Несмотря на то, что за время нашего разговора с Лейлой мэтр Ноэль смог переодеть свои сильно промоченные штаны на уступленные Торном, который вновь переоделся в гражданское, его положение оставалось незавидным. Пока я переодевался, пока мы с Торном обсуждали план проникновения на базу, Дейну пришлось дважды провожать его во тьму леса.
Я не горел желанием быть сожженным зенитными бластерами еще на подлете к базе и прекрасно понимал, что ни в коем случае не пройдет на этот раз вариант обмана. И все же проникнуть на базу было нужно, сколь бы это ни было невозможным.
Наконец, план у меня созрел, и я поделился им с Торном. План был очень рискованным, но Торн, взвесив все за и против, рискнуть согласился. На всякий случай я предложил ему не отправляться со мной, поскольку я не смогу гарантировать ему какие-либо шансы остаться в живых. Но Торн только пожал плечами, и я уже не решился брать назад данное слово.
Погрузив в вибролет мэтра Ноэля и штаны от сброшенных нами серых мундиров, мы с Торном отправились на северо-запад, пятьдесят километров к югу от Регентбуржа. До рассвета оставалось совсем немного, но скрываться не входило в наши планы.
– Так вот, мэтр, Ноэль, – инструктировал Торн нашего пленника, – мы расчитываем на Ваше содействие в проникновении на базу.
– Каким же образом, позвольте спросить?
– Вы – наш заложник, и мы хотим передать Вас в руки Ваших друзей на определенных условиях.
– Интересное предложение, – отозвался Ноэль.
– Именно с этой целью мы летим на базу. На подлете к базе вы будете вести переговоры и сообщите об этом своим.
– А дальше – мы сядем на базе, и уж там сообщим условия вашей передачи, – добавляю я.
– В своем ли вы уме, молодой человек? – осведомляется Ноэль. – Я боюсь, что после того, как Вы сядете, диктовать условия уже будете не вы. Третья станция самая хорошо охраняемая из наших баз, и покинуть ее не дано никому. Если Вас окрылил успех здесь, то зря – там совсем иные условия.
– Если это так, что же Вы за меня-то боитесь? Впрочем я рассчитываю на другое: Вы в моих руках, пока на Вас мой браслет. Так что, переговоры состоятся.
– Ну что ж, – соглашается Ноэль, – может быть в вашем химерическом проекте и есть какой-то резон. Во всяком случае выбирать мне не приходится, не так ли?
Мэтр Ноэль скрылся в туалетной кабине в хвосте вибролета, а Торн с сомнением обратился ко мне:
– Вы уверены, что в какой-то момент он нас не подставит?
– Как? Ему действительно не приходится выбирать.
– Итак, мы летим на третью станцию, чтобы вести переговоры о Ноэле. Так ли он им нужен, чтобы пустить нас туда? Не проще им приказать сесть нам на другой базе?
– У вибролета кончается энергия.
Тем временем быстро, почти мгновенно, рассвело, и из-за горизонта начало подниматься здешнее приватное светило. Оно светило нам почти в спину. Я представлял, как блестит на свету серебристый корпус вибролета и какой он стал привлекательной добычей для противника.
На полпути к базе на горизонте появились, наконец, вибролеты противника. Они направлялись прямичком к нам. Радио молчало, очевидно, связь с базой они держали на другой частоте. Наконец, радио заговорило.
– Вибролет Ноэля, вибролет в пределах видимости, ответьте, произнесло оно, – на ответ – минута, иначе – начинаю обстрел. Кто пилот?
– Отвечает Ноэль, – наклонился метр к микрофону, – я взят в заложники двумя мятежниками. Вибролет ведет один из них. Прошу базу выйти на связь.
– Мэтр Ноэль? – спросило радио.
– Да, прошу связи с базой.
– Есть, сейчас доложу.
Радио молчало несколько минут. Два вибролета пристроились нам в кильватер для сопровождения. Мы продолжали беспрепятственно лететь к третьей станции.
Торн явно нервничал. Он понимал, что у этих ребят такое преимущество в вооружении, что на этот раз я не вывернусь. Однако нас хранило провидение.
Радио заработало опять и уже другим голосом спросило:
– Мэтр Ноэль?
– Да.
– Здесь Эгон Тальс, третья станция. Что случилось?
– Ночью меня захватили мятежники. Я – заложник. Они везут меня на третью станцию, чтобы передать своим на каких-то условиях. Условия обещают сообщить на базе.
– Ноэль? – радио отозвалось снова другим голосом. – Здесь Неккер. Как Вас умудрились захватить?
– В перерыве совещания, около зала.
– Там не было охраны?
– Они ее обезвредили.
– Вы позволили без шума увезти себя?
– Меня держат при помощи радиобраслета КРСи-А.
– Корпус Безопасности?
– Да, их разведчик. И не скрывает этого.
