужа, сдается вам в аренду по доллару в год в течение, возможно, пяти лет с привилегией возобновления за ту же сумму. Ваше жалование и соответствующее количество помощников гарантируются на этот же период времени; гарантируются также и расходы. Возможно вы захотите некоторый свой капитал вложить в предприятие, и в этом случае мы можем разработать некоторую договоренность по разделению расходов и доходов; но, как мне кажется, это не мероприятие, где делают деньги, а эксперимент в образовании.
Врачи поспешили согласиться с миссис Дэвис.
– Это правда, миссис Дэвис, что если какая-либо подобная школа откроется, прибыли может не быть совсем, а одни большие расходы, серьезно сказал доктор Фоксвелл.
– Я знаю об этом, – спокойно сказала леди, – но земля останется, и здания; а когда мы потеряем все, что можем позволить себе потерять, мы просто закроем школу. Между тем Тимоти и другие ребята извлекут пользу из Вашего руководства. Доктор Уэллес, Вы должны быть полностью ответственным, подчиняться любым существующим законам штата; я принимаю на себя обязательство не вмешиваться в Ваше управление школой, во всяком случае при условии, конечно, что власти штата не будут возражать. Вы понимаете, доктор Фоксвелл, что в основном я обращаюсь к доктору Уэллесу и делаю ответственным его, потому что он друг Тимоти и мы его хорошо знаем; но мне бы хотелось, чтобы вы присутствовали, когда будет делаться предложение, и приняли участие в нем, поскольку Тимоти рассказал мне, что идея частично Ваша и что эта его новая маленькая подружка, Элси, будет одной их учениц. Она действительно очень умная малышка, не так ли? И такие прекрасные манеры. А сейчас, могу ли я рассказать своему мужу при его возвращении, что вы самым серьезным образом рассматриваете этот вопрос?
Так или иначе мужчины с заикание пробормотали слова благодарности и пообещали провести лето в попытках выполнить ее планы. Затем миссис Дэвис отпустила их, сказав, что думает, что должно быть малышке Элси уже пора спать – утверждение, в котором был определенный намек на то, что конечно приближалось время ложиться спать ее внуку.
– Ребята, наверно, во дворе с кошками, – сказал Питер Уэллес. – Мы можем сами найти выход.
Как только они вышли из дома, пожилой человек повернулся к Питеру и потребовал.
– Она действительно имеет это в виду?
– Конечно имеет. Вопрос в том, имеем ли мы это в виду?
– Но как она узнала? – изумился Фоксвелл. – Она знает о нашей мечте о группе больше нас самих! И тем не менее, она все еще не имеет ни малейшего представления о чем все это!
– Не надо, чтобы Тим услышал Вас говорящим подобным образом. Для него это также ясно, как дважды два – четыре, и он ожидал, что мы поймем это сразу.
Вот почему он даже не побеспокоился предупредить нас.
– О! Это все его рук дело? Но ведь он всего лишь ребенок.
– Он знает как руководить ею, прекрасно.
– Но к черту это все! Нами тоже будет руководить малыш подобно…
– Малыш подобно Тиму, Фоксвелл, это честь. Не беспокойтесь; все будет сделано как надо.
– Будь я проклят, если много будет крутить пацан такой величины, запротестовал большой доктор. – Вот, мы даже не знаем, что он делает сейчас.
– Это будет Ваша собственная вина, если Вы не знаете. Те! Вот они.
Дети подбежали к мужчинам и Элси энергично спросила:
– Доктор, как Вы думаете, что вызвало нас? Я читала, что люди всегда пользуются только очень малой частью своего мозга. Не думаете ли Вы, что радиация увеличила наш мозг так, чтобы мы могли использовать большую его часть? Тим не думает, что это так.
– Да, это мысль, – медленно сказал Тим. – Я не знаю об этом много. Может быть мы можем провести некоторые тесты, которые сообщат нам больше об этом. Или это могло быть что-то о наших гландах, насколько мне известно.
– Я не имею ни малейшего представления, – сказал Питер, – и я бы оставил это на более позднее время. Тим, ты знал, что твоя бабушка хотела сообщить нам?
Глаза Тима забегали.
– Я не был бы удивлен. Но она, вероятно, думает, что был бы. А что? Вы сделаете это?
– Думаю, да, – сказал Уэллес, – и Фоксвелл, вероятно, согласится, когда достаточно успокоится, чтобы поверить в это.
– Это будет стоить целое состояние, – возразил Фоксвелл. – Твоя бабушка не представляет… почему будет только жалованье архитектора. Кто этот парень, о котором она говорила, во всяком случае?