– Как сюда попал?
– Неизвестно.
– Почему они хотят Вас обменять именно на третьей станции?
– Не знаю, могу лишь предполагать.
– Похоже, я предполагаю то же самое. Вы можете гарантировать, что у них нету мощной взрывчатки?
– Этого нет точно, во всяком случае на камикадзе они не похожи. Один из них – Торн.
– Торн? – радио помолчало, переваривая сказанное. – Что ему надо?
– Я сообщу об этом на базе, – ответствовал Торн.
– Да? – радио еще помолчало. – Мы могли предположить многое, Торн, только не то, что Вы служите в Корпусе Безопасности. Впрочем, на третьей станции Вы не сядете. Вам придется сменить курс и направиться к центральной.
– Это невозможно, – спокойно ответил Торн. – Энергии хватит только дотянуть до третьей станции, мы уже снимаем с орудийных лазеров.
– Ничего, они вряд ли смогут принести вам ощутимую пользу. Так каковы же Ваши условия освобождения Ноэля?
– Мы сообщим их на базе.
– Послушайте, Торн, мы тоже не идиоты. Зачем Вы хотите проникнуть на эту базу? Мы не знаем, сколько Вам известно, но ведь не зря, правда?
– Я могу вам сказать только одно – наше условие касается не только Ноэля. То что мы скажем, должно заставить Вас о чем-то серьезно задуматься.
– Не хотите же Вы сказать, что у Корпуса Безопасности есть на этой планете какие-то ресурсы? – озадаченно отозвался Неккер.
– Пока я ничего не хочу сказать, – отрезал Торн.
Ноэль вновь появился из хвостового нужника.
– Похоже, нам придется действительно сесть на станции, Неккер, произнес он, – а Вам выслушать их. По крайней мере я не вижу выбора для себя.
– Хорошо, – задумчиво произнес Неккер, – разрешаю посадку на внешней площадке. Ведите себя хорошо, ребята.
Впереди, у горизонта, наметился край леса. Третья станция стояла посреди широкого поля, ее строения сверкали в лучах высоко уже поднявшегося над горизонтом светила.
Я уверенно вел вибролет, выжимая из него всю мощность и всю скорость. Энергия действительно подходила к концу, хотя для того, чтобы снимать ее с боевых лазеров, было еще довольно далеко.
– Я полагаюсь на Вашу порядочность, Торн, – произнес вдруг Ноэль. – Я делаю все, как приказано. Обещайте, что Вы не убьете меня, что бы Вы ни задумали.
– Обещайте, что будете молчать о наших спутниках, по крайней мере до завтрашнего вечера, – ответил я. – Тогда я обещаю: если с ними ничего не произойдет, браслет не сработает!
– Обещаю. У меня вновь нет выбора, – грустно усмехнулся Ноэль.
Мы подлетали к третьей станции. Сопровождающие нас вибролеты отвернули и пошли, видимо, на свой аэродром. Начальство решило, что в них нет нужды, раз мы все равно садимся на базе.
– Здесь Тальс, третья станция, – вновь заговорило радио. – При посадке точно выполнять мои команды. Опускаться точно по инструкции, по мере открытия зон защиты. В случае неверного движения вибролет может быть сожжен автоматическими зенитными лазерами или зашитными полями. Соблюдать осторожность, как поняли Пилот?
– Понял. Ведение принимаю. Сажаю вибролет по Вашим инструкциям, ответил я.
– Продолжайте тем же курсом? Как поняли?
– Есть держать курс!
– Видите ли внешнюю площадку?
– Вижу.
– Место посадки – справа, у самого КПП.
– Понял, посадка – у КПП.
– Левый вираж, зависнуть над площадкой. Высоты не снижать!
– Есть не снижать высоты!
– Восемь метров вправо, неточное зависание.
– Готово, – я смещаю вибролет вправо.
– Не зайти ли Вам в хвост, Ноэль? – осведомляется Торн. – После посадки Вы будете заняты иными проблемами.
Ноэль молча кивает и направляется по своим делам. И правильно, нечего ему сейчас делать в кабине.
– Внешнее поле отключено. Спуск на тридцать-сорок метров.
– Есть. Тридцать-сорок метров.
– Хорошо. Внешнее поле включено. Снимаю с дежурства внешний зенитный слой. Спуск на сорок-пятьдесят метров.
– Есть спуск на пятьдесят метров, – опускаюсь все ближе и ближе к площадке.
– Проход зоны второй очереди обстрела. Спуск на сто-сто двадцать.
– Есть на сто двадцать!
– Хорошо. Внешняя защита пройдена. До высоты шестьдесят метров, опускаться медленно, реакция на резкое движение.
– Есть плавный спуск!
За все это время я успел хорошо осмотреть станцию с высоты и запомнить расположение ее строений и проходов. Один из блоков, я заметил, охраняется явно тщательней других, хотя внешне это не заметно.
– Теперь держись, – шепнул я Торну.
Мы прошли отметку шестьдесят метров. Дальше – мертвая зона. Зенитные лазеры уже не берут, а с земли ручными еще не достать. В этот момент я резко кидаю вибролет вперед и мчусь к присмотренному блоку.
– Что такое, пилот?! – кричит по радио Тальс. Еще секунда – и он поймет в чем дело.
Я пользуюсь мгновенным замешательством, и сажаю вибролет не на внешней площадке, а в самом центре базы – у того блока. У нас есть минуты полторы-две, пока не появится охрана. Если, конечно, это не было ими предусмотрено заранее.
Мы с Торном выпрыгиваем из вибролета, и направляемся к входной двери блока. Я сходу всаживаю дешифратор в коробку замка. Он возится что-то очень долго, секунд шестьдесят или семьдесят, и все это время я ожидаю появления охраны. Но дверь успевает открыться, и в ту же секунду я вталкиваю одной рукой Торна вовнутрь, другой выдергивая дешифратор из отверстия.
Четыре оторопевших охранника вскакивают нам навстречу, на ходу выхватывая бластеры, но я успеваю уложить их из парализатора. Мы мчимся по коридору. Торн пока не отстает. Только бы его еще хоть на немного хватило! Я оглядываюсь – нет, еще не начал задыхаться.
Дверь на лестницу, замок повышенной секретности. Так, я вставляю дешифратор. Из-за угла появляются еще охранники, я их укладываю лучом. Пока дешифратор возится с дверью, я успеваю уловить настораживающий меня шум. Похоже, приближается робот-охотник. Вот это хуже. Я меняю парализатор на бластер.
Черт, уже тридцать шесть секунд возится с этим замком! Мы не успеваем!
Охотник выскакивает из-за поворота, поливая пространство впереди лучами парализаторов. В этот момент дверь открывается, и я успеваю вытолкнуть Торна на лестницу из-под потока лучей. Сам я уже не успеваю, надо драться.
Краем глаза я замечаю, как Торн падает от моего толчка вперед на руки, но сразу же начинает подниматься. Я перепрыгиваю через зону обстрела охотника, и пока он разворачивается, отрезаю лучом бластера внешний парализатор. Пока вылезает наружу новые, я всаживаю на всю катушку порцию антиматерии из аннигилятора ему в грудь, там где центральные цепи. Таких охотничков я наобезвреживался еще в школе.
Действия охотника теряют осмысленность, он начинает палить во все стороны. Сейчас взорвется. Я перепрыгиваю через луч его бластера и влетаю на лестницу, захлопывая за собой дверь. Мы с Торном мчимся выше.
Второй этаж проходим без проблем. На него ведет обычная дверь, за ней явно ничего интересного. Мы поднимаемся дальше. Краем глаза я успеваю заметить сильную защиту.
Я делаю подножку Торну, он валится на межэтажную площадку. И вовремя: над дверью на третий этаж начинает палить импульсный лазер. Я пытаюсь сшибить его бластером, однако, ничего не получается, я выхватываю большой аннигилятор. Пушка исчезает, однако сама стена не проламывается. Странно.
Я прыжком перелетаю пролет лестницы и падаю на площадке. Два мелких лазера из стены пускают свои лучики, естественно, мимо, их сбивает своим бластером Торн. Так, дверь обычная, но между ней и мною – какое-то энергетическое защитное поле, отразило даже антиматерию. Здорово!
Однако, замочек с этой стороны поля. Я вставляю туда дешифратор. И спокойно жду.
Спокойно не получается. Вверху шум, я не решаюсь применить аннигилирующую гранату: слишком тесно. Еще не определив, что там, я начинаю поливать вверх из бластера. Похоже, роботы защиты, но не охотники. Торн здорово поливает снизу. Интересно где философ этому научился?
Торн пробегает лестничный пролет, воспользовавшись секундным затишьем. Теперь сверху доносится уже скрежет металла. Отличная охрана у этого центра управления внешним полем. Но ничего, только бы прорваться! Потом преодолевать защиту придется ребятам Зорана!
Малыш возится с замком уже полторы минуты! Что за код? Мы продолжаем поливать вверх из бластеров. Невыносимая жара приносит нам куда более неприятностей, чем роботам. Вдруг дверь приоткрывается на несколько секунд, поле исчезает и мы проваливаемся в приятную прохладу этажа. Впрочем, боюсь сейчас будет жарко и здесь.
Мы мчимся по коридору. В коридоре нет ни охраны, ни ловушек. Коридор упирается в дверь, но на этот раз малыш справляется за несколько секунд.
Дверь открывается и прямо на нас смотрят два бластера – автомата, и кто-то произносит:
– Прибежали. Бросайте оружие.