– Я, – сказал Тим. – Она не знает этого. Я не тщеславен, но она думает иначе. Так или иначе я могу строить здания, а один из ваших людей может представлять меня и присматривать за рабочими и за подрядчиком. А сейчас послушайте – вскоре я должен принять участие. Но я буду вычерчивать планы. Блоки из десяти, таким образом мы можем построить один или два, и больше позднее, по мере того, как они потребуются нам; это лучше, чем начинать с одного огромного здания, которое никогда не будет как раз нужных размеров. Личная мастерская для каждого студента, с несколькими столами и стульями, с полками и шкафами – и с высоко расположенными окнами, чтобы никто не мог заглядывать снаружи – и стекло в дверях, как в обычной школе – стены должны быть звуконепроницаемыми, и…
– Одну минутку! Как насчет аудиторий?
– У нас будет только один класс. Скорее что-то, не разделенное на классы. Средняя школа, давайте посмотрим – у нас будет аудитория, так что мы сможем там играть и проводить мероприятия, мы можем слушать лекции и большие занятия там, а некоторые небольшие занятия, могли бы проводиться в одной из мастерской или вне помещения, или где-нибудь.
– Все, что вам надо, это чурбан со слушателем на одном конце и учитель на другом, – пробормотал Фоксвелл.
– Ну, конечно. Что нам нужно иметь, так это лабораторное оборудование и тихие уголки для того, чтобы заниматься и думать, и место, где мы можем собираться вместе. Телевизионное оборудование – мы сможем слушать лекции крупных университетов всего мира. И спальня для девочек и женщин на этой стороне… – Тим быстро набрасывал на блоке рисовальной бумаги.
– Женщины, – вскричал д-р Фоксвелл.
– Мисс Пейдж и еще кто прибудет, – сказал Тим. – А мальчики и мужчины на этой стороне… Я думаю, вы оба будете жить здесь?
– Мы? – изумился большой доктор.
– Ну тогда, Питер, если вы не согласны.
– Я согласен! – пророкотал Фоксвелл. – Каждый скажет, я согласен. Попробуй удержи меня от этого! Но ты слишком быстр для меня, мой мальчик.
– Гимнастический зал, – Тим быстро делал наброски, – может быть плавательный бассейн. Мы могли бы это построить сами.
– На что ты собираешься потратить деньги? – потребовал д-р Фоксвелл.
– А вы разве не собираетесь выкупать? – удивленно спросил Тим. – Я собираюсь и я думал, что вы все захотите, и что другие девочки и мальчики конечно же тоже захотят.
– Я не могу, – застонала Элси, лицо ее неожиданно сморщилось от огорчения.
– Конечно ты можешь! – воскликнул Тим. – Подожди, пока ты не начнешь продавать, вот и все. Ты….
– Тимоти, существуют законы управления школами, – сказал Питер Уэллес.
– О, Вы можете хоть что незаметно провернуть здесь, если Вы назовете это экспериментальной школой, – беззаботно сказал Тим. – Провозгласите ее школой с высоким коэффициентом умственного развития и неважно, чем мы тут занимаемся. Все, о чем они спрашивают, так это можете ли Вы сдать предмет А и проводите ли вы гимнастику в каждом семестре. И достаточно ли для всех ванных комнат. Я сделал ее школой с высоким коэффициентом умственного развития, потому что тогда нам не надо будет также многое скрывать. Это дает нам гораздо больше свободы. Но мы должны быть осторожны, чтобы не сделать из этого представления.
– Предположим, что другие попытаются проникнуть внутрь? Те люди, которые не являются членами группы?
– Если их тестирование будет достаточно высоким, мы могли бы принять их, если у нас будет достаточно мести. Они дадут нам критерий для копирования на людях, выше, чем у нас когда-либо был прежде, так что это будет большая помощь. И им будет хорошо. Вы знаете, что личность с коэффициентом умственного развития 152 также далека от среднего, как и личность с коэффициентом умственного развития 48. А большая часть школ ни капли не делает для малышей с коэффициентом выше 120.
– Пожалуйста расскажи мне точно, что ты планируешь сделать, – сказал Питер Уэллес, – и все об этом. Пропусти здания.