Но пока он это произносит я уже успеваю по этим бластерам пальнуть аннигилятором, так что от них мало что остается. Я оглядываю комнату. Другого оружия не видно.
Сбоку, у пультов стоит невысокий пожилой человек с бластером в руке. Наши взгляды встречаются, и он, мгновенно оценив ситуацию, бросает бластер мне под ноги и, подняв руки, медленно опускается в кресло. Дверь за нами закрывается.
– Вам нужен еще один заложник, Торн? – медленно спрашивает он. Одного Вам было мало?
– Зоран?! – Удивленно выдыхает Торн.
Вот тут я на мгновение растерялся. Хорошо, что заметить это было некому. К тому же я сразу же пришел в норму. Я ожидал здесь встретить все что угодно, но Зорана, самого Зорана! Живую легенду, о котором было всем известно, что он погиб, но на всех базах ходили слухи, что он жив. Зоран уже стал частью имперского фольклора.
Итак, Зоран жив и здесь, передо мной. Что из этого следует? Ладно, разберемся потом, сначала неотложное:
– Закрой все защитные поля, живо! Если кто-то сюда прорвется, ты сдохнешь первым, понял?
Похоже, он так и понял, потому что он поворачивается к пульту нажимает кнопку связи и произносит:
– Всем, всем, говорит Зоран. Прекратите возню около моих апартаментов. Корпус Безопасности уже в моей рубке. Ждите дальнейших приказаний. Особенное спасибо генералу Неккеру.
– Я не мог предположить, сэр… – отозвался динамик над пультом, но Зоран нажатием кнопки прервал его.
– Итак, господа, я к Вашим услугам, – вновь повернулся он к нам.
– Только без глупостей, – приказал я.
– Я никогда не делаю глупостей, – отрезал Зоран.
– Мне нужно, чтобы Вы отключили сей же час внешнее защитное поле!
Зоран молчит. На вшивость проверяет, что ли? Может ему в морду заехать с воспитательной целью?
– Откуда вам стало известно, Торн, что я нахожусь на этой станции и в этом блоке? Ноэль этого не мог знать, он не знает не только, что я руковожу проектом, он даже не знает жив ли я? О моем присутствии и местонахождении знает всего несколько человек и почти все они – на этой станции и никогда не были в Гондоре.
– Мы менее всего предполагали встретить Вас, мэтр Зоран, пробормотал Торн.
– И именно поэтому Вы приземляетесь именно у моего отсека и прорываетесь прямичком к моему кабинету? Ну нет! Для этого надо знать цель, системы защиты. Вслепую за одиннадцать минут не прорываются!
В конце концов, кто кого допрашивает? Я понимаю, что Зоран – Тайный советник государя, хотя и в опале, но не то у него сейчас положение. А еще они сейчас с Торном затеют ученый спор? Ну нет!
Я залепляю Зорану в челюсть – просто с целью вывести его из самоуверенного равновесия. Ага, он сразу съеживается и теряет свой понт. Отлично!
– Ты не ответил на мой вопрос, – говорю. – А ну живо, как отключить защитное поле?
– Вы не спросили, Вы приказали. Но я не могу этого сделать.
Я на всякий случай еще не очень сильно бью его ногой по ребрам:
– Это почему?
– Перестаньте сейчас же! Неужели Вы думаете, что систему защиты можно отключить из одного центра? Включить я ее отсюда могу, и еще из нескольких мест могу. Но выключить – нет. Чтобы это сделать, надо на каждой из наших станций отключить приемник энергии, которая направляется на внешнее поле. Для этого надо из разных мест ввести специальные коды, из которых еще не все у меня есть. Я не Неккер, у нас предусмотрено, чтобы в пиковой ситуации никто, даже я, не мог этого сделать!
– Прикажите же своим людям!
– Согласно их инструкциям, в подобной нынешней ситуации, когда я действую под давлением, они обязаны не выполнять ряд распоряжений, в том числе все стратегического плана.
– А если им придется выбирать: Ваша жизнь или внешнее поле?
– У них инструкции не поддаваться на этот шантаж. Мы исходили из того, что меня никто не посмеет прикончить, как бы не грозил. Я всем нужен живым!
– Вы переоцениваете себя, Зоран, – заметил Торн. – Вы никак не хотите признать, что Вы все же – обыкновенный человек.
– Если Вы агент Корпуса Безопасноти, Торн, то Вы должны понимать сколь я необходим Империи, хотя бы как пленник, и сколь ей не нужен мой труп!
– Вы опять исходите из неверных посылок, Зоран! Я подчиняюсь лишь собственной совести и она говорит мне, что Ваша смерть была бы благом для всего человечества, как бы это ни противоречило моим принципам. И если мне придется пойти первый раз в жизни на убийство, то в случае с Вами я готов.
Он-то готов, но я-то понимаю, что прикончить Зорана не имею права и ему не дам. Дело не в том даже, что он – Тайный Советник. Даже как мятежник, как глава мятежников, он должен быть доставлен на базу живым. И вообще, убить Зорана у меня рука не поднимется. Я все же разницу между нами чувствую и вообще – я об этом Зоране с детства такого наслышан, что у меня в голове не укладывается, как кто-то может его убить?
Зоран пристально поглядел на Торна. Он как бы пытался понять, искренен ли Торн или берет его на понт? Так и не поняв, он посмотрел на меня. Я отвел глаза, и Зоран немного успокоился. Все просчитал, гад!
– Ладно, – говорю я, – убивать Вас пока рано, но применить к Вам меры физического воздействия я не постесняюсь. Вам будет очень, очень больно. Вы будете верещать и умолять своих ребят, чтобы они сделали все необходимые действия. Вы выдадите им все пароли, и посмотрим – выдержат ли они Ваши визги и стоны. Ведь побегут отключать энергию, а?
– Вы ничего этим путем не добьетесь! И вообще, Вы ничего не добьетесь! – закричал Зоран. – Неужели Вы не понимаете этого? Вы авантюрист! Вы сумели добраться до меня, я признаюсь, что у Вас хорошая подготовка, я недооценил Корпус Безопасности, я не мог представить себе, что он что-то пронюхал и оставит здесь своих агентов, да еще такого класса! Но в конечном-то счете, как бы Вы лично ни были пронырливы, Ваша карта бита! Это предопределено естественным ходом вещей!
– Каким же? – спрашиваю.
– Планета закрыта от внешнего мира до наступления часа икс. И никто не сможет ее покинуть. И Вы, как агенты, бесполезны здесь для вашего Корпуса. Вы не сможете покинуть планету, Вы не сможете передать вовне никакой информации! Даже на минуту не отключить Вам защитного поля. До часа икс этого не сделает никто, даже если бы все мы этого вдруг захотели! И даже если Вы убьете меня – это не решит ничего. Проект будет продолжаться без меня!
– Поймите, – продолжал он, – что моя жизнь – слишком мелкая ставка в этой огромной игре. Истинная ставка – счастье Галактики и Человечества. Я уже пожилой человек, я уже все сделал, что должен был сделать. Если я умру раньше – речь может идти лишь о том, на какой стадии я последний раз увижу состояние проекта. Я все равно не доживу до его окончания. Он все равно завершится без меня. Он на это рассчитан и давно просчитан! Я сделал свое дело, и я не боюсь смерти!
Похоже, что он говорит абсолютную правду, и до его "часа икс" отключить поле невозможно. Наезжать на него бесполезно – не тот человек. Значит остается одно, узнать, что же это за час икс, что за проект, и донести эту информацию потом своим, чтобы были готовы. Больше ничего не остается. Если отключение поля в принципе не предусмотрено, тут ничего не сделают все рейнджер-скауты Корпуса Безопасности, и даже всего Патруля.
– Ясно, – говорю я. – Но если Вы не можете отключить поле, Вы по крайней мере выложите мне все о вашем проекте и о "часе икс". Что, когда и как. Смерти Вы не боитесь – это верно, но я могу прибегнуть сейчас к любым пыткам, чтобы вытащить из Вас нужную информацию.
– Вам никогда не понять сути проекта, – отвечал Зоран. – Вы из другой породы людей, той, которая не нужна обществу. Высшая цель человечества познание мира, постижение истины, подчинение сил природы. А Вы – мерзкая грубая сила. В Вас есть только эмоции, скорость реакции, умение драться, сексуальные похоти да страсть к развлечениям. Даже свои умственные способности Вы подчиняете цели приспособления к сиюминутным ситуациям человеческих отношений. В Вас нет истинной воли познания, великого этоса постижения природы. Ваш этос – борьба, насилие, верность порядку и при этом авантюризм. Вы противоречивы внутри самого себя. И если все это отнять у Вас – что же останется?
Я не понял, за чем у меня все это отымать и в чем меня обвиняют? Ну, есть сексуальность, ну, умею драться, ну, люблю поразвлечься – когда от службы свободен, не во время выполнения заданий же? А что эмоции – я их вроде хорошо держу, не поддаюсь, это он зря. Или он в принципе против эмоций? И почему я не нужен обществу, а нужны только эти – с познавательным этосом каким-то? Я вспомнил, как на планетах относятся к Патрулю – с уважением. Значит, есть польза? А он чем недоволен?
Ну ладно, в спор я вступать не буду, а то заговорит. Но гад же! Я ему вопрос – а он в сторону уводит.
Я снова заехал ему ногой в ребро.
– Я хочу получить ответ на вопрос!
– Вот весь Ваш ответ, молодой человек! – вскричал Зоран. – Вы не способны понять! Вы только можете обидеться, если Вам говорят неприятности, и начинаете драться, так?