– Я не знаю, что я могу, – сказал Тим. – Я еще не выражал это словами. Понимаете, это все ново в моем уме. Я начал думать об этом только на этой неделе, из-за Элси. Ты понимаешь, мы должны их всех освободить. Мы должны их всех освободить немедленно. Я думал, что я скрывался и был зависим, но когда я узнал об Элси, я понял, что мы должны что-то сделать для других немедленно. Эта школа представляет собой наилучший выход, потому что нам не надо будет много прятаться – мы можем притворяться, что имеем около ста пятидесяти вместо ста, и можем быть все вместе, а вы два доктора можете смотреть за нами и исправлять кого-нибудь, кто нуждается в этом. Если кто-либо из других не свободен и не приспособлен, это в миллион раз хуже для них, чем это было для меня, понимаете? А школа кажется такой естественной. Если мы ее не будем рекламировать, я не думаю, что нам придется принимать кого-нибудь, кто попросится, и в любом случае мы можем провести тесты и сказать, что мы уже заполнили нашу квоту, или что претенденты не совсем подходят к ней. И не беспокойтесь о деньгах – они поступят довольно быстро. Я уверен, что некоторые из них уже имеют деньги, как я, и раз мы уже свободны, мы все можем зарабатывать гораздо больше, чем когда-либо. И неужели вы не понимаете, что мы должны научиться, как работать вместе и помогать друг другу, все мы, дети? Мы не можем больше ждать или мы все привыкнем к одиночеству и секретности и поэтому никогда не будем в порядке. Мы можем быть вместе и быть свободными и независимыми, и иметь друзей, и иметь помощь, и помогать друг другу, и работать всем над чем-то одинаковым, и…
Тим говорил так быстро, что наконец задохнулся и вынужден был остановиться и стал ловить воздух.
– Над чем?
Тим взмахнул руками.
– Над тем, над чем должны. Каждый.
– Над тем, над чем предназначено нам Богом, – согласилась Элси, стоявшая восхищенная, стиснув пальцы, поглощающая все в себя.
– Может быть некоторые из них не верят в Бога, – сказал Уэллес. Многие люди не верят.
Элси быстро повернулась к нему и выпалила:
– Я не знаю, что говорить о подобных людях, если мне нельзя говорить ни "глупый", ни "ненормальный".
– Ну, не надо мне язвить, я томист, – мягко ответил Уэллес.
– Что это?
– Завтра я дам тебе почитать трактат, излагающий основные положения, чтобы ты могла его посмотреть до обеда, – ответил Уэллес.
В мастерской неистово зазвонил звонок.
– Мой будильник, – сказал Тим. – Я должен начинать. Я буду составлять планы и мы очень скоро договоримся обо всем этом.
– Что я должен делать? – поинтересовался Питер Уэллес. – Мне как-то кажется, что вы все планируете сделать сами.
– О, нет, Питер! – встревоженно воскликнул Тим. – Это все зависит от тебя. Ты должен быть для нас впереди и находить других и вероятно быть учителями тоже.
– Учителями! – взревел д-р Фоксвелл.
– Вот именно. Нам нужен Питер, а Вы особенно, чтобы учить нас как быть тем, кем мы должны быть, чтобы удерживать нас на правильном пути, помогать нам правильно работать вместе; вы сможете увидеть, что требуется Элси! Другим тоже должно быть очень нужна помощь. И, в конце концов, ведь мы только дети. Опыта заменить не может ничто. Вы можете спаять все эти личности в одной группе, где каждый может помочь всем, и, тем не менее, ни чья индивидуальность не будет принесена в жертву…
– Тимоти! Тимоти! – донесся зов из дома.
– Да, бабушка! – в ответ крикнул Тим. – Я иду.
– Спокойной ночи, Тим, – сказал Уэллес, подталкивая остальных к калитке.
– Мои котята! – вспомнила Элси, и Тим поспешно выбрал двух и ткнул их в ее руки.
Мужчины доставили ее к двери мисс Пейдж в молчании, нарушаемом только тихими ласками ребенка, обращенными к барахтающимся, пищащим котятам.
– Спокойной ночи, – сказал Марк Фоксвелл девочке.
Она подняла на него глаза.
– Тим забыл упомянуть это, – сказала она, – но школа должна иметь столовую и кухню. Иногда мы можем использовать столовую в качестве класса. И нам нужен повар.
– Да.
– Моя тетя прекрасный повар, – сказала Элси. – Мой дядя может продать свою бакалейную лавку и купить другую прямо здесь. Он может дать нам цены на все, что нам потребуется купить. И моя тетя может готовить.
– Означает ли это, что ты хочешь чтобы они приехали сюда и жили рядом с тобой, – спросил Фоксвелл.
Элси увильнула.
– Я думаю, они были бы не против, – сказала она. – И… я сейчас к ним отношусь по-другому. Можно пожалеть курицу, пытающуюся вырастить утенка – гадкого или нет!
Вместе с котятами она вбежала в дом.