– Да я не поэтому заехал, – отвечаю. – Я ответ на вопрос получить хочу!
– На какой? В чем суть проекта?
– Что вы намерены делать в час икс и после?
– Постепенно брать и другие планеты под свою защиту, избавлять их от диктата Империи, помогать им в создании рационально организованного общества…
– И заодно переделывать людей в рациональные машины?! – воскликнул Торн.
Зоран поморщился.
– Вы все утрируете, Торн.
Сейчас начнут спорить.
– Стоп! – говорю. – Вы опять не хотите мне обьяснить, что Вы хотите делать?
Зоран смотрит, как на идиота.
– Я уже объяснил, Вам не достаточно?
– Хорошо. Но каким путем? Какие у Вас есть средства для того, чтобы брать под свою защиту планеты?
– Пока их нет, но вскоре появятся. Мы уже почти у цели, юноша. И когда мы ее достигнем, то весь Патруль, все корабли Космофлота Империи, вся мощь баз будет ничем по сравнению с нашей мощью!
Вот, это уже ближе к делу, чем осчастливливание человечества.
– И что же это за вид оружия? – спрашиваю. – Какие-то поля?
Зоран бросает на меня стремительный и мимолетный взгляд. Ага, думаю, в точку попал. Может, продолжать?
– Вы работаете с гравитацией, не так ли?
Зоран смотрит на меня внимательным взглядом. Ясно. Куда-то я попал, но не в самое яблочко.
– Но у Вас есть еще какие-то виды полей. С их-то технологией я и хочу познакомиться.
– А вот это у Вас не выйдет, юноша, – заявляет Зоран. – Вы излишне любопытны.
Все-таки он очень наглый. Как мне с него сбить эту спесь и этот наглый тон? Как будто большой начальник разговаривает с досаждающим ему пацаном. Как будто не он у меня в лапах, а я у него? Может, отпинать его как следует, чтобы осознал?
И тут я соображаю, что с его терминалов как раз должен быть доступ ко всей, любой степени секретности, информации. Отлично! Значит, не выходя из этого кабинета я смогу получить все, что мне нужно без Зорана. Хотя, конечно, нет, из Зорана придется выдавлить пароли доступа.
Отлично. Я выкидываю Зорана из кресла и сажусь перед пультом сам. Зоран возмущенно вскакивает, но я стегаю его слабым разрядом парализатора. Он валится и корчится на полу.
– Присмотрите за ним, Торн, – говорю я и начинаю залезать в систему.
Так, сначала надо изучить схему доступа к информации. Они здесь мало отличаются от привычных мне. Я сначала удивляюсь, а потом вспоминаю, что систему для Корпуса Безопасности, к которой я привык, тоже делали люди Зорана. Ясно, они не очень любят изменять своим привычкам.
Пару раз мне понадобились для доступа пальчики Зорана, и я заставил его прикладывать их к окошечку для сверки. Компьютер исправно повышал мне уровни доступа и постепенно я разобрался в содержимом его памяти.
В серверах содержались данные по всем сторонам проекта Зорана: меня интересовало прежде всего оружие, но были там и разработки в области новых энергий, медицины, гиперпространственных проблем, трансмутаций, какие-то неведомые социальные проекты. По сути в них я разбираться не стал – это вообще не моего ума дело, но важное от неважного отделить я сумел.
Единственное, с чем я стал разбираться всерьез, были системы управления защитой станции номер три и системы управления внешним зашитным полем планеты. Через два часа я уже знал станцию, как свои пять пальцев и мог спокойно следить за действиями персонала. Они ничего не предпринимали против нас – чего-то выжидали. Настороженно, конечно, но выжидали.
А относительно системы управления внешним полем Зоран сказал правду. Она предусматривала включение, но отключить защиту ранее установленного часа не мог никто. Она питалась от мощной энергоустановки на аннигилирующих реакторах, расположенной почти на полпути отсюда до Гондора, на станции-шесть. Само поле создавали специальные генераторы, которые снабжались энергией от энергоцентра через полевую передачу.
Система была скроена надежно, и вмешаться в ее функционирование шансов почти не оставалось. Разорвать цепочку ни в одном звене не представлялось возможным. Разве что отключить энергоисточник? Но отсюда сделать это было тоже невозможно.
Я достал из пояса информационные кристаллы и стал методично перекачивать на них информацию из зорановских банков данных. Кристаллы у меня емкие, но обьемы их были все равно ограниченны. Приходилось отбирать главное: все по оружию, основные программы, проекты, все разработки по полям…
Пока я занимался своим делом, отвлекаясь только на наблюдения за положением вещей на самой третьей станции, Зоран и Торн все горячее и горячее спорили на свои философские темы. Начинали они с высоких материй, с рассуждений о счастье человечества, о природе познания и социальных равновесиях, но скатывались всегда к одному – что Империя несовместима со свободой ихнего научного творчества и вообще со свободой. Зоран из этого делал выводы, что Империя должна быть разрушена с целью максимизации свободы, а Торн втюхивал ему, что свобода содержит в себе свою противоположность, и все, кто за нее борется, в конце концов только увеличивают количество несвободы. Он с напором кричал, что мир надо принимать таким, каков он есть и постепенно улучшать локальными добрыми делами, а Зоран ответствовал, что мир надо строить заново, чтобы не влачить за собой недостатки прошлого. Тогда Торн начинал убеждать его, что прошлое содержит в себе не недостатки, а самое ценное – накопленный человечеством за его историю опыт компромиссов и с трудом и кровью нащупанные границы меры, которые нельзя вычислить умозрительно.
У обоих была, конечно, своя логика, оба все более и более распалялись. Я в логике не очень силен и сужу по тому, к верным или нет выводам приводят рассуждения. Зоран со своей логикой все время приходил к нарушению присяги, которую давал на верность Государю, и толковал о необходимости разрушения Империи. А Торн, присягу не дававший, приходил к тому, что каждый гражданин должен на империю работать. В общем, мне ясно было, что прав Торн, а не Зоран. От всех дел Зорана, если они удадутся, мороки будет уйма для всего человечества. Зачем мешать людям спокойно жить и навязывать им этот свой этос вечного познания? Ведь у каждого – своя работа. Ученый занят своим делом, а я – защитник, разведчик. В конце концов, это ведь тоже нужно? Почему я должен заниматься тем, к чему не лежит душа?
Из вредности я пустил спор Торна с Зораном по внешней трансляции на всю базу. И все время до вечера, пока я работал, они пудрили мозги не только друг другу, но и всему персоналу станции. По моим наблюдениям, одни морщились, как от головной боли, другие внимательно прислушивались к их разговору. Сам я улавливал только обрывки.
– Империя ограничивает свободу, Вы с этим согласны! – вещал Зоран. Так не есть ли она зло?
– Империя ограничивает свободу действия, но не лишает свободы воли и свободы выбора! – гремел в ответ Торн. – Вы же, навазывая человеку этос, а не правила поведения, лишаете его этих исконных свобод. Открывая свободу абсолютную свободу научного творчества и только его – Вы делаете несвободным того, у кого душа не расположена к творчеству такого рода! Вы видите, что общество, основанное лишь на научном этосе, будет нестабильным, и Вы пытаетесь переделать человека, отнять у него все живое и превратить его в робота. Не проще ли просто истребить людей с их чувствами и непоследовательностью, и заняться производством исследовательских роботов?!
– Опять Вам не дает покоя этот Смит с его опытами! – надрывался в ответ Зоран. – Дело не в нем. Вы не так трактуете его опыты. Он пытается поставить бессознательное под контроль сознания, сделать мышление рациональным, избавить человека от неврозов, ставя под контроль сознания все бессознательные переживания. Не это ли пытался сделать и Фрейд? Ведь он прямо говорит об этом.
– Не трогайте Фрейда, Зоран! Он был гуманистом. Он не предлагал переделывать человека. Он только лишь помогал самому человеку частично овладеть своим бессознательным. Но это же все было в границах меры и только поэтому продуктивно! А Смит делает это насильно, калечит психику, изгоняя из нее все человеческое!
– Ваши чувства должны Вы продумать до конца – Так, кажется, говорил Ницше? И не Вы ли были его поклонником? Не этого ли добивается Смит от человека? – ответил Зоран.
– Да, стремиться продумать до конца, Зоран. Но сами, по своей воле! Да,это путь стать Высшим человеком! Но когда у тебя отымают чувства и заменяют мыслью, это не значит, что ты продумал их, это значит – ты лишился их. И не забывайте, что Смит – преступник! Он делает свои опыты на людях, совершая насилие над ними, совершая убийство! Он губит душу и вселяет в тела Зомби!
– Что за чушь Вы городите, Торн!
– Разве же это чушь? Разве не хватают серые людей в Гондоре для его опытов?
– Это разрешено делать лишь на преступниках, чувства которых заставляют их идти против общества!
– Против вашего режима, Зоран! Вы, проповедник свободы абсолютной, Вы лишаете человека даже свободы быть собой!
"Во дают", – думал я, слушая вполуха их спор и просматривая схемы защиты станции. – "Помешались они оба, что ли на этой свободе? Живи как хочешь – и не мешай жить другим. Вот и вся свобода. Хотя, конечно, есть еще и долг и присяга. Наверное, она и не нужна… Стоп, не отвлекаться!"
Я опять углубился в изучение схем, а философы продолжали свой горячий спор.