Не говоря ни слова, врачи пошли к дому Уэллеса, за исключением того, что доктор Фоксвелл иногда тряс своей головой и бормотал про себя.
– Ну? – сказал Марк Фоксвелл, когда зажег свою трубку. – Вы сами сделали выбор вступать в это, если это можно сделать?
– Здесь нет выбора, – сказал Уэллес. – Я нашел дело всей моей жизни. Этим ребятам, которым чуть больше десяти, нужна всяческая помощь и они нуждаются в ней отчаянно. Так или иначе, в течение нескольких следующих лет им придется выйти из укрытия и отправиться в мир взрослых. Я собираюсь сделать все, что могу, чтобы увидеть, что у них был шанс сделать это правильно. И Тим дал нам возможность – дал нам в руки возможность, которая представляется один раз в жизни.
Фоксвелл медленно покачал своей головой.
– Это правда. Большинство детей с коэффициентом умственного развития свыше 160 должны приспосабливаться к более низкому уровню, чтобы вообще жить в этом мире. Это всегда казалось мне большой потерей. А они – на кого они будут похожи, когда вырастут?
– Более или менее это сейчас относится к нам, – сказал Питер Уэллес. – Они нуждаются друг в друге, они нуждаются в нас. Тим прав – Элси показывает нам.
– Вы считаете, что другие могут быть испорчены разным образом! вскричал большой доктор.
– Они могут быть. Некоторые из них обязательно. Слишком часто умный ребенок вырастает в странного, плохо приспособленного, несчастливого взрослого. Или же он отбрасывает половину своего интеллекта, чтобы приспособиться и быть счастливым, и жить как социальное существо. Интеллект этих детей выходит за пределы того, что когда-либо было известно миру – если Тим вообще простой образец, и Элси также одарена сполна. Подумайте о подобном интеллекте, объединенном с жаждой власти, эгоистичной алчностью или с непреодолимым чувством превосходства, так что все другие люди среднего интеллекта или немного меньше, казались бы такими никчемными как… как скоты.
– Элси, – начал в ужасе доктор Фоксвелл.
– Элси права. Она обожает Вас, она подчиняется Вам и следует советам, которые даем ей Вы и я, и Тим. Ей только нужно быть свободной. Но другие…
– Это ужасная ответственность, – сказал Фоксвелл. – А Вы слышали, как на прошлой неделе эти ребята говорили о наследственности?
– Да, – сказал Питер.
– Они будут намного выше нас, когда станут взрослыми, – простонал доктор Фоксвелл, – клянусь, я боюсь этого.
– Думаю, что у Тимоти Пола есть ответ. Школа, где она смогут работать вместе под нашим руководством и иметь столько свободы, сколько они смогут выдержать, вместе с психотерапией, которую Вы и я можем им дать, когда понадобиться. Во многих отношениях они такие же, как и обычные дети, я думаю, – обращаясь к взрослым за помощью, эмоционально они все еще дети. Однако Тим решал свои собственные проблемы очень хорошо, и я думаю, что он может помочь нам со школой. Я не сомневаюсь, что он все планы составил, относительно того, как должна школа работать, однако он надеется на присмотр взрослых, на психологическое руководство, которое должны иметь молодые люди.
Фоксвелл потер свой подбородок и покачал головой, запыхтел трубкой, увидел, что она погасла, вновь ее зажег.
– Наконец я начинаю всему этому верить, – сказал он.
– Чтобы охватить возможности, требуется время.
– Лекции по телевидению, – задумался Марк Фоксвелл. – Собственная лаборатория для каждого ребенка. Студенты делают вклад в уход за местом вкладывают в это свои собственные деньги, деньги, которые они заработали в состязании с целым взрослым миром, и… Пит, скажите мне, Вы честно думаете, что Вы можете достаточно узнать об этих детишках, чтобы создать школу?
– C двумя из них Вы встретились. Тимоти и я состоим в переписке по крайней мере еще с пол-дюжиной, а мисс Дэвис дает нам школу и гарантирует оплату всех расходов.
– Где ваш телефон?
– В холле.
Большой доктор неуклюже вышел из комнаты. Через несколько минут он вернулся и снова поднес спичку к трубке.
Уэллес подождал.
– Я звонил приятелю, который хочет мою больницу, – сказал Фоксвелл. Она продана. Я могу уехать из нее через месяц или около этого. Ну, а сейчас, Пит, давайте выполним кое-какое практическое планирование! Паренек уже на много опередил нас. Скорее всего он всегда будет опережать, но мне хотелось притвориться, что в течении нескольких месяцев мы все еще хозяева.