– Весь ужас в том, что Вы в конце концов победите, Зоран! выкрикивал Торн. – Как побеждает смерть жизнь, энтропия негэнтропию! Не в этом веке, и не Вы лично, но Вам подобные победят через тысячу лет, через две тысячи! Желание осчастливить человека подвигнет многих на борьбу с Империей. И когда-нибудь у нее не хватит сил, не хватит вот таких нормальных, верных и здоровых парней, чтобы противостоять Вам, – это он на меня указывает. Спасибо за комплимент. – И тогда она начнет распадаться, ваши последователи будут отхватывать себе кусок за куском, сначала на периферии. На смену идеям придет через поколение простое желание под прикрытием идей свободы отхватывать куски Галактики под свою абсолютную власть. И тогда вашими главными союзниками станут потерявшие совесть местные сатрапы, которые начнут проповедь, что локальные интересы выше глобальных. Затем они начнут меж собой войны за передел наследства Империи. И не будет ни Патруля, ни Корпуса Безопасности, чтобы навести порядок. Будет абсолютная свобода для сильных в их борьбе за власть, и абсолютная несвобода обычных людей. И в их войнах сгорит накопленное богатство производительных сил и научных достижений человечества. Всю эту эпоху будет деградировать культура. И тысячи лет нынешнюю Империю будут вспоминать как Золотой век!
– Вы думаете, что боретесь за прогресс человечества? – вновь продолжал он, обращаясь к Зорану. – Но в действительности результатом вашей борьбы может быть только гибель и только распад, только деградация. И только когда Вы победите, когда Империя погибнет, Человечество сможет оценить, от каких ужасов ограждала нас эта Империя, и какую небольшую цену требовала она платить за это! Да, бывало она мешала некоторым индивидуальным проявлениям, да, она иногда требовала приносить местные интересы в жертву интересам человечества, но в конечном счете она обеспечивала мирный компромисс, наше мирное сосуществование. Она ограничивала свободу поведения, но не свободу души, мысли, чувства, не свободу личности!
– Послушайте Торн, Вы же сами пришли к тому, что защищаете то, что в конечном счете падет! Вы же сами видите историческую бесперспективность Империи! Каким бы она ни была благом, ей суждено пасть. И каковы бы ни были страшные издержки этого процесса, он неизбежен. Это просто один из этапов на пути прогресса человечества. И мы приближаем его, а Вы пытаетесь отдалить то, что все равно наступит неотвратимо!
Во логика! Теперь, наверное, Торну будет нечем крыть. Ан нет, продолжает спорить:
– Нет Зоран, если одно сменяет другое – это не означает прогресса. Слишком часто бывает регресс. И нет прогресса там, где в жертву приносится человек! Я буду отстаивать человека, и с большой и с маленькой буквы. Такого, каков он есть, с его интересами, эмоциями, верой! То что на благо ему – прогресс. То, что преследует высшие, над ним стоящие цели – регресс.
– История – не путь прогресса, как считаете Вы, Зоран! История арена боренья инстинкта жизни с инстинктом смерти, спонтанности с симметрией, негэнтропии с энтропией, если хотите. Инстинкт смерти стремится навести порядок, он выражается в законах сохранения энергии, вещества – всех физических величин, за исключением производных. Он влечет Вселенную к энтропийной смерти. И он же породил разум.
Инстинкт жизни выражается в спонтанных нарушениях симметрии, в нарушении законов сохранения, которые породили нашу Вселенную, дали ей начало. Он противостоит энтропийной смерти, вечно рождая флуктуации. Он породил биологическую жизнь. И в человеке он противостоит разуму, порождая эмоции, чувства, бессознательные комплексы, интуитивные прозрения и такие нелогичные мысли! А Вы, Вы хотите отнять у человека это. Но не значит ли это отнять самую жизнь? Не слуги ли Вы смерти? Ведь Вы хотите принести все проявления жизни в жертву разуму! Поймите же, что в человеке главное не то, что он разумный, а то, что он живой!
– Вот Вы и дошли до логического конца, Торн, – злорадно произнес Зоран. – Вы отрицаете в человеке разум и вообще все, что отличает его от животного, не так ли?
– Не так! – закричал Торн. – Поймите же, что не так! Просто ничто не может существовать само по себе. Существование – это равновесие, компромисс между противоположностями! И человек несет в себе этот компромисс, этот великий синтез двух инстинктов – жизни и смерти, и вечно существует на острие этой борьбы. Нарушь это равновесие, отними у него один из членов этой двойственности – и он потеряет самого себя! Так же и человечество.
Бытие есть балансирование на лезвии бритвы. И те, кто пытается столкнуть нас с этого острия – враги самого бытия, нежить, слуги дьявола, проклятые вовеки!
Так они спорили восемь часов кряду, не переводя дух и забыв о голоде, моем присутствии и общем непростом и весьма напряженном положении. И вся третья станция с удивлением слушала эти ученые споры, разразившиеся в самый неподходящий для них момент